Унимая дрожь в руках и возвращая память

Тэхён теряется, почти шугается. Смотреть на Чонгука, такого чужого в нелепой больничной пижаме и с капельницей в руках, тяжелее, чем казалось, и мужчина заходится кашлем, потому что дыхание внезапно перехватывает, а глотку нещадно дерёт. Тело начинает предательски дрожать, когда плечи обхватывают горячие пальцы и сжимают до боли; Чон говорит что-то на фоне и трясёт Тэхёна с силой, но тот, околдованный словно, смотрит на него не моргая, буквально вырезая на сетчатке каждый элемент его будто нового тела. совершенно незнакомого. — В-всё хорошо, я в порядке, — Ким хватается за чужие руки резко и отталкивает, делая шаг назад. А после сожалеет об этом бесконечно, потому что у Чонгука в глазах столько обиды и растерянности, что дыра в груди разрастается только больше. Они смотрят друг на друга долго: Чонгук несколько опасливо изучающе, пытаясь разобраться в своих внезапно разбушевавшихся чувствах и чужих заодно, Тэхён – абсолютно всепоглощающе, отчего на мгновение даже страшно немного становится. Чон вскакивает вдруг, бросает что-то о не вовремя принятых лекарствах и сбегает; Тэхён провожает его тяжёлым взглядом и остаётся ждать напротив палаты, а после наблюдает отрешённо, как парень покупает напитки в автомате, и долго крутит протянутую баночку в руках, не зная, что сказать. Чонгук ничего не говорит тоже, потому что все те вопросы, что не давали спать, спутались отчего-то и теперь не представляли из себя ничего важного. — Я скучал. — Мы знакомы? Произносят почти одновременно. Тэхён сжимает банку до хруста, оставляя глубокие вмятины; тёмное кофе проливается на пол, и Ким, опустив глаза вниз, видит в нём своё отражение. Чонгук поджимает губы, потому что понимает, что сейчас этими словами причиняет человеку боль, однако желание узнать, кем этот человек ему приходится, внезапно сильнее. — Нет, я… просто прохожий, — Тэхён старается не обращать внимания на то, как сильно его голос дрожит. — Я первым нашёл тебя после аварии, поэтому волнуюсь. Не каждый раз, знаешь ли, видишь, как человека сбивают почти насмерть, а он после… — Ложь, — Чонгук хмурится, раздражённый безответственным враньём. — Вы ведь сказали, что скучали. Тэхёну труднее с каждой секундой лишь больше. Не такой реакции он ждал, не такого разговора жаждал; всё пошло по наклонной примерно тогда, когда они столкнулись в коридоре случайно, к чему Тэ оказался совершенно не готов. Единственным вариантом сейчас, не опустившись ни в своих, ни в чужих глазах, казалось уйти, поэтому мужчина, не говоря ничего более, поднимается и делает шаг. – назад, по сути. Чонгук чувствует, как внутри всё ломается с треском, и от того, что он не знают причину этого, страшно невероятно. Нужда в ком-то, кто обнимет, кто успокоит и объяснит причины всего, что с ним происходит, внезапно переваливает за отметку максимума и взрывает внутри всё к чертям, выпуская зашитые вместе с ранами чувства наружу. Парень поддаётся вперёд резко и хватает за тэхёнов рукав, немо прося остановиться. Опустив голову и поджав сильнее губы, ослабляет хватку и подушечками скользит по кисти, цепляясь за пальцы. Его действия необдуманны и спонтанны, но кажутся вдруг правильными и нужными настолько, что трясёт. — Пожалуйста… Я хочу знать правду, пусть даже она будет горькой, поэтому, пожалуйста, не лгите мне. Я чувствую, что мы не просто незнакомцы, что связаны чем-то прочно и долго. Это ведь вы присылаете мне коробки с моими вещами? Никто из моих друзей не знает о них, так что остаётесь только вы, — Чонгук резко поднимает голову и смотрит прямо, не отрывая взгляд. Ощутимо давит морально, но так, ему кажется, сейчас необходимо. — Я помню многое, но не всё, поэтому, заранее прося прощения, спрошу снова: кто вы для меня? Тэхён смотрит на него долго и внимательно, не говоря ни слова. Только мнёт в руках банку, разливая остатки, и едва заметно шевелит губами, но Чонгук замечает всё равно. Замечает, но не спешит. — Мы встречаемся два года, Чон, — произносит на выдохе, а после, словно обессилев, облокачивается о стену и закрывает глаза. Правда отнимает неожиданно много сил; но не больше, чем осознание того, что нет больше пути обратно, где Тэхён ещё мог решать, стоит ли напоминать о себе или нет. — …но видимся мы едва не впервые, — задумчиво бубнит себе под нос, явно неосознанно, а после переводит резко взгляд на такого откровенно сломленного Тэхёна. Слышал ведь. Повисает неловкая пауза; тишина давит со всех сторон. Чонгук