Остров сломанных игрушек

— Ты расправился с ним? — Пак не обращал на меня внимания, разбираясь с каким-то бумагами, которые, на самом деле, уже давным-давно были подписаны. Я знаю, что он только делает вид работы, чтобы не смотреть мне в глаза. Боится, что я пойму его ложь. — Исин сделал это за меня, — я сел на стул прямо напротив, закинув ногу на ногу и уставившись так резко и уверенно, что ему пришлось поднять на меня голову. — Где этот парень? — спросил он, снова отводя взгляд и смотря в окно. Пак не любил каких-либо ошибок, но никогда не делал что-либо идеально. Именно поэтому мы и здесь — чтобы сделать за него всю грязную и кропотливую работу. — Разбирается с трупом. Ты же не хочешь, чтобы весь город узнал о наших проделках, — я вспоминаю, как он собственноручно вбивал в меня понятия «чистоты» и «тишины» в этом городе. Даже малейшая царапина на гражданском может повлечь за собой суды, тюрьмы, штрафы и плохую репутацию, чего нам не надо. — Сегодня для тебя есть парочка влюблённых, — Пак достал портфолио и показал мне фотографии двух подростков. — С девочкой можно обращаться, как угодно, а парня только попробуй тронуть. Он пока что наш самый дорогой товар. Я внимательно осмотрел дела. Парня звали Алексом. Ему совсем недавно исполнилось четырнадцать, но уже в таком возрасте черты его лица стали грубоватыми и острыми. Голубые большие глаза, пухлые губы, блондинистые волосы и густые брови. Невинное лицо усыпано родинками, бесконечными, нескончаемыми. Он похож на Чондэ. Интересно, как он сейчас поживает? С кем проводит время? Чем занимается? Наладил ли отношения с семьей? Днём я совершаю преступления, ночью занимаюсь тем же; только в свете я краду людей, а в ночи — свои чувства. Постоянно думаю о нём, потому что ничего не знаю. Информация как не доходит до меня, так и не доставляется ему. В голове постоянно его образ: вспоминаю, как он плакал, когда было грустно или больно, как он заботился обо мне, как приставал пьяным, как ругался на родителей, как льстил и угождал, чтобы получить от меня ласку, как целовал в губы быстро и кратко, а затем глубоко и страстно, как оставлял маленькие подарки в дни, когда настроение особенно хорошее. Помню каждую родинку на его теле, каждый шрам, каждую царапину и причину, почему он её получил, перелив его волос, цвет его глаз, морщинки, форму ногтей. Чувствую его тепло, когда становится особенно плохо. Мне постоянно плохо. И это делает ещё больней. Хочу прижаться к нему, поцеловать, сжать в объятиях до хруста костей, не отпускать, быть вместе постоянно. Не думал, что смогу полюбить кого-то так сильно, ведь не надеялся даже на намёки любви. Теперь я просто тону в этом чувстве, оно поглощает меня так быстро, что я не успеваю вдохнуть воздуха. Он мне не нужен, ведь со мной рядом он. Чувствую, как нос постепенно закладывает, а глаза мокнут. Я схожу с ума от чувств

Ум сходит с чувств из-за меня.

