Полная (а могло быть иначе?) корзинка чуть раскачивалась назад-вперёд. На этот раз внутри грибы и съедобные корешки, поверх которых лежит пышный венок. С каким воодушевлением мы с Мэй собирали редкие осенние цветы, как смеялись, представляя реакцию Ао на яркий подарок! Только пусто стало. И холодно.
От лёгкого, казалось бы, ветерка пробрала дрожь. Я неловко обняла саму себя свободной рукой и поёжилась. Небо, совсем недавно бывшее чистым и ярким, будто посерело под налётом облаков, отражая творящееся на душе.
Эта апатия, наверное, больше Морико, чем моя. Хотелось бы верить. В конце концов, дело вновь касалось Горо…
Тихо, милая. Плакать не надо. Не стоит он того.
Новость оглушила, выбивая тем самым почти все чувства, только бьётся теперь в ушах одна и та же фраза, да не хотят стираться из памяти мятежные зелёные глаза. В них решительная острота мешалась с сочувствием, и даже, как ни странно, с подобием зависти. Только к чему та зависть обращалась, я так и не смогла понять.
Стараясь не шуметь, вошла в дом, корзину поставила в угол, не найдя в себе сил, чтобы её разобрать. Никто не поприветствовал, вообще не обратил внимания. Оба Сейрю спали, вымотанные предыдущей бессонной ночью и, вероятно, сегодняшними капризами малыша. Ао лежал на своей циновке, на нем вольготно устроился Шинья с зажатой в кулачке светлой прядью. От этой картины тепло забилось сердце, на мгновение прогоняя серость и холод.
Я села напротив них. Глубокое, едва слышно подхрипывающее дыхание усыпляло, жаль, поддаться ему нельзя. С тяжелыми мыслями только кошмаров добиться можно, никак не спокойного здорового сна. Да и кому ужин готовить? Грибы перебирать? Только отдохну чуть-чуть. Совсем немного.
Безмятежные, спокойные лица. Даже у Ао разгладились старившие его морщины в уголках рта и меж бровей. Отец и сын, период роста зубов и загулявшей с подружкой мамы. Слишком наглею, да? Все-таки мой сын. Пора прекращать эксплуатировать его невольную няньку. И вообще, за хозяйство браться, зима на носу, а я нашла тут время для хандры, видите ли. Хлеб свой отрабатывать надо. Сегодня последний раз. Хватит чуть что проваливаться в себя, можно не заметить, как все важное мимо пробежит.
Пора уже отпустить произошедшее.
Шинья завозился, и я поспешила подползти ближе, однако взять его на руки мне не дали. Крепкие пальцы перехватили запястье, сжав его слишком сильно. Не до синяков, но ощутимо.
Причмокнув, Шинья затих, и меня прожгли взглядом золотые искры. Ао поднялся сам, придерживая крохотное в сравнении с ним тельце, переложил в поставленную неподалёку люльку. Со сна растрепанный больше обычного, зато уже чем-то недовольный, судя по мимике.
— Всё в порядке? — негромко поинтересовалась я. — Ничего не случилось, пока меня не было?
— Это я должен спрашивать, — был мне недовольный ответ.
— Почему?
— Не я заливаюсь слезами.
Провожаемая внимательными глазами, провела по левой щеке, с удивлением понимая, что она и вправду мокрая. И мир вокруг мутноватый.
Чужие слезы даже дыхание не сбили. Просто текли, как вода, выпуская наружу всё негодование, отчаяние и боль.
— Всё хорошо, — почувствовав облегчение, я улыбнулась действительно искренне. Мне не поверили.
А ведь я просто узнала, что вдали от родной деревни верность хранить Горо не стал. У семейства торговцев, что его подобрали, прелестная дочь была. Не слишком умная, зато сердобольная красавица, которой приглянулся рукастый и симпатичный молодой мужчина. Как тут устоять? Надоела она ему довольно скоро, но к этому времени Горо собрал все нужное для личных начинаний. Тут-то и столкнулся с неприятием одиноких чужаков. И вспомнил заодно, какая удобная жена имеется!
Сжались тяжёлые цепи обиды и ослабли через два вдоха. Бог ему судья. А жизни во лжи с трусом и лицемером я избежала. Да и Мэй ошибиться могла, таки по соседству жила, а не с ним, и видела лишь мельком. Мало ли на свете Горо?
Не о чем грустить. Радоваться надо.
— Всё правда хорошо, Ао. Уже хорошо.
Он продолжал сверлить драконьими гляделками, вот я и не выдержала: поднялась с колен, прошагала к корзине, и, вытащив из неё своё творение, водрузила на лохматую головушку. Ао очевидно шокированно распахнул глазищи, заставив хрюкнуть в ладошку.
