Время, постой!

Have you ever been all alone, Even though you're in a crowd? Being all alone — it's like you're running In a cloud…

      Холодный туман покрыл небо серым пепелищем. Он угнетал, вытеснял из души все, заполнив ее собою. Хотя, что есть туман? Пустота и ничего более. Пустота… Что за противное ощущение… Вроде бы все в порядке, но в то же время ты разрываешь себя на части, вовсе не замечая этого. Словно какой-то маньяк вколол анестезию и начинает отрывать конечности, а сердце медленно бьется, и ты понимаешь, что жить осталось недолго, но даже не чувствуешь приближение собственной гибели. Нет чувства противнее отсутствия чувств. Это будто игра. Не потеряйся. Не слейся с этой пустотой. Не отдай ей душу!       Запах неприятной сырости заполонил центр Киева. Она завидовала этому городу. В нем есть дома, дороги, парки, деревья… Ее же гложет пустота. Выворачивает душу наизнанку. Снова и снова. Из раза в раз. Сколько же таких «изнанок» в наших душах? Как долго мы можем терпеть? Как скоро сдадимся?       Здания, словно по велению депрессивного художника, надели серые мантии. Бывают серые цвета, которые играют всеми красками, и смотреть на них очень приятно. Эти же — просто серые. Даже не скучные и угрюмые. Никакие. Смотришь — и никаких мыслей. Ноль эмоций. Пустота…       Ветер замолчал, словно умер. Где-то каркнул ворон, где-то там, далеко от этой бессмысленной суеты. Казалось, весь мир застыл… Если бы не это… Люди. Они везде. Даже в такую непогоду снуют по улицам Киева и болтают впустую. Жалуются на все: на погоду, правительство, работу, жен, мужей, любовников, клянутся любимым достать звезды с неба, утешают орущих отпрысков… Человеческие слова бессмысленны. Они загрязняют воздух так же, как машины, плюющие черным дымом. Это отрава. Мы употребляем ее каждый день.       — Привет. Как дела? — будто кому-то не все равно. Двуличные ублюдки!       — Я рад за тебя! — от зависти сейчас лопнешь. По лицу видно.       — Можешь рассчитывать на мою поддержку, — самая популярная фраза, которую произносят перед тем, как исчезнуть.       Весь мир погряз в лицемерии. Этот яд везде. Она ненавидела толпу. Люди только выглядят живыми, но на самом же деле давно уже прогнили и разложились. Это жизнь сделала их такими? Или они сделали такой свою жизнь? Сколь ни думай, все равно не поймешь. Да и надо ли?       Когда долго ни с кем не общаешься, настолько отвыкаешь от людей, что они кажутся прозрачными. Их видно и слышно. Но думается, что если протянуть руку, они растворятся, канут в лету. Хотя, чему растворяться… Души же нет. Одна сплошная гниль.       Девушка свернула за угол.       Перекресток. Красный свет. И тот кажется серым. Истина, как говорится, в глазах смотрящего. Тогда сколько же людей страдают косоглазием? Наверное, все мы.       Художница, углубившись в свои мысли, зашла в мастерскую. Только что начался урок живописи. Оголенный натурщик неподвижно, словно статуя, застыл не в самой удобной позе. Вокруг совершенно обнаженного престарелого мужчины расположились живописцы, которые то и дело щурились, чтобы как можно точнее построить композицию и уловить основные пропорции.       Встав напротив натурщика, она принялась рисовать. Безнадежно нарушив пропорции, вытерла весь рисунок и начала заново. Троица друзей увлеченно что-то обсуждала, и это не давало ей сосредоточиться. Художница уже в сотый раз померила отношение всего ко всему, но ей никак не удавалось выполнить построение.       Это же как можно было аж настолько исказить пропорции?!       Она провела несколько резких линий, и карандаш разломился напополам. Не кончик грифеля, а именно карандаш. Деревянный. Напополам. Это, мягко говоря, удивило его владелицу.       — Мария, прошу прощения, у Вас есть карандаш? — вопрос к однокурснице.       Никто не ответил. Девушка продолжала что-то обсуждать со своими друзьями.       — Прошу прощения, уважаемые однокурсники, у кого-то, быть может, есть В или НВ?       Ответа не последовало. Компания друзей продолжала вести беседу, никто даже глазом не повел, будто ее здесь и не было вовсе. Она похлопала однокурсника по плечу, но тот никак не отреагировал. Что, решили объявить игнор?       Она не знала, куда себя деть. На нервах зацепилась длинной юбкой за мольберт. Он рухнул и сломался, издав громкий звук ломающегося дерева. Никакой реакции со стороны однокурсников. Никто даже не охнул. Почему они ничего не слышат?       — Что здесь происходит?! Что с Вами такое?! Отзовитесь! — она потеряла контроль и кричала, будто прокаженная.       Никто не отреагировал. Натурщик продолжил стоять, не обращая ни на кого внимания, как этого и требовала его профессия.       — Мужчина, Вы, может быть, устали позировать. Прошу: присядьте, отдохните немного, — пытается она вести себя сдержанно, но нервы берут свое.       Седой старец точно окаменел. Ни один мускул на его теле не дрогнул.       — Вы меня слышите? — художница провела рукой перед его глазами и чуть было не потеряла дар речи, когда увидела лицо старика… сквозь свою руку! Ее конечность была наполовину прозрачной и с каждой секундой становилась все бледнее.       — Я растворяюсь! Я! Это меня, а не людей не существует… Что… Помогите!       Вероника резко открыла глаза. Ее зрачки сильно сузились, и дыхание сбилось. Примерно через три минуты сердце перестало колотиться как бешеное. «Это же сон, правда?! Скажите мне, что это сон!» Сжала простынь так сильно, что на руке побелели костяшки. Она осмотрела комнату, но ни пошарпанные стены, ни стол, ни шкаф ей не ответили. Лишь бабник-Олег тихо посапывал, явно от хорошего сна.