Остров сломанных игрушек

В морге холодно и тихо; мерзко, липко и пахнет медикаментами — почти как в больнице, только это немного следующий этаж, чуть-чуть пониже, прямо после того, как в тебя вольют последнюю дозу лекарств. По телу пробегает холодок, потому что я мог оказаться здесь. Нет, как бы я и так тут, но пока что живой. А Чондэ нет… Смотрю на своего друга, у которого глаза стеклянные, а кожа фарфоровая — он действительно похож на куклу, как и показывают в фильмах с трагическим концом. Это не Ким Чондэ, это подделка — так, наверное, я должен кричать, но внутри только пустота и обезболивающее. Шрам в районе живота противно чешется и растягивается, когда я встаю, чтобы в последний раз посмотреть на него. Такой красивый, неподвижный и бледный лежит в этом стальном коробе и не смотрит даже на меня. Не говорит, не улыбается, не возмущается, не дышит. Провожу рукой по его лицу и чувствую, что кожа уже успела натянуться на костях, тихонько хмыкаю. Теперь-то мы похожи. От хихиканья моя кожа натягивается на рёбрах. На лице больше нет противного макияжа, который он постоянно делал назло мне. Ты прекрасен, Чондэ. Надеюсь, где-то там, куда ты попадёшь, ты будешь наконец-то счастлив. Хотелось бы и мне вслед за тобой, но очень боюсь, что мы будем в разных местах, поэтому, пожалуйста, наблюдай за мной сверху. Касаюсь его в последний раз, задерживаюсь на губах, которые мне однажды удалось попробовать на вкус, и чувствую, как подступает тошнота и осознание реальности. Это не какая-то сцена из романа, который ты прочтёшь, закроешь и положишь на полочку, Чанёль! Твоего друга прямо на твоих глазах сейчас закроют и запрут на замок, а потом уже, посмотрим, либо сожгут, либо отправят к червям. В голове разрастается паника, тело бросается к стальному ящику, голос требует вернуть, дать ещё минуту, чтобы посмотреть, потрогать, попытаться воскресить, но строгий патологоанатом только даёт успокоительное и выводит из морга. У входа меня никто не ждёт, даже высокий мужчина из полиции. Даже Чон, который хотел из меня душу выпустить. Пытаюсь хоть что-то вспомнить, но в голове только Ким Чодэ в последние минуты своей жизни. Небольшой фильм, в котором он живой, наливает чай, кричит на меня, борется за мою жизнь, встречает Кёнсу и улыбается мне в последний раз. А потом его сухое тело в белоснежном костюме, потухший взгляд и выровненное лицо, на котором не проступит больше ни одна морщинка. Где я живу? Кто у меня остался? С кем я был? И почему Бэкхёна нет? Стою около морга и просто смотрю. Здесь совершенное пустые улицы, потому что никто не хочет оказаться даже рядом с подобным местом. Прохладно, сыро и тихо. Почти как на кладбище, только там вороны — верные подданные смерти, а тут завывающий ветер — сопровождающий души умерших подобно Вергилию. Пытаюсь понять, в какое направление идти, но улицы так похожи, что, наверное, уже без разницы куда, лишь бы идти. Бежать отсюда, пока ветер не затащил меня обратно, пока медикаменты не попали в моё тело и не омертвили так же, как и кукол в стальных ящиках. И я бегу. Поддельно улыбаюсь, чтобы никто не приставал, но внутри кричу, потому что больно и страшно. Я потерял его. И, наверное, потерял себя. В морге лёг рядом с ним, взял ща руку и закрыл глаза. Теперь мы вместе будем похоронены и отправимся куда-нибудь, надеюсь, моя частица души не утянет его на дно. Вижу знакомое лицо, которое злобно уставилось и ждёт, когда я уже прибегу. Что-то внутри подсказывает, что надо бы разворачиваться и убегать теперь от него, но мне больше некуда податься вроде бы. — И где ты был? — Бэкхён. Я вспомнил его и всё, что было до этого. — Где я был? В морге! Прощался со своим другом, пока убийца где-то бегала и не соизволила даже посмотреть на него в последний раз! — свежий воздух ударил в голову, и всё встало на свои места. — Убийца? Серьёзно? — его глаза сложились в хитрые полумесяцы, а на лице появилась кровожадная улыбка. — Твой друг выпрыгнул в окно, потому что узнал нечто интересное. Ты можешь винить меня только в том, что я рассказал ему это. — Поверить не могу, что какие-то слова могли заставить Чондэ покончить с собой! — я начинал истерить, из-за чего мой рот мгновенно прикрыли ладонью. — Заткнись и смирно сиди, пока мы едем к тебе, — Бён сел на водительское сиденье и заблокировал двери, чтобы я не смог выйти во время движения. А так хотелось. — Что ты ему сказал? — глаза в глаза. Напряжённая тишина и омерзительный смех, который он издал, когда я попытался разбить ему лицо. — Не твоей психики дело, мне не нужен ещё один труп, — он отвернулся и продолжил путь. Включив на фоне похоронный марш. Как иронично, Бён Бэкхён. Я со всей силы впечатался лбом в стекло, надеясь на то, что разобью себе голову или хотя бы окно, но ни того, ни другого не случилось. Даже в глазах не потемнело — лишь боль заставляла