*
Они едут в лифте. Лейтенант молчит. Должно быть, он на взводе. С тех самых пор, как они вошли в башню, на их пути не встретилось никаких серьёзных препятствий. Всё идёт согласно плану. Они легко проходят всё дальше, к особо засекреченным объектам базы — допуск к ним имеют лишь единицы. Наверное, лейтенант чувствует на себе чужие взгляды. Должно быть, он начинает что-то подозревать. Коннор не знает. Лейтенант не был таким молчаливым вчера, во время их встречи. Да, они не так уж и много говорили, но сейчас Коннора будто бы сопровождает призрак. Хэнк не был таким отстраненным, когда его касались руки Коннора или когда язык Коннора исследовал его рот. На мгновение он подумывает о том, чтобы остановиться у лифта и инициировать очередное прикосновение — лишь бы добиться хоть какой-то реакции или звука. Впрочем, Хэнк все же сдавленно вздыхает, когда лифт достигает нужного этажа и внизу открывается вид на ровные ряды андроидов, ждущих своего часа. Сердечный ритм подскакивает вверх, Хэнк приглушенно матерится. Даже для человека, который комфортно чувствует себя среди андроидов, здесь их чересчур много. Двери лифта разъезжаются в стороны. В воздухе витает тихое жужжание, белый шум — спящий режим сотен живых машин. Движения у Хэнка суетливые, дыхание — частое и рваное. Коннор поворачивается к нему, но лейтенант оказывается быстрее. — Не прикасайся ко мне! — вскрикивает он, отшатываясь в сторону. У него безумный взгляд, воспалённые глаза, лицо кажется болезненно бледным в свете галогенных ламп. Когда он переводит взгляд на Коннора, его грудь тяжело вздымается, но руки, выхватывающие пистолет из внутреннего кармана пиджака, нисколько не дрожат. — Не прикасайся ко мне, — шёпотом повторяет он, беря Коннора на прицел. Реальность снова идёт трещинами и крошится, осыпаясь прямо под ноги. Коннор стоит на берегу реки, и Хэнк тоже здесь, вжимает дуло пистолета ему в лоб. Вокруг никого. Очень тихо. Снег падает на куртку Хэнка и тает у него в волосах. И Коннор… чувствует. Он чувствует… будто больше всего на свете хочет атаковать — любым возможным способом вырвать пистолет у Хэнка из рук и выбросить его в тёмную воду. Но он парализован противоречивыми инструкциями, окна подпрограмм каскадами окутывают его. Он сам потерялся в своих личных границах. Он не может допустить, чтобы его уничтожили, ведь это будет… глупо и… фальшиво. Следующий Коннор будет другим, он не увидит своими глазами много всего важного и значимого. Следующий Коннор не будет знать, каково это — взять руку Хэнка в свою, чтобы спастись обоим. Нет. Я не хочу умирать. Мне страшно. На другом конце зала в поле зрения появляется ещё один лифт, и Коннора силой возвращает обратно в реальность. Какую-то секунду он и Хэнк молча смотрят, как кабина приближается к нужному этажу. Коннор знает, кто едет внутри. Он отводит взгляд. Стоящий рядом с ним Хэнк, не отрываясь, следит за лифтом. Коннор наблюдает за тем, как на чужом лице медленно расцветает понимание — судорожный тик лицевых мышц, покрасневшие глаза, приоткрытый от ужаса рот. Где-то далеко-далеко, в другое время и другом месте, посреди прекрасного цветущего сада умирает рыба. Коннор бросается вперёд, не дожидаясь, пока лейтенант придёт в себя. Удар по запястью — выбитый из ослабшей хватки пистолет, удар ногой в колено — и Хэнк тяжело валится на пол. Коннор хватает его за воротник пиджака и силой поднимает на ноги, толкая в сторону проходящей через центр зала дорожки. — Шевелись, — приказывает Коннор, коротко взмахивая пистолетом. Хэнк слушается. Он больше не встречается с Коннором взглядом. Он смотрит лишь вперёд, на ещё одного андроида, который выходит из лифта, спеша навстречу судьбе.*
Коннор притягивает к себе взгляд Хэнка так, будто он — само солнце. Что-то обжигающе горячее, ослепительно белое закручивается у Коннора внутри, когда он замечает это. Мысли кипят. Так жестоко и внезапно быть вырванным из этого мира, лишившись шанса найти того единственного, кто будет смотреть на тебя как неиссякаемый источник самой жизни… «Это несправедливо», — думает Коннор. А затем погибает.