I blinked and the world was gone

Закат горел в последний раз. Светило дня спустилось в тучи, И их края в прощальный час Горели пламенем могучим. А. Блок

      — Моя Леди, — нарушил тишину Кот, взяв её руку в свою, и оставив на тонких пальчиках невесомый поцелуй. Леди сглотнула.       — Обещай мне.       Она не могла. Она уже знала, о чём он попросит её в следующий момент. И потому не могла.       — Обещай, что останешься жива, — не унимался Нуар, в его взгляде сквозила мольба, он всё ещё надеялся, что сможет её убедить. Она всего лишь должна это сказать, ведь никогда ему не врала. Просто сказать, чтоб он поверил.       Бездна её голубых глаз снова пленила. Она зачарованно, не моргая, смотрела на него, одной рукой сжимая крепко его длинные пальцы, скрытые под чёрной перчаткой; другой со всей нежностью коснулась, поглаживая, его щеки. Эта невыносимая мука — всегда отпускать её. Это гадкое чувство неотвратимости. Тянущее и ноющее предчувствие. Ах, если б он только мог её украсть и спрятать… Он притянул её к себе склоняясь так, что они соприкасались лбами:       — Обещай.       Леди потёрлась кончиком носа о его:       — Вместе пойдём — вместе вернёмся, — щекотал его губы приговор, не подлежащий обжалованию.       ***       Не то что бы они к этому не были готовы, но они надеялись, что это произойдёт хотя бы не сразу.       Конечно, за ними следовал этот, будь он трижды проклят, спецотряд. Ещё ни разу он не вмешивался — они справлялись — и он будет подстраховкой и в этот раз. Они всё ещё верили. Акума выдала своего создателя, и супергерои даже не сомневались, что это было нарочно. Они пошли за ней, прекрасно зная, что идут в ловушку. Вот только они не знали того, что их ждало сразу, как только за их спинами закроются злосчастные двери. А ведь Плагг предупреждал…       Оказавшись на одной территории с врагом, их сразу приписали к «сопутствующему ущербу». Кто ж знал, что войди они в то треклятое здание на территории какого-то старого завода, на его крышу посыплется град зарядов. Однако, как это удобно! Избавиться сразу от всех. Нет людей с суперспособностями — нет проблем. Никаких. Никаких героев и никаких проблем.       Могли ли они что-то переиграть? Едва ли. Но легче от этого не становилось. Они оба понимали, что должны справиться быстрее чем… В общем, быстрее. И исчезнуть.       Оправившись от первого удара и обнаружив, что последняя созданная Бражником Акума, в которой герои смогли лишь признать женщину, оказалась на удивление весьма сильной, чтоб дать отпор отряду военных, и развлекалась снаружи с предавшими их силами властей, герои решительно двинулись в глубь коридоров.       И вот он — Бражник. Всё было как в тумане. Стены сотрясали удары снаружи под зловещий скрежет надломленных конструкций и мерзкий визг Акумы. Им приходилось то и дело озираться по сторонам и уворачиваться от сыпавшихся с потолка обломков и прочих предметов, грозящих если не проломить голову, то сломать что-нибудь ещё. Зашкаливающий адреналин пульсировал в висках. Горло раздирало от пыли, а лёгкие горели от едкого дыма. В глазах блестела ярость. Они поочерёдно атаковали друг друга в едином стремлении одержать верх над врагом.       В какой-то момент Нуар осознал, что все эмоции исчезли. Внутри разлилась равнодушная пустота. Пока Ледибаг пыталась просчитать бой, он действовал на одних инстинктах, заслоняя от ударов и страхуя напарницу. Дальше случилось какое-то месиво из криков, атак и беготни. И всё настолько быстро, что Кот даже понять не успел, когда использовал Катаклизм, чтоб выбраться из какой-то подсобки больше похожей на бункер, в которую Бражник умудрился неведомым им обоим образом загнать их с Ледибаг и запереть (всё-таки идея снять талисманы с трупов после очередного обстрела была весьма привлекательна для него); и в какой момент у него всё же спала трансформация?       Очнулся он на холодном полу сплошь усыпанным осколками стекла и обломками раскуроченной стены, один из которых острым краем до крови впился в спину. Метрах в двадцати от него Ледибаг что-то кричала, тряся лежавшего на полу седовласого мужчину нависнув над ним. Какофония в ушах медленно прояснялась, давая возможность расслышать лишь конец фразы:       — …убить столько человек! Даже не имея нужного заклинания?!       — Его бы тоже нашёл, — с презрением рыкнул тот.       В руке девушки блеснуло что-то, видимо, это была брошь мотылька, а человек лежащий под Ледибаг был без маски. Без маски. Без чёртовой маски!       Визг снаружи стих. Там больше не было битвы. А это значило лишь одно: сняв с Бражника талисман — они лишили себя единственной защиты. Понимание происходящего и неминуемые последствия больно врезались Адриану в грудную клетку, перехватив и без того сбитое дыхание. Превозмогая боль он поднимается на ноги, хрипло зовя её:       — Ледибаг! — Она оборачивается на едва уловимый зов, всё так же держа стальной хваткой поверженного злодея.       «Адриан?» — Он читает по её губам — глубоко в подсознании проносится мысль, что она его узнала — и на непослушных ногах делает шаг к ней, судорожно указывая на камень в её руке, а с губ срывается отчаянный надломленный крик:       — Акума! — И встречает полный ужаса и осознания взгляд голубых глаз, цвет которых с непостижимой скоростью багровеет, отражая в себе разливающееся пламя где-то за его спиной.       А дальше для него время замедляет свой ход: он видит, как девушка без доли сомнений выпускает из рук брошь мотылька и мужчину, падающего наземь, и срывается в его сторону; в следующий миг она на полном ходу врезается в него, заключая в кольцо рук и уже теряя опору под ногами резко разворачивает на сто восемьдесят градусов; последнее что он успевает осознать — то, как в звенящей тишине от толчка невероятной силы они отлетают куда-то назад, теряясь из объятий друг друга.       Темнота. И в этой темноте он лежит, ничего не чувствуя и не слыша. Нет никакой боли, нет никаких звуков — только покой. И в это мгновение самообмана он молится, чтоб это всё было сном. Глаза открываются, и темнота перед ними отступает лишь для того, чтобы до жгучей тянущей боли внутри понять, что всё и правда происходит. Происходит. По-настоящему. Он всё ещё здесь. Его настигает реальность. Всё тело снова ныло, болело, горело.       Было ли на нём хоть одно живое место — он не знал, да и ему было всё равно, потому что теперь он видел, как воплощается в жизнь его самый страшный кошмар. Кошмар, в котором Ледибаг погребена под завалом из бетона, арматуры и стекла. Того, что ещё пару секунд назад было потолком или стеной.       Ледяная волна омерзительной дрожи окатывает с ног до головы, заканчиваясь давящими болезненными двумя точками прямо за ушами и гулом в них. В горле застревает пепельный ком. Тело передёргивает в неверии. Глаза судорожно мечутся. И в этот момент безжалостное сознание уже твердит, что никаким чудом она не смогла бы выжить под этим завалом, из-под которого была видна лишь одна рука уже не укрытая магией квами. И разливающаяся лужа крови. Её крови.       Страх сковывает сердце. Адриан бросается к любимой, трясущимися разодранными руками пытаясь разобрать завал. В венах кипит надежда. Первое желание — вытащить её оттуда, она ещё может быть жива.       А разум шепчет: «не может».       Сердце заходит набатом. Горячие слёзы то и дело заставляют расплываться всё вокруг. Душу раздирают рваные острые кромки металла, оставляя нестерпимую зудящую боль, пульсирующие зияющие раны. Что может сделать простой человек без суперсилы против груды огромных камней? Но он поднимет. Он сдвинет гору если понадобится. Пусть только она будет жива.       А мерзкое подсознание вторит: «не будет».       В порыве он хватается за её руку — проверить пульс, она до сих пор могла быть жива.       Могла. Но не была.       Глаза неистово жжёт. Всё что он чувствует — её рука ещё горячая, мягкая. Он сжимает её, лихорадочно пытается нащупать хоть слабый отголосок биения горячо любимого сердца, без устали зовя её, моля, обещая. Из разъедаемой болью груди рвутся отчаянные всхлипы. Наконец он стискивает её пальцы в ладони целует и шепчет не разбираемый бред. Скулит нечеловеческим голосом, роняя голову на грудь — это конец.       Он умер.       Момент осознания. Глаза Адриана стекленеют. Всё его нутро наполняет ядовитая ненависть ко всем, безумное желание стереть с лица земли этот чёртов город вместе со всеми его жителями. Просыпается едва ли преодолимое желание убивать. Убить всех, кто был виноват в этом.       Внезапная мысль пронзает его стрелой: «Я всё исправлю», — в один миг его блеклые глаза загораются надеждой, тлеющим огоньком на самом дне. Он в сердцах кидается к едва живому мужчине. Переломанному, в крови, так что даже лица не разобрать, но всё ещё в сознании.       — Верни! Меня! НАЗАД! — Пелена слёз от боли, отчаяния и ненависти застилала всё вокруг. Адриан тряс несопротивляющегося мужчину, а тот молчал. Молчал, а потом расплылся в перекосившейся кровавой улыбке и низким хриплым басом рассмеялся, выплёвывая чернеющие ошмётки.       — Теперь ты понимаешь меня, — было ответом на безумное требование героя.       «Адриан», — в его голове мелодично разливается её голос. Последнее, что она сказала — было его имя. Она снова и снова зовёт его в его сознании. Или может зовёт его с того света к себе? Ведь это конец для них всех. Никому из них теперь не выбраться отсюда. Или быть может это призрачный зов всепрощающей богини пытается его остановить? Спасти?       Адриана переполняет решимость. Даже если она его будет потом ненавидеть — он не оставит всё так. Просто не может, если есть хоть один шанс всё исправить.       — Ты сделал это с Времеходом. Верни. Меня. Назад, — с презрением цедит через зубы.       «Адриан!» — уже громче звенит внутри голос любимой. Он вновь окидывает место где погребена Ледибаг будто бы проверяя, там ли она всё ещё. И снова умирает в агонии, цепляясь взглядом за тоненькую руку в разлившейся ещё больше вязкой тёмной луже.       — Это невозможно, тебе негде взять столько времени, — безразлично ответил злодей.       — У вас заберу, — ледяным голосом отрезал он.       Мужчина рассмеялся. Снова.       — Не такие мы и разные, да, Кот Нуар? — выплюнул он его имя, сверля ледяным взглядом.       — АДРИАН! — От оглушающего звука собственного имени над самым ухом он подскакивает на пару секунд погружаясь в темноту, которая сразу отступает рябью.       Какая-то тряпка падает ему на колени. А он видит её — Ледибаг. Расплывчато, но это она. Невероятно. Это она. Ледибаг перед ним и держит его за плечи. Это она. Живая. Реальная. Только что всепоглощающая боль утихает с каждым гулким ударом сердца, и от каждого из которых, ему кажется, его качает самого.       — Ты жива… — одними губами шепчет он, пробегая безумным взглядом по её лицу.       Не отдавая себе отчёта, он резко тянется к ней, собирая её лицо в руки, и целует. Неистово. Рвано. Горячо. Губы, щёки, нос, глаза — он покрывает каждый сантиметр любимого лица поцелуями, передавая всю нежность и любовь в каждом, всю ту жгучую потребность в ней, потребность в знании, что она здесь, что она жива.       Его дыхание обжигает, губы горьковатые с привкусом мёда, руки горячие, глаза прикрыты, взъерошенные волосы прилипли ко лбу, и весь его вид просто обезоруживающий в этом порыве.       Ледибаг сначала не шевелится, округлив глаза теряется в его безумном марафоне поцелуев и едва различимом бормотании сквозь них «ты жива». Она мягко упирается ему в грудь руками и чувствует, как бешено колотится под ними его сердце. Сквозь ткань костюма, прикасаясь к обнажённой коже, чувствует, какая всё же у него высокая температура. На неё накатывает удушающая волна жара до кончиков ушей.       — Адриан, пожалуйста… — она сбивается под его судорожными поцелуями, — пожалуйста, прекрати! — С силой, но не резко толкает его от себя отстраняя на расстояние вытянутых рук, но так и держа свои ладони на его горящей вздымающейся в бешеном темпе груди. Её обеспокоенный взгляд встречается с его растерянным.       — Всё в порядке. Я здесь, — как можно мягче говорит она. — Тебе просто приснился кошмар. Сон. Всё хорошо, — продолжает, доверчиво вглядываясь в его зелёные покрасневшие глаза.       Наконец девушка видит, как к нему приходит осознание. Как болезненная гримаса сменяется облегчением, а потом за секунду смущением. Если б он не был красным сейчас от жара, то точно был бы от стыда: только что он в своей комнате, сидя на кровати в полуобнажённом виде, в полночной темноте без спроса расцеловал Ледибаг. Он роняет голову себе на грудь, резкая боль пронзает виски, от чего он жмурится и тихо выдавливает из себя:       — Прости… — его простуженный голос стал ещё ниже, ещё притягательнее в этом оттенке хрипоты и баса.       — Ничего, — перебила она, складывая руки к себе на колени. — Тебе явно снился кошмар, и я пыталась тебя разбудить…       Его взгляд притягивает лежащее на ногах полотенце, он берёт его в руки и хмурится, пытаясь вспомнить зачем его брал.       — А… ммм… Это я… Извини, у тебя был жар, и я искала что-то, что бы… — начала она оправдываться сумбурно жестикулируя и указывая на лоб, — нашла его в ванне и… В общем… вот, — закончила она свою провальную тираду.       Адриан ошарашенный этим откровением не сводил с неё глаз. Челюсть медленно, но верно стремилась к полу. Восторг. Бешеный восторг и неверие в реальность происходящего: Ледибаг у него дома, и она заботилась о нём пока он лежал с лихорадкой в бреду.       Девушка ощутила неловкость момента, а в голове пронеслось, что лучше бы ей уйти пока ещё чего не произошло, того что уже случилось ей хватило с лихвой. Она подскочила.       — Ну, я… кхм… пожалуй, пойду, — нервно улыбнулась она, отходя постепенно к окну.       — Постой! — Он резко подрывается к ней от чего перед глазами всё снова темнеет, и он оседает обратно на кровать.       Пауза. Пара секунд длинною в бесконечность.       — Но как ты здесь…? — он попытался оформить в слова единственный вопрос, поглотивший его, концентрируя на ней своё зрение.       — Твои друзья просили передать, что скучают по тебе, — выдохнула она заготовленную фразу. — Поправляйся скорее, Адриан, — его имя звучит необычайно нежно в её исполнении. Она ласково улыбнулась и с лёгкостью выпорхнула в открытое окно.       — Спасибо, — шепчет он себе под нос, провожая красную вспышку взглядом. Кот Нуар он или Адриан — ничего не меняется. Она всегда от него убегает, так и не услышав главного.