***
— Резюмируя все сказанное мной, можно вывести несколько пунктов, характеризующих личности. Так, например, доминантные личности склонны проявлять властность в коллективе, жесткость характера, упрямство и напористость, независимость и иные признаки вплоть до агрессивности. В противоположность им, люди более мягкие и податливые; личности, часто легче поддающиеся влиянию, скромные и застенчивые… Вопросы?***
— Профессор, — Уилл подходит после пары, на которой он, как обычно, большую часть времени залипал на своего преподавателя, — Я хотел узнать, могу ли я сдать ваш экзамен досрочно. По семейным обстоятельствам мне придётся срочно вернуться в Луизиану, поэтому приходится начинать сдавать сессию уже сейчас. Вы не будете против? — на самом деле, Уиллу наплевать на сессию, он просто хочет урвать возможность побольше времени побыть с объектом своего влечения. И млеет от мысли, что даже если ему и придётся сдавать этот экзамен, к которому он давно готов, то будет делать это наедине. Привыкший к тому, что все студенты его избегают, профессор едва не вздрагивает от голоса над собой. Знакомый, который в отличие от остальных, Ганнибал слышит очень часто. — Мистер Грэм, — обычный надменный тон профессора странным образом меняется на усталый. — Насколько досрочно?.. Длинные пальцы, которые определенно принадлежат художнику и музыканту, тянутся к книге на углу стола, чтобы свериться с расписанием. — У меня есть время в четверг пятой парой и пятницу второй, — наконец Ганнибал вновь поднимает взгляд на Уилла. Тонкая оправа очков серебрится бликами, когда мужчина стаскивает их с лица — забыл о них, хотя изображение вдали мутнеет во власти стеклышек. — Это невероятно срочно, — выдыхает Уилл и придает тону небольшой жалобный оттенок, — Отец серьёзно заболел, мне нужно спешить к нему. Прошу Вас, не могли бы вы принять у меня экзамен прямо сейчас? Мне не требуется время на подготовку, и я готов к заданию любой сложности. Несколько секунд Ганнибал вглядывается в выражение скорбной торопливости на лице студента, отвлекаясь лишь чтобы узнать время на часах. — Хорошо, — тихо говорит он, сдаваясь и прощаясь с прибытием домой вовремя. Открыв ящик стола, профессор достает журнал группы, а затем распахивает его, чтобы найти фамилию Грэм. Не то, чтобы он жаловался на память, но больше для вида. — Самый высокий балл по предмету, но эссе вы мне так и не сдали, — укоризненно поджав губы, мужчина достает с конца журнала чистый лист, кои всегда запасены на случай самостоятельных работ. — Я напишу вопросы, — перьевая ручка быстро царапает бумагу выведенными буквами. — У вас есть время, чтобы ответить на них. Сорок пять минут будет более, чем достаточно. На первую парту. И учтите, что списывать не рекомендуется, потому что вопросы вы будете отвечать мне устно. Возражения? Улыбнувшись уголком губ, Ганнибал протягивает лист Уиллу, на мгновение профессору кажется, что что-то мелькает в глазах Уилла. Что-то сильное и непокорное, что вспыхивало каждый раз, когда они спорили. Уилл прячет такую же усмешку в краешке губ, когда отворачивается от профессора и беспрекословно направляется к первой парте. Затем оценивает вопросы и снова прячет улыбку. Их всего три, но все по опережающим темам. И последний вопрос — по сегодняшней. Уилл набрасывает подробный план первых двух, расписывать он не собирается, а затем приступает к последнему, но на бумаге пишет лишь максимально приемлемую информацию, а свои основные рассуждения приберегает для устного ответа. Этот экзамен кажется ему хорошей возможностью набраться, наконец, смелости и пойти ва-банк. На все вопросы у Уилла уходит тридцать минут, о чем он незамедлительно сообщает профессору. Уилл отвечает первый вопрос, не глядя на лист, лишь изредка сверяясь с планом. Скучную академическую речь разбавляют его собственные комментарии, согласие или несогласие с высказыванием автора и приведение другого, более приемлемого, на взгляд Уилла, варианта. Это дает плоды: Грэм видит, как в равнодушных поначалу глазах профессора медленно, но неумолимо зажигается интерес, как он кивает или спрашивает то или иное уточнение. Уилл внутренне усмехается: так держать. Ко второму вопросу он приводит редкую и малоизвестную литературу, о которой не то, что студенты, даже не все преподаватели слышали. Тонкие губы профессора изгибаются в удовлетворенной улыбке, но лишь на мгновение, затем он удваивает напор и задает все больше ловких и каверзных вопросов. Это распаляет и Уилла: он довольно долго мечтал о словесной пикировке с Лектером. Пока Грэм продолжает говорить, ему засчитывают и второй вопрос. И вот, наконец, они подходят к третьему. — Вовсе нет, профессор, — Уилл слегка улыбается, вспоминая ожесточенную дискуссию на прошедшей только что паре, — Но я по-прежнему не согласен с делением на, так сказать, белое и черное, на подчинителей и подчиняющихся. Это не настолько просто, иначе бы все эти задатки в людях