***
О том, что помимо прочих родственников ещё сын имеется, который находится на воспитании у главного криминального элемента на деревне, женщина вообще узнала только через пару недель. О нем в памяти ничего и не было почти! Но не это страшно, а условия, в которых жили оба Рекурю. Подросток, вынужденный следить за ребёнком, был прикован цепью. Питался редкими подачками и все больше походил на скелет. Да, в этом году тяжело пришлось всем жителям. От стоявшей половину лета сухой жары загорались дома, несмотря на все предосторожности не миновала эта участь и амбар, в котором хранились общие запасы риса. Но если все остальные могли выйти поохотиться и порыбачить, собрать ягод, грибов или орехов, Гаро сидел на привязи и пух от голода до того момента, как не приходил проверяющий с едой. От гнева у неё тогда потемнело в глазах. Даже дети, уже ко всему привычные, шуганулись подальше. Сильного, крепкого парня так бездарно губить… На главу деревни Галина Васильевна не кричала — девка же, не положено, видите ли — но тому казалось, что перед ним оскалила пасть змея, и с длинных острых клыков её капает яд. Галина Васильевна же считала, что была слишком вежлива и спокойна с этим… Уголовником. Спустя недолгое время в поголовье охламонов образовалось прибавление.***
Галина Васильевна знала, что её командирские замашки без всяких сюсюканий — совсем не то, что нужно в столь нежном возрасте кучке мальчишек-сирот, и старалась, правда старалась быть мягче, но этому её никогда не учили. Ни в лицее, ни в академии, ни, тем более, на работе. Именно поэтому наивная мечта о большой семье так и осталась мечтой, даже когда на горизонте замаячил, вроде бы, тот самый. Не сложилось. А теперь Гаро, не скованный больше цепями, проорал ей в лицо, что ему не нужны тюремщики и сиганул с крыши, которую чинил со старшим из братьев, Канг-Дэ, прямо в опасно смурнеющее небо. Малышка Кьюнг-Сун заливалась плачем, Джи-Ха, простуженный и от того вдвойне капризный, вторил младшей сестре, Хюн-Э и Канг-Дэ, кажется, завидовали сбежавшему кузену. Она знала, что дети не любили её. Она знала, что не справляется. Но эта мысль раньше забивалась вглубь сознания гордостью и постоянной гонкой, в которую превратилась жизнь с двумя маленькими и тремя взрослыми детьми. Одеты ведь все, накормлены, к делу, кому возраст позволяет, пристроены — чего ещё надо? Свой долг Галина Васильевна считала на этом выполненным. Гаро показал всю ошибочность этих суждений. Громыхнуло. Постаравшись хоть кое-как закрыть не до конца заделанную дыру в крыше, женщина отправила всех в дом. Не вернулся Гаро ни через час, ни когда дождь уже вовсю барабанил не только снаружи, но и по выставленным внутри мискам под ещё не обновленными местами. Галина Васильевна разрывалась: с одной стороны больной малец и куча прочих не особо самостоятельных, с другой — дурень, выбравший не лучшее время показывать характер. Смертельно опасное, можно сказать — набиравшая обороты гроза совершенно не добавляла оптимизма. — Хюн-Э, на тебе Кьюнг-Сун, — принятое решение буквально отдавалось головной болью, но вариантов в принципе было не много. — Поиграете и, как согласится, уложишь спать. Канг-Дэ, проследи за Джи-Ха. Поить с ложечки той горькой гадостью так часто, как получится. Будет кашлять — разотрешь той мазью грудь, ноги, спину и закутаешь по самые уши. Станет хуже, побежишь к лекарю. Две пары совершенно круглых серовато-фиалковых глаз непонимающе проводили её чёткие быстрые движения: как она закутывалась в тёплую одежду, крепила на спине небольшую котомку, а на бедре длинный охотничий нож — от лука в такую погоду проку