***
Ещё не отогревшаяся в лучах слабого весеннего солнца река едва не погребла в своих водах двух деревенских девчонок. Стирали обычно на мелководье, так что Ао не знал, за каким бесом им приспичило прогуляться вдоль берега именно в этом месте, где течение было особенно сильным, а камни острыми. Утопиться захотелось? Дурочкам повезло, что сегодня с ним пошёл Шинья. Сам он не разглядел бы, почти лишённый драконьего зрения, кричать же девушки не могли. Обе нахлебались воды, кашляли, но дышали и постепенно приходили в себя. Ао, с ног до головы мокрый, мрачно отплевывался, думая, стоит ли на мокрое тело натягивать сухую одежду. За него решил мелкий, определено кого-то копировавший своим укоризненным тоном: — Ты же простудишься… Девчонки, замерев в одинаковых позах, смотрели сильно ниже его глаз. Боялись, поди. Не желая и дальше чувствовать на себе чужой страх и сочтя свой долг выполненным, мужчина отряхнулся от воды, выжал волосы, натянул-таки верх и собирался уже уходить, как снова вмешался Шинья. — Ао, кровь! Одна из спасенных, очевидно, разодрала ноги об камни, так как под мокрым задравшимся подолом по щиколотке и вправду стекала кровь. Вторая отделалась синяками. — И чего ты от меня хочешь? Шинья протянул выуженный из мешочка бинт и деревянную коробочку. Ао покосился на небо и незаметно вздохнул: ему хотелось домой, в тепло, переодеться и поесть горячего супа. А не возиться с теми, кто если бы мог, с криком бы побежал прочь. Но объяснять всё наивному сердобольному воспитаннику? Да и могут не дойти до домов несостоявшиеся утопленницы… Шлепок упавшего после попытки подняться тела. Подтвердил его мысли — не дойдут. Ещё и тащить придётся. С уст сорвался ещё один вздох.***
Деревня расцветала, и её жители сновали в сезонных хлопотах. Уставший Шинья смотрел с его рук, и, наверняка, видел больше. С каждым днём он становился лишь сильнее. Все Сейрю в той или иной степени наблюдатели, и Ао исключением не стал. Никого из ему подобных не впускали в течение жизни, и единственное, что им оставалось — смотреть за множеством чужих историй и отсчитывать дни до конца своей. Иногда люди выбрасывали на обочину из потока бегущих лет тех, кто отличался от них чуть меньше, чем Сейрю. Таких, как Морико. Но прежде отверженные не стремились хоть как-то помочь друг другу, продолжая бороться неясно за что. Она стала первой. И первой заставила его всерьёз задумываться над вопросами, от которых он прежде отмахивался. Ао мало видел в своей жизни счастливых людей. Зачастую, даже если дела шли практически идеально, они сами придумывали себе поводы для тоски и недовольства. Не ценили то, что имели, считали, что этого недостаточно, мечтали о большем? Он не знал. Ему не рассказывали. Да и как именно счастье определять — тоже. Счастливым человеком называли Джин Хо. Уважаемый, нужды, считай, не знает — его дело всем нужно и полезно, — да и жена добрая, хозяйственная, детей рожает здоровых и ладных. Недавно ещё и долгожданную дочь подарила, главную любовь и отраду. У Джиро, второго сына старейшины, когда-то имелось абсолютно то же самое. Только счастлив он никогда не был: с женой грызся, детей бил, достаток в руках не удержал, имея его радостью тоже не светился, отчаянно завидуя даже тем, кому приходилось много хуже. Значит, счастье заключается не только в семье или достатке, хотя именно об этом Ао часто слышал в детстве краем уха. — Знаешь, — сказала ему как-то Морико, прижимаясь ближе в попытке согреться. — Я устала, у меня ломит спину и руки дрожат. Мне холодно. И все равно, я впервые настолько счастлива… Ему, привыкшему наблюдать не только за словами, не составило труда уловить скрытый в словах подвох. — Ты встревожена. Она молчала, не двигаясь, и он ждал, пока девушка не вздохнула, тихо-тихо признавшись: — Я боюсь того, чем мне придётся заплатить… У всего есть своя цена. Джин Хо заплатил её смертью первой жены и их нерожденного ребёнка, и продолжает платить ежедневным трудом. Джиро, ленивый и взбалмошный, платить не хотел. Ао знал цену последней милости безразличных богов, жестокую и неотвратимую вопреки попыткам Морико найти способы обойти проклятье, полученное при рождении Думал, что был готов. Но… Как никогда отчаянно хотелось жить. И смотреть, вбирать в себя неожиданно яркий, необъятный мир, в который его вывели из холодной и серой дороги одиночества. Вдруг оказалось, что за свои более чем четверть века он не видел ничего. Не успел узнать и сделать столь многое, потратив и без того ограниченное время не на то. Отверженный всеми Сейрю до помутнения рассудка мечтал стать человеком, не понимая, что и так был им. Всегда был. И никакое проклятие этого изменить не могло. Что мешало ему рассмотреть верный путь? Мрак, созданный такими же людьми? Ты человек, Ао. Будь у тебя хоть рог во лбу и по восемь пальцев на каждой руке, это не изменит того, что ты способен чувствовать, думать и понимать. Глаза — это всего лишь глаза. Весёлая девочка, говорящая странными словами и поющая на неизвестном языке, потерявшая всё юная девушка, обезображенная шрамом… Заботливая и ласковая женщина из другого мира, ставшая самым светлым, что случалось с ним за все его существование. Путеводной звездой. Непризнанный сын клевал носом, тесно прижимаясь к отцу. Весна вступала в свои права, объявляя праздник новой жизни. У него оставались считанные месяцы.