***
Я стряхиваю с плеч несколько прядей и мотаю впервые лёгкой за столько времени головой. Затупившиеся ножницы, предназначенные для резки прочных тканей, лежат на полу, как и две тяжёлые косы, при виде которых мне почему-то даже не становится совестно. Это — не моё. Не моя заслуга, не мои волосы. Они были всего лишь напоминанием того, что я здесь гостья, чужая. Мне… мне действительно приятно и легко — я впервые в этой жизни вижу в отражении не глупую девочку Хару с огромными наивными глазами, не девочку-японку, второстепенного персонажа комедийной манги, а себя. У меня короткие тёмные волосы, обрезанные впопыхах, мешки под глазами, усталый взгляд и уродливые бурые шрамики под левым ухом. Я — не она. Я совсем другая. — Хару, — неловко выпаливает отец, заглядывая в мою комнату. — Ты опаздываешь, детка… Ох, ты уже встала? Я смотрю на него долго-долго, не отрывая взгляда, но он только оглядывает меня с ног до головы и, отводя глаза в сторону, улыбается. — И давно ты ходишь с такой прической? Тебе очень идёт!.. В общем, я буду ждать тебя внизу, хорошо? У меня даже не возникает раздражения по этому поводу, ведь, думаю, если бы на меня резко спихнули ребёнка, которого я видела только на фотографиях и то раз в несколько месяцев, то я бы тоже вела себя именно так. То есть… ребёнок — это не кот, которого соседка может просить кормить раз в день, уезжая в отпуск, и не цветок, нуждающийся в поливе раз в неделю. И он точно не был к этому готов. Да и Юмико, думаю, не готова была так резко оставить меня «отцу». Пришлось. Я даже не помню (конкретнее будет выразиться — не знаю) его имени, его возраста и всего того, что ребёнок должен знать о своём родителе, но это и не страшно. Хару, наверное, отца не знала в лицо, и видела только на фотографиях — да оно и понятно, с самого рождения ей, скорее всего, внушали, что её отец — самурай или космонавт. Глупость какая. Я, словно какой-то ребёнок, выбегаю из комнаты, осторожно прыгаю по старым деревянным ступенькам, которые от каждого моего шага болезненно скрипели, еле ощутимо опираясь на пыльные перила, и наблюдаю за тем, как подолы невинного платьица чуть взметаются вверх с каждым прыжком. С кухни действительно доносился приятный запах какой-то жареной яичницы, и я внезапно осознала как никогда чётко, что действительно дико проголодалась. Желудок мгновенно свело некой судорогой, и отчётливо раздался урчащий звук. Я положила ладонь на живот и фыркнула. Поесть бы сейчас неплохо, точно. — Что на завтрак? — интересуюсь я, спускаясь, а мужчина почти стыдливо замирает. Я-я-ясно. На завтрак у нас ничего, он просто потрясающий отец. — Давай я по дороге в садик куплю тебе что-нибудь? — с надеждой спрашивает он, а я тяжело вздыхаю, напяливаю на плечи рюкзачок-медвежонка и топаю за ним, стараясь не думать о том, как доживу до событий канона с таким родителем.***
— Погоди, кажется, это не твой сад, — бормочет он, когда я останавливаюсь перед небольшим зданием, украшенным разноцветными гирляндами и фонарями, словно их забыли убрать с какого-то праздника, все его стены были мило разукрашены в силе детских сказок. Миленько. — Мне пять лет, — как бы напоминаю ему я, когда он вперивает в меня взгляд, полный надежды и ожидания. Мужику под сороковник, а ведёт себя так, словно одногодка этого тела. «Отец» непонимающе моргает. — Я чисто физически не могу запомнить расположение этого детсада. — Надо ограничить тебе доступ к информационным каналам, — снова слышится от него недовольное бурчание, а мне только и остаётся, что закатить глаза и цокнуть языком. Передача «О проблемах самоидентификации с Миурой Хару» к вашим услугам. В эфире: спойлеры к событиям будущего, осознание себя и своей бренной омежьей сущности, попытки построить гарем, не увенчавшиеся успехами, и заезженный, затертый до дыр сюжет. С девяти до двенадцати, каждый вечер, на канале «Попаданчество.