Мама для Дракона

Вернулись в опустевший дом мы с Шиньей тихо и спокойно, будто просто сходили прогуляться в лес, и даже организовали корзину, доверху наполненную наспех нарванной ягодой, благо та сама разве что в руки не прыгала. Вопреки моим опасениям, попытку побега даже заметить толком не успели. Нет, возможно кто-то и подозревал, но подозрения к делу не пришьешь, так что предъявить мне пренебрежение к законам не могли. Зато пропажу муженька — вполне. Многоуважаемый супруг благополучно свинтил вместе с приличной частью ценных вещей. Естественно, что с вопросами полезли именно ко мне. Удивление играть не пришлось, подобного я действительно не ожидала, надеялась все-таки поговорить, попробовать понять… И все же, за удивлением и толикой возмущения пряталось малодушное облегчение. Уверенности в контроле над собственными чувствами не было никакой. Теперь я перебирала оставшееся имущество и думала, что делать дальше. Жить с Шиньей в самом центре деревни совершенно не казалось хорошей идеей, да и я оставалась совсем без защиты в доме, который мне, по сути, не принадлежал, с ребёнком, которого в который уже раз хотели забрать. Времени на раздумья оставалось немного — буквально пара дней, максимум неделя — и все убедятся, что Горо действительно исчез. Тогда явятся на порог родственницы, дабы отбить обратно жилплощадь, отыграться от души за «унижение» и все причиненные проблемы. Передо мной лежали ленты. Не слишком яркие, но красиво расшитые, они принадлежали ещё Морико. Я то расправляла их, то накручивала на ладонь, то завязывала причудливыми многослойными бантами, выученными ещё во времена учебной практики, и терялась в вечно актуальных вопросах. Что делать? Как быть? Куда податься? Сынишка с интересом разглядывал пляшущие перед глазами концы и тянул к ним руки, периодически дергая, отчего узлы затягивались или наоборот, развязывались, заставляя рассыпаться пышную фигуру из петель. Радостный, живой, почти вылезший из той странной холодной скованности брошенного и ненавидимого всеми детеныша. Кто решил, что дети ничего не понимают? Может не мыслью, а чувством он прекрасно осознавал себя преданным. Ощущал ту ненависть и боль, что обрушила на него сломленная мать. Шинья жался ко мне, искал у меня защиты и любви, но внутри него жило — и все ещё живёт, возможно — недоверие. Сосущая пустота, которую неизвестно, смогу ли я когда-нибудь заполнить. Она покажет себя, не сейчас и даже не через год — тогда, когда и ждать никто не будет. В моих силах лишь делать все возможное, чтобы исцелить рану, нанесенную другими. Прошлый Сейрю как живое напоминание того, какая судьба ждала Шинью — будто одна сплошная рана. Которую я бездумно расковыряла, после щедро осыпав солью. Забыла в своих проблемах и заботах, что не только окружающие влияют на меня. Это работает в обе стороны. Кем я была для Ао? Надоедливой девчонкой, влезшей в его устоявшуюся жизнь со своими устоями? Глупой, но привычной женщиной, ставшей частью дома? Или вовсе кем-то близким, почти другом? Как бы то ни было, я вмешалась в быт, разворотила все, до чего дотянулась, а потом с улыбочкой ушла, оставив одного. Да, он спас меня, позволил подлечиться, но примет ли обратно после нанесенной обиды? И что делать, если нет? Уверенные шаги за окном заставили выпрямиться и поморщиться от боли, спровоцированной резким движением, встав перед весело мяукнувшим Шиньей. Неужели пришли раньше? — Я зайду? — голос показался знакомым, чуть ослабляя натянувшуюся через позвоночник струну. Да и Акико с матерью разрешения просить бы не стали. — Да, конечно, — я выдохнула и только потом опомнилась: принц-то мой маленький без повязки и маски. Гостья вплыла в дом с явным раздражением на красивом лице. И я даже догадывалась, что его вызвало. — Староста? Мэй решила остаться в деревне, несмотря на предупреждения на удивление разговорчивого Ао, аргументировав это дурной погодой, приближающимися холодами и опасностью на дорогах. Мол, ей и одного раза подобного веселья хватило. Девушка на мой вопрос дернула уголком губ и вцепилась в лежащую на плече тугую косу. — Вообще это слово при мне не произноси. Понимающе улыбнулась, когда за подол дернули. Мэй посмотрела вниз, и я вздрогнула. Шинья… Присели мы