Унимая дрожь в руках и возвращая память

Стрелка едва переваливает за двенадцать ночи, когда вторую часть «Мстителей» только начинают показывать, но Тэхён понимает точно, что не дотерпит даже до середины; зевнув протяжно и зажмурив для мнимой бодрости глаза, он скатывается с дивана к сидящему на полу Чонгуку под бок. Тот улыбается чему-то, глаз от экрана не отводя, и приобнимает мужчину неосознанно. Привычно. Ким вздрагивает от этого, но прогоняет внезапные навязчивые мысли прочь, устраиваясь удобнее и утыкаясь носом в чужую шею. — Устал? Тэхён мычит что-то в ответ сонно, наслаждаясь обнявшими его крепче руками. Этого ему, признаться, не хватало очень: Ким сидел в одиночестве перед телевизором в первые месяцы чонгуковой комы часто, по сути глядя в одну точку, и прокручивал в голове их долгие киносеансы, наполненные вредной едой, плоскими шутками и тесными объятиями, а после глотал вой отчаянный, кусая кисти чтобы не зареветь. — Может, тогда спать? Чонгуку нравятся «Мстители» очень, пусть он видел каждые уже сотни раз, поэтому Тэ мотает головой отрицательно, приоткрывая чуть глаза, чтобы уверить, что всё в порядке. — Мне и тут хорошо. Чон улыбается снова и запускает руку в чужие волосы, массируя ненавязчиво кожу голову. Тэхён едва не мурлычет в ответ, потому что на данную ласку всегда был падок; на чистоту, падок на эту ласку он был именно от Чонгука, потому что вышло что-то неприятное совсем, когда гладить его внезапно начал Хосок. Исходящий от экрана свет мягко оттеняет черты лица Тэхёна, на которые Чон попросту не может не залипнуть; наплевав на фильм, он обращает всё своё внимание на него, шепча вертящиеся на языке слова, превращающиеся постепенно в текст, и покачиваясь легко в такт игравшей в голове мелодии. Его будущей, может быть. он – моя муза, — Красиво, — Тэ улыбается сонно и треплет парня по голове, задевая кончиками пальцев чужие покрасневшие уши. — Обязательно запомни это, чтобы превратить в новый хит. Я хочу, чтобы ты донёс эти чувства до других, и знаю, что у тебя всё получится. «О том, что не говорят» – как тебе после полугодового перерыва? А после поднимается, шатаясь, и смотрит на Чонгука сверху-вниз; в своей болезненной худобе, подчёркнутой узкими домашними штанами и свитером, съехавшим с плеч, своей манере подчёркивать тонкие запястья и пальцы, поднося их к лицу и своей привычке затмевать собой всякий свет он представляется пределом эстетики, который парень хочет огородить, чтобы только ему и никому больше. моё вдохновение, — Пожалуйста, Господи, мне просто необходимо тебя покормить!.. — Чонгук откидывает голову назад и жмурит глаза, а после краснеет отчаянно, потому что это совсем не то, что он хотел бы сказать сейчас. Утыкаясь носом в колени, тем самым пряча глаза, парень надеется, что Тэхёном услышаны его слова не были; но он услышал, и внезапно оказался растерян настолько, что потерял остатки сонливости вмиг. — Ох, нет, ну, то есть… В такие моменты ты мне кажешься беззащитным; буквально ребёнком, о котором хочется позаботиться, потому что складывается ощущение, что без присмотра ты обязательно во что-то ввяжешь, и, знаешь… — Да, — перебивает Тэ коротко, сцепляя руки в замок и покачиваясь легко из стороны в сторону. — «Да»? — Позаботься обо мне, папочка. причина моего безрассудного поведения. Мужчина не подразумевает ничего сверх просто шутки, но для столь небрежно брошенного у Чонгука срывает крышу слишком сильно: в его голове проносятся сотни заманчивых мыслей, пестрящих цветами и событиями картинок и громких голосов прежде, чем он поднимает ахнувшего Тэхёна на руки и несёт на кухню, упрямо проглатывая едкое смущение и томящее сомнение. В конце концов, это то, что он хотел сделать с ним до его разрешения. — Скажи, если я переступлю порог дозволенного, — произносит Чонгук, ставя перед Кимом рис с тушёной свининой размером едва не больше двойной порции и множество различных закусок. — Я постараюсь остановиться. — Не этого я ожидал, признаться, но… Вау, — Тэ берёт в руки палочки, кидая в рот кусочек маринованного кимчхи. — Это ты имел ввиду, когда говорил, что хочешь покормить меня? — Ох, ну, знаешь… Я испытываю двойственные чувства по поводу твоего состояния сейчас, ведь в нём… виноват я, — Чонгук прячет глаза в сложенных на столе руках, потому что там отразилось внезапно слишком много боли, которую Тэхён увидел бы наверняка. — Дурак, — Тэхён вдруг щёлкает Чона по лбу, хмурясь зло. — Хватит винить себя за всё плохое, что произошло за время твоего отсутствия, ведь оно могло произойти и в твоё присутствие. Уже давно доказано, что вселенная не вертится вокруг кого-то и исход многих вещей совсем не зависит от состояния какого-либо человека. Хм, теория вероятностей? — Да, но… Это же ты, — Чонгук смотрит на мужчину снизу вверх загнанно. Невероятно грустно и стыдливо. — Да, это я, который сам завёл себя в угол, — Тэхён пожимает плечами, цепляя палочками комочек риса. — Если ты уже начал, то в твоём нынешнем состоянии виноват я. Повисает долгая неловкая пауза, во время которой Чонгук от собственных бесконечных мыслей подвисает немного, а Тэ успевает ударить себя в триста пятьдесят шестой раз, потому что иногда забывает совсем, что парень ничего не помнит – давя на больное порой тем самым, ведь это совсем не его вина. В горло теперь кусок не лезет, и Ким смотрит отстранённо на еду перед собой, поворачиваясь медленно к Чону, что отвечает на это запоздалым вздрогом. — Скажи «а-а», — Тэхён явно с силой перебарщивает, когда толкает мясо сквозь чужие плотно сжатые губы, а после, видя растерянное лицо напротив, смеётся тихо, разряжая обстановку и заражая Чонгука. — Сейчас же ночь, я не съем столько, поэтому ты обязан помочь хотя бы с половиной. Родители ведь всегда помогают своим детям. — Кого ты пытаешь обмануть, Тэ. Ты всегда был склонен к обжорству именно ночью, — Чонгук скалится, довольный собственной издёвкой, потому что в возмущении мужчина краснеет очаровательно и пытается что-то сказать, но осекается внезапно. Всегда? Чон не обращает на это никакого внимания ровным счётом, потому что Тэ странный. Он тоже странный, только чуточку меньше, ведь «папочка» глубоким кимовым голосом возбуждает несколько меньше, чем он думал, и отнюдь не в сексуальном, ведь еда Тэхёном всё ещё не съедена, а волосы до сих пор не вымыты и не высушены. Мужчина возмущается чужому напору, ведь ему почти тридцать и он вполне может позаботиться о себе сам, на что Чонгук смеётся громко (нарочито издевательски) и суёт в чужой приоткрывшийся рот овощи, бережно вытирая измазанную щёку пальцами. он – мой маленький собственный мир.