ТВ». Я со свистом втянула в себя воздух, собираясь испустить тяжелый вздох, но тут же осеклась и подавилась воздухом — где-то неподалёку замелькала знакомая рыжеватая макушка. — Цуна! — не особо надеясь на успех, крикнула я что есть мочи, однако, слава всем святым, это подействовало — макушка замерла, а потом мальчишка обернулся назад, старательно выглядывая того, кто его позвал, в толпе. Наткнувшись взглядом на меня, он моргнул и широко улыбнулся, махая ладонью и подскакивая на носках. На меня тут же обратилось сотни глаз — в них словно рыбой плеснулось осуждение, равнодушие, презрение и брезгливость, от которой у меня резко стрельнуло плечо и засосало под лопаткой. Ну да, ну да, ведь я «омега». Ещё и, по их словам, ни капли не выученная этикету, абсолютно безманерная и беспардонная. Я облизнулась и съёжилась, невольно тихо и глухо зарычав, приподняв верхнюю губу, сморщив нос и нахмуря брови, однако тут же одёрнула себя и выпрямилась. Чёртовы животные повадки. — Ей, Хару! — весело пискнул он, не обращая внимания на изменения в моём поведении, а я, размяв плечи, словно они до этого болезненно затекли, даже позволила себе лёгкую улыбку восхищения этим маленьким неугомонным ураганчиком. Цуна в своей обычности был похож на воробушка — такой же взъерошенный и милый, бесконечно светлый. Пока «мой отец» крепко пожимал руку Емицу и о чем-то спрашивал его, мальчишка-Савада, чуть пакостливо и насмешливо улыбаясь, потянул меня за запястье и, отведя в сторонку, горячо зашептал мне на ухо: — Мы собираемся в Кокуё. Давайте с нами, всё равно сегодня в садике делать почти нечего, там какой-то день-маскарад! И тут меня словно догадкой пронзило — ну, конечно же, он был знаком со мной и до этого! Возможно, что встречались мы лишь мельком, однако в том, что Хару и Цуна были в одном детском саду, я была уверена на сто процентов. Хотя… оно и понятно. Намимори — довольно маленький городок посёлочного типа, население — не больше семи тысяч, да и сам город даже на карте не увидишь без лупы. На весь город только два детских сада и одна школа. Нет, то есть, конечно, есть и ещё школы, однако уже не в самом городке, а поблизости — например, школа Мидори в пригороде Нагойи, средняя Кокуё в одноименном городе неподалёку от Намимори или Момоиро, школы для «одарённых» детишек в той же Нагое, в одну из которых, кажется, ходил Шоичи. Тут все, конечно, не друг друга в лицо знают, но городок определённо является маленьким. — Кокуё? А зачем? — полюбопытствовала я, а Цуна широко, но, как мне кажется, немного грустновато улыбнулся. — Парк скоро закроется, поэтому цены на все аттракционы, игровые автоматы и всё такое, как сказал папа, уменьшились! Грех не воспользоваться! — последняя фраза была явно процитирована Емицу, что вызвало во мне усмешку. — Ой, а я в Кокуё ни разу не была, — робковато и чуть удивлённо призналась я, сама от себя не ожидая этого смущения, а после надеясь, что и не побываю там в будущем, на что он проникновенно взглянул на меня своими глазёнками и важно закивал, мол, ну вот, нашёл причину. Когда Цуна напомнил про то, что там потрясающие моти и европейские хот доги, мой желудок болезненно завыл, словно услышав эти слова. «Отец» мне, конечно, так ничего и не купил, и на секунду мне даже показалось, что Емицу гораздо лучший отец, чем мой папаша, однако блеснувший кожаный ремешок кобуры сразу отогнал такие мысли — ну, нет. Мафиози и просто плохой отец — тут уж сравнивать нечего. По дороге мы с мелким Савадой игрались так, словно были двумя несмышлёными котятами — аккуратно пытались завалить друг друга в едва-едва растаявший снег, пытались не разбить и без того расфигаченные в хлам колени и локти, оба смущённо краснели, когда моё платье задиралось, и хохотали с самых глупых вещей, будто два обычных ребёнка без сомнительного прошлого. И даже я действительно почувствовала себя простой пятилетней девочкой-японкой, а не чёртовой шестнадцатилетней русской попаданкой. Ненадолго, конечно, но того стоило. Знаете, Кокуё действительно был обычным городком, как я себе и представляла — обычные улочки, две больницы, несколько десятков магазинов и, что главное, огромный парк развлечений, откуда буквально ручьями лились весёлая музыка и яркие разноцветные огни. Цуна тут же потащил меня в сторону мини-зоопарка — Емицу и «отец», синхронно вздохнув, кивнули и потащились за нами. И если Емицу даже улыбнулся, то папаша явно чувствовал себя… неловко, не в своей тарелке, так, словно он был тут совсем лишний. И я его даже понимаю, чёрт возьми. — Львы такие… вау, — содержательно выдал Цуна, восхищённо смотря на огромных грациозных животных, лениво передвигающихся