***
В доме кузнеца, как и всегда, царила тёплая уютная атмосфера, скрывающая явно зреющий бедлам. Чуть вытянувшийся Тэ Хен с сияющим взглядом что-то втолковывал младшему брату, Джун собирала еду в котомку ожидающего Кен Су, зато стоило мне войти — легкого стука моего, видимо не услышали, но я знала, что двери (предмет моей жгучей зависти) днем открыты — как мелкие, первыми завидев нас с восседающим в слинге Шиньей, бросились ко мне. — Тётя Ри, пришла! — закрутился вокруг маленький разбойник. — Тёа Ли! — радостно вторил ему Мин Хо. Он-то, поди, и помнил меня уже смутно, месяц не видел, да как же, если все радуются — и ему надо. — И я по вам скучала, охламоны, — улыбнулась, потрепала свободной рукой чернявую и темно-русую макушки, подняв взгляд на хозяюшку. — Доброго дня, Джун! — Ох, Морико… Та всплеснула руками, быстро доукомплектовала обед главе семейства и отправила старшенького обратно. — Проходи, милая. Давно мы тебя не видели! — Давненько, да. Но, к сожалению, мы к вам ненадолго, — предупредила я, позволяя чмокнуть себя в щеку. — Ао сказал, погода к вечеру ещё больше испортится, чем обычно, а он с таким не ошибается. Так что успеть вернуться надо. Возьмёшь корзинку? Я тут приготовила… Было хорошо. Впервые за долгое время я чувствовала себя в полной безопасности. С Ао, все-таки, временами как на пороховой бочке — поди пойми, когда на землю бросаться. Не всегда, конечно, не настолько все плохо, но порой давит. — Подрос твой красавец, — ласково заметила Джун, потрепав отросшие светло-голубые, почти белые волосенки на голове Шиньи. — А то! — я потерла чуть ноющую поясницу. — И весит соответственно. — Он ползет! — услышала я удивленно-восхищенное оханье Тэ Хена. — Значит за руку ходить может? А мне можно его? Под смех хозяюшки я присела к детям (пол, почему я тебя не ценила?) и ткнула пальцем в бок мальчонку. — А вот и нельзя, — и увидев, как он расстроился, сжалилась, — погоди ты немного. Только ползать научился, а ты его уже тянешь шагать. Может, поможешь ему сесть? Аккуратно! И мы с Джун не отрывали глаз, готовые в случае чего подстраховать. А Тэ Хен удивил: действовал бережно, насколько позволяло его уже шестилетнее тело. Мин Хо же, порывавшийся поначалу присоединиться к брату, только вглядывался в повязку на лице моего сыночка, причем как-то очень задумчиво. Странный ребенок. На Шинью чем-то похож. Самого виновника волнений проявленное к нему активное внимание чуть не напугало, но я была рядом, а через ткань он, как выяснилось, видит. Так что, коль мамка в поле зрения, можно не волноваться и пользоваться. — Я чего ходила-то, — опомнилась я. — Кабачка не будет? Или ещё какого овоща. Пора бы учиться кушать, а то скоро зубы полезут. Так-то недостатка в продуктах у нас нет, но больно они однообразные и тяжёлые ему будут. — Будет, будет. Положу тебе сейчас… А с «муженьком» твоим что как? Я едва не подавилась воздухом и начала возмущенно прожигать взглядом хихикающую женщину. — Чего на меня-то косишься? Тебя иначе как женой Сейрю уже никто и не зовет! — заявила она. Тьфу ты, блин. Это же надо! — Что с ним сделается… Вот опять куда-то улетел. Злющий будет как черт завтра. Ещё может и покоцанный… И как бы не простудившийся! Джун задумалась. — Я тебе тогда ещё настоек положу. И мазь. Гадость редкостная, но помочь должна в случае чего. Я вздохнула: — Не откажусь. Шинья, утомленный мальчишками, потянул ко мне лапки и что-то гукнул. — Иди-иди к маме, мой хороший. Скоро домой пойдем… Домой, да. Кто бы мог подумать?***
До грозы вернуться он не успел. Даже более того, по всем моим ощущениям близилась ночь, а на горизонте живых людей не виднелось. Крыша в паре мест протекала. А так как пол наш — земляной, то это оказалось очень нехорошей новостью. Я расставила во всех стратегических местах плошки да чашки, так что теперь шум дождя и свист ветра разбавляли стуки капели. Оставалось только вовремя выливать все это наружу, где ловил небесную воду бочонок. Должны же быть плюсы от всего этого безобразия — хоть будет чем умыться. Дожди в этом мире, можно сказать, экологически чистые, за себя не страшно. Только гром, от которого содрогнулась земля под ногами, показался растревоженному сознанию дурным предзнаменованием. Шинья уже спал в спущенной вниз колыбельке, совершенно не тревожимый громкими звуками — этого ребёнка не смогли бы разбудить и пушечные выстрелы, если бы он того не захотел. Я сидела на коленях, пыталась дошивать тунику Ао, да вот работа не шла. То ли из-за колеблющегося света свечи, то ли на нервах, но на пальцах за десять минут