Лишняя

На краю земли живет старуха в одеянии молодой женщины. Она любит азартный омут выпивки. Она любит безудержные пляски с незнакомыми мужчинами и долгие жаркие ночи с ними же. На самом деле, старуха ненавидит все это.

Джирайя тяжело выдыхает и честно рассказывает про охоту на биджу. Не утаивает и то, что ищем мы талантливейшего медика, чтобы привязать к стулу правителя. Объективно, мужчина рядом со мной знает о планах деревни больше, чем люди, проживающие на территории Конохи не первый год. И это дает мне серьезную пищу для размышлений. — Сколько лет она не привязана ни к одной деревне? — Дольше, чем ты живешь, — хмурится Джирайя. Я бы с утверждением поспорила, конечно, но Саннину знать об этом совершенно не стоит. Что мешает Цунаде Сенджу отказаться от "щедрого" предложения? Ответственность? Воля огня? В Конохе химе давно нет, да и не появлялась она ни разу на моей памяти. Вряд ли она будет счастлива стать Хокаге деревни, которую, возможно, не жалует. С другой стороны, мне нужны ее способности к исцелению для Саске и Ли. Ничего более. — Джирайя, а что случилось с джинчурики Однохвостого? — после экзамена я ни с кем из знакомых не встречалась, утопая в отчаянии. Мне было плохо, а у друзей наверняка разрушенные дома и беспорядок в клановых делах. Это я осколок древнего уничтоженного народа, без опоры в виде кучи родственников и без требований к наследнику. Всем нужно было время, чтобы зализать раны. — Благодаря твоему вмешательству Гаару вместе с командой удалось повязать. Сидят за решеткой как враждебные элементы. Никто из одноклассников не пострадал, так что не переживай, — Джирайя прищуривается, хитро улыбаясь. — Ты умная, Наруто. Быстро поняла, когда Пустынник потерял контроль. Скорее, Горо мудрый дядька. А паранойя у нас давно одна на двоих. *** В баре душно, пахнет алкоголем, а люди вокруг громкие до глухоты. Я заказываю еду, молча сижу возле Джирайи и ненароком натыкаюсь на встревоженный взгляд Шизуне. Подле нее женщина с лицом двадцатилетней девушки выглядит словно мечта. Она пышет силой и молодостью. Я даже представить не могу, скольких великий ирьенин обманула своей внешностью. Но тело у нее слишком тяжелое, тянет к земле. Нет в движениях молодого задора, лишь плавная усталость струится по пальцам. Тело ей так чуждо, что лишь слепец не увидит. Но я молчу, потому что не мое это дело. И никогда не будет. Джирайя с Цунаде играют в гляделки. Чувствую, что с напивающейся в хлам химе сейчас не договориться, поэтому я обращаю все свое внимание на Шизуне. —Шизуне-сама, верно? Меня зовут Узумаки Наруто. Я бы хотела попросить вас об услуге, — Като удивленно смотрит, пока я прячу под столом дрожащие руки. — Мои два товарища серьезно пострадали после нападения. Им нужна медицинская помощь, которую медики Конохи оказать не в силах. Шизуне удивляется, переглядываясь с Цунаде. — Я могу им помочь, если Цунаде-сама позволит, — кивает Шизуне, смотря в сторону Сенджу. — Мы даже могли бы отправиться через пару дней... Цунаде хмурится, взгляд ее ожесточается. — Через неделю. Не раньше, — с нажимом отвечает химе Сенджу. — Спасибо вам, — встаю из-за стола и низко кланяюсь. Садясь обратно, я успокаиваю дрожь, расслабленно выдыхаю и становлюсь слушателем будущего диалога. Незаметно успеваю перехватить официанта и заказываю ему саке с закусками. Он хочет возмутиться, но я непринужденно тыкаю в налобную повязку. Тот уходит выполнять заказ. Даже с генинами обычные гражданские не спорят, потому что де-факто шиноби становятся взрослыми после выпуска из Академии, так как состоят на службе у своего правительства. Ничего удивительного, что у персонала не было иного выхода, кроме как молча подчиниться. Другой вопрос, что двенадцатилетние ребята алкоголь обычно не заказывают. Объективно, я не любила крепкие напитки, предпочитая им вино, сидр, коктейли, шоты, виски с колой и тд. Но здесь из подобного в меню ничего не было, поэтому решаю сделать своим первым алкоголем в этом мире саке. Помню, что вкус у него такой, словно водку разбавили водой. Но ничего, и такое сойдет. Когда передо мной ставят токкури, речь заходит про Орочимару и нападение. Я наливаю себе в чоко желтовато-янтарную жидкость, что так похоже на глаза змеи. Дрожащими руками подношу саке ко рту. Разговор резко прерывается, Саннины и ученица Цунаде оборачиваются ко мне. — Ты про три великих греха шиноби не слышала? — недовольно бурчит Джирайя. — Вы двое с завидной регулярностью нарушаете заповедь, — пожимаю плечами. Язык мой — враг мой (не вспоминай, кто именно говорил эту фразу в той