I blinked and the world was gone

      Ледибаг не злилась на Кота Нуара, отнюдь. Она прекрасно понимала, что его вины в произошедшем нет, но встретиться с ним так и не решилась, несмотря на ежедневные предложения по смс. Не помогли герою в чёрном и уверения, что тайна личности напарницы всё ещё тайна, а сам он ушёл той ночью сразу, как только она уснула.       Зато Маринетт каждый день встречалась с Алей.       Делать вид, что абсолютно ничего не произошло, было неимоверно трудно, хотя по настоянию Нуара Леди всё-таки пришла домой к боевой подруге за объяснениями. Вот на неё Ледибаг сердилась. Очень. И каково было её удивление, когда Аля при встрече схватилась за кулон лисы и стала умолять не забирать его.       Подруги долго говорили, и после этой встречи Маринетт отпустило. Во многом. Она даже выспалась. Недюжинный вклад в последнее привнёс и сам Бражник, снова устроив внеочередной отпуск своим акумам на несколько дней.       Кстати, законный флакончик-аэрозоль под цвет своих волос Ледибаг тоже получила. Забирать его, конечно, совершенно не хотела и, остыв, в общем-то, жалела о том, что в сердцах обязала к этому подругу, но в итоге поддалась её уговорам: шатенке и правда девать его всё равно было некуда.       Но то, что произошло потом, пожалуй, стало просто последней каплей.       «Ты отличный друг, Маринетт.»       Эти слова врезались в память, представ перед Маринетт в виде мраморного надгробия её первой любви.       После того как Адриан сегодня поделился со своей всегда внимательной и отзывчивой подругой тем, что очень обидел возлюбленную и никак не может с ней теперь встретиться, чтобы помириться, воображение Маринетт вырисовывало очень красочную картину: где сам Адриан Агрест без тени сожаления заколачивал крышку гроба, хороня в нём давние мечты маленькой девочки о семейном счастье с прекрасным принцем вместе с её ещё вполне живым чувством любви к нему; при том сама Маринетт Дюпен-Чен смиренно подавала Адриану гвозди и робко улыбалась каждый раз, свято веря, что так будет только лучше.       Почему-то Маринетт была уверена — с той ночи, когда Адриан её расцеловал в лихорадке, — что он влюблён в Ледибаг. Но Ледибаг не виделась и не говорила с Адрианом уже больше месяца, а значит и обидеть её он никак не мог. Впрочем, как вообще этот милый, кроткий юноша мог кого-то обидеть?       Но самое главное, это значило только одно: он никогда не видел в Маринетт девушку. Она всегда была, есть и будет для него просто другом. Сначала — хорошим, потом — лучшим, теперь — просто отличным, но всё-таки всегда только другом.       — Какая же я дура! — Маринетт рухнула на кушетку и протяжно застонала: — И с чего я вообще взяла, что он говорил тогда про меня?! Эта девушка… Может, она пострадала в одной из битв? Или смертельно больна? Или он просто за неё так переживает, что по ночам ему снятся кошмары? Да это вообще могло быть что угодно! Он просто в бреду не разобрал, кто перед ним! Может, даже не сразу понял: спит или проснулся вообще… — выпалила она и покачала головой, а потом с ледяным спокойствием добавила: — А я для него всегда лишь «друг».       Друг.       Неожиданно для Маринетт это слово не оказалось горьким, как раньше. Оно было нейтральным, словно кусок белого хлеба из их семейной пекарни, который каждое утро пёк её отец, и на который можно было намазать что угодно по вкусу. Будь то хоть джем, хоть солёное масло.       Ей уже не больно, правда. Она просто устала. Устала ждать непонятно чего, надеяться… устала бегать и лгать другим и себе.       — Друг, — будто пробуя на вкус это слово снова, повторила она.       Тикки всегда старалась поддержать свою хранительницу словом или делом. Но иногда — она знала — лучше всего просто быть рядом и позволить ей разобраться во всём самой. Осторожно одёргивая, когда видела, что той стоит дважды подумать.       — Ты уверена, что хочешь это сделать? — без осуждения спросила квами. Она на самом деле переживала за Маринетт и всецело желала той только счастья, а потому хотела просто убедиться в последний раз в обдуманности принятого девушкой решения.       — Да, Тикки, сколько можно?.. — ответила спокойно Дюпен-Чен, держа в руках самый простой кнопочный телефон всего с одним контактом.       Маринетт ещё несколько мгновений, закусив губу, смотрела прямо перед собой. На ту самую стену, где ещё не так давно красовались плакаты и постеры одной известной и очень популярной в Париже молодой модели, неизменно рекламирующей бренд Габриэля Агреста. Теперь стена была увешана общими фотографиями с Алей, их друзьями, классом и супергероями (непременно обоими), и всего одной с Адрианом.       Неспешно облизав покусанное место на губе, Маринетт нажала кнопку «отправить».