— Завтра с утра они должны быть у меня, — Пак не удосужился даже рассказать что-либо о детях, как обычно он это делает. Я поднялся с места и вышел из кабинета. В руках остались два дела. Выйдя, я наткнулся на огромного охранника, с которым у меня были одинаковые чувства друг к другу. Хитро посмотрел ему в глаза, моментально опустив ниже плинтуса, за что тот толкнул меня плечом. — Как ребёнок, ей богу, — пытался говорить колко, словно изо рта выливаю токсины. Он зарычал и развернулся ко мне, свирепо уставившись в глаза. Мне страшно? Нет. Он схватил меня за шкирку и за секунду донёс до лестницы. Половина моего тела свисала и уже было готова свалиться с третьего этажа на первый, где меня точно добили бы, а потом выбросили на заднем дворе. Смешно. Я закрываю глаза и прогибаюсь в пояснице, сокращая дистанцию падения, от чего охранник изумлённо смотрит мне в глаза. Смеюсь. Громко, лихорадочно и истерически. Выбрасываю бумаги в сторону, позволяя им разлететься и подобно снежинкам, медленно и красиво, упасть вниз. Он не сводит с меня глаз, норовит отпустить руку, дразнит. Я плюю ему в лицо. Хватка слабеет, но он хватается за рубашку ещё сильнее, другой рукой сжимая моё горло. Красное пятно быстро расползается по его рубашке. Свирепость, злость, ярость уродуют его и так страшную физиономию. В последние минуты своей жизни ему хочется избавиться и от меня тоже, поэтому он всем весом наваливается на меня, думая, что перебросит нас обоих вниз. Снова смеюсь. Перебрасываю его вниз и получаю удовольствие от звука сломанных костей. Не понимаю, зачем набирать такую мышечную массу и выглядеть как кабан, да и весить также, если можно иметь огромную в силу в маленьком теле. Как у меня, например. Весил бы он килограмм на 10 больше — я не смог бы его перекинуть, и тогда все бы мои вечерние планы резко отменились. Слышу, как Пак подскакивает с места из-за шума и бежит к двери, поэтому скатываюсь вниз по перилам, подхватываю бумаги и спешу выйти через чёрный ход, где стоит моя машина. Нажимаю на газ, машина ревёт и несётся вперёд, даже не зная ещё, куда собственно надо ехать. Мне нравится ездить на гоночных машинах, я люблю скорость, потому что она равносильна смерти. Всегда жму на газ по полной, не торможу на поворотах, проезжаю светофоры, не останавливаюсь для пешеходов. Я люблю риск и получаю кайф от мысли, что мог бы разбиться на серпантине, но не разбился. Мне нравится, как закладывает уши от ветра, как быстро проносятся рядом объекты, как всюду свистит, запах истёртой шины, звук мотора. Проезжаю мимо клуба, в котором обычно встречался с Исином. Он снова пропал, а мне приходится его вымораживать. Наверняка, творит тут всякий хаос, за который Пак всё намеревается его пристрелить. Терпеть не могу находиться с ним рядом, потому что иногда появляется страх быть убитым какой-нибудь жидкой гадостью. Моя квартира находится в другой части города, в десятках километров от особняка Пака. Не хочу быть под его постоянным контролем, надеюсь, никто из его шавок никогда не посмеет поехать за мной, а потом ещё и копаться в моём белье. Две комнаты, без особой мебели, телевизор и холодильник — достаточно для конуры, в которой я появляюсь только для разведки ситуации или в попытках спрятаться от погони. Сажусь на кресло, которое сразу же отвечает мне клубом пыли и противным скрипом. Девочка действительно хуже мальчика. Нэлли. Идиотское, типичное детское, имя. Единственное, что привлекает в ней — зелёные глаза. Жидкие волосы, напоминающие блонд, маленькие губы, небольшая угревая сыпь, которую можно будет вылечить, я думаю, раз Пак взялся за них. Она совершенно не привлекает, даже просто поговорить не хочется. Тогда, почему она стала целью Пака? Листаю дело дальше. В двенадцать лет ушла из дома и устроилась в ночной клуб. Смеюсь. Неужели владельцы этого заведения настолько слепые или озабоченные, что позволили ребёнку заниматься этим? Как-то противно даже заходить в этот клуб — не хочу видеть полуголое тело малявки. Забавно, что некоторые дети умеют вертеться и зарабатывать на жизнь получше некоторых взрослых. Способ не из лучших и безопаснейших, но зато очень выгодный. Значит, если