по вольеру и иногда встряхивающих своими мощными лобастыми головами, отчего золотая топорщащаяся грива взметалась в воздух. — Мне кажется, я на них похож! Едва сдержала чуть не вырвавшийся беззлобный смешок, наткнувшись взглядом на маленького львёнка, который старательно пытался выглядеть гордым и смелым, однако на его маленькой головке едва проклюнулся тот самый золотистый пушок, делающий его похожим на настоящего льва, а короткий хвостик с кисточкой на конце радостно метался из стороны в сторону, словно у собаки. Я дёрнула мальчишку-Саваду за рукав, смешливо кивнула на малыша, который отчаянно учился рычать, но выходило что-то милое и урчащее, как будто он был котёнком, и заметила: — Вот на него точно похож! Цуна заохал-заахал, мол, какая наглость и беспардонность, обиженно надулся, но в следующую секунду заразно смеялся вместе со мной. С ним так… тепло. Как с младшим братом, честное слово, хотя у меня и была только сестра. — Хару, а ты, как думаешь, на кого похожа? — вдруг спросил он, наклонив голову вбок, а я, особо не задумываясь, пожала плечами: — Альпаки такие прикольные. Думаю, я — альпака! Он окатил меня таким весёлым взглядом, что мне самой стало смешно от своих слов, но я стойко вытерпела это и покивала, соглашаясь сама с собой, мол, да, точно альпака. — А вон та девочка похожа на… на кролика! — продолжил своеобразную игру Цуна, кивком головы указываю на какую-то светлую девочку с коротким пушистым хвостиком на голове, которая жевала морковку, а мне только и оставалось, что улыбнуться и принять вызов. — Тот мальчик — точно медвежонок! Ёши, так нравится называть его этим красивым сокращением, означающим удачу, хихикнул и согласился со мной, кивая, ведь мальчик-то действительно был похож на медведя, вот такой своеобразный Потапыч — пухлый, ходит вразвалочку и уплетает за обе щёки какую-то сладость. — Ласточка! — продолжила я, кивая на мальчика-японца с обычным и стандартным чёрным ворохом коротким волос на голове, но мой сотоварищ не согласился: — Нет… щенок! Точно тебе говорю, смотри, какие глаза добрые! — глаза у мальчика и вправду были добрые — карие, тёплые и большие, однако я упрямо продолжала гнуть свою линию: — Ласточки быстрые и стремительные, они появляются в небе на несколько секунд, чтобы потом исчезнуть, прямо как и он! — я медленно втянула в себя воздух, уловив знакомый запах, и, словно это была вишенка на торте, завершила: — А ещё от него пахнет дождём! — А при чём тут дождь? — не понял Цуна, а я, улыбнувшись, легко стукнула его по голове ладонью и растолковала, словно маленькому: — Так ведь ласточки — предвестники дождя! На подозрительное «Это кто такое сказал?» я только загадочно стрельнула глазами и хохотнула, наслаждаясь этим воистину детским ребячеством. Мальчик, за которым мы следили, передёрнул плечами, словно заметил наши взгляды, и обернулся прямо на нас — однако мы не видели, слишком были увлечены поиском других детей, которых можно сравнить с животными. Тут же в моё поле зрения попала девочка — маленькая, хрупкая, она пугливо смотрела на мир большими сиреневыми глазами, редко моргала, словно боялась это делать, а её яркие красивые фиолетово-сизые волосы были заплетены в две тугие косы, которые свисали на плечи. — Сова, — в один голос заявили мы с Цуной, и я тут же вздрогнула от внимательного и робковатого взгляда, которым нас одарила девочка. Ой. Ёши, думаю, его никто так не называл, смущения не почувствовал, даже вскинулся, начиная махать ладонью, и крикнул через весь парк: — Привет! Приве-ет! Хей, погоди, Фукуро-тян! — Сова-тян? Нашёл же прозвище, ей богу. Девочка, пугливо пискнув, словно мышка, резко дёрнулась в сторону и припустила куда-то, не замечая строгих окриков молодой нянечки, которая взволнованно кинулась за ребёнком, крича что-то вроде «Наги-чан, Наги-чан, куда же ты!». Ух. — Не судьба, — грустно вздохнул Цуна, но стыдно почему-то стало мне — я легонько стукнула его по макушке, недовольная тем, что своим странным поведением мы напугали бедную девочку. — За что?! — возмущённо буркнул он, а я просто не узнавала того самого Саваду Цунаёши из манги и одноимённого аниме — ну разве это тот пугливый, даже трусливый и робкий мальчишка? Я засунула за щёку чупа-чупс, громко раскусывая его и чувствуя на языке приятный вкус черники, и громко вздохнула. Цуна фыркнул и потянул меня за рукав к каким-то каруселям.***