— Прости. Я не могла этого не сделать!
Теперь абсолютно точно все замечательно.
***
«Кто для тебя Ао? — спрашивала донельзя серьезная лекарка. — Кто вы друг другу? Я смотрю и никак не могу понять…»
Эти слова врезались в память и теперь не желали покидать голову. Простые, казалось бы, вопросы. А ответа на них нет.
Я бы хотела видеть его другом, но и сама прекрасно понимаю, что это не совсем то. Дружба предполагает равноценный обмен и равное отношение. Джун теперь можно назвать подругой. Мэй, наверное, близка к подобному званию. Ао — не друг. Кто он?
В прошлом я общалась в основном с женщинами или детьми. Да и то, помимо сестер и матери сблизиться удалось только с одним человеком. Не особо богатое разнообразие человеческих связей, которое только добавляет головной боли. Однако семья… Это близко. Очень-очень близко, если бы только появилось чуть больше доверия. Хоть какого-то элементарного знания друг о друге.
И не много ли я на себя беру, чтобы утверждать Ао, как свою семью? Да, он меня не ненавидит, подпускает ближе, чем кого-либо, пусть и при отсутствии адекватной альтернативы, и все же не самонадеянно ли?
В ком в этом мире можно быть уверенной, так это в Шинье. Семья, любимый сын, главная моя драгоценность без всяких сомнений и раздумий. В какой-то мере, именно он нас с Ао и объединил. Благодаря ему наши дороги пересеклись и теперь движутся в одном направлении.
Я наклонилась, заглядывая в прищуренные от смеха глазки. Мой маленький принц преступно мало смеялся для ребёнка, но смеялся. И улыбался теперь много чаще и легче, чем прежде. Это уже можно назвать победой и уткнуться носом в животик, и слушать, гикающе-гукающий жизнерадостный смех. Этот звук прекраснее любой музыки, он будто разлетается в грудной клетке, щекоча изнутри.
Морико натягивает внутри нечто неясное. Что она чувствует, глядя на ребенка, от которого отказалась? Понимает ли, что ошиблась, видя перед собой не монстра, но самого обычного мальчика? Для неё, наверное, все вверх дном перевернулось. Ещё и Горо этот!
Жаль девочку. Да что сделать?
Шинья хватанул меня за нос и замолчал в ожидании реакции. Я сморщила рожицу, за что меня наградили новой заливистой трелью.
— Ты спать хотела, — напомнил о себе предмет моих дум номер один за последние пару дней.
— Хотела, — пожала я плечами. — Как видишь, меня не отпустили. Ничего, я еще огурчик!
Ао всем своим видом выразил сомнение в данном утверждении. Лицо у него достаточно выразительное, если волосню назад убрать. Красивый, все-таки.
Ох, и задала Мэй задачку! Ну ничего, мне думать полезно. Не мозголомные уравнения, конечно, зато хоть какая-то нагрузка для головы, которой только плесенью покрыться не хватало.
***
Мысль о том, что надо что-то делать, пришла, когда Ао поймал меня на укачивании свернутой в рулон одежды и прямо заявил, что выгляжу я не очень. Не совсем такими словами — грубее, если честно — но проблема обозначилась вполне конкретно.
— И ничего я не чудище, — старательно щурясь на свое отражение в ведре с водой, убедилась я. — Благородная бледность и аристократичные круги под красноватыми глазами. Все в духе никогда не выходящих из моды вампиров.
Продала бы душу за свою косметичку и хотя бы крохотное зеркальце.
Сам Ао, к слову, тоже имел вид не самого выспавшегося человека, и все равно выглядел чуть живее меня. Все-таки спал Шинья со мной, и успокаивать его приходилось мне, порой подолгу. Так что вопрос здорового сна встал довольно остро. И решаться не хотел.
Приходилось подрываться ночью из любой позы и любого состояния. Я не всегда даже просыпалась до конца, автоматически совершая большую часть действий. Конечно, приходилось и раньше вставать посреди ночи и кормить по первому требованию, однако это требовало намного меньших затрат энергии и Шинья почти никогда не плакал при этом. Сейчас же объятия Морфея стали далёкой сладкой мечтой. Это как в том анекдоте:
— Простите, я уже две ночи почти не сплю…
— О, кто-то зачастил по клубам?
— У кого-то режутся зубы…
Так и жили, пока Ао от моего вида не начало типать.
В одну из веселых ночей он просто забрал хныкающего Шинью и ткнул уже приподнявшейся мне в лоб, чтобы легла обратно.
— Я сам.
И за эти слова его хотелось расцеловать. А когда меня отправили спать днем, приказав не шевелиться, отлить памятник в полную величину. Как минимум из золота.