жизни. не вспоминай, черт возьми). — Наруто, тебе двенадцать. Не зарывайся, — хмурится Джирайя и уже тянется отобрать мою бутылочку. Я недовольно зыркаю в его сторону, перехватывая мозолистую руку. — Если уж мы решили упомянуть мой возраст, то проясним раз и навсегда. Всю жизнь я жила одна и училась заботиться о себе самостоятельно. Никого рядом со мной не было все эти годы в статусе опекуна. Объективно, Джирайя, нас с тобой ничего не связывает, кроме общей профессии. Ты мне ни отец, ни брат, ни дядя, ни дедушка. Поздно морали читать, выросла я из того возраста, — а теперь профессионально переводим тему. — Лучше расскажи Цунаде Сенджу, что ей предлагают стать Годайме Хокаге. Я выпиваю совсем немного, всего лишь три чоко, чтобы успокоить нервы и произнести молчаливые тосты за упокой Юка. Да и полноценное блюдо с закусками помогают уменьшить воздействие на организм. За столом напряжение такое острое, что мне становится неуютно. Речь и претензии набирают обороты. Я хотела молча отсидеться, чтобы не вызывать гнев женщины, но... Алкоголь развязывает языки. А он итак у меня болтается вечно. — Хокаге — дерьмовая работа, я полностью поддерживаю. Но осуждать людей, которые искренне верили в это... Низко, — я поднимаюсь из-за стола. Хотелось немного поплакать и лечь спать. С детства предпочитала эмоции не показывать на людях, но честно их проживала за закрытой дверью. — Просто откажись уже и все, — и выныриваю на свежий воздух, держа путь в сторону гостиничного номера. Ночное небо и прохладный ветер. Даже дышится после этой долгой жары. После этого ужасного разговора и очередного разочарования. *** После маленькой истерики я принимаю душ, облачаюсь в домашнюю одежду и выполняю упражнение с листком на лбу, чтобы вернуть себе хотя бы приемлемый контроль над чакрой. Прерывает мой тихий вечер Шизуне. Она извиняется за поведение своей наставницы, а я отмахиваюсь рукой. Мне плевать, но Като проходит внутрь комнаты и рассказывает про смерти близких людей. Про очередные отчаяние и боль. Цунаде Сенджу оказывается хрупкой женщиной, которая так сильно загнала себя в угол вечного порицания, что даже жутко. Но больше всего мне жалко Шизуне, тихой тенью следующей за единственным близким человеком. Като всегда рядом, прикрывает спину и, наверняка, заботливо подсовывает лекарство от похмелья за завтраком. У женщины напротив синяки под глазами и бегающие зрачки. Заботливость в холодных руках разливается только для потерявшейся Сенджу. Потому что однажды Цунаде с разорванным сердцем забирает с собой сироту, обучает всему, что знает сама, и дарит чужим тонким пальцам маленькую почти погасшую надежду. Маленькая надежда теперь не умещается на фалангах, горит слабым светом в ладонях и потухать не желает больше никогда. Владелец сменяется вовремя. Шизуне ждет, когда сможет отдать драгоценную вещицу обратно. Я смотрю на нее молча, вся напряженная и уставшая. — Мне жаль, — только и могу вымолвить. Шизуне расслабляется, кивает и желает спокойной ночи. Лучше бы она вообще не приходила. Лучше бы я жила в неведении. *** На следующую ночь я нахожу напивающуюся Цунаде раньше Джирайи. Она еще более неуклюжая. Чуждость и разбитость вкупе с усталостью как-будто даже слышно, пока женщина выпивает очередную порцию саке. Вспоминая горький опыт с алкоголиками, я трижды кляну себя. Грабли передо мной зеленые. Лучше развернись, пока не поздно, кричит разум. Но я упрямо сажусь слева от Сенджу, заказываю алкоголь и молчу. Цунаде сдается первой. — Платить за тебя не буду, малявка, — устало выдыхает. — У меня есть свои сбережения, — я подцепляю закуску. Мы молчим еще какое-то время. — Послушай, Наруто. Зачем ты сюда пришла? Цунаде прячет лицо в сложенные на столешнице руки. — Пью за упокой близкого человека. Поминаю, скорблю, топлю свою боль, чтобы она не затопила меня. Эмоции выплескиваю. — Это не помогает. — Помогает, если не прикладываться к бутылке через день. Цунаде поднимает лицо, прищуривается предупреждающе и выглядит так, словно готовится как минимум сломать человеку слева нос. — На что ты намекаешь? Я прикрываю глаза, тяжело выдыхаю и собираю мысли в кучу. — Все Хокаге погибли, поставив жизнь на кон. Ты ставишь деньги как разменную монету, чтобы окончательно не потерять связь с реальностью, а когда это становится невозможным — напиваешься. Ты боишься ставить на кон что-то серьезнее. Пускай, ладно. Это твой выбор падать на дно, но... Но ты не учитываешь одного важного фактора. Шизуне. Смех Сенджу прерывает мои рассуждения. — Шизуне со мной добровольно, малявка, — усмехается