легко можно было бы разглядеть. Есть те, кто выглядят неброско и может даже казаться, что их легко сломать, но на практике выясняется, что склонность к доминированию у них гораздо выше средней. И наоборот, — Уилл собирается с духом, но не подает виду, — Категория людей, полностью контролирующих свою жизнь: привычки, эмоции, окружение. Они занимают довольно высокое положение в обществе, нередко, административные должности или просто руководят персоналом. Они властны и эффектны, никто ничего не заподозрит. Но внутренне они жаждут подчинения, стремятся ярко выраженно или нет найти способ или человека, которые помогли бы им избавиться от гнетущих социальных ролей и помочь расслабиться. При этом внутренняя сила личности прямо пропорциональна готовности подчиняться, — Уилл открыто описывает психологический портрет своего профессора, жадно наблюдая за его реакцией. Поначалу непроницаемая маска Лектера не выдаёт ничего, но затем в глазах его мелькает нечто, напоминающее… замешательство, но при этом заинтересованность. Преподаватель принимает подачу, и Грэм ждет его ответа, пытаясь унять заполошно бьющееся от волнения сердце. Тонкие пальцы мягко покачивают ручку, почти с нежностью поглаживая корпус и перо в лёгкой задумчивости. Конечно, Уилл прав — это очевидно. Проблема лишь в том, что это более расширенный материал к тому, что полагается на этом этапе обучения и… Нет, Ганнибал обманывает себя сам. Под этим пристальным взглядом и столь точными словами, почти брошенными в лицо, профессор зябко ежится. — Иными словами, — Ганнибал кивает больше для себя, отводя взгляд на начерченные на листе баллы. — Все не то, чем кажется. Довольно часто встречаются преступники, которые в жизни не выделяются из толпы, среднестатистические незаметные люди, которые ищут выход склонностей к доминированию через, скажем, насилие, — ручка выскальзывает из пальцев, падая на стол. — Темой вашего эссе было составить профайл кого-то из ваших знакомых. Вы не написали его, но сделали, верно? Глаза Ганнибала вспыхивают ярко и холодно от поразившей его догадки. Прямой вопрос, ответ на который он уже знает, и готов вцепиться в мальчишку за одно только это. Дерзкий непомерно, хотя за это он и нравится профессору. Уилл чувствует холодок опасности, то, как близко она подбирается к нему и почти шепчет в ухо, что нужно остановиться прямо сейчас и перестать дразнить хищника — о да, теперь Уилл видит не только недостающую деталь, но и целиком весь портрет. Внутри Лектера ужасающее чудовище, и Уиллу стоило бы бояться, но теперь он знает его самый страшный и, может даже самому чудищу неизвестный доселе секрет: желание подчиниться чьей-то неукротимой силе и вдоволь насладиться ею. Поэтому он так и нравится профессору: бросает вызов, отчего зверь рассматривает его как равного. От этой мысли жажда самого Уилла мучительно усиливается, а по телу пробегает дрожь предвкушения. Он должен получить Лектера любой ценой. — Портрет, описываемый мною ранее, почти полностью соответствует вашему. Ему недостает изящества и более обоснованной мотивации, но тем не менее, остальное описание сходится. Вы жаждете сбросить человеческий костюм и найти умиротворение и освобождение, какого не чувствовали уже очень долго, возможно, никогда, в сексуальном подчинении, — Уилл намеренно понижает тон, не отводя глаз от замершего хищника, — И ваш зверь просит этого. Но вы подавляете в себе эту часть. Насколько верны мои утверждения? — Грэм невольно подается вперед, его глаза горят. Будь что будет. Даже умереть от его рук — прекрасно. Тишина вязкая, как кленовый сироп, заполняет класс мучительно медленно. Каждое слово мальчишки, как пощечина, сотрясает тело. Не потому что ложь, а потому что правда: Ганнибал никогда не искал себе пару, но… В глубине души всегда знал, что если найдется человек равный ему или превосходящий, тот, кому действительно хочется подчиниться — он сделает это. Стиснув челюсти, Ганнибал ничего не отвечает, молча ставя в ведомости максимальный балл за экзамен и эссе, выводя итог. Перо вжимается в бумагу настолько сильно, что основательно царапает ее. Поднявшись грозной тенью со своего места, Ганнибал все также тихо и холодно произносит: — Экзамен вы сдали. А теперь вон из моего кабинета. Глаза Лектера не отрываются от глаз Уилла, но ни один из них не двигается с места. Уилл смотрит вызывающе, так, словно большего подтверждения ему и не нужно, словно… Ганнибал уже завоёванный трофей. Студент всё ещё сидит, и профессор восхищён — Грэм смотрит так, свысока, находясь значительно ниже. Мурашки невольно ползут по позвоночнику. Это предвкушение, ведь всегда интересно каким будет следующий ход. То, как пытается закрыться профессор, очаровывает, будоражит и подстегивает к дальнейшим действиям. Он уже знает, что проиграл, но все равно не сдается. Уилла слишком сильно ведет жажда и охотничий азарт: он может даже отхватить отчисление за столь безрассудные выходки, но