мне нужно их найти, то могу смело отправляться в тот клуб. Не получится найти — закажу на приватный танец или кое-что поинтересней. Посмотрим, какова она в деле. Спускаюсь на цокольный этаж. Душно. Всюду прыгают люди под оглушительную музыку. Обкуренные. Фиолетовые светодиоды мылят глаза, приходится усиленно всматриваться. Странно, что на входе не было охраны. Дым мешает вглядываться в лица. Толпа уносит меня в центр, где расположена танцевальная площадка и несколько шестов. Сажусь в одно из кресел рядом с каким-то сильно выпившим мужчиной. Он бешено смотрит на шесты, ожидая, как я понял, выхода танцовщиц. Виски тут неплохое, но в него явно что-то подмешивают. Голова немного кружится, но я выпил не так много, чтобы их порошки успели на меня подействовать. Свет выключается. Слышу, как люди рядом начинают перешёптываться и говорить о малышке, которую ждали весь вечер. Неужели эта крошка настолько хороша, что собирается так много публики? С каким-то нетерпением, появившимся, скорее всего, из-за эффекта толпы, пытаюсь всмотреться в темноту. Вижу маленькую фигурку, довольно хорошую для подростка. Прожектор направляет на площадку розовый луч, который постепенно приближается к девочке. Освещается маленькая ножка, обутая в кожаные чёрные ботфорты. Постепенно всё её тело показывается публике. Очень нескромное боди, с большим разрезом до маленькой груди, которая только-только начала формироваться. Вырезы на тонкой талии, перетянутой ремнями, оголённые плечи и спина, практически до копчика. На лице блеск для губ, длинные чёрные стрелки, макияж бургунди, волосы убраны в длинный конский хвост. Нахальное и озорное выражение лица, лёгкая полуулыбка и походка от бедра до своего места. Она профи. Музыка играла так громко, что хотелось закрыть уши, но это было невозможно, потому что хотелось хлопать, поднять руки вверх и протянуть к ней — так делали все, кроме меня, потому что блевать хотелось от оголенного детского тела. Как бы хорошо она не двигалась, я педофилом становиться не хочу. Она была гибкой как змея, извивалась на шесте, скручивалась узлом, позволяя сумасшедшему народу видеть все складки на её теле. Боди обтягивало тело так, что все «аппетитные» части тела показывались только с лучших сторон. Она то поднималась к самому верху шеста и падала вниз, то крутилась на полу, то танцевала рядом, а то просто останавливалась и окидывала всех хитрым взглядом. Она подошла к краю сцены и посмотрела на меня. Ехидно, смело и вызывающе. Я принял бы это за часть номера, но её злобная улыбка заставила меня подпрыгнуть с места. Дымовая завеса окутала весь клуб, снижая возможность видеть что-либо до нуля. Я услышал цоканье её туфель. Она убегала. Я взобрался на сцену и поспешил за ней. Мы бежали по тёмному коридору. Следовал только по звукам, но вскоре понял, что меня дурачат. Это была лишь запись. Я обернулся и увидел Алекса. Он держал в руках пистолет и внимательно меня оглядывал. — Красивая тачка, — сказал он, направив на меня пистолет. Позади оказалась Нэлли, аккуратно связывая мне руки. Я успешно выбрался, как следует ударив её по лицу, за что получил пулю в плечо. Больно, но терпимо. Алекс набросился как кошка, царапая мне тело, но сбросить его было слишком просто. Как оказалось — глупо. В глазах потемнело слишком быстро, рана начала болеть так дико, что у меня глаза из орбит выкатывались. Пытался стоять на ногах, но на меня запрыгнули, повалили и принялись выбивать слова: — Он думает, что сможет продать нас в рабство? Как смешно, — Алекс. Его голос скрежетал, будто вместо голосовых связок у него расстроенная скрипка, на которой играет совершенно глухой человек. Когтями он чуть ли не выдирал мне кожу. Я попытался перевалить его на бок, но всё было тщетно. Пиздец, меня убьют какие-то дети. Стыдно подыхать так. Собрал всю волю в кулак. Но он, сука, кусается! В заднем кармане был нож, которым я совсем недавно проткнул охранника. Мне приказали не трогать пацана, но эта мелкая тварь сама напрашивается. Я смотрю в его глаза и вижу просьбу поранить его. Он смеётся мне в лицо, как и я всем прохожим, он унижает меня, плюёт и равняет с говном. Желает, чтобы я отрезал