I blinked and the world was gone

      Целовать Кота Нуара было легко.       Конечно, свой первый поцелуй Маринетт желала подарить Адриану, но лучшего варианта в голову не пришло в той битве со Злобным Купидоном, и она сделала то, что сделала. Наверное, ей должно было быть противно, по крайней мере она так думала, когда решила в первый раз его спасти таким образом, ведь она не любила Кота. Но что было странно, так это то, что противно не случилось. Отнюдь. Конечно, это был всего лишь почти невинный чмок в губы, но он совсем не вызвал какого-либо отрицательного чувства. Ей даже было… приятно, и вспоминала она его всегда с улыбкой и, конечно, втихаря.       Первые несколько раз, после того случая, когда Ледибаг снова приходилось сталкиваться с Нуаром под контролем, она героически с ним сражалась. А потом ей надоело. Вот просто надоело. Время только терять. И раз целоваться с ним не было чем-то отвратительным, а сражаться совсем не хотелось, да и помощь его ей нужна — то «почему бы и да?» — подумалось героине. Так она его целовала ещё двадцать четыре раза, не считая последнего.       «Ох уж этот Котяра! Неужели нельзя быть более осторожным?!» — каждый раз причитала она.       Благо нашлось универсальное средство от этой напасти. Правда целовать его приходилось всё дольше и дольше с каждым новым контролем, но к тому времени Ледибаг стала как-то довольно буднично к этому относиться. А вот думать почему это средство действует — ведь это он «принцесса», а не она (а в сказках именно влюблённый принц целует заколдованную, ничего не ведающую принцессу) — ей совсем не хотелось. «Магия просто», — успокоила она себя. В общем, ей оставалось только уводить его от глаз зевак подальше, чтоб больше не попадаться в объективы, как в первый раз с тем фото, связать или привязать к чему-нибудь своим йо-йо, и вуаля! Дело сделано!       — Двадцать шесть раз… И ни разу он не поцеловал меня в ответ, — Маринетт стало даже обидно, хотя вины Кота тут как раз и не было совсем: он был не в себе и ничего не помнил. А в тот единственный (последний) раз, когда помнил, она сама не дала ему возможности ответить, убежав, как последняя трусиха. Все двадцать шесть раз целовала именно она его и, да, это было приятно, особенно в последний год, но чёрт возьми, ей так хотелось сейчас хоть раз ощутить, как его сильные руки прижимают её к себе, почувствовать, как он целует её в ответ!       А что Адриан? Он её расцеловал сам. А она его оттолкнула. Дура. Не о нём ли она мечтала столько лет? И оттолкнула. И да, сейчас она жалела об этом. Лицо горело, а щёки покалывало от этих воспоминаний. Девушка дотронулась кончиками пальцев до своих губ и тут же спрятала лицо в ладони, протяжно мыча.       — Как можно сравнивать эти недопоцелуи? — Маринетт скривила рот в досадной ухмылке. — Нет, и этот метод не подходит.       Она пролистала страницу в браузере ниже, к следующему «совету». С усердием выполняя изложенные в нём предписания, делала заметки на листе. А маленькая квами, сидевшая рядом, наблюдала за брюнеткой и с интересом изучала статью.       — И почему это так трудно? Тикки, что со мной не так? — кинула она малышке взгляд, молящий о спасательном круге.       — Маринетт, с тобой всё в порядке. Отношения — это всегда непросто. И я не уверена, что тебе стоит следовать этим советам, — пыталась та её успокоить. На что Маринетт только застонала, уперевшись лбом себе в руку.       Она ещё раз окинула свой список взглядом.       — Нет, я не могу так, — Маринетт небрежно опустила на стол ручку, толкнув её немного прокатиться по исписанному листу с двумя столбцами и гордым дважды подчёркнутым заглавием «Кот Нуар vs. Адриан».       Оттолкнувшись ногами, она отъехала на кресле в глубь комнаты.       — Это всё похоже, будто я пытаюсь выбрать того, с кем мне будет удобнее встречаться — при том, что ответ на этот вопрос и так уже ясен — а не того, с кем больше хочу, — на последних словах ей пришлось поморщиться. Звучало это весьма неприятно, хотя пришлось признать, что это правда. Она любит их обоих. Факт. И они оба терзают её с равной силой. Чёрт!       