Грэму все равно. Пока преподаватель отвлекается, Уилл проворно хватает ключ от аудитории и следует к двери, запирая ее. Он не ожидает от Лектера возражений, и, все верно, их не следует. Хищник напряжен, но позабавлен поведением Уилла. Отлично. Пора раскрыть карты. Возможно, Ганнибал заинтригован больше, чем должно. Их бесчисленные яростные споры, его потрясающее мышление… Зачаровывают, но это зашло слишком далеко. — Это зашло слишком далеко, — отказываясь в признании самому себе, Лектер на мгновение прикрывает глаза, прячась за полотном век, когда раздается щелчок замка. Словно два хищника, они танцуют друг против друга, ожидая слабости, чтобы вцепиться для финального удара, и это прекрасно. — Признаете ли вы меня равным, если я скажу, что вижу? Как что-то в глубине ваших глаз борется между интересом ко мне и желанием растерзать за мою наглость? Как они загорятся алым, если кровь все же прольется, и жажда зверя будет утолена. Но тогда вы потеряете возможность избавиться от одиночества. Или хотя бы расслабиться, погрузиться в свои самые сокровенные желания, — Уилл почти мурлычет, и зрачки Лектера расширяются. Разумеется, хищника возбуждает запах крови, но он все еще не сдается. Потрясающая выдержка, которая, впрочем, удерживается из последних сил. Уилл по достоинству оценивает то усилие, с которым Ганнибал цепляется за остатки самоконтроля, но намерен лишить его и их. — Сочетание контроля и подчинения сводит вас с ума. Я почти уверен, что ваши ладони не будут дрожать даже от самых сильных эмоций, но все тело будет прямо-таки сотрясаться в ожидании наказания или награды, — Грэм с мрачным удовольствием наблюдает, как Ганнибал нервно облизывает губы. Еще немного. Уилл медленно приближается и небрежно усаживается на преподавательский стол, — Да у вас даже голос поначалу дрожать не будет, но затем… Вздернув голову вверх в горделивом жесте, Ганнибал преувеличено расслабленно опирается бедром о стол. Сладкие слова мурлыкающим голосом вливаются в уши, и совсем немного профессор чувствует заинтересованность. Совсем немного превращается в сильно, когда он понимает, что Уилл не остановится. И от этого сладко щемит под ложечкой. Ганнибал невольно облизывает губы, а затем пытается напомнить себе, что он преподаватель, а Уилл его студент, и они находятся в чертовой аудитории… Чертовой запертой аудитории. — Затем? — он собирает всю свою холодность, чтобы ответить, но выдает себя защитным жестом, сложив руки на груди. — Затем вас отчислят с рекомендациями, от которых вас не возьмут не то, что в ФБР, но в охрану будет проблематично устроиться. Вы забываетесь, мистер Грэм. Уилл не реагирует. Даже не моргает. Словно Ганнибал не пугает, словно… Будто они действительно равны, и Уиллу откровенно плевать на статусы и соотношение сил. И вот это действительно возбуждающе. — Вы можете даже убить меня, — как бы невзначай предлагает Уилл так, будто это ничего не значит. Так и есть, — меня всегда учили быть смелым и идти до конца. Этого от меня потребует и ФБР… Ох, да вообще кто угодно! — Уилл с трудом удерживает себя в руках, — Вы ведь тоже не намерены отступать. Вам интересно, что будет дальше, но игра увлекает все сильнее и сильнее. Что же случится, если я предложу вам получить все прямо здесь и сейчас? — Уилл придвигается невозможно близко, ощущая тепло тела этого восхитительного мужчины, но все еще не касаясь его, — Что, если меня не пугает то, что я вижу внутри вас? Я жажду увидеть хищника на свободе, — Уилл хватает Ганнибала за лацканы пиджака и притягивает к себе, чтобы прикоснуться к его губам своими. Уилл приятно пахнет. Пожалуй, Ганнибал замечал это каждый раз, когда они были достаточно близко, но сейчас, когда он близко настолько, аромат почти мучительно прекрасен. Вдыхая и задерживая дыхание, чтобы сдержать рвущийся жадный звук, Ганнибал уже знает, что хочет этот аромат на себе. И он знает, что будет чувствовать его ещё очень долго. Во всех смыслах. Уилл видит его наиболее полно, хотя и вряд ли может предложить, что строгий профессор — Чесапикский Потрошитель во плоти. Его океанические глаза насыщенного и чистого цвета бушуют чем-то темным, чем-то положительно безумным. Обещаниями. Мягкие губы резко впечатываются в Ганнибала, и он стонет, стараясь звучать возмущённо. Ладони обхватывают запястья Уилла, будто стараясь оттолкнуть, но нет, лишь поглаживая вены под большими пальцами. Впрочем, поцелуй он встречает с жадностью почти нечеловеческой — животной. Объективно, Ганнибал сильнее, и оттолкнуть студента было бы просто… Но, возможно, не так сладко. — Покажи мне, — рычащие нотки врываются в слова, а Ганнибал не старается их сдержать, больно кусая нижнюю губу Уилла, чтобы тут же покорно извиниться мягкими и нежными поглаживаниями кончика языка. Уилл издает удивленный звук, когда его не только не отталкивают, но и начинают страстно целовать. И, господи, он мог бы кончить только от одного этого поцелуя, потому