ему голову, за что мне потом сделают тоже самое. Смеюсь ему в ответ и кидаю нож в Нэлли, которая крайне удачно отошла от удара и собиралась присоединиться к своему другу. Девочка отшатнулась, хватаясь за нож в районе живота, и улыбнулась. — Сука! — она закричала и принялась плакать, бормоча про себя, что теперь у неё не будет клиентов. Она упала на пол и принялась ковырять ножом сильнее, чтобы «убиться нахер, иначе никто не посмотрит на уродливую танцовщицу». Цитирую. Алекс отвлёкся на истерику подруги и слез с меня, бросаясь к глупой девочке, чтобы образумить ей, за что получил удар по голове от меня. Он упал на пол, не издав ни звука. Надеюсь, что я не прибил его, иначе могу тут же и себя прикончить. И попадутся же такие дети…. Столько возни из-за каких-то молокососов, которые возомнили себя плохишами. Возможно, их взял под опеку какой-нибудь «папаша», наподобие этого Пака, и мне придётся повозиться с кем-то ещё. Но сейчас важнее поскорей убраться и забрать этих двоих. С трудом поднялся на ноги, чувствуя нестерпимую боль в плече, которая переходила в голову. В глазах бегали разноцветные круги, мешая нормально смотреть, но увидеть два тела я всё-таки смог. Забросил Алекса на больное плечо –надеюсь, его тело поможет остановить кровь. Нэлли взял за ногу и потащил по полу — она либо уже не жилец, либо без сознания. Второй вариант мне больше нравится. К счастью, народ ещё не разошёлся, поэтому незаметно донести детей до машины оказалось проще простого. В глазах постоянно рябило, темнело, из-за чего было трудно вести авто. Хотелось поскорей уехать отсюда — воняло алкоголем, сигаретами и потом. Как только дети могут водиться в такой сфере? Пак обещал меня пристрелить. При виде Нэлли и Алекса его лицо побагровело, а затем куча слюней и соплей полетели мне в лицо, пока он орал, что я идиот, который не может выполнять приказы так, как было положено. Я терпеливо смотрел на его смешное — когда он злится, даже вены на шее выступают как-то неестественно и комично, — красное лицо, налитые до безумия кровью глаза и ждал, когда же мне дадут слова. Его не хотели давать. Меня повели в подвал. О да, сейчас меня накажут. Я опустился на колени, смотря прямо и нахально в глаза Паку. Он метался, не зная, как начать. Первый удар, как обычно, прилетел в живот. Кровь изо рта поступила намного раньше, чем я думал. Голова приятно затуманилась, а в глазах рябило ещё сильней. — У тебя есть оправдания? — его голос был повсюду. Громкий, объёмный и устрашающий. Но я слишком привык, чтобы бояться таких вещей. — Они чьи-то наёмники, — мне не дали сказать до конца, удар полетел в то самое больное плечо. От боли я заорал так сильно, что Пак удивленно отошёл назад. Никогда раньше я не реагировал так сильно на наказания. К горлу снова подступила кровь. Её было так много, что я чуть не захлебнулся. — Что ты сказал? — Пак снял с меня рубашку и осмотрел рану. Мне не хотелось даже краем глаза смотреть на своё изуродованное тело. Я отвернулся. — Они пытались схватить меня. Результат ты сам видишь, — отхаркиваясь каждую секунду, я пытался рассказать всё, что произошло в клубе. Пак ковырялся в моём плече, пытаясь достать пулю. Было чертовски больно, но если бы я не говорил, а кричал, то меня прикончили бы на месте за слабость. Когда я закончил, Пак вскочил, сказал, что могу пойти к нашему врачу — жил в особняке Пака на случай, если начнётся перестрелка или бойня, — подлечиться, а сам он пойдёт пытать мелких. Сказал, что выбьет из них правду — убьёт внутри, но оставит красивую оболочку. Думаю, это слишком… Но эти мелкие твари заслуживают такого обращения. Наверное. Я не собирался идти к этому пьянице, который не может даже швы ровно наложить — самостоятельно всё сделаю. Жить в этом особняке было опасно, как и полагаться на его работников. Уже надоело каждую неделю убивать охранника, который постоянно пытается мне навредить. Ей богу, как маленькие дети. Разве нельзя подумать, что тебя ждёт та же участь, что и твоего «брата»? Хорошо, что способы у всех разные, иначе помер бы от скуки. Пытаюсь не церемониться и сбежать отсюда, но меня снова зовут в кабинет к Паку. Открываю дверь и