Тикки не нашла, что сказать. Ей очень хотелось придумать хоть какое-нибудь слово поддержки. Но она просто не понимала, что тут можно посоветовать. И это несмотря на колоссальный опыт жизни с людьми — с многочисленными Ледибаг.       Маринетт терзалась чувствами любви, вины и страха. Она стала нервной и ещё больше рассеянной. Не могла совершенно собраться с мыслями. Всё это съедало её изнутри и разрушало.       Нужно с этим заканчивать, пока ещё не поздно. Пока один из этих двоих не захлебнулся в собственных чувствах и мыслях, обрушивая цунами переживаний, и сея лишь разрушения вокруг. Ей нужно определиться и закончить эти мучения, сняв маску уже перед… кем-то из них. И не важно, что они — один человек. Или потому что они — один человек?       Вот как, скажите на милость, бедняжка квами должна была сказать этой несчастной, что та должна определиться между Адрианом-Котом и Котом-Адрианом? Видит Бог, она старалась помочь Маринетт, как могла. Даже призналась, что долг хранить тайну личности ото всех — призыв к их чувству ответственности и сознательности; и решать в конечном счёте только ей, открываться перед кем-то или нет.       Божью коровку заклинило. От этих размышлений нервно дёрнулся глаз. Хорошо, что девушку мало интересовало в этот момент состояние подружки: она вновь и вновь вглядывалась в лист с перечнем положительных качеств обоих юношей, не в силах найти хоть в одном хоть что-нибудь, что её раздражало. Скорее её раздражал этот факт. И когда этот хвостатый успел сделать из всех своих недостатков сплошные достоинства?       Хоть бы одну подсказку! Как тут решить? Маринетт устало поднялась из-за стола и побрела по направлению к кровати. И с кем бы она себя не представляла, в обоих случаях её преследовало липкое чувство предательства.       Ещё несколько дней назад она уже почти было решилась ответить Коту взаимностью, так нет! Вот какого Бражника её понесло в тот день проведать внезапно заболевшего Адриана? Ещё и в комнату полезла в образе Ледибаг! Посмотрела бы со стороны, подумала о своём, нет же! Чего она хотела добиться этим? Сидела бы себе и не знала, что оказывается девушка, которую он так давно любит — она сама, а чувства оказались взаимны.       Не мог же он её — героиню Парижа — перепутать с какой-нибудь другой девушкой? И не мог же он за неё так переживать и целовать, если б не любил? Маринетт зависла на последнем воспоминании. Глупая улыбка лезла на лицо, но быстро исчезла, от вспыхнувшего образа поникшего Кота Нуара. Господи, и зачем она поцеловала его тогда в квартире?! Что же теперь делать?       Чувствовала Маринетт себя паршиво, мягко говоря. Так паршиво, как раньше не бывало. Очень сильно болела голова. Преодолев пыхтя последние ступеньки, она плюхнула своё тело на прохладную простынь.       — Чёртов Агрест, — простужено хлюпнула носом и закуталась с головой в одеяло.       ***       Ледибаг была благодарна своей простуде за уважительную причину не приходить на патрули. Уж очень не хотелось ей объясняться с Котом Нуаром после того, что она выкинула недавно. А потом всё ещё усугубил Адриан. После последнего патруля, когда она окатила Кота ледяной водой, они не виделись полторы недели. И полтора месяца уже не было акум. Будто сам Бражник им даёт своё благословение разобраться в чувствах друг к другу.       Напарник, хвала небесам, не поднимал больную для неё тему, каламбурил и явно пребывал в хорошем расположении духа. Валялся на крыше, как настоящий кот, довольно жмурясь в ласковых лучах уходящего солнышка. Грустно будет испортить такое хорошее настроение, но Леди так себя уже извела, что ей ну о-очень нужно было у него спросить это:       — Кот? — стараясь сохранить спокойствие начала она, он ведь не может читать её мысли? Соврёт что-нибудь правдоподобное. Не хочется, но как ещё спросить? — Как ты относишься к шведской семье?       Нуар сначала поперхнулся воздухом, резко приняв сидячее положение. Потом вытянулся в удивлении, мигая зеленью своих глаз. Немного подумав, он ожил и хотел было что-то пошутить, но затем, наверное, с минуту бледный, как дверное полотно, шокировано смотрел на неё, забыв, что рот иногда должен закрываться. А вскоре Ледибаг краем глаза заметила, как хитрость поселилась на его лице.       