что чертов Ганнибал слишком хорош. Ощущения в тысячу крат прекраснее и сильнее, чем в любом его сне или фантазии. Но за этим он осознает кое-что еще, хотя от бесстыдной ласки горячего влажного языка мозг отключается напрочь: Лектер хочет его уже давно. Невысказанное откровение окрыляет Уилла, и он шепчет прямо в губы: — Так смотри же, — затем неохотно отрывается, одним яростным жестом сбрасывает все со стола и заваливает профессора на него, а сам триумфально усаживается верхом на его бедра. Во взгляде Ганнибала горит что-то абсолютно дикое и безумное, и как же это нравится Уиллу. С равнодушием, не свойственным человеку с перфекционизмом, Ганнибал наблюдает как предметы, будто в замедленной съёмке, валятся со стола, а перо выпускает на полу уродливую кляксу при падении, а затем сильное тело Уилла пригвождает его к столу — он удерживает изящные запястья одной рукой и трется об уже ощутимое возбуждение профессора. Хищник порыкивает, но даже не пытается вырваться: ему приятно, наконец, ощутить на себе оковы подчинения, которые не связаны с угрозой его свободе. Он лишь тяжело дышит и облизывает припухшие губы. Все это занимает меньше секунды, но профессор успевает удивлённо осознать, что он так давно желал именно этого. Уилл слегка ерзает, и их бедра соприкасаются, позволяя почувствовать неравнодушие обоих. — Вам нужно всего лишь попросить, и тогда вы получите все, — низким соблазнительным тоном произносит Уилл и легко удерживает Ганнибала на месте. — Ты же хочешь, — тихо шипит профессор, змеёй извиваясь под ним. Словно и впрямь активно сопротивляясь, но этим только распаляя обоих. Прекрасная иллюзия. — Сейчас важно то, чего хотите именно вы, — Уилл наклоняется и опаляет кожу горячим дыханием. Профессор под ним выглядит просто восхитительно: раскрасневшийся и невероятно манящий, пушистые пряди волос из идеальной укладки падают на лоб, и Грэм заботливо отводит их деликатным прикосновением, чего от себя не ожидал. Это уже выходит за рамки плотского влечения, превращаясь в нечто большее. Но Уилл не хочет сейчас об этом думать. — Подчинение не является синонимом унижения. Я вовсе не желаю поиздеваться над вами. Я хочу видеть, как вы испытываете наслаждение, столь сильное, что беспомощно всхлипываете и стонете. Вы срываете голос, когда я украшаю ваше тело метками. Вы жаждете принадлежать кому-то, и сегодня вы в полной моей власти. Искры возбуждения, проносящиеся по венам, разжигают пожар внизу живота. Узел, скручивающегося желания рождает предвкушение обещанного наслаждения. Никто никогда не позволял себе этого с ним, никто не был настолько точным в портрете Ганнибала… Возможно, когда ФБР пригреет Уилла — в чем сомнений нет — именно он будет тем, кто поймает неуловимого Чесапикского Потрошителя. — Если бы я не хотел, — Ганнибал изгибает губы в высокомерной и язвительной усмешке. — Я бы позволил этому произойти?.. Медленно, картинно, профессор совсем слегка откидывает голову назад, расслабляя напряженную шею, а язык пробегается по губам максимально эротично. — Разве не этого хотите вы, мистер Грэм? — с придыханием говорит он, подражая подчинению. О, игра еще не кончается. — Подчинять. Если бы я так просто сдался, нашли бы вы меня интересным тогда? — Я нашел бы вас интересным в любом случае, — признается Уилл и методично расстегивает пуговички на рубашке, чтобы развести полы и с наслаждением провести ладонью по груди, задевая сосок, зарыться пальцами в волосы на груди и легонько потянуть. Дыхание Ганнибала сбивается еще сильнее от столь простой и незатейливой ласки, что говорит Уиллу гораздо больше о состоянии профессора, чем его слова. «Ох, неужели?» — хочется спросить профессору, но он лишь закусывает губу в ожидании. Его пальцы крепко цепляются в край стола над головой там, где Уилл оставил его запястья — случайная покладистость, которую он не замечает сам, забывая все от обжигающего взгляда и нежно-страстных касаний. Открытый, но не уязвимый. — Прямо сейчас я хочу взять вас. И я это сделаю, — уверенно произносит Уилл, а затем наклоняется и впивается губами в шею прямо над воротником, оставляя стремительно наливающуюся краской метку и зализывая ее. Ганнибал дергается от неожиданности и издает весьма громкий стон, отчего Уилл победоносно ухмыляется и снова прикусывает тонкую кожу, наслаждаясь близостью горячего сильного тела. — Какая самоуверенность! — он пытается звучать насмешливо, но Уилл целует его шею, ощутимо засасывая нежную кожу, и Ганнибал задыхается, заходясь в стоне, резонирующем по всей аудитории. Кажется, этот постыдный — похотливый и нуждающийся — звук должен быть слышен не то, что в коридоре, но и на другом конце Академии. — Благодарю за комплимент, профессор, но не могли бы вы стонать немного потише, а то в аудиторию начнут ломиться, и нам будет несколько сложно объяснить наше текущее положение, — не остаётся в долгу Уилл, пока его любопытная ладонь скользит ниже, по бедру, и