Цунаде, выпивая. Глупая-глупая женщина. — Не совсем. Ты забрала ее сразу после смерти Дана, не так ли? — Цунаде вздрагивает. — Предугадывая твой вопрос, Като сама мне рассказала. И про Наваки я знаю. Но вернемся к Шизуне. Ты забрала ее генином, верно? Это действительно сильный поступок, забрать племянницу возлюбленного и воспитывать ее. Ты стала ей семьей. Неосознанно привязала к себе так сильно в момент, когда Шизуне осталась одна. Но даже так уходить ей было тяжело из Конохи. Ведь это дом. Да? Или я не права? Цунаде молча хмурится, выпивая саке. Что ж, это второе чудо. — Ты не показывала Шизуне ничего, кроме жизни в бегах. Поэтому в подростковом возрасте у нее не было выбора, ведь она цеплялась за фигуру матери-сестры-тети, собственно, это не важно. Шизуне хваталась за тебя. А когда выросла — осознала, что без нее ты загнешься окончательно. Медаль повернулась обратной стороной. Круг привязанности. Очередной круг, который напоминает символ. Символ бесконечного страдания. — Кто ты такая, чтобы судить других? Ками-сама? — Я никто, и прекрасно это осознаю, — сейчас кулак прилетит аккурат в мое личико. — Но подумай о живых, а не мертвых. И не говори того, во что на самом деле не веришь. Память о них — единственное, что у тебя осталось. Так не искажай ее окончательно. Помни, что они хотели бы счастья для вас обеих. И если у тебя нет желания посвятить жизнь чему-либо другому... а его нет, иначе бы не шаталась по городам за выпивкой и азартными играми... то должность Хокаге действительно не такой уж и плохой вариант в твоем случае. Встаю из-за столика, расплачиваясь за заказ. Я израсходовала весь остаток моральных сил на монолог. Даже вертолеты ловлю из-за большого количества алкоголя в организме. Дерьмо. — Да что ты вообще можешь знать? — Мне действительно жаль из-за твоей потери. Я понимаю, какого это. Не уберечь людей, когда их спасение — твоя задача. А еще эта боль... Сейчас накроет очередным приступом. Пора закругляться. — Надо научиться принимать это не в ущерб себе. Я отворачиваюсь и отхожу на приличное расстояние, когда Цунаде в щепки разбивает мой стул. Шумно сглатываю и выдыхаю сквозь зубы. Если слишком часто прокручивать одно и то же воспоминание, то оно деформируется. Мозг и сознание — самые ненадежные вещи в этом мире. Цунаде Сенджу взрослая девочка. Сама разберется, как поступать после моих слов. Я не Джирайя, чтобы бегать и подтирать сопли старухе каждую ночь. Я останавливаюсь на полпути к номеру, пораженная догадкой. Джирайя не похож на человека, готового стать жилеткой для слез. Тогда он просто уговаривает ее принять бразды правления? А что если... Кто-нибудь пытался по-человечески поддержать Цунаде Сенджу? Мне бьет что-то под сердце, и я срываюсь с места. Медик удивленно оборачивается ко мне, в момент когда впечатываюсь в нее, крепко сжимая в объятьях. Дрожь охватывает все мое тело. — За что? За что? За что? — бормочу ей куда-то в декольте. — Почему люди вокруг гибнут так часто? Почему они должны умирать из-за чужих интересов? Ты ведь замечательная на самом деле. Мне так жаль из-за твоих возлюбленного и брата. Но это не твоя вина, Цунаде. Это произошло не из-за тебя! Цунаде пораженно уставляется на меня и крепко обхватывает в ответ, пока слезы нескончаемым потоком льются-льются-льются. — Не убивай себя, Цунаде! Лучше расскажи, какими они были... Женщина кивает, вытирает слезы и рассказывает всю ночь. *** Джирайя будит меня ближе к вечеру веселый и улыбчивый. — Ох, Наруто, вообще не жалею, что взял тебя с собой. Цунаде согласилась стать Хокаге, — Джирайя подмигивает. — Не поделишься секретом, как ты уговорила ее? — Я просто выслушала ее, — передергиваю плечами под внимательным взглядом. Джирайя смеется. — А ты точно не из клана Яманака? Может залезла ей в мозг? — Теоретически это реально. Я отворачиваюсь к окну, потягиваюсь и тупо уставляюсь в окно. Даже удивительно, что во время пьянки я не жаловалась и не плакалась. Глотала литрами свои стеклянные слезы, шипами вставших в моем горле. Я промолчала, выпила и сдержала слюну после. Умница, Лера. Так держать. Молчание ведь действительно золото. — Завтра уходим в деревню. Собирайся, — Джирайя уходит, плотно закрыв за собой дверь. Я была эмпатом, сколько себя помню. Это мое личное проклятие и дар одновременно. В старом мире это ранило, но помогало. Здесь лишь режет как-будто. Новая рана на сердце обещает фантомные боли в будущем, но мы переживем и перетерпим, так ведь, детка? Нихрена подобного, шепчут слезы на щеках. Ты ведь сама как старуха уже в личине ребенка, лицемерка.