I blinked and the world was gone

      Последнее время Маринетт часто грустила. Она ходила поникшей, изредка одаривая друзей тем, что должно было бы называться улыбкой, и старалась как можно меньше участвовать в общественно полезных и бесполезных мероприятиях. Одни говорили, что это трудный возраст, другие — неразделённая любовь, третьи — загруженность в учёбе, но имеет ли это вообще значение, если человеку плохо?       Адриану было без разницы, из-за чего именно расстроен его друг. Он не мог оставаться безучастным. Будь то хоть Нино, хоть Хлоя, хоть Маринетт. А Маринетт не просто плохо: она подавлена, и это не может быть чем-то пустяковым, что пройдёт само собой. В этом он был уверен. И видел её такой, возможно, всего дважды. С тех пор как акума чуть не убила героев Парижа, Адриан, его друзья, одноклассники, да и весь Париж, немного изменились, но, казалось, Маринетт — больше всего. Он всегда знал, что она добрая и отзывчивая девушка, но его до глубины души поразило то, с какой яростью она защищала его — Кота Нуара — перед всем классом, наперекор друзьям и даже ему самому; а её безграничная способность к состраданию и искренняя скорбь пробуждала в нём особый трепет. Он мог поклясться, что она горевала по погибшим в галерее Лафайет не меньше него самого. Или вернее сказать, она будто чувствовала вину, такую же, какую чувствовал он сам. И это не укладывалось в голове. Возможно, ему это только казалось, но то, что она могла очень тонко прочувствовать его состояние — было абсолютной правдой. Пожалуй, именно из-за этого Адриан стал больше присматриваться к ней.       Он вовсе не хотел ни с кем обсуждать причину своего плохого настроения, но какая-то часть него отчаянно желала, чтобы и в этот раз подруга проявила свою чудесную эмпатию по отношению к нему. Не то чтобы совсем никто не интересовался его состоянием, но теперь ему было принципиально важно, чтобы это сделала она. Вот только именно сегодня Маринетт даже ни разу не посмотрела в его сторону.       Сначала Адриана это даже задело. Раздражало, злило и до глубины души ранило. И так продолжалось первые два занятия, пока он наконец не заметил её бледность и припухшие красные глаза. Потом понял, что на каждой перемене она попросту старалась сбежать от друзей или прятала глаза в надежде, что они про неё каким-нибудь волшебным образом вдруг забудут. На этот раз Маринетт копошилась у себя в сумке, усердно делая вид, что ищет своё домашнее задание, и отмахивалась от всех, чтобы её не ждали. Стало стыдно. Пока он эгоистично жаждал в очередной раз внимания и поддержки с её стороны, совсем упустил то, что, в общем-то, он не единственный, у кого случаются проблемы.       Выходя с Нино последними из класса и переступив уже через порог, Адриан резко остановился и обернулся: Маринетт всё также сидела со школьной сумкой на коленях и что-то бормотала.       — Я тебя догоню, — бросил он другу и резко развернулся на сто восемьдесят градусов. Нино отчего-то удовлетворённо хмыкнул, сопроводив это кивком, и молча ушёл.       Все эти заговорщические попытки Нино вместе и во главе с Алей свести его с Маринетт были видны и понятны, но… неприятны. Ему нужна всего одна только девушка — та, что под маской божьей коровки. Возможно, если бы её не было, Адриан посмотрел бы на одноклассницу по-другому. Всё-таки Нино прав: она прекрасный человек и отличный друг, а самое главное, она здесь, рядом каждый день. Она реальна в отличие от той, чьё имя даже нельзя назвать (и, если б кто только знал, что Адриану оно попросту неизвестно). Она — тот самый человек, который на днях буквально парой слов смог его приободрить. А ещё она красива… и чертовски похожа на Ледибаг.       Ледибаг, Маринетт, Кагами. Да, у него определённо есть типаж. Или всё-таки Адриан пытался разглядеть напарницу в каждой, кто хоть малую толику на неё похожа. Узнать, угадать и нечаянно раскрыть. Он вовсе не стремился выведать её личность специально — не тогда, когда обещал этого не делать, — но в душе болезненно надеялся, что сама вселенная ему поможет, подскажет и даст понять обоим, что это правильно.       Но та, похоже, над ним насмехалась. После того, как любимая вознесла его примерно в верхние слои атмосферы, а потом раскрыла свои объятия, и он рухнул оземь, Адриан был разбит, раздавлен, уничтожен и едва ли жив. Божьи коровки умеют летать, а он — кот. Коты, как известно, не летают, они падают. На лапы. Ломая их, калечась, получая травмы несовместимые с жизнью.       Он выжил. Его сердце разбито, окровавлено, но всё ещё бьётся. И это всё не повод отворачиваться от того, кто всегда к тебе приходил на помощь. Что ж, пора отдавать долги.       