вижу полураздетых детей, лежащих в луже крови. Не вижу его. Медленно достаю пистолет из заднего кармана и держу его позади, чтобы не было видно. Не двигаюсь, наблюдая за мелкими. Это подстава. — Так всё-таки мы решили убить этих крыс? — говорю так, чтобы спровоцировать их на движение, но, к сожалению, они слишком умны, чтобы так глупо себя выдавать. — Да по ним видно было, что товар низкого качества. Какой бы милой не была физиономия, язык держать за зубами надо. Я всё переживал, что они клиентам член откусят, если им что-то не понравится. Я медленно подходил к детям — они не двигались, но можно уже было понять, что живы. Это была очень смешная игра. Они притворялись мёртвыми, а я притворялся, что верю в их смерть. Они делали вид, что не понимают, что я их раскрыл, а я пытался подыгрывать им. Делая каждый шаг более неаккуратно и боязливо, я подошёл к Нэлли. И тут наша игра должна была окончиться моим выигрышем. — Вот это отродье, — я пнул её в живот, на что Алекс резко поднял голову и хотел было броситься на меня, но выстрел пистолета заставил его осесть на пол и громко заорать. Прости, но твоя подружка больше не жилец. Я посмотрел на него и громко засмеялся. Так хотелось злорадствовать, вести себя, как типичный злодей в каких-нибудь дешёвых боевиках. Со всей силы начал пинать мёртвое тело, уставившись в глаза испуганному Алексу. Он не мог пошевелиться, просто окаменел. — Где Пак? — спросил я, закончив с девочкой и разворачиваясь всем телом к пацану. Тот покосился на стол, от которого, как я, идиот, не заметил раньше, и текла кровь. Затем он хотел воспользоваться тем, что я отвлёкся, и снова прыгнуть, вытащив свои когти вперёд, но я вовремя «захотел поделать гимнастику», начав с разминки рук, поэтому ему хорошо так прилетело по голове. Он отключился, упав рядом с Нэлли. Я снял с девочки кофту и завязал Алексу руки и ноги, чтобы, проснувшись, он не рыпался. Перешагнув через детей, я перегнулся через стол и увидел полуживого Пака. Хотелось, чтобы он уже умер, но мужчина жадно глотал воздух и бешеными глазами смотрел на меня. Из ребра у него торчал нож, откуда вовсю хлестала кровь. Я коварно улыбался и думал, что же мне сделать. Позвать врача, чтобы тот его спас, или самостоятельно добить, забрать все средства и наконец-то осуществить свои мечты? Второй вариант мне очень симпатизировал, пока Пак не прохрипел: — Всё, что угодно, за мою жизнь. — Я и так получу всё, что захочу, недоумок. Я со всей силы нажал на нож. Кровь хлынула ещё сильнее, попадая мне на лицо. Омерзительное чувство. Будто кислота брызнула — она разъедала бы кожу, а эта — моральные остатки моей души. Из его горла выбивались противные хрипы, которые наверняка будут преследовать меня постоянно в тишине. Его глаза сверлили меня до последнего, пока не потускнели. Рука, которая хотела до меня дотронуться, упала на пол глухим звуком. Я его убил. Это конец. Такое радостное чувство даже пробежало по спинному мозгу. Мне больше не придётся выполнять все эти идиотские приказы ради старых извращенцев, которые платят огромные деньги за секс с малолетними. Наконец, я смогу расправиться с Бёнами, которые мешали не только Паку, но и моей семье. Я получу власть, силу и деньги, а затем вернусь за Чондэ и притворюсь, что наша совместная жизнь чистей и невинней крови младенца, только что появившегося на свет. Вышел из-за стола, вытирая с щеки кровь — совершенно невкусная, как мне казалось раньше, сейчас она была такой приятной, практически такой же, что текла в моих венах, только закаленная возрастом, крепким алкоголем и опустившемся членом, который еле-еле теперь поднимется даже при виде самого сексуального человека в мире в совокупности с самой мощной виагрой. Взял Алекса за ногу и поволочил его по полу, затем по лестнице, а потом мне пришлось немного им обороняться — на пути встретился дурацкий врач, который услышал выстрелы. Пришлось расправиться и с ним. Люди — довольно хорошая вещь, если ими разбрасываться. Ой, простите, у меня ребёнок немного захотел полетать, поэтому попал ногой вам в лицо, ой, а теперь головой разбил вашу голову. Простите, мне очень жаль, он у меня такой озорник. Снова