накрывает пах. Грэм удостаивается раздраженного, смешанного с отчаянием взгляда, и посылает в ответ солнечную улыбку. В отличие от упрямства хозяина, бедра Ганнибала дрожат, когда горячая ладонь накрывает член поверх ткани костюма и белья. Это почти больно, но так приятно. Бескомпромиссно, не спрашивая, делая с ним то, что Уилл посчитает нужным без возможности к сопротивлению. — Вы потрясающе красивы. Думаю, много кто говорил вам это, но они не видели вас здесь, подо мной, в расстегнутой рубашке и брюках, — следуя сказанному Уилл дергает молнию вниз и забирается пальцами внутрь, проводя по кромке белья и мокрому пятнышку сочащейся смазки. Этот мужчина восхищает Уилла все больше: даже охваченный желанием, он продолжает спорить и сохранять почти королевское достоинство. Боже, как же Грэму хочется еще сильнее содрать с него этот покров сдержанности, лишить последних остатков разума!.. Уилл прижимается грудью к его груди, когда наклоняется, чтобы увлечь Лектера в лишенный нежности голодный поцелуй, а свободной рукой вновь прочерчивает линию по груди и щиплет за сосок. Этот новый поцелуй похож на новую борьбу: Ганнибал не впускает Уилла в свой рот, стараясь выбить первенство в таком интимном действе хотя бы так, но движения этих рук отвлекают на мгновение — профессор стонет, отдаваясь на власть коварному обольстителю и позволяя хозяйничать над собой и своим ртом. Профессор стонет прямо ему в губы, и Уилл пользуется этой маленькой заминкой, чтобы протолкнуть свой язык меж приоткрытых покрасневших губ и перехватить первенство в поцелуе. Уилл ласкает мокрые щеки, пробегается по гладкой эмали зубов и обводит языком клыки, проверяя их остроту. Совсем немного Лектер сжимает зубы на языке Уилла, тихо рыча, не стараясь ранить, но напоминая, что зубы вполне себе очень острые. — Легко, — закусив щеку до крови, чтобы боль несколько отрезвила, Ганнибал насмешливо тянет, желая уколоть Уилла, раззадорить его сильнее. Открыто провоцируя, потому что он сам уже едва сдерживается. — Я лишь хотел потешить твое самолюбие. Ганнибал же ощущает себя связанным, прикованным негласным приказом, пытаясь сохранять самообладание. Желание пьянит, вырываясь на свободу. Конечно, Уилл прекрасно читает его, надавливая ровно там, где нужно… И в физическом смысле тоже. — Давай же, пошевеливайся, — бурчит профессор и нетерпение слишком очевидно. Первые просящие нотки просачиваются в почти невнятное бормотание, потому что прикосновение кажущейся грубой кожи ладони к столь чувствительной плоти оказывается слишком. — Хмм, — задумчиво тянет Уилл, хотя все внутри плавится и кипит от вожделения, а возбуждение становится болезненным, — Боюсь, вы недостаточно покорны. Что же мы будем с этим делать? — ладони ложатся на пряжку ремня и легко расстегивают ее. — Ничего, — самодовольная улыбка разбавляется смешком, когда парень стискивает ремень. — Пороть будете, мистер Грэм? Уилл ловко спускается на пол и ласкает длинные ноги. Даже временная потеря столь близкого контакта почти заставляет профессора захныкать. Слепо повинуясь желанию вернуть приятное давление, его бедра едва заметно приподнимаются. Оперевшись на локтях, игнорируя выступивший на лбу пот, мужчина криво усмехается, когда парень устремляет полувопросительный взгляд прямо на него. Грэм криво ухмыляется в ответ, снимает дорогие лакированные туфли, стягивает с профессора брюки вместе с бельем (тот стонет, когда ткань слишком уж сильно проходится по чувствительной плоти) и обнаруживает длинные гольфы до голени, отчего Уилл сам издает тихий стон и сжимает зубы. «Не хватало тут ещё в кроссдрессинг поиграть». Ганнибал ни сколько ни стесняется своей наготы, и даже будучи таким расхристанным, остается не менее великолепным. Расслабленно глядя на него сверху вниз, Ганнибал ведет себя так, словно ничего необычного не происходит: словно Уилл раздевает его перед сном, как покорный слуга, а не студент собирается поиметь на столе собственного преподавателя. Только от этой мысли становится еще жарче. Какая субординация… Уилл отходит на пару шагов и лезет в сумку, сиротливо лежащую на стуле у первой парты. Когда он поворачивается, Лектер уже занимает более удобную позу, а его взгляд пылает от вожделения. Забавно вытянув шею, Ганнибал с любопытством смотрит на тюбик смазки: — Всегда ты носишь с собой смазку на пары? Или только на экзамены? Язвительность, за которой прячется волнение за ответом, превышает все мыслимые уровни приличий. Впрочем, даже при этом, Лектер не собирается останавливать Грэма. Даже если он сдает так каждый зачет и экзамен — это его не касается… Не должно касаться, но все же нервирует. Даже если так, Ганнибал и гедонист в нем не откажется от хорошего секса. Возвращаясь, Уилл смазывает пальцы, согревая прохладный гель, а профессор, чуть сместившись на столешнице, сгибает ноги в коленях, ехидно глядя на своего «мучителя». Только вот первое же осторожное касание, такое