не было. — А ты? — глупо спросил Канг-Дэ, с опаской косясь на готового в любой момент закатить концерт племянника. — Может, попросить в деревне помочь? И тебе уходить не придётся… — Нельзя, — вместо Галины Васильевны ответит Хюн-Э. — Гаро и Джи-Ха тогда точно прикуют. Насовсем. Парнишка поджал губы и как-то беспомощно глянул на старшего. Тот пожал плечами и нахмурился. Ситуация не нравилась никому. — Всё запомнили? — Галина Васильевна тем временем собралась и выдала последние указания: — Сами нас не ждите и тоже ложитесь с Джи-Ха, но если к утру не вернусь, то побежите к старосте, всё расскажете. Только кто-нибудь один. Поняли? Братья неохотно кивнули. Дом окинули последним беглым взглядом, и гроза приняла высокую жилистую фигуру в свои объятия.***
За какой-то там жалкий месяц совместного житья Галина Васильевна неплохо изучила привычки Гаро. И вот привычка его в моменты особого душевного раздрая находить самые высокие, опасные и труднодоступные места и устраивать там едва ли не гнездо её бесила что в самом начале знакомства, что сейчас. В красках представляя из своего богатого на самоубийц опыта, во что может превратиться человеческое тело, женщина, ни секунды не сомневаясь, шла к недавно обнаруженному оврагу, у которого росла просто куча старых высоких деревьев, причём расстоянием между собой буквально умолявших о какой-нибудь случайной молнии. С упрямым как мул Рекурю вся техника безопасности могла смело отправляться в места тёмные и не столь отдалённые. В жопу, проще говоря. И, стоит сказать, Галина Васильевна потеряшку нашла быстро, несмотря на близящуюся темноту и хлеставшие по лицу капли. Тот куковал под развесистой веткой с явным намерением так и переждать дождь. «Тюремщица», однако, была резко против. — Гаро! — окликнула она. — Как насчёт поговорить? Он немедленно вскинулся, и если бы не явно скользские ветки, немедленно прыгнул бы куда подальше. Непримиримой обидой кричало каждое его движение. Буркнув под нос, что слишком стара для таких фокусов, Галина Васильевна к вящему ужасу преследуемого, ловко, пусть и не без заминки с мокрой корой, забралась на соседнюю ветку. Бунтарю был протянут припасенный рисовый пирожок перемирия. — Попробуем ужиться? — не извинения, но что-то близкое к ним. — Черт с вами, — Гаро, порядком оголодавший, откусил давно остывший пирожок. Глупость собственного поступка он примерно уже оценил. Стоило взять хотя бы вещи, прежде чем сбегать. А ещё лучше вернуться самому… Позволь такое гордость. — Меня теперь снова на цепь посадят? — в голосе прозвучало смирение. Галина Васильевна скривилась. — Эту мерзость я закопала. Могут, конечно, новую сделать… Только я не сказала никому. Гаро изумленно встряхнулся. Галина Васильевна постаралась улыбнуться искренне, хотя затекшая от сидения на ветках задница не способствовала. — Пошли-ка домой. Не без помощи любителя деревьев спустившись, она облегчённо вздохнула и отряхнулась. Тело вроде молодое, какое-то время тренируемое, а всё одно — старовато для таких фортелей. Яркая небесная вспышка сопроводилась едва слышным треском. Она не увидела ничего, лишь интуиция взвыла белугой, заставляя со всех сил отпихнуть рослого — выше неё уже — парня в сторону и откатиться самой. Жаль, не до конца.***