смеюсь, потому что настроение такое хорошее. Сейчас надо разобраться с персоналом, который, наверняка, не будет мне повиноваться. Напишу от Пака письмо, передам себе его наследство, а тело старого закопаю на заднем дворе. Как символично — будет лежать рядом со всеми своими жертвами, которые так и не помогли дойти ему до оргазма. Надеюсь, в загробном мире у него всё-таки получится это сделать. Достал несколько бумаг, попытался более менее похоже на него написать, что всё имущество, руководство и власть передаются Ким Минсоку, который крайне этого заслужил, сам же Пак, совершенно случайно, отправляется в командировку, потому что хозяин Алекса и Нэлли, предположим, какой-нибудь Эдмерсон пытается отомстить за украденных детей. Вроде бы получилось неплохо. Поставил кривую подпись, красную печать, которую хотелось залить не краской, а его собственной кровью, отксерокопировал несколько копий и разнёс их по комнатам служащих, пусть насладятся этим известием наедине. В особняке, к моему счастью, никого не оказалось, кроме врача, который ждал своего часа на кухне. Привязал Алекса к ножке стола, а сам достал Пака и поволок его на задний двор. Тяжёлый, вонючий и кровоточащий, но зато так приятно и забавно стукающийся головой о каждую ступеньку, постоянно хрипящий из-за того, что в лёгкие поступила кровь, весело катящийся вниз, когда я «случайно» его выпустил из рук. Спускаюсь на секундочку в подвал и слышу, что там кто-то есть. Очередной охранник или домохозяйка? Выскакиваю оттуда молнией и запираю дверь, обещая себе позже разобраться с этим. Вот надо было же кому-то испортить моё настроение?! Теперь хочется поскорей закопать этого старика, да расправиться с подвальными обитателями. Взял лопату около выхода — там постоянно её оставляет садовник, который зачем-то понадобился Паку без наличия сада, — поднял тело и кинул его во двор, закрывая за собой дверь. Если бы у нас были соседи, то они собственноручно помогли бы мне его закопать. Но, увы, таких не оказалось. Яму копать пришлось глубокую, иначе бы начал тут разлагаться и вонять, поэтому трупу пришлось некоторое время позагорать под солнышком, а мне как следует попотеть. И столько хлопот ради этого пердуна?! Кажется, ему в жизни столько почестей не указывали. Я решил похоронить его рядом с девушкой, которая совсем недавно приехала к нам, чтобы «обучить» его «юриспруденции», ведь надо в бумагах разбираться, и которая была погребена на следующий день после громких стонов с её стороны и ругательств с его. Она была довольно милой, но жутко льстивой и притворной. Сразу понял, что она настоящая шлюха. Пусть они на том свете вместе поразвлекаются. Видеть, как его тело всё больше и больше пропадает под огромными клочками земли — одно удовольствие. Каждый раз становилось всё легче дышать, свободней, глубже — словно кислородная маска из самолёта, которая постоянно выскакивает, даже когда в ней нет надобности. И вот сейчас она впервые выскочила вовремя, дав мне то, что я давно желал. Закончив с Паком я вернулся за врачом и проделал то же самое, только закопал его подальше, там, где больше компоста — невзлюбил всё-таки я этого мужчину, поэтому ему придётся вместе с этим навозом облагораживать почву. Работа на заднем дворе закончилась, а это значит, что я могу заняться подвалом. Там было относительно тихо, но скрежет, который раздавался там, пока звук моих каблуков не стал слишком слышимым для того, кто был за дверью. Выдал сам себя, но надеется на пощаду. Ага, ещё чего. Я медленно открыл дверь, натягивая на лицо ехидную улыбку. — Можно не прятаться, — медленно спустился по лестнице, оглядываясь по сторонам и ожидая засады. Но в углу всего лишь сжалась домохозяйка. Увидев меня, она издала что-то похожее на жалкий писк, а затем резко бросилась вперёд, намереваясь проскользнуть мимо меня и выбраться из подвала, но лопата, которую я собирался оставить здесь, так удачно заехала ей по голове, что женщина моментально упала на пол без сознания. Ну что ж, придётся закапывать ещё одно тело. Наверное, будет крайне страшно умирать под землей от ужаса, нехватки кислорода, пыли и кровотечения. Она, правда, была хорошей женщиной, но