разрывает от противоречивых чувств и желаний, а Тэхёну просто хочется сбежать. — Знаешь, мне… ну, пора. Я загляну на этой неделе, у тебя ведь наверняка много вопросов. Можешь даже список составить. Увидимся! — и исчезает, не давая Чонгуку и секунды на ответ – который не нужен вовсе, если честно. Тэхён едва не валится от усталости. Учёба, подработка и бесконечные волнения отбирают столько сил, что под конец дня мужчина засыпает буквально на пороге, иногда просыпаясь посреди ночи в холодном поту и долго думая, стоит ли Чонгуку позволить больше узнать об их совместном прошлом или уйти молча, обозначив всё «когда-то в прошлом» и оставив после кипельно-белый лист. И всё же, спустя несколько дней Тэ возвращается в больницу, потому что нарушать обещание, данное Чонгуку, маленькой смерти подобно с незапамятных времён. В рюкзаке гремит металлическая коробка с их совместными фотографиями, и, если честно, Тэхён сомневается до сих пор, стоит ли показывать их, когда Чонгук задаёт первый вопрос. Мужчина отвечает кратко, без подробностей, потому что они лишни сейчас, но он не станет возражать, если Чон вдруг сам попросит об этом. Неожиданно, но Тэхён расслабляется; он даже верит почти, что всё происходящее ранее – просто страшный сон. Что не было не было тех шести месяцев, проведённых в коме, как и не было амнезии, вычеркнувшей его из сознания Чонгука едва не навсегда. Говорят, люди, потерявшие память, становятся другими, однако в Чоне Тэхён никаких изменений, кроме отношения к себе, не замечает, и их разговоры сейчас так сильно похожи на те разговоры ночными прогулками, когда они предавались старым воспоминаниям и порой громко смеялись над ними. — Я куплю нам что-нибудь. Хочешь чего-то определённого? — Чонгук задумывается на мгновение о том, что может понравиться Тэхёну. — Может, молоко – например, клубничное, и какое-нибудь пирожное? Тэ подвисает и кивает заторможенно, потому что действительно любит клубничное молоко с пирожными, но Чонгуку об этом не говорил. И в этот самый момент, когда радость поглощает сознание и надежда вспыхивает с такой силой, что от сомнений не остаётся и следа, парень решает, что Чон обязательно его вспомнит, чего бы это ни стоило им обоим. — Давненько вы не заглядывали ко мне, — лечащий Чонгука врач улыбается устало и ладонью указывает на кресло напротив. — Чаю? Тэхён отрицательно мотает головой в ответ и ждёт, когда мужчина нальёт себе чашку, краем глаза осматривая кабинет. Из-за запаха больничных препаратов и анатомических моделей различных органов на картинах, которыми увешана практически вся стена, неуютно крайне становится, и Тэ ёрзает в кресле, стараясь найти наиболее удобное положение с наименьшей их попадаемостью в поле его зрения. Врач улыбается уголками губ, подмечая это. — Вас сильно беспокоит то, что Чонгук не может вспомнить моменты, связанные с вами, и вас самого, ведь так? — мужчина вздыхает тяжело и долго, делая первый глоток. Тэхён на инстинктивном уровне превращается в слух. — У него довольно редкая и сложная ситуация. Полагаю, между вами что-то случилось непосредственно перед аварией, что вызвало сильный стресс, и сознание, которое получило не только моральное, но и физическое повреждение вследствие аварии, воздвигло вокруг себя некий барьер, исключая вас как фактор и угрозу. Однако в подсознании всё, что когда-либо происходило с Чонгуком, осталось, и поэтому для того, чтобы память вернулась к нему окончательно, стоит просто сломать его. Барьер. Не говорю, что это будет быстро и просто, но время поможет. Просто наберитесь терпения. Хорошо, что Тэхён не согласился на чай, иначе сейчас просто захлебнулся бы. На самом деле, из сказанного он понял что-то едва, потому что на полное осмысление подобного ему требуется несколько часов, горящий камин и что-нибудь как можно крепче. — Да, я понял, хорошо, — врёт нагло, обещая себе разобраться чуть позже. — А что насчёт его… физического состояния? Когда Чонгука можно будет забрать домой? — Ох, с этим значительно лучше. Его состояние почти нормализовалось, так что можно будет выписывать уже на следующей неделе. Однако… Помните, я говорил о том, что его организм может восстановиться не полностью? Меня беспокоит его правая рука. По приезду сюда кисть была раздроблена, и я сделал всё возможное, чтобы последствий не было, но этого оказалось недостаточно – рука нуждалась в более сложной операции. — То есть, вы хотите сказать?.. — Да. Есть вероятность того, что он больше не сможет играть.