немного радоваться и приглушала крики водителя, о том, какой я придурок. Ехали мучительно долго и скучно. Я смотрел на улицу, по которой ходят живые люди, которые дышат, говорят, едят и двигаются. Так странно, что они могут воздействовать на свои мышцы, шевелить руками и ногами, смотреть на мир под разным фокусом, общаться друг с другом. А Чондэ не может. И я практически тоже. Несправедливо, что ушёл он, а не я — тот, кто был совершенно не готов уходить из мира, поменялся местами с тем, кто несколькими часами ранее уже удачно покидал тело и блуждал в прострации. А ведь жизнь так справедлива, что несправедлива со всеми нами, грешниками. Пытаюсь подвинуться, потому что уже затекла шея, но не понимаю, как это вообще — двигаться. Тело не слушается, а мозг поставил огромный блок на той части, которая отвечает за движение. Но мне не страшно, потому что я могу в любой момент стать куклой из-за слабого сердца, а вот трупом — один раз, первый и последний. У меня до сих пор есть мысли, которые не дают покоя — значит, я жив. Мой дом появляется так же внезапно, как и Бэкхён, открывающий дверцу с моей стороны и ловящий меня, прямо за секунду до столкновения с асфальтом. Его руки такие крепкие, но ужасно холодные и неприятные. Хочу вернуть того Бэка, который пришёл ко мне в больнице и плакался о любви. Хочется верить, что он настоящий псих, поэтому может стать нормальным — будет тяжко, если он такой без причуд. — Сколько с тобой проблем! — он цокнул и живо поставил меня на ноги, стукнув ладонью по спине, так сказать, заводя моторчик. А я и вправду зашевелился. — Собирай самые необходимые шмотки, я буду ждать тебя здесь. — Зачем? — спросил я, но вскоре убежал в квартиру, кое-что придумав. Подняться было легче простого — удивительно, имея такой набор диагнозов. Закрыл за собой дверь на несколько оборотов, сел на пол и начал тихо смеяться. Только что я сбежал от него. Ура, я наконец-то победил и теперь могу нормально отдохнуть! Хотя бы отдохнуть. Уже не претендую на покой. Думаю, я бы и сидел на месте да улыбался как дурак, если бы не отчётливо слышимый звук закрывающейся двери. На лестничной площадке началась возня. Я побежал в свою комнату и тихо закрыл дверь. Стало немного страшно, но я понимал, что такой хриплый парень как Бён не сможет вырвать дверь с петель. Точнее, надеялся на это. — Блять, мне сейчас не до шуток, Чанёль! — он орал прямо за ней, стоя на крыльце, точнее, уже прыгая, пытаясь её выбить и быстрей проникнуть в квартиру. — Сука! Не понимаю, почему он так торопится куда-то? В его криках слышалась доля страха, какой-то паники и нервозности, но стальной голос заставлял спрятаться ещё дальше угол и спрятать голову за руками. Держать за дверью опасно — может войти, впустить тоже — может убить. Было довольно удобно прятаться здесь и слушать все его вопли. Но в одно мгновенье они прекратились со звуком выстрелов. Сразу я понял, почему он так долбился в дверь, просил впустить. И какой я, блять, мудак! Дверь открылась так же внезапно, как и мои мысли о прыжке в окно. Тупо, конечно, надеяться, что никто не будет поджидать меня там, но, чёрт возьми, я и так осёл, что поделать. Высоко и холодно. Ветер забирается под кофту, гуляет по телу и резко толкает вниз. Я жмурю глаза, вытягиваю ноги и руки, словно кот, и точно приземляюсь на землю, чудом ничего не поломав. Обращаю внимание на пожарную лестницу, которая всегда там была, и которой я часто пользовался, но почему-то не в этот раз. Мысленно уже добиваю себя в переулке за эту оплошность и бегу в соседний двор, стараясь петлять. Но потом мысленно даю же себе пять, потому что через минуту на том месте, где я упал, уже вовсю бродили какие-то мужчины с автоматами. Бежал бы я куда-нибудь, но куда? Остановился прямо посреди чужого двора, откровенно пялясь на людей, которые медленно подходили ко мне, окружая со всех сторон. Все мои надежды на побег и существование в Испании под новым именем и с красивой женой и двумя дочурками разрушились в том момент, когда один выстрелил прямо мне под ноги. Упал лицом на асфальт. Хоть когда-то я сделал это, а то постоянно ловили. Закрыл глаза и лежу. Жду. Они были более ласковыми, чем санитары. Почему именно в такие моменты у меня сердце нормально работает?! Сейчас бы упал перед ними обездвижено, они бы подумали, что я помер, и плюнули бы. Оставили в покое и покинули бы этот город. Но нет, сейчас мне приходится трястись в каком-то мини-автобусе с шестью мужиками в бронежилетах. Удивительно, но все сняли маски и ведут довольно милую беседу. Если бы я нормально учился в школе, то понимал бы их. Но спасибо учителям выпускных годов за то, что я хотя бы понял, что они из Англии. Если быть точнее, из Лондона. А если прям детально, то от матери Бэкхёна. Я понял это, стоило лишь услышать две фамилии, которые никогда не должны звучать вместе.

