All this daily stuff

Будильник на работу не прозвенел, впервые за много лет. Момои поняла эту сразу, когда открыла глаза и её ослепило солнце: обычно она выходила из дома еще затемно. Телефон лежал на тумбочке возле кровати, но не отозвался ни на прикосновения, ни на долгое нажатие кнопки включения. Провод, вставленный в розетку, заискрил, и Момои поспешила выдернуть его от греха подальше. Свет не включался, не работала электрическая плита, микроволновка, холодильник и вентилятор, молчал компьютер и не отзывалась музыкальная колонка. Техника вымерла, словно работа на благо человечества была слишком утомительной, слишком напряженной, и она устала, определила это своим железным мозгом и отключилась. Людей на улице было невероятно много, злых, нервных, переполненных бесполезным волнением. Машины стояли грудой бесполезного железа, метро, судя по всему, тоже не работало, как и общественные телефонные автоматы. Грохотали сокрушительные удары где-то раздобытых бит и арматуры по стеклу и железу, вопли, испуганные и яростные, и свистки редких полицейских. Сацуки казалось важным не паниковать и найти Аомине, может, и не его, но хоть кого-то знакомого среди моря враждебных угрюмых лиц. Они с Дайки давно не связывались, вели последние годы обособленные жизни, но наступивший апокалипсис, наверное, смог бы это исправить? Смог бы исправить людей, привыкших полагаться на всё более совершенные технические приспособления? В рюкзак женщина сложила аптечку, какую-то компактную еду на всякий случай и зачем-то столовые ножи. Весь набор красивых профессиональных лезвий, которые Акаши когда-то купил с надеждой, что Момои все-таки научится готовить. Ножи не дарили, но они тогда были вместе, пытались обрасти общими вещами, и ножи были вполне в духе их отношений. Сейджуро еще шутливо сказал, что это оружие, а не ножи, а оружие можно было дарить в знак глубочайшего уважения. И стоил этот набор как две древние самурайские катаны… Сацуки равнодушно оглянулась на шкаф брендовой одежды, коробку косметики и бижутерии, схватила с полки в прихожей лишнюю пару кроссовок и вышла за дверь. Хлопнула дверь, и ощущение, что она больше не вернется в свою квартиру было таким же сильным, как и то, что случившееся с техникой — необратимо. Момои было тридцать три, как мёртвому Христу, Бодхисатве, который заблудился и родился не там. Момои оглядывалась на свою жизнь, продвигаясь сквозь толпу к нужному кварталу, и думала о том, как пусто и неосновательно прошла её жизнь. Она не сделала ничего, чтобы гордиться, ничего, чтобы говорить о том, что жизнь прожита не зря. Позволила своему сердцу разбиться, разбила сердце лучшему другу. Пыталась построить семью, но оказалась для этого слишком легкомысленна. Хотела построить хотя бы карьеру, но не смогла найти или свой интерес, или силы строить неинтересное. Разрушила доверительные отношения почти со всеми знакомыми, не в силах выносить снисходительное приятие своей чрезмерной заботы, оттолкнула тех, кто готов был остаться в её жизни и пытался ей помочь. Сацуки шла сквозь толпу, принимая все тычки и толчки равнодушно и покорно, как заработанную кару за собственное неумелое распоряжение жизнью. Среди людей она была одинока, как никогда, отдалена эмоционально, уже пережила катастрофу и приняла её, потому что на фоне катастрофы в её жизни конец технического мира казался глупым и пустым. Момои постаралась свернуть с основной самой переполненной улицы в более менее тихий переулок, но нахлынувший поток людей понёс её вперед, подхватив, словно щепку. Сацуки теоретически знала, что ей нельзя бороться, надо просто стараться держаться на ногах, постепенно продвигаясь к краю толпы; но Момои запаниковала. Ей показалось, что она опаздывает, страшно не успевает куда-то. Женщина, задыхаясь, обернулась, дёрнулась, пытаясь выбраться из толпы, и вздрогнула от резкой боли в затылке. …оглушительно звенел будильник, и Сацуки понадобилось несколько минут, чтобы выпутаться из одеяла, сковавшего ее по рукам и ногам, отдышаться и сопоставить реальность вокруг с реальностью внутри себя. Телефон включился от легкого прикосновения к кнопке, показывая недописанное сообщение. «Пока мир не рухнет, не пошевелишься, да, Момои-сан?» — иронично спросила саму себя Сацуки, ступая на порог перед чем-то новым и пока неопределенно важным: взять жизнь в свои руки, сделать все, что хотелось, но никак не было времени, не было смелости, не было решимости. «Сообщение отправлено».