одновременно. Она не отрывала задумчивого, пытливого взгляда от любопытствующей детской мордашки, а я, в свою очередь, внимательно следила уже за ней. — Вот ты какой, страшный и опасный Сейрю, — снисходительная усмешка. — Сейрю Шинья. Прямо как прославленный воин или сын древней знатной семьи, даже с фамилией! Облегчение и благодарность. Не испугалась и не поддалась слухам. Пусть только пока, не возникло ещё серьезных причин и конфликтов между нами, ведь знакомы-то всего ничего. Но кто бы знал, как важен этот маленький шаг навстречу, эта робкая надежда. Как глоток свежего воздуха в душном, враждебном окружении. Шинья с третьей попытки смог нормально зажать в кулачке упавшую ленту и выставить её вперёд. Лекарка удивленно перевела взгляд на узкую тускло-оранжевую полоску ткани, прошитую зелёной ниткой. — Это мне? Шинья опустил ручку, будто устав держать навесу, и спустя пару секунд снова поднял, в ожидании уставившись на нас, двух тугодумных женщин, и поторопил: — А! — Действительно, воин, — заметила я со смешком. — Дама сердца, принимай подарок! И Мэй взяла ленту, улыбнувшись светло, грустно и чуть растерянно — совсем не похоже на ту полуусмешку, что она выдавала раньше. Мне довольный дитёнок вручил простенькую светло-голубую, без вышивки, и потерял к нам интерес, отвлекшись на задетый ногой бубенчик, вытащенный вместе с прочими украшениями. — Как ты устроилась-то? — вспомнила я о гостеприимстве, разжигая огонёк и вспоминая, где хранится оставшаяся посуда. — Мне отдали дом, где старая лекарка жила, — поморщилась от воспоминаний гостья, усевшись поудобнее. — Страшно бардачно, зато расположение одновременно удобное и нет — близко к лесу, если что срочно понадобится, то недалеко ходить, а вот больным до меня, как и мне до больных, придётся пробежаться. Но если до меня не доживут, это уже исключительно их проблемы. — Действительно… Это вернуло к мыслям о поисках жилища. И, возможно, мы недостаточно знакомы и близки, но выговориться хоть кому-то хотелось так невыносимо, что я невольно поджала губы. Мэй покосилась с подозрением и спросила: — А ты с кем живёшь, Морико? Не одна же, с сыном. Я удивилась. — Как с кем? С мужем. До сегодняшнего утра, по крайней мере. Девушка моргнула, накрутила на палец кончик косы и вздохнула. — Не в свое дело, конечно, лезу… Но где он тогда? Внутри ничего не перевернулось. Только лёгкая горечь осела на языке. — Тот мужчина, с которым я была — он и есть. Горо. К концу предложения она нахмурилась. — Так этот… Муж твой? — столько обиды и в нас с Морико бы не наскреблось, сколько прозвучало в этом вопросе отвращения. — Муж, — невесело хмыкнула я. — Так что думаю теперь, куда деваться. Сейрю тут не любят… — кивок на Шинью, позвякивающего бубенцами и стучащего деревянными бусами. — Я заметила, — фыркнула Мэй и с неожиданным энтузиазмом поинтересовалась: — А у того… Ао, да? У него такие же глаза? — Только разрез немного другой, — улыбка сама залезла на лицо. Все-таки с Шиньей на руках Ао выглядел даже мило. Мэй качнула головой, о чем-то задумавшись. — Странная в вашей деревне магия творится. Я была уверена, что тот Сейрю — твой муж. У него явно не так давно жил ещё один человек — место так и стоит пустое, будто ждёт чего. Вода зашумела, закипая. Я отвернулась за припасенными для заварки сборами и попыталась согнать в кучку мысли. — Я жила у него несколько месяцев. Горо тогда считали погибшим, а меня вдовой… Теперь ситуация похожая, только статус у меня будет брошенной, нелюбимой жены. Замуж снова точно не возьмут! — попыталась пошутить. За спиной фыркнули. — Теперь снова к нему пойдёшь? Руки замерли, сжимая мешочек с травами и с губ сорвалось тихое: — Не знаю… Когда обернулась, Мэй усмехалась, только глаза остались серьезными, острыми. — Думаю, вдвоём можно хозяйство вытянуть и без мужчины. Исходящие ароматным паром кружки встали между нами. — Почему? — А вот понравились вы мне! От простоты и уверенности, с которой это было сказано, воздух вышел наружу смехом. Странная, малознакомая и яркая, как пламень костра, Мэй не посчитала нужным заморачиваться условностями. Хирью, это ты мне посылаешь таких безумных людей? Я, вероятнее всего, никогда не воспользуюсь этим предложением. Но на душе стало намного легче.