работы не осталось живого места. Такими темпами кое-кому придётся всю осень щеголять голым торсом. Гроза за окном набирала обороты, а его все ещё не было. Я вслушивалась в каждый скрип, в каждый свист и треск, боясь пропустить хоть что-то. И все равно, о его приближении узнала, лишь когда и без того держащуюся на честном слове «дверь» едва не сорвали резким движением. — Ну на… — заготовленная тирада застряла в горле, стоило мне увидеть его глаза. Не просто драконьи — дикие, звериные, полные какой-то безумной жажды и чёрного, липкого отчаяния. Они, казалось, заглядывали прямо в душу; сердце замерло, словно открытое на чужой ладони, совсем как месяцы назад, во сне, перед древним змеем. Не сбежать, не отвернуться. Смотреть, смотреть, смотреть… Ао осел внезапно, и оцепенение пропало со зрительным контактом. Я кинулась к нему, пытаясь взглядом найти хоть какие-нибудь повреждения сквозь пропитанную кровью одежду. Чья это кровь? Его или чужая? — Ао? В ответ лишь глуховатое рычание, и в тот же момент ребра стискивают до хруста, вышибив весь воздух из лёгких. Мужские руки вцепились в ткань, и та затрещала от натуги, но выдержала. Я не понимаю ровным счетом ничего, однако делать что-то надо, потому чуть приобнимаю своего обезумевшего товарища и пытаюсь подтолкнуть в сторону своего уже растеленного футона. Он ближе. — Давай, дружок, вставай… Я ж тебя не дотащу так, Ао! Сомневаюсь, что он меня слышал. Дракона колотило в судорогах, я же продолжала увещевать и немного придерживать его, промокшего, холодного, обрушившегося на плечи мертвым грузом и еле переставлявшего ноги. Что же, футона мы достигли, а вот сбросить ношу мне не дали. Ао рухнул вниз, так и не разжав рук, и меня потянуло вслед за ним. От удара, пусть и несколько смягченного, потемнело в глазах. Конечность, на которую я приземлилась, неудобно вывернуло в локте, вес все ещё вздрагивающего тела придавил к полу и заставил уткнуться мужчине в плечо, от металлического солоноватого запаха тут же подурнело. — А-а-ао, Ао, — зову его негромко, мягко, хотя куда больше хочется рявкнуть и вырваться, да только опасение, что он все-таки может быть ранен, да и просто разница весовой категории заставили с этим повременить. — Ну отпусти же, Ао… Скулеж, почти собачий, вызывает по спине липкие мурашки. Руки цепляются уже не в намокшую от них одежду — стискивают талию, вжимают в чужую грудь, не дают сделать вдох. Что, черт побери, с ним случилось? Из-за чего обычно сильного, нелюдимого хама сейчас так ломает и корежит? Повинуясь мне самой не понятному ощущению, опускаю свободную ладонь на мокрые лазурные волосы и едва-едва поглаживаю по голове. Ао постепенно дрожит все меньше, на меня же вдруг накатывает такая непреодолимая усталость, что я успеваю только бросить короткий взгляд на сопящего чуть поодаль сына, и благополучно отключаюсь.***
Вернулась в реальность от боли, жары и отсутствия воздуха, не сразу поняв, кто я, где я и что происходит. Даже грешным делом подумала, что снова умудрилась помереть и воскреснуть, но память вовремя подкинула картинки недавнего прошлого. Отрубаться в мокрой одежде, когда по полу гуляют сквозняки, еще и в неудобной позе, было явно не лучшей идеей. Точнее, просто ужасной. Кошмарной. Идиотской. В горле танцевали ёжики, нос заложило, так ещё и неподъемный, горячий как печка мужик не давал толком двинуться. Точно не раненый и не больной — дышал спокойно, размеренно. Вот и проявляй заботу о ближнем после этого! Долгожданный, с таким трудом отвоеванный вдох облегчения не принес: запахи крови, пота и сырости ворвались в легкие, и я зашлась в раздирающем кашле, который отдался во всем теле. Неосторожная попытка повернуться вообще обернулась выступившими на глазах слезами, фейерверком в черепной коробке и дикой болью во всей спине. Я тихонько замычала, и только тогда Ао наконец проснулся… Чтобы резко вскочить, отпихнув меня с футона. Моего, между прочим, футона! Я едва не прикусила язык, давя новый страдальческий стон. — Какого дьявола?! — сипло рявкнул он так, что в голове вновь забабахал салют. На глазах выступили слезы, и я едва нашла силы прогундосить с хрипами: — У… Кха!.. монись… — кашель колючим шариком свернулся в груди, но упрямо продолжила. — Помокх бы лучше. Встать не получилось. Все плыло. Мысли, в первые мгновения ясные (не иначе с перепугу!), густели, становились все неповоротливее, картинка теряла резкость. Ао что-то говорил, но сконцентрироваться на смысле его слов не удавалось. Последним, что я различила, было хныканье Шиньи, последней мыслью… «Ну все, приплыли».