Отчаянно делая вид, что она тут вообще ни при чём, она отвернулась в другую сторону от напарника в ожидании ответа, и почти сразу повернулась к нему обратно, почувствовав живое тепло совсем близко к ней — Нуар на четвереньках навис над её вытянутыми ногами, поравнявшись с ней лицом, исполненный решительностью и уверенностью.       — Дай мне шанс, и я докажу, что тебе больше никто не нужен, — два зелёных глаза с поволокой пристально смотрели на неё. Не в силах соврать или вообще что-либо ответить, она откинулась назад, опираясь на локти.       — Что? — недоуменно выдавила она. Да чёрт подери его, как он только догадался?! Взгляд приковали его глаза с сильно расширившимися зрачками. Сердце билось на уровне горла, вызывая желание сглотнуть появившийся там ком. И несмотря на суперсилы, ей было адски тяжело держать такое положение тела и не упасть сразу — руки тряслись.       — Или ты думаешь я не вижу, как ты смотришь на меня? — ровно продолжил он, медленно переводя взгляд на её губы и обратно и наклоняясь ещё больше, чем заставил её ещё дальше отпрянуть и спародировать повадки хамелеона, ровняясь цветом лица с цветом собственного костюма.       — Нормально я на тебя смотрю, — невозмутимым тоном ответила она, несмотря на то, что внутри задыхалась от жара. Пихнула одной рукой его в плечо и вернула её сразу обратно. Всё равно действие не имело никакого эффекта — Кот никуда не делся, а держаться было надо.       — Ты меня поцеловала, — не отступал Кот, наклоняясь к ней в опасной близости. Ледибаг поприветствовала черепицу затылком, в то время как Нуар нашёл правой рукой согнутой в локте опору на крыше слева от её лица. Глаза спасительницы Парижа предательски метнулись к его губам.       «Ты ж Ледибаг! Стоять до конца и не сдаваться!» — вопила гордость внутри.       — Это было в качестве извинения, — упиралась героиня. Нуар изогнул бровь.       — Двадцать семь раз, моя Леди. — И это не было вопросом. Кот наконец сменил свою серьёзность, одарив её своей улыбкой от уха до уха и хитрым прищуром. Ледибаг округлила глаза.       — Что?! — на вдохе пискнула она и одним резким движением спихнула самодовольного котяру с себя. Резко подскочила на ноги, — Ах, ты подлец! — Нуар последовал её примеру и тоже встал.       — Ты всё помнил и молчал?! — сорвалась она на крик, чуть не подпрыгнув на месте и смешно вытянув вниз руки, сжатые в маленькие кулачки. Кот Нуар явно упивался её растерянным, смущённым и возмущённым видом и совершенно не пытался скрыть ни своё довольство, ни улыбку, ни вырывающееся хихиканье.       «Дура! Дура! Дура!»— схватилась за голову она, гневно всматриваясь в Кота.       — Ну, не совсем так. — На лице проскользнула досада. — Я помню всего пару раз, — Кот в два шага оказался опять непозволительно близко к ней, вернув серьёзность тону, — Ты увлеклась и не заметила, когда спал контроль, и ты используешь блеск с клубничным ароматом. — Он без разрешения провёл большим пальцем по её губам, смазывая с них косметику, а потом прижал его к своим губам с блаженным прищуром, оставляя блестящий влажный след на них. — М-мм…       Остолбеневшая от такой наглости Леди мысленно примерила к его голове несколько тяжёлых предметов. А затем сверкнула ледяным убийственным взглядом, от которого напарника чуть было не передёрнуло. Внутри у неё всё кипело.       — Ты-ы… — процедила она зло сквозь зубы, несколько раз со всей силы толкнула его наступая. Нуар звонко хохотал, даже не пытаясь увернуться от её «атак». Рыкнув на него, Ледибаг схватилась за своё йо-йо, явно давая понять, что весьма обижена и разговаривать с ним больше не собирается.       На пятках она развернулась в противоположную сторону от него и твёрдо зашагала к краю крыши. Только ущемлённое самолюбие никак не успокаивалось:       — Двадцать шесть. — Остановилась она в шаге от края.       — М? — заинтересовался наблюдавший за ней всё с той же улыбкой Нуар.       — Ты ошибаешься, двадцать шесть раз, — гордо заявила она через плечо и исчезла между крыш домов.       — Ох, моя Леди, — покачал он головой, растряхивая непослушные волосы, — это ты ошибаешься. Двадцать семь. — Победно сложил он руки себе на грудь, так и сияя ярче рождественской ёлки.