* * *

Приглушённый свет не давит, успокаивает. Тихая джазовая музыка но фоне расслабляет, притупляет чувство самосохранения, когда Тэ заплетающимся языком просит повторить. — Господи, Тэхён, я разрешил тебе выпить за счёт заведения, но не столько же, — Сокджин морщится и неодобрительно качает головой, бегло считая пустые бокалы из-под коктейлей, а после замечает несколько рюмок. — Ещё один заказ, и я вычту у тебя из зарплаты за всё. Ким улыбается пьяно и хлопает по стулу возле себя. Джин хороший начальник, безусловно, но слушатель и советчик – лучше; Тэхён обращался к нему не раз, когда только съехался с Чонгуком, потому что о совместной жизни не знал абсолютно ничего, и в ситуациях, доводивших едва не до паники, на горячей кнопке его телефона стоял именно он. Мужчина хмурится на сомнительное предложение, но садится рядом всё равно; Тэхён улыбается грустно и в перерывах между глотками рассказывает абсолютно всё. Сокджин слушает внимательно, не перебивая, и Тэхён почти готов расплакаться, когда в ответ слышит тишину, потому что если даже Джин ничего не сказал – ситуация действительно гиблая. Тот хмурится, открывая и закрывая рот, потому что и вправду не знает что сказать; словно ведь его словарный запас и опыт иссяк внезапно, на подобное не оставив и следа. Вдруг захотелось выпить тоже. — Я и в самом деле не знаю, что сказать, прости. Это трудно, но то, что Чонгук очнулся, уже хорошо. Тебе сейчас главное не усугублять ситуацию: не давить на него, не взваливать на его плечи все проблемы до одной. Говорят, что утраченные воспоминания можно вернуть быстрее, если воссоздавать их. Дай ему тепло, уют и ощущение нужности. Возьми отпуск, если потребуется – не пересиливай себя. Кофейня почти закрыта и посетителей практически нет, так что они действительно могут побыть друзьями немного. Прошло много времени с момента, когда они раскрывали друг другу души за рюмкой крепкого напитка в последний раз, без дневной суеты и строго соблюдения отношения работника и начальника, к которому Сокджин относился по-стариковски критически, не желая в рабочее время поддерживать никакие отношения кроме этих. У Тэхёна такая политика поначалу много возмущения вызывала, но со временем он привык. — Хён, — Тэ заваливается набок, повисая у Джина на шее. — Знаешь, на самом деле я часто думаю о том, каково было бы Чонгуку без меня. И всё чаще в голову закрадывается мысль о том, что нужно оставить его, раз выпала такая возможность. Для его же блага. Шлепок раздаётся резко и без предупреждения. Тэхён отшатывается и смотрит растерянно перед собой, потирая покрасневшую щёку. — Не смей становиться трусом, Ким Тэхён. Что ты можешь знать о его благе?! — Сокджин шипит зло настолько, что Тэ кажется на мгновение, будто через подобное он сам прошёл. — Возьми ответственность за те годы, что вы провели вместе. Ты ведь любишь его, так?! Тогда не отпускай его. Не делай ошибки. После какое-то время они сидят в тишине. Тэхён полностью погружается в мысли, мрачнее только больше, а Сокджин раз за разом прокручивает в голове сказанное, ударяя себя по лбу за то, что наехал так внезапно. Оба опрокидывают в себя алкоголя ещё больше. Градус развязывает языки, и Джину тоже есть чем поделиться. — Намджун и Юнги вернулись. Рюмка выпадает из рук, с глухим треском разбиваясь о пол.