— Любишь сладенькое? — с придыханием спросил какой-то тучный мужчина, уродливо облизывая свои губы и моргая маленькими глазками-точками. По лбу и вискам у него стекали капли пота, которые он тут же поспешил вытереть и без того мокрым рукавом рубашки. Его чёрные сальные волосы были зачёсаны назад — было видно, что они либо настолько грязные, либо намазаны каким-то обувным кремом и приправлены лаком для волос. Я как некстати снова хрустнула чупа-чупсом, отчего мужчина, на вид которому было лет сорок пять, вздрогнул и снова облизнулся. Цуна рядом буквально замер и впился пальцами в мою руку, и это было даже больно, и я бы зашипела, будь другая ситуация. Мы доигрались. Почувствовали себя взрослыми, сбежали от своих отцов и теперь пожинаем плоды своих дел — во-первых, потерялись, а во-вторых… Конкретно так попали. Вот чёрт. — Потому что у меня есть много сладенького, — снова начал напирать японец-бета (как объяснил мне Цуна — у бет нет особого запаха, поэтому отличить их от альф и омег довольно просто), а я сама не заметила, как прижалась к мальчишке. Я едва удержалась от того, чтобы не скривиться от отвращения. Чёрт, Емицу, если ты не мудак, то ты заметил исчезновение своего сына, найди уже нас скорее! Однако боги остались глухи к моим мольбам — Емицу в течение десяти секунд так и не появился, а мужчина начал приближаться к нам. Меня сковал страх. — Помогите! — раздался тоненький плачущий голос откуда-то из-за его спины, а бета замер — словно испугавшись, что его раскрыли. — Помогите, пожалуйста! И тут я узнала недавно увиденную девочку, которая убежала от своей няни, и обомлела от ужаса — Наги, кажется, именно так её зовут, была связана рукавами собственной кофточки по рукам и ногам. Чёрт-чёрт-чёрт. Её невинное ситцевое платьице было разорвано в нескольких местах, колени плотно сведены вместе, словно она боялась расцепить их, да и видно было, что дело не закончено и бета только начал — когда мы со смехом забежали сюда, он нервно и испуганно оторвался от девочки и обернулся, готовый к попытке побега. Однако он стал таким радостным, когда заметил меня, и его взгляд упёрся в меня и начал буквально пожирать — сначала острые коленки, потом тело, а затем остановился на довольно кукольном лице, которое мне досталось от Хару. Нет-нет-нет… Чем думала я — взрослая девка, которая позволила ребёнку внутри взять верх над собой?! Мне противно от самой себя, чёрт возьми! — Цуна, беги за помощью! — одними губами скомандовала я, незаметно загораживая мальчика, но, видно, сущность альфы взяла над ним верх, как и детские эмоции надо мной несколько минут назад, — и он зарычал на меня, угрюмо сведя брови к переносице. — Почему я должен оставлять тебя?! — злобным и горьким шёпотом возмутился он, намекая на то, что я держу его за слабака, на что я только снова толкнула его в спину — времени не было! — Хару! — Если мы убежим вдвоём, то Наги… — я осеклась, боясь произнести это вслух и осознавая масштаб трагедии. Как я могла не узнать её?! Ведь это она, она, это Хром! Чёрт, моя недоверчивость сыграла против меня — всё пыталась убедить себя в совпадении! — Я обещаю, что со мной будет всё хорошо, просто беги быстрей! Цуна заколебался, испуганный тем, что ему придётся выбирать между двумя судьбами — либо бросить тут меня, либо Наги, — но, прикинув, что может успеть помочь, стиснул мою руку и заскрипел зубами совсем по-взрослому: — Убегай от него так долго, как только можешь! — я кивнула и толкнула его в последний раз. Цуна, тряхнув головой, пытаясь прикрыть за чёлкой слезящиеся глаза, сорвался с места и побежал так быстро, как, наверное, никогда не умел. Мы остались втроём — я, чёртов насильник-бета и бедная испуганная Наги, которая была перепугана до смерти. Он нежно, ласково погладил по волосам бессильно и беззвучно рыдающую Наги и посмотрел на меня до того… скользким, противным, хлюпающим моими страхами взглядом, что у меня, кажется, органы перемешались в желудке. — Я знаю, почему ты любишь сладкое. Потому, что ты сама такая… сладенькая, — он тяжело задышал, а меня едва не стошнило от омерзения. — Иди сюда, у меня есть конфетки! — он начал торопливо