Глубоко вдохнув и решив больше не откладывать необходимое на потом, он уверенно зашагал прямо ко второй парте.       — Маринетт? — Адриан осторожно коснулся её плеча рукой. Та вздрогнула от неожиданности и торопливо спрятала телефон в сумку, непонимающе-испуганно уставившись на своего собеседника — даже не заметила, когда он подсел и что успел услышать или увидеть.       Эту смс она пишет с утра, набирая и стирая каждое слово вновь и вновь; зачитывая сообщение десятки раз, проверяя, могло ли оно принять другой смысл; или убеждаясь, что все буквы написаны правильно, и адресат точно сможет её понять. И снова всё стирая дочиста. А сколько раз дрожащие пальцы тянулись нажать кнопку «вызов», но только ласково гладили её в итоге, мысленно возвращая к прошедшей ночи?       Единственное что было у неё от Нуара — этот телефон. Каждый раз прикасаясь к нему она вспоминала, как проводила пальцами по коже напарника в полной темноте, очерчивая изгибы спины, рук, пресса… Кожа у Кота Нуара горячая, особенно на руках; губы мягкие, требовательные и ненасытные; дыхание рваное и с привкусом мяты; и полный боли и разочарования взгляд после.       Тикки советовала дать время успокоиться им обоим. Но тянущая тревога внутри подгоняла, не давая хоть немного расслабиться. Маринетт казалось, что каждая минута её молчания для Нуара означает только то, что она на самом деле его обманула, и когда она в конце концов всё объяснит — будет поздно. Он её, конечно, простит, только это будет уже не важно. Она потеряет его любовь безвозвратно.       Внутренности сжало, едва не вызвав очередной неконтролируемый поток слёз. А тут ещё эти красивые глаза. Так близко. И так проникновенно и участливо смотрят на неё сейчас. Тоже зелёные, только у её Нуара ярче. И эта вымученная, но всё равно тёплая и милая улыбка, как и у её котёнка, только ещё и родная…       — Новый телефон? — Адриан кивком указал на сумку. Он не особо вглядывался, но эта модель сильно отличалась от той, которая у неё была, а потому не заметить было просто-напросто невозможно, и для того, кто понятия не имел с чего начать разговор — это прекрасный повод.       — О, а… не совсем, — она отмерла и залепетала, часто моргая и тут же отводя глаза. — Я уронила свой телефон, и у него разбился экран, ну, эм… ты же знаешь, какая я растяпа, — она нервно отмахнулась рукой. — А этот у меня запасной, — потянула она уголками губ, изображая подобие улыбки, но всё равно старательно избегала смотреть на Адриана.       — Но расстроена ты вовсе не из-за телефона, — попытался он поймать её взгляд. И, нет, это не было вопросом.       Наступила давящая, натянутая и очень душная тишина.       Сегодня утром Маринетт хотелось скорее умереть, нежели идти на учёбу. Она впервые за последние три года не хотела видеть этого человека: не хотела видеть его лица, некогда так горячо любимого; не хотела слышать его голоса, некогда такого чарующего. Она практически его сейчас ненавидела, если бы только была способна на ненависть. Хотя, как она могла винить Адриана в том, что сама натворила? Ей было безумно совестно за своё желание, но, чёрт бы его побрал, как же ей хотелось сейчас оказаться скорее на другом конце света, где-нибудь на дне Тихого океана к юго-востоку от Новой Зеландии, чем рядом с этим человеком.       — Ладно, я только хотел сказать, что… — он замялся, с силой потерев пальцами основание шеи. — Ты не обязана рассказывать, что случилось, но знай, что я готов тебя выслушать. Мы ведь друзья, — договорил он, чувствуя себя отчего-то по-особенному нелепо в этот момент. Интересно, Маринетт чувствовала тоже самое, когда подходила к нему? Вроде не делаешь ничего такого ужасного, тогда почему же так трудно выговорить эти слова вслух?       — Или, возможно, я могу что-то сделать для тебя? — Он пытался поймать ускользающий взгляд Маринетт и, может, сейчас был чуточку благодарен, что она не видит его вспыхнувшее лицо. Но она только поджала губы и, уставившись в стол перед собой, отрицательно покачала головой и так вцепилась в свою сумку, что даже пальцы побелели.       — Это… я тебя обидел? — осторожно спросил он. Понятия не имея, как и когда, но вдруг? Раз она даже смотреть на него не хочет. Никогда ещё прежде она так старательно не избегала его взгляда.       — Нет! — Маринетт резко развернулась к нему и положила свою руку на его. И сразу отдернула, виновато улыбнувшись.       «Мы ведь друзья», — мысленно повторила она себе. Правда же. Друзья. Почему она должна бояться взглянуть на него или поговорить? Или стыдиться прикоснуться? Совершенно по-дружески.       Ей нужно вернуть Нуара, и, может, будет символично, чтобы именно Адриан ей в этом помог.       — На этот раз я всё испортила…