Пак и Бён.

Ехали долго, скучно и слишком шумно. Я пытался на ломаном английском спросить, что с Бэкхёном, но они не понимали меня или делали вид, что не понимали. Скорее второе, потому что я не настолько плох в языках. С каждой кочкой становилось больнее в области живота. Точно, шрам. Во время небольшого перевала, когда мои охранники решили дать слабину и выпить, я осмелился поднять кофту и увидел то, от чего меня сразу вышибло из реальности. Шов разошёлся так, что мясо начало вываливаться через огромную дыру, которая успела уже растянуться. Я буквально собирал свои внутренности и попытался их впихнуть, но сердце вовремя отказало. Темнота, сырость и холод. Три составляющих моих инфарктов. Брожу где-то внутри себя и пытаюсь дождаться, когда меня вернут к жизни. Хотя не вижу смысла сейчас делать этом, потому что могу удачно попасться на пути у Чондэ, поболтать с ним как-нибудь и попытаться уломать Карателя на то, чтобы быть вместе с другом в этой бесконечной незыблемой вечности, летать с ним душонкой и пугать Сехуна с Чунмёном по ночам. Но, к сожалению, меня еле-еле откачали и заставили выпить алкоголь, чтобы, так сказать, привести в чувства дедовскими методами. Я думал, что англичане порядочные и галантные молодые люди, которые точно не будут таким образом воскрешать из мёртвых. Ага, ты ещё надейся на фею-крёстную, которая взмахом палочки перевернёт этот мини-автобус и освободит тебя, наделив прекрасной жизнью вдали от всех бед. Смотрю на них и думаю, как же таких красивых набрали для роли головорезов? Неужели этот парень не хотел быть юристом, а тот — актёром? Они кажутся такими дружелюбными и весёлыми. Как им вообще в голову могла прийти мысль об убийстве людей? Мы подъехали к аэропорту. Они переоделись в нормальную одежду, слегка подмыли меня, выбросили кофту с кровавыми пятнами и одели в чистую одежду. Мою. Наверное, в них осталась ещё большая часть гуманности, что они позаботились о моём в чемодане. В котором все вещи были моими. Даже мобильник… Пытался позвонить Бёну, но телефон мгновенно выключили, ссылаясь на то, что на борту самолёта надо отключать технику. Эм, я как не тупой, но мы пока что на земле. Сидим в личном самолёте госпожи Бён. Так странно, что мне предоставили все удобства. Она убила собственного сына, а выродка какого-то там ублюдка решила с комфортом привезти к себе. Первый полёт оказался очень приятным и спокойным. Думаю, в обычном душном самолёте, с полным бортом людей и детей, всё обошлось бы намного хуже. Хоть когда-то у меня всё проходит нормально. Охранники вырубились, стоило только коснуться мягких кресел. Зато при посадке они выглядели даже трезвей меня. Вышли из аэропорта и поехали на дорогом авто. Один за рулем, другой рядом с ним, и ещё один сидит со мной на заднем сиденье. Другие почему-то не поехали, точнее, отправились в другом направлении и на более примечательной машине. Ехали снова долго, снова скучно. Теперь мужчины молчали и были сосредоточены на дороге, пока я пытался хоть как-то их разговорить. Но давящая тишина царила в салоне до того момента, пока мы не выехали за город. Там у меня сразу же проверили состояние, оценили шрам, который волшебным образом был снова зашит. И недостаток мяса внутри меня не особо ощущался. Просто чудо, а не головорезы! Мы подошли к особняку. Он выглядел богато, но устрашающе. Будто в это место солнце обходило стороной. Зеленый плющ на стенах, слегка сырая почва под ногами и влажный запах пыли — всё по классике. Мы не стучались, потому что нас и так слишком долго ждали. Вижу лестницу на второй и третий этаж. Гостиная. Ни одной горничной пока что не встретилась, но зато я увидел старые детские фотографии Бэкхёна и его бывшую комнату, наверное. Что-то наподобие детской, которая осталась неизменной с того последнего раза, когда он вышел из неё, оставив позади все свои секреты мягкому медведю. Медленно поднимаемся по лестнице, и я начинаю замечать, что в доме нет ни одной фотографии полноценной семьи. И кроме Бэкхёна здесь есть фотографии других детей. Их больше