хлопать себя по карманам, а потом действительно выудил оттуда горстку каких-то пастилок и начал приманивать меня ими. — Ну, иди же сюда, сладенькая!.. Меня передёрнуло от ужаса и отвращения. Я уже успела пожалеть о том, что просто не убежала вместе с Цуной — возможно, Наги кто-то бы помог, и это моё самопожертвование никогда не пригодилось бы… Нет. Когда-то, в прошлой жизни, я оказалась в подобной ситуации, и девушка, да можно сказать, девочка, которая застала насильника уже раздевающим связанную меня-шестилетку, приняла весь удар на себя — и скончалась от кровоизлияния в мозг, когда тот урод с силой долбанул её по затылку арматурой. Я не могла поступить иначе — как минимум, в честь той девочки. — Иди сюда! — резко и громко повторил он своим визгливым, как у свиньи, пришло в голову сравнение, голосом, а я прижалась к стене и почувствовала, что у меня трясутся коленки. — Сюда!.. Иди ко мне, сладенькая! — Беги! — плача, попросила Наги, стараясь выпутать собственные руки из узла, однако взгляд, полный ужаса, говорил сам за себя — она боялась той же участи для себя. — Прости, прости, пожалуйста, прости, прости, прости! Она шептала эти извинения бесконечно, давясь слезами, но я не могла понять, за что она просит прощения — за то, что чувствует свою вину в происходящем сейчас? В том, что мне приходится испытать? Я резко дёрнулась в сторону, намереваясь следовать совету Цуны — убегать и пытаться не попадаться как можно дольше, однако мужчина вдруг схватил меня за волосы и потянул на себя. Сердце упало куда-то в пятки. Не по плану, всё пошло не по плану! Чёрт-чёрт-чёрт! Я случайно ударилась затылком о каменную стену, а когда… очнулась и смогла избавиться от поволоки в глазах — мужчина уже нависал надо мной, тяжело дыша и хаотично бегая взглядом маленьких чёрных глазок. Я буквально заорала, пытаясь вырваться, что делала уже Наги — она дёргалась, стремясь развязать руки, громко крича, но всё было безрезультатно — её запястья были плотно связаны, как и ноги. Мужчина-бета тяжело дышал прямо мне в лицо своим отвратительным дыханием, запах был такой омерзительный, что мне казалось, будто что-то разлагается у него во рту, и меня едва снова не вырвало. Я снова ударилась затылком, когда он дёрнул меня на себя — в глазах вновь помутнело.***
Меня разбудили лёгкие и боязливые, но торопливые шлепки по щекам — нежные детские руки даже не били, а гладили по скулам и, стоило мне с трудом открыть глаза, всё прекратилось. В ушах у меня звенело, я не могла различить тоненького голоса Наги, но почему-то точно понимала — это она. — Вставай! — на меня уставились огромные сиреневые глаза, в которых плескалось лишь одно чувство — ужас. — Быстрей, молю, быстрей вставай! Не было приказа — омежка плакала, давилась слезами, но просила, просто просила, без единой грубой нотки, хотя ситуация явно располагала. Рядом со мной сидела на коленях хрупкая на вид мальчишеская фигурка, рядом пахло жареным. Мальчишка-Савада беззвучно плакал, обхватывая свои плечи ладонями и сотрясаясь от рыданий. — Цуна, где Емицу…сан? — тихо спросила я, но тут же прокашлялась — слюна приятно смочила горло и притупила боль, однако едва не забыла о суффиксах. Хотя, какие тут к чёрту суффиксы. — Я не успел, — всхлипнул он и посмотрел на меня красными, опухшими от слёз испуганными глазами. Такими же, как у Наги. — Услышал твой крик — развернулся и прибежал, а тут он… Я… я не хотел так, честно! — Ты о чём? — в смятении спросила я, ёжась. Если взрослых тут нет, то куда делся тот мужчина? Меня остро кольнула ядовитая игла догадки. Цуна, вытирая слёзы, испуганно уставился сначала на свои ладони, от которых веяло горячим, а потом на что-то чёрное и обуглившееся, похожее на сгоревшие дрова и угольки. В нос ударил тошнотворный запах пережаренного мяса, и я едва удержалась от того, чтобы не завизжать от ужаса — это была чья-то ладонь, темноватые, подкоптившиеся кости которой торчали из куска руки и тоже выглядели так, словно их прижгли с помощью огня, небрежно кинув в какой-нибудь костёр. Это же… Это тот мужчина. Такого… Я с трудом сглотнула желчь, образовавшуюся где-то в глотке, зажмуриваясь и затыкая нос, не желая больше чувствовать этот уродливый смрад, и силой воли подавила рвотные позывы. Такого в манге не было…