трепетно нежное, сбивает всю наигранную спесь. — Brangus Dieve, padėk man*, — тихо произносит он, сильнее разводя колени и только сейчас вспоминая насколько давно у него никого не было и осознавая насколько сильно хотел своего ученика. — Все еще планируете сопротивляться? — спрашивает Уилл, когда профессор издает что-то похожее на мяукание. Задыхаясь каждым словом, Ганнибал почти беззвучно выстанывает: — Конечно собираюсь. — Мне очень нравится идея порки. — Будто я дамся, — янтарь горит диким алым пламенем, нашедшим своего Прометея. Конечно, он бы позволил, и ему бы очень это понравилось. Они оба наслаждались бы этим. — Пожалуй, не сегодня, но эту светлую мысль я приберегу. И не знаю, почему вас так это волнует, но смазка оказалась у меня совершенно случайно. Студенты и преподаватели в безопасности, я не посягаю на них. Только на вас, — дерзит в ответ Уилл и осознает, что это похоже на признание. И да, он никогда не признается, как сильно обожает эту пикировку с Ганнибалом. — Тебе придется постараться, чтобы эта светлая мысль имела место позднее, — нетерпеливо Ганнибал ведет задницей, пытаясь намекнуть Уиллу, что и его терпение имеет свои пределы, и Грэму стоит посягать побыстрее. Кроме того, это звучит так, словно второй раз все-таки будет. Первый палец осторожно скользит внутрь, и большой палец другой руки поглаживает головку члена, чтобы отвлечь от неприятных ощущений. Ганнибал отчаянно пытается сдержать стон, но тот все равно вырывается на странный звук, похожий на долгое, протяжное «ха~», полное чего-то совсем экстатического, как укол наркотика. Не в силах скрыть свое восхищение, Уилл целует мягче, нежнее, сосредотачивая внимание на губах и отвлекая от легкого жжения, пока еще мало похожего на то самое удовольствие, но все же обещания наполненности. Ощущается, как впервые. И было бы странно, если бы было иначе. В последний раз снизу профессор был еще во времена бытия психотерапевтом и постоянного обитателя местных светских мероприятий — всего раз, а до этого — в ранней экспериментальной юности. В любом случае… Плавное движение внутри и мысль вылетает из головы со стремительностью пробки из шампанского. Хочется, хочется, хочется… Желание Уилла, нужда в нем рвется из Ганнибала жалобными стонами. Сдерживаться уже невозможно, как и не пытаться притянуть ближе. Цепкие пальцы вплетаются в темные волосы, крепко сжимая, дергая на себя до боли, для нового поцелуя, куда более нежного. Профессор извивается, как змея, ерзая, толкаясь в сжатый на члене кулак и назад, пытаясь насадиться сильнее на ласкающие пальцы. Его грудь беспокойно поднимается и опускается в рваных вдохах, а живот подергивается от мышечных сокращений. — Давай, ну же, — бессвязно тихо мурлыкает он, дрожа от особенно чувственного поглаживания. — Давай, Уилл. Я успел позабыть каково это, и хочу тебя почувствовать. Как в первый раз, давай… Он не замечает, как говорит все быстрее, все больше просит, чем приказывает. Его тело все чаще сотрясается чувственной дрожью, а мышцы сжимаются вокруг пальцев Уилла, пытаясь удержать их внутри. — Ну же, — немного отчаянно почти взвизгивает он, обнимая ногами талию парня, стараясь притянуть ближе к себе и переходя на нуждающееся хныканье. — Ну же, Уилл, возьми меня, поимей, трахни, Уилл, ну же! Грэму нравится наблюдать за контрастом тела, которое жадно тянется к нему, и разума, все еще пытающегося командовать. Ганнибала и впрямь тяжело подчинить, но Уиллу уже хочется выполнить эту задачу. И, кажется, он знает несколько подходящих способов. Но не сейчас. Он яростно дергает молнию на джинсах и выдыхает от облегчения, когда ткань перестает давить на возбужденный член. Не желая больше мучать их обоих, Уилл устраивается поудобнее и медленно входит. Восхитительный шелковистый жар тут же плотно обволакивает его, и их с профессором стоны звучат в унисон. Маленькая морщинка образовывается между бровей профессора, когда он впивается короткими ногтями в плечи Уилла, сосредотачиваясь на ощущении медленного проникновения. Грэм старается быть осторожным, а Ганнибал просто пытается не забыть как дышать, жадно ловя губами кислород. Погрузившись на всю длину, Уилл на пару мгновений замирает, а затем начинает двигать бедрами, постепенно задавая темп. Движение — медленное покачивание — идеально, ровно так, как нужно мужчине. Поначалу Ганнибалу неприятно, и Уилл старается не торопиться. — Определенно больше, чем я рассчитывал, — тихо шипит Лектер, на очередном глубоком движении. Это почти комплимент, когда Ганнибал опускает веки в подчинении эмоциям, ощущениям, сладкой боли и томительному удовольствию; в подчинении Уиллу, который явно замечает это, считая своей личной победой. Беспомощные маленькие стоны рвутся откуда-то изнутри, и он старается заглушить их, притягивая к себе парня для отчаянного поцелуя. Лектер выгибается навстречу, и поток бессвязных звуков и слов с его губ не прекращается ни на секунду. Его мозг