невероятной стервой, которая лезла не в свои дела. Можно сказать, что частично она заслужила такую участь. Рядом с ней я закопал Нэлли — у них и в масть и в цвет — других отличий нет. Покончив со всеми грязными делами, я поднялся наверх, чтобы привести в чувства Алекса, но, к счастью, он сделал это за меня, уже успев прогрызть ткань кофты. — Не рыпайся, иначе пристрелю, — шикнул так, чтобы он понял, что мне нужно доверять, но бояться тоже стоит. — Твоя подружка отправилась на тот свет вместе с этим грязным извращенцем, которого вы здорово так прикончили под столом. Даю тебе полчаса, чтобы ты скрылся с моих глаз. Понятно? — Ты засадишь мне пулю в голову, как только я коснусь ручки двери? — он не двигался с места, несмотря на полную свободу действий. Да, поначалу я хотел его прикончить, затем продать какому-нибудь папику, но сейчас решил, что лучше отпустить и заставить играть по моим правилам. — Это случится только в том случае, если завтра ко мне заявятся люди твоего хозяина с целью выбить из меня всю дурь, — сказал наиболее понятно и чётко. Надеюсь, он достаточно умный для той среды, в которой вертится. — Я должен молчать обо всём этом? Где Нэлли? — теперь Алекс действительно соответствовал своему возрасту. Огромные, выпученные из-за страха глаза, в которых бушевала грусть и потерянность из-за утраты подруги. Трясущееся тело и срывающийся голос, желание прижать колени к груди, заплакать. Видимо, их только научили убивать. Детей из детей не выбьешь… — Её мы хорошо похоронили с одной заботливой женщиной, так что на небесах за ней будут приглядывать. — Она не попадёт туда, ей место только в гнилой земле, — Алекс изменился в интонации. — Она та ещё шалава. Торговала своим телом только ради выпивки, которую ей и покупали её клиенты. Пить в четырнадцать лет, — он истерически засмеялся. — Так тупить могла только она. Лучше б продолжила учиться и давным-давно продавала бы свои знания, а не малюсенькую вагину. С этого немного обезумел и я. Неужели мальчик может вообще говорить такое о своей близкой подруге?! Между ними либо что-то было, либо не было абсолютного ничего. Я поставил Алекса на ноги, дал ему лёгкую пощёчину, чтобы за словами следил, и наклонился так, чтобы наши глаза были на уровне. — Я везу тебя обратно в клуб. Ты приходишь к хозяину, рассказываешь, как вас похитил Пак, как он заставлял вас раздеваться и оказывать сексуальные услуги. Говоришь, что вы не повиновались и пытались отбиться от него, но он убил Нэлли, из-за чего ты достал нож и прикончил его. Ясно? — И это всё? Думаешь, он поверит в такой бред? — Алекс прямо и открыто смеялся мне в лицо. Ненавижу таких высокомерных и уверенных детей. — Принеси ему это — поверит сразу же, — я отдал ему свёрток, в котором — мне хотелось слышать ошеломленные и истерические крики Алекса, когда он развернул бы его в клубе перед мужчиной, — лежало ухо Нэлли с той золотой серьгой, которая была на неё в тот день, и палец Пака с фамильным кольцом. Мальчик не говорил больше не слова, лишь пискнул, когда я потащил его к машине. Во время дороги он молчал, рассматривая округу, за что сразу же поплатился — я хорошо приложил его головой об стекло, чтобы он не запомнил дорогу. Дальше мне пришлось терпеть противную тишину, которая, к моему счастью, наполнилась только рёвом мотора, а не предсмертными хрипами Пака. Выкинул мальца у клуба, пожелал ему всего хорошего, сказал, что и ему, и хозяину очень понравится гостинец в свёртке, и поспешил уехать. На лице расплылась довольная улыбка. Теперь меня никто не унижает, никто не посмеет даже посмотреть в мою сторону. У меня есть власть, деньги, прибыльный товар, который прямо сейчас развлекается с взрослыми мужчинами, даже не зная о смене руководства, и все координаты, чтобы приехать в чёртовый особняк Бёнов и покончить с ними раз и навсегда. Ещё немного и все мои мечты осуществятся. А что потом? Потом только мирная жизнь рядом с любимым, где-нибудь подальше от этого криминального чтива. Двуликая жизнь: одна спокойная, домашняя и полная любви, вторая — сумасшедшая, полная денег, крови и убийств. Потом театр одного актёра и несколько декораций для разнообразия.