Беспомощность приковывала к земле крепче кандалов. Крепче неподъемного тела. Крепче отсутствующей ноги. У Галины Васильевны всегда были крепкие, здоровые ноги. Она ломала прежде руки, обзавелась как-то растяжением, имела обширные гематомы на спине, но ноги всегда, всегда держали её, готовые нести, куда хозяйке угодно. Да и все это лечилось. Отсутствующая же часть тела уже не излечится. Тут без шансов. Особенно с местным уровнем медицины. Чудо, что её, инвалида, вообще попытались вытащить. В деревне никому не нужен лишний рот — а она им и стала. Лишним ртом. Бесполезной, сломанной куклой. Хирью, этот старик с молодым лицом, смотрел так, будто видел в ней свою смерть. Глупо. Галина Васильевна прекрасно знала, что существуют в мире случайности, в которых не виноват никто. Просто так сложилось, и ничего уже не поменять. Даже богам. Ведь даже боги не способны повернуть время вспять. Приходилось учиться заново. Ощущать свое тело, подниматься при помощи трости, двигаться по чуть-чуть, по паре шагов в пределах дома. Рисовать схематично на земле столь необходимые костыли и стирать, понимая, что никто не будет слушать безумные идеи больной чудачки. Мальчики тоже учились. Жить и обеспечивать всё хозяйство сами, помогать делать перевязки сжимающей зубы сестре, следить за шустрыми детьми. Джи-Ха и Кьюнг-Сун изредка сидели рядом, и дочка поддерживающие хлопала по ладошке мать, не понимая происходящего. Не понимая тщательно спрятанных беспомощных слёз, когда единственная нога вдруг подгибалась и роняла на пол. Галина Васильевна не была бы собой, если бы не пыталась встать снова и снова, хотя пострадали в тот вечер обе ноги. Жизнь, черт возьми, продолжалась. Жизнь требовала подстроиться под себя. — Не смотри на меня так, — огрызнулась она на Гаро, отвлекавшегося от плетения сети. — Как «так»? — он фыркнул и уставился на творенье рук своих. Где-то закралась явная лажа. — Как-как, виновато. Тошно аж. Тебе ведь уже морду за тот побег набили, так успокойся. Мальчишки, даром, что младше, действительно наставили Рекурю фингалов. Какие именно понятия выясняли, леший их знает, но сам факт налицо. В прямом смысле. Гаро не ответил — рыбкой нырнул вдоль пола, подхватывая Джи-Ха, вознамерившегося познать мир сверху. Маленькая драконья ножка работала пока слабенько, толкала невысоко, зато ускорения своему обладателю придавала двойного, отчего оставить без внимания растущий организм стало совсем невозможно. — Сколько можно скакать, — проворчал Гаро. На его претензию в волосы воткнули невесть откуда взявшийся подвядший цветок. Кьюнг-Сун выходке брата обрадовалась и захлопала в ладоши на руках матери. — Это он ещё ходит плохо. Вот погоди, подрастёт… — Галина Васильевна злорадно прищурилась. Гаро сплюнул. В следующую секунду его ткнули в бедро тростью. — На улице будешь плеваться!***
— Мама, это тебе! — четыре маленькие ручки на голову Галине Васильевне водрузили венок. Цветочное творение чуть съехало набекрень, но дети остались довольны. Точно в таких же украшениях красовались Хан-Дэ, собиравший во дворе высушенное бельё, и Хюн-Э, перебиравший вместе с Галиной Васильевной собранные ягоды. Гаро остался без цветочной короны, причём судя по подозрительно самодовольной ухмылке — избавился максимально незаметно, что не подкопаешься. Вдруг Рекурю замер, будто принюхиваясь. Джи-Ха тоже завозился, и если бы не внимательный Хюн-Э, стукнулся бы об косяк от излишне эмоционального прыжка. — Джи-Ха, кому говорила в доме не скакать! — Но там Оурью! — оправдался он. В Драконах Галина Васильевна разбиралась чуть лучше, чем никак. Все, что она знала об Оурью, заканчивалось цветом. — Жёлтый, значит… И откуда он нарисовался? Джи-Ха пожал плечами, нетерпеливо подпрыгивая. Его гнал неудержимый исследовательский интерес. — Он сюда идёт, — заметил Гаро. — Целенаправленно. Скоро будет. Галина Васильевна вдохнула цветочный дух. У неё было странное предчувствие по поводу нежданного гостя. Странное, но, определённо, хорошее.