утопает в эндорфинах и почти лишается способности выстраивать хоть какие-нибудь умозаключения, а ладони бездумно оглаживают грудь и плечи Уилла. Янтарный взор, горящий адским пламенем, выглядит… мечтательным. Он теряется в наслаждении, в принадлежности, взрываясь в тех местах, где их тела соприкасаются. Везде. Слепо шаря по телу, ластясь, проникая, кажется, под кожу или стараясь проникнуть, оставляя красные борозды то тут, то там, кусаясь и вылизывая каждый доступный участок кожи. Зажатый между телами член течет смазкой, потираясь о животы и разводя еще больший беспорядок. — Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста, Уилл, быстрее, — он выгибается по-кошачьи, задирая ноги выше и стараясь сделать проникновение глубже. — Мне нужно. Уилл целует Ганнибала и рычит ему прямо в губы, немного меняя позицию, и, соответственно, угол проникновения. Член задевает простату, и Ганнибал захлебывается стоном. Уилл задает жесткий быстрый темп и совсем не помнит себя от удовольствия, когда Лектер подается бедрами навстречу. Слишком хорошо, чтобы быть просто сексом. Уилл с ужасом осознает, что ему мало. Мало одной этой встречи, мало этих прикосновений. Он хочет больше. И не до конца уверен, что получит их. Грэм словно срывается с цепи: целует все, до чего может дотянуться, впивается в приоткрытые губы с такой страстью, будто хочет поглотить. Он бормочет что-то бессвязное и все сильнее гонит их к пику. На спине Уилла к бокам остаются кровавые полосы, словно жуткие алые крылья. Всхлипывая, постанывая почти жалобно, но не желая жалости, Ганнибал позволяет терзать себя, лишь красиво изгибаясь, плавясь от каждого жесткого движения и поцелуя. Он шепчет «еще», срываясь на короткие вскрики. Обычно бесстрастное лицо искажается в удовольствии, словно от боли — так оно сильно. Тьма окутывает Уилла целиком, и он жаждет сделать нечто незабываемое, чтобы Ганнибал помнил о нем еще долго, если отвергнет. Грэм оставляет все новые укусы и засосы, и мимо него не проходит незамеченным цепкий взгляд, полный жажды обладания. Укусы или поцелуи, а, может, и то, и другое, осыпается на шею и плечи, но Лектер льнет, открываясь для новой жестокости. Потом он будет дрожать каждый раз, когда ткань будет касаться кровавой корочки на ранах, и когда он будет вспоминать перед сном, надавливая на них пальцами, чтобы ощутить острее, и когда будет сотрясаться от оргазма, пачкая собственную ладонь… До их следующего раза. Почему-то Ганнибал уверен, что он будет. Когда внутренние мышцы начинают конвульсивно сокращаться, Уилл внезапно прижимает Ганнибала к столу и обхватывает его горло обеими руками. Затем наклоняется и шепчет прямо в ухо, прикусывая мочку: — Кончи для меня, Ганнибал, — и перекрывает поток воздуха, одновременно с этим выходя из него почти полностью и загоняя член обратно на всю длину. С неумолимой силой оргазм подступает, туманя зрение, и руки Уилла перехватывают шею в ощутимом давлении. Грэм приказывает, и Ганнибал, оглушенный обострившимися ощущениями, шепча одними губами что-то вроде «сэр», кончает, почти беззвучно. Изгибаясь ровной дугой, прижимая Уилла ближе к себе сильными стройными ногами, запрокидывая голову и закатывая слезящиеся глаза. Возможно, он кричит, а может нет из-за перекрытого горла, но на мгновение он выпадает из реальности, рыдая от оргазма, дрожа, словно лист на ветру, и шепча «спасибо, спасибо, спасибо, спасибо» будто мантру, как только воздух снова попадает в легкие. Ганнибал, бьющийся в экстазе и еще плотнее сжимающийся вокруг него, доводит до пика и Уилла. Тяжелая мощная волна блаженства накрывает с головой, и Грэм почти упускает тихий хриплый шепот, но, когда слух улавливает произнесенное, все внутри переворачивается. Это и есть полное подчинение, и Уилл внезапно осознает силу того, что произошло между ними. Когда он приходит в себя, Ганнибала все еще трясет. Уилл аккуратно выходит и вновь отлучается к своей сумке за пачкой салфеток. Отстраняется, по мнению Лектера, слишком быстро. Мявкнув что-то, чтобы Грэм остался, чувствует новый поток слез на лице. Он разрушен и опустошен. Это приятно, если Уилл соберет его обратно. Нежно и бережно любовник стирает вытекающую из задницы и выплеснувшуюся на грудь и живот сперму, откладывает запачканные платочки и чистыми также аккуратно смывает выступившие капли крови и пот со лба и висков. Холодное движение салфетки вынуждает дрожать сильнее, но Ганнибал, хотя и желает уйти от этого, просто не может двигаться, всхлипывая от случайного прикосновения к раскрытому анусу, а затем к только опадающему горячему члену, и обкусанной шее. Абсурдная мысль пробредает в голове — помимо того, что ароматизатор и его отвратительный химический запах ужасен — что салфеток Уиллу не хватит. Один только он требует всей пачки — лежащий на рабочем столе сплошной хаос, беспорядок в пропитавшейся влагой рубашке, едва только спущенной с плеч. Глаза профессора все еще закрыты, когда