Охапка свежести

       — Меня мучают кошмары, — нехотя признаюсь я детскому психологу, потирая кулачками глаза, под которыми наверняка засели нездоровые темные синяки, после чего просто начала разминать руки, противно хрустя суставами, и разглядывать её кабинет. В общем, делала всё, чтобы не смотреть на женщину-психолога, которая сочувственно смотрела на меня своими добрыми глазами и что-то чиркала в своём блокноте, что старательно прятала от моих любопытных глаз. Кажется, я успела там разглядеть что-то вроде: «предполагаемое домашнее насилие», «боится идти на контакт с людьми», «бедная девочка» и всё такое, что делало меня до ужаса невинным агнецом. — Мучали, — тут же поправилась я, а ручка замерла в миллиметре от бумаги. Синяки под глазами — вина не кошмаров, и не Мукуро, как бы это странно не звучало, ведь именно он был ответственен за отсутствие у меня бессонницы и плохих снов. Точнее, не Мукуро — сейчас его зовут Клето, мальчик знать не знает ни о каких лабораториях, а об «Эстранео» слышал лишь байки. — Уже неделю я вижу нормальные сны и сплю спокойно.       Последние три дня мальчишка вообще балует меня и показывает во сне Италию, поэтому засыпать я не боялась, как, например, полторы недели назад. Истинная вина заключалась только во мне. Я не могла уснуть. Во мне было слишком много энергии, которая за весь день не тратилась и никуда не девалась — я не ходила в детский сад, отец меня не «выгуливал», мои глаза даже света солнечного в последнее время не видели. Организм просто отказывался засыпать — и всё там.       Но отец думал по-другому: в кои-то веки обратив на меня внимание, он понял, что я не высыпаюсь. И почему-то решил, что во всём вина тех происшествий, о которых ему в скором времени рассказал Емицу. Не знаю, кто из детей проболтался — то ли Цуна устал всё держать в себе, то ли Наги вспыхнула и не сдержалась, но факт оставался фактом — кто-то из них проговорился, а Внешний Советник решил, что настало его время, и выложил всё моему отцу. Зачем — я, конечно, догадываюсь. Чтобы тот посадил меня дома, в последствии чего я не смогу общаться с Цуной. Он ведь дал мне шанс — один шанс, — а я его безбожно всрала. Но так хорошо на душе от мысли, что он, наконец-то, уехал.        — Тот мужчина… Он пытался что-то сделать вам? — прищурив светлые глаза, спросила… кажется, Итами-сан. Женщина выглядела сама как-то… мягко что ли, нежно и по-домашнему, будто она сейчас встанет из-за стола, а на ногах вместо каблуков будут тапочки с котятами. Но говорить ей со мной было сложно: видимо, она специализировалась на случаях насилия над омегами, а такие клиенты-метр-с-кепкой у неё бывали явно не часто. — Предлагал конфеты? Просил… снять юбку? Фотографировал? Трогал? Пытался…       Психолог никак не могла заставить себя сказать это слово, поэтому я помогла:        — Изнасиловать? — я вскинула тёмную бровь и дёрнула уголком губ, уже даже не обращая внимания на неприятную тупую боль от пореза. Там надолго, если не на всю жизнь, останется шрам — и мне либо маску теперь носить, либо всю жизнь в тёмной комнате сидеть. Подумать только: омега-дурнушка с изрезанной моськой! Да меня же ни один уважающий себя мужчина-японец замуж не взял бы ещё в прошлом мире, что уж теперь говорить о нормальном замужестве во вселенной, где от твоего вторичного пола зависит практически вся твоя жизнь?       Отец мигом зажал мне рот ладонями и мягко направил в сторону стола с чистыми листами, раскрасками и канцелярией, которая мне была бы сейчас очень кстати. Я пожала круглыми плечиками и, поправив болтающиеся шнурки на лёгких кроссовках, под настороженными взглядами «взрослых» отправилась рисовать. Этим же занимаются обычные дети, когда их родители обсуждают важные вопросы, а им самим заняться абсолютно нечем?        — Хару, она не проблемный ребёнок, — стоило мне отойти от психолога, тут же пустился в оправдания мужчина — уши у него покраснели от стыда за меня, и он отчаянно замахал руками перед своим лицом, будто и сам верил в собственные слова. — На самом деле она умная, послушная и спокойная девочка…        — Давно вы говорили со своей дочерью? — честно спросила Итами-сан, а я усмехнулась себе под нос: женщина, он забывает иногда накормить меня, а каких разговорах ты говоришь? Если бы меня в том переулке убили, он бы просто ушёл домой с первым телефонным звонком, наверняка забыв о том, что был тут не один.       Мужчина смешался и неловко почесал щёку.        — Я…        — Давайте так, Цутому-сан, — после долгого молчания Итами-сан тяжело вздохнула и отложила блокнот с ручкой в сторону, скрещивая ладони в замок и устраивая их на коленях. Женщина строго глянула на смущенного отца и что-то чиркнула на отдельной бумажке, вытащив карандаш из своих волос, которые до этого она закалывала именно им. — Я не горю желанием портить девочке жизнь одной-единственной записью в её медицинской книжке. Хару-тян умная девочка, поэтому просто поговорите с ней… А лучше, пусть за вас это сделает социум. Отправьте девочку в детский сад, она его, как я понимаю, после смерти матери ни разу не посещала?        — Мы хотели туда сходить, но…       Психолог постаралась сохранить на лице мягкую, вежливую улыбку, хотя по ней было видно, что она просто мечтает стукнуть моего отца чем-то тяжелым по голове. И не один раз, судя по всему.        — Хару-тян — в детский сад, вы — в библиотеку за книгой по воспитанию и содержанию ребёнка. Однако… попробуйте сменить обстановку. Если не в другой детский сад, то хотя бы в другую группу, чтобы ей о матери ничего не напоминало. Это пойдёт только в плюс: если у Хару-тян были там друзья, она не потеряет с ними связь и сможет общаться с ними на общей прогулке во дворе, но одновременно с этим девочка будет чувствовать себя по-новому в другой группе и заведёт новые знакомства.       Напоследок она поманила меня к себе с мягкой улыбкой:        — Красивая причёска, Хару-тян, — на прощание сказала женщина, а я кивнула, вроде и благодаря, вроде и говоря, что мне немного наплевать. — Тебя парикхмахер стриг?        — Нет. Сама, — честно и невозмутимо ответила я, а отец, словив скептический взгляд психолога, горестно застонал.

***

      Я лежала на кровати и пялилась в блокнотный лист, который мне сунула в руки Итами-сан. От этого «Все наладится ;)», выведенного чистым и ровным почерком, меня воротило. Смайлик в конце будто насмехался надо мной — это, конечно, было ложью, ведь женщина явно ничего подобного не подразумевала, когда писала пожелание.       Отец и вправду попытался разговорить меня, однако забыл о моём существовании при первом же звонке с работы. Прекрасно просто.       Мне было… скучно. Я поскребла шрамик над губой ноготком и перевернулась на спину, закрывая глаза. Сакура за окном била оголенной тонкой веткой прямо по стеклу, неимоверно раздражая и иногда пугая, и этот равномерный стук мигом усыпил меня — заснула я с мыслью о том, что было бы неплохо посмотреть на Италию вновь. Мукуро в этот раз меня не навещал.