* * *

Всё могло быть хуже, на самом деле, – так успокаивает себя Тэхён, ожидая Чонгука возле дверей больницы. Он сильно просил подождать его снаружи, не объяснив толком ничего, и теперь Тэ понятия не имеет, почему, так что да – он беспокоится, наматывая круги близь небольшой памятной скульптуры, критически осматривая её со всех сторон. Криво ведь. Грубо и некачественно. Под ногами бродячий кот маячит, что приходит сюда иногда за едой – Тэхён запомнил его ещё на первом месяце, успокаивая себя в его мягкой шерсти. Жаль, что сейчас у него нет ничего, что могло бы показаться животному съедобным, ведь здесь он наверняка в последний раз. Чонгук показывается наконец, переступая порог с двумя огромными сумками наперевес, и Тэхён улыбается невольно, потому что не думал совсем, что прислал за всё время столько. Он подбегает спешно, собираясь забрать груз, но парень шарахается внезапно, словно забывшись на мгновение, и, потупившись, отрицательно мотает головой. — Я ведь не калека, и сам могу. Тэхён хмурится и дует губы. Неблагодарный ребёнок. Неподалёку такси ожидает, в которое Чон с лёгкого толчка Тэхёна и закидывает вещи. Тэ ждёт, когда Чонгук сядет, чтобы устроиться рядом, но тот стоит перед открытой дверью и смотрит как бы сквозь; поднимает глаза и оборачивается, бегло осматривая жизнь вокруг, потому что в последний раз видел лишь грязь и голые безобразные деревья, и внезапно хочется прогуляться прямо сейчас, ощущая ветер на собственной коже и выпутывая из волос лепестки опадавших цветов, но просить об этом парень не смеет, потому что итак причинил много неудобств. К тому же, такси дорогое, и наверняка ждёт уже давно. Тэхён вздыхает, пряча улыбку, и вынимает сумки, перекидывая их через плечо. — Простите, но мы вынуждены отказаться от ваших услуг. Я оплачу время ожидания, — парень достаёт из кармана несколько смятых купюр и протягивает через окно. А после смотрит на Чонгука одним из тех взглядов, от которых мурашки по коже. — Прогуляемся? Чонгук, оказывается, всё так же любит полевые цветы, обожает сладкую вату и в восторге от огромных мыльных пузырей. Вещи покоятся в камере для хранения в одном из множества торговых центров, когда Чон внезапно вспоминает, что забыл там деньги; Тэхён спрашивает для чего они ему и говорит, что за всё заплатит сам, на что Чонгук лишь опускает голову и поджимает губы, ведь ему неловко очень и желание купить что-нибудь Тэ в подарок не отпускает совсем. А после парень внезапно встречает своих фанатов, что отвлекают на время и поселяют в груди тепло. Он машет им в ответ и раздаёт автографы бегло; Тэхён прячется в тени, ворча под нос, и натягивает на Чонгука маску, чтобы больше не узнал никто, ведь он только выписался. А затем тащит дальше он центра, где народу меньше, улицы шире, а фонари ночами – ярче. Атмосфера отчего-то кажется интимней, чем есть на самом деле, и Чон поспешно прячет за маской вдруг порозовевшие щёки. Появляется внезапно желание ощутить в своей ладони чью-то ещё, и парень неосознанно тянется к руке Тэхёна, бессознательно болтающейся по шву потёртых широких штанов, но одёргивается вовремя, внутренне паникуя из-за потери контроля над собственным телом. — Не хочешь выпить кофе? — произносит Тэ внезапно, нарушая тишину. — Хочу сводить тебя туда, где любил бывать раньше. Чонгук кивает робко и плетётся следом, потому что сейчас может только так. В кофейне много ретро-вещей и пахнет уютом. Чон занимает крайний столик, над которыми свисающие лампочки тускло горят, и касается его номерка в виде свечи, вставленной в резной подсвечник, хмурясь на внезапно