десятка, наверное. Мы приближаемся к какой-то комнате, чувствую запах старого дорогого парфюма и лака для волос. Двери тихо открываются, меня толкают внутрь и запирают. Ноги слегка подкашиваются, а к глотке подступает тошнота из-за аромата. Несусь к окну и смело выплевываю наружу всё, что в меня впихнули охранники. Где-то в конце комнаты раздаётся знакомый, но с примесью чего-то чужого смех. Он будто родной, но с маленьким диалектом. Я разворачиваюсь и вижу женщину, сидящую в кресле перед огромным столом. В углу стоит Бэкхён, совершенно серый и поникший, словно выключенный робот. Не смотрит куда-то, не шевелится и, кажется, даже не дышит. — Здравствуй, Чанёль. Я так рада видеть тебя здесь. Проходи, садись, — замечаю небольшой стул посередине комнаты и настораживаюсь. Разве стоит делать что-либо по её воли? Думаю, это очень жестокая ловушка, поэтому предпочитаю стоять у окна, готовый в любую секунду выпрыгнуть. Но в тишине раздаётся звонкий щелчок пальцев, Бэкхён открывает глаза и смотрит на меня. Холодно, мёртво и совершенно отчуждённо. Кажется, словно его выпотрошили. Оставили только тело, а душу спрятали куда-то далеко. Как у Кощея бессмертного была игла, так и у этой дамочки есть что-то, где она хранит его душу и сердце. — Помоги своему мальчику занять его место, — женщина уставилась на меня так, будто этот хиляк сможет сопротивляться со мной. Её взгляд вызывал на битву, будоражил кровь и одновременно заставлял падать на колени. Взгляд — главная особенность семьи Бён. Бэк подошёл ко мне и схватил рукой за ухо, резко потянув на себя так, словно вырвать его намеревался. Я не хотел лишаться столь важной части тела, поэтому слепо последовал за ним и сел на этот проклятый стул. — Завяжи его покрепче, чтобы не рыпался. — И зачем всё это, я вроде бы не такой дёрганный, — самое время показать свой характер. — Не думаю, что ты будешь спокойно сидеть на месте, когда я буду копаться в твоей голове, — женщина снова посмотрела на меня и встала из-за стола. — Может быть, у тебя есть какие-нибудь вопросы? Так сказать, последнее желание перед смертью. — Пф, — смертью. Очень смешно, милочка. — Вы мать Бэкхёна? — К сожалению, сестра недавно скончалась, — дама наигранно вытерла слёзы. — Поэтому её дело продолжу я. И ты будешь моей самой лучшей куклой, которая и приведёт нас к успеху. — Так Вы та сучка, которая забрала Сехуна? — плюнул бы ей в лицо. Раз со мной будут творить что-то страшное, то надо хотя бы блеснуть всеми своими умениями в области оскорблений и излития своей внутренней желчи на других. — Пропущу твои лестные слова мимо ушей, — я уж обрадовался, что останусь безнаказанным. Но послышался очередной щелчок и мой сдавленный хрип из-за удара прямо в то место, откуда норовились вывалиться мои органы. — Это всё? Или ещё что-то? — Что Вы со мной сделаете? Превратите в такое же существо, как и своего сына? — Знаешь, Сехун ещё мало отделался. Посмотри на своего любимого, — женщина захохотала, когда к моему лицу приблизился Бэкхён. Его глаза потухли почти так же, как и у Чондэ. Знаете такой взгляд, наполненный непонятным пеплом, полный тишины и нависающей тоски, печали и потерянности? Он выглядел как пустышка, просто сосуд. И казалось, его душу уже никогда не вернут, а вместе с ней и морщинки около глаз, хитрые полумесяцы, наглую улыбку, приподнятый подбородок и всё то, что делало его особенным. Этому существу не вернут Бэкхёна. — Я стану как он? — Только ты будешь отличным актёром, Чанёль. Бэкхён, к сожалению, растратил свои навыки игры, поэтому теперь годен только отпугивать людей, — женщина прогремела так, что затряслись стены. Казалось, что она раздвоилась, нет, её стало настолько много, что в комнате не было места. Повсюду её хохот, аромат духов и тонкие пальцы, тянущиеся к вискам. — Не бойся, зато я разрешу вам быть вместе несколько часов. Будете обниматься, целоваться и заниматься всем тем, чем хотели, — она прикоснулась к голове, и я почувствовал, как мозг превратился в кашу. — Только это будет без любви. — Забудь все эти байки и усни, Пак Чанёль.