Уилл застегивает свои брюки и обнимает его, крепко и надёжно, пытаясь урвать у судьбы еще хотя бы пару мгновений наедине с этим потрясающим мужчиной. — Не уходи, не сейчас, — шепотом просит Ганнибал в соленую шею, сворачиваясь в комок в руках Уилла. Трудно сказать минута проходит, или целая вечность, но дрожь в конце концов затихает, оставляя только приятную слабость. — Кажется, это зачет, — слабо улыбаясь и срываясь на хихиканье. Ему немного неловко оттого, что он говорил и делал некоторое время назад — он буквально и фигурально был обнажен, и теперь… Он не знает, что теперь. Может, впервые в жизни в такой ситуации. — Самый потрясающий в моей жизни, — соглашается Уилл и тоже не сдерживает смех. Он с любопытством наблюдает за полностью открытым Ганнибалом и хочет видеть его таким как можно чаще. Видеть и чувствовать, как насытившийся хищник переживает сладостный миг наивысшей слабости в его руках. Уилл знает, что прежних отношений между ними не будет: искры взаимного желания будут подспудно тлеть в каждом жесте и каждом высказанном слове. Зная, что кроется за непроницаемой маской, какие сила и страсть, Уилл не сможет считать Лектера обычным преподавателем. Он неожиданно смиренно принимает это и крепче прижимает к себе Ганнибала, с радостью ощущая, что его обнимают в ответ. Утолив первобытный голод, они успокаивают взбудораженные нервы. — Спасибо, — шепчет Уилл и мягко целует в щеку. Жмурясь от поцелуя, Ганнибал все еще улыбается, но улыбка постепенно сходит на нет. Реальность больно пинает под ребра, и он смущенно поправляет рубашку, словно стараясь закрыться. Мысль о неправильности происходящего дошла до сознания медленно. Неправильно не потому, что не должно было произойти, а потому что Ганнибал хочет еще. Отношения это не для него: он серийный убийца, Потрошитель, одиночка. Нет того, кто бы увидел и принял его полностью — так не бывает. И от этого становится тоскливо. Уилл видит больше, но не все. Юный поборник справедливости… Странно грустно усмехнувшись, мужчина охает от боли, пульсирующей от места пониже спины до затылка. Волоски на теле встают дыбом от прохлады и горячего взгляда Уилла, когда профессор соскальзывает со стола, начиная одеваться. Молча и суетливо, стараясь не хмуриться от дискомфорта и едва управляясь трясущимися пальцами. — Так, — он прокашливается, смущенный и обескураженный своим желанием вернуться обратно в объятия своего ученика. Желательно, возвращаться хотя бы два раза в неделю. — Не думай, что я трахаюсь со своими студентами. Я соблюдаю профессионализм и… Kekše**, — он закрывает глаза ладонью, чтобы спрятать щенячий тоскливый взгляд на Уилла, коротко самоуничтожительно смеясь. — Жалко звучит. — Я верю, — уверенно произносит Уилл и, приблизившись и в очередной раз удивившись своей смелости, обнимает лицо Ганнибала ладонями, — И сохраню наш секрет, — и не может удержать себя от прикосновения к губам. То, что должно было стать мимолетным касанием, превратилось в сладкий поцелуй, тягучий словно карамель, Уилл ощущает, как сильные руки обнимают его за талию и притягивают ближе. Ни один из них не готов отпустить другого, и они продолжают эту медленную приятную ласку. — Не планируйте ничего на субботу, — мурлычет Уилл сразу же, когда Ганнибал немного отстраняется, — У нас с вами остался незакрытый гештальт касаемо ремня и порки. Хмыкнув, мужчина заговорщически шепчет: — Если найдешь мой адрес. Их губы вновь соприкасаются, на этот раз коротко, но не менее нежно. Уткнувшись в шею Уилла, Ганнибал отмечает, что даже небольшая разница в росте комфортна. Нежное трение щеки о шею, когда профессор тянется к ушку Грэма, прикусывая его и с придыханием добавляя: — Хотя что-то мне подсказывает, что ты его уже знаешь, не так ли?.. Лектер не бросает слов на ветер, да и сейчас он уверен, что дважды видел Уилла у своего дома. Случайно или нет. — Мне даже не пришлось никого соблазнять ради этой информации, — Уилл смеется и разглаживает пальцами морщинку на лбу Ганнибала, когда он хмурится, — Вы ведь знаете, как навязчивы бывают студенты, особенно если им нужно что-то досрочно сдать. Я был максимально убедителен, — доверчиво сообщает Уилл и вздыхает от приятных ощущений. Он готов стоять здесь еще очень долго, наслаждаясь комфортом и уютом в объятиях Ганнибала. Глубокий вздох полон тоски: — Мне нужно закрыть кабинет до восьми. В субботу… Может быть, я даже угощу тебя ужином, если придешь в половине шестого. А теперь пойдем, я не хочу ночевать здесь. Почти смущенный, Ганнибал спешно отстраняется, хотя его скулы затемняет румянец, будто приглашение в дом оказывается интимнее, чем все предыдущее настольное действо. Шустро собрав папки и книги в стопки на столе, профессор со страдальческим выражением смотрит на разбитые очки в своей ладони. — Пойдем, Уилл, — мягкой походкой мужчина направляется к выходу, прекрасно зная, что этот раз — далеко не последний. И едва заметно улыбается.