мелькнувшие в сознании картинки. Тэхён бросает на него обеспокоенный взгляд и, попросив подождать немного, направляется к кассе. Чонгук наблюдает отрешённо, как Тэ говорит о чём-то с бариста через стойку, а после проходит за неё сам, повязывает вокруг талии фартук насыщенного карамельного оттенка и встаёт у кофемашины. Чуточку колдовства и ловкости рук, и мужчина возвращается уже через несколько минут, неся в руках два бумажных стаканчика и маленький пакет. — Вот, попробуй. Чонгук принимает угощение робко и пробует сразу же, отпивая совсем немного. Глаза его тут же загораются, а губы непроизвольно изгибаются в восторженное «о!». Он делает глоток снова, на этот раз слишком много, обжигаясь чуть, но с не меньшим удовольствием смакуя на языке пряное послевкусие. — Это самый вкусный кофе, который я когда-либо пробовал, — мурлычет довольно, прикрыв глаза. — Серьёзно, я жил бы только ради него одного. Тэхён улыбается широко, едва не сияя. Это, безусловно, весомая причина, чтобы достать собственную кофемашину из запылившийся давно коробки. — Можем посидеть здесь, а можем сходить ещё кое-куда. Ничего, если ты устал, это же не последняя наша прогулка, — мужчина делает глоток собственного и морщится, потому что специй, кажется, не доложил. — Нет, я… Я хочу сходить туда, хён, — Чон прячет покрасневшие щёки за стаканчиком кофе. Чонгук такой неловкий в подъёме на крышу, на самом деле, словно делает это в первый раз. Тэхён подшучивает над ним постоянно, в ответ получая лёгкие тычки в бок, но помогает неизменно, тяня за собой и хватая вовремя, когда ещё слабое тело не слушается совсем. Чона, если честно, ведёт не от усталости вовсе, а от близости, что возникает между ними; от неизвестных чувств, что вспыхивают в груди, когда Тэхён переплетает его пальцы со своими и ведёт следом, потому что вокруг темно абсолютно и не видно ни черта. — Ты готов? — Ким кусает губы в предвкушении, хватаясь за ручку двери, на который снесённый им замок повешен; в тот момент, когда цепи, преграждающие их путь, с лёгким движением длинных пальцев буквально рассыпались, парень решил, что ни за что не встанет у Тэхёна на пути. Чонгук кивает заторможенно, робко делая шаг вперёд. И он, оказывается, неизменно без ума от закатов. От ярких сполохов кровавого на синем полотне, от бледных розовых разводов на голубом и от пурпурного на чёрном. От ранних звёзд, что видны еле, и от очертаний начинающей показываться луны; Чонгук тычет в неё пальцем, радуясь словно ребёнок, потому что она полная. — Это место восхитительно, — он смеётся радостно, бегая по крыше, и вертится вокруг своей оси. Тэхён перехватывает его за пояс, забывшись на мгновение, но отстраняется быстро, протягивая так и не допитый обоими кофе. — Пей, а то совсем остынет, — и отворачивается спешно, подходя к самому краю, где машины громко сигналят и прохожие спорят о чём-то, крича друг на друга. — Спасибо, — произносит парень внезапно, не подходя ближе. — За всё. Чонгук, правда, старается, но, смотря на стены коридора, увешанные резными рамками с фотографиями, чувствует себя чужим, потому что на них изображён не он. Тэхён грузно скидывает сумки с плеч и облегчённо выдыхает; стягивает ботинки, оставив раскиданными, и спешно проходит дальше. Чон тянется за ним, но лишь неловко переступает с ноги на ногу. Внезапно резко свет включается, слепя, и из-за угла выглядывает взлохмаченный, откровенно заспанный Тэхён. — С возвращением, — произносит наигранно сонно и потирает глаза, даже не пытаясь скрыть улыбку. Сердце пропускает удар, и Чонгук сглатывает слишком шумно. — Я дома.