Трансфигурация

      Он открывает глаза и долго смотрит в потолок помещения, в котором оказался. В процессоре удивительно пусто. Он знает, кто он, он знает, откуда он, он знает, где он, и самое главное — почему и для чего он здесь. Но мыслей нет. Просто гулкая тишина.       На то, чтоб откалиброваться — прийти в себя — ушло по меркам белковых много времени, что-то около часа. Он лежал, полностью ошалевший, почти испуганный и от вспышки этого страха злой — случилось нечто странное и опасное, нечто… чего он не мог понять.       Он понял одно: на этой планете есть странная, могущественная сущность, способная перенести искру из одного корпуса в другой без потери личности. Он не представлял, кому такое может быть под силу — кроме, разве что, Оллспарка… но это была не Всеискра. Другое, чужое, странное…       И этой сущности он сильно задолжал.       Он не мог восстановить четкую картину произошедшего. Помнил лишь, что позвал на помощь, осознавая, что умирает, чувствуя, что еще немного — и либо искра, либо разум не выдержат. Он позвал, безнадежно, в никуда — понимая, что искровый зов некому услышать, но ошибся… его услышали и предложили сделку.       Эта сущность общалась не словами и не символами. Больше всего ее голос походил на телепатическое вмешательство Саундвейва — когда чужие мысли вписываются в процессор, как свои. Сущность могла дать ему свободу — в обмен на выполнение некоей работы, и разумеется, он согласился.       Не было выбора.       Теперь он свободен, пусть и в столь нелепом состоянии, и должен выполнить то, что обещал.       Он медленно вентилирует — дышит, заставляя подниматься и опускаться чужую-свою грудь, осознавая себя в этом корпусе… теле. Под пальцами, маленькими и слабыми, но более чувствительными, чем привычно, ощущается короткий ворс тканевого покрытия-ковра… глаза, видящие непривычно мало и уже не так чётко, как оптика, ловят блики свечей. Отблески огня эстетически приятны, они отвлекают, позволяя сосредоточиться на крохотном пламени. Энергия этого места укутывает изношенное тело, резонируя с его собственной, позволяя почувствовать слабую оболочку… не своей, нет… но пригодной для использования.       Мегатрон медленно приподнялся, сел на полу, осматриваясь и осматривая себя. Это место и это тело ранее принадлежали белковому… нет, человеку, надо говорить так… с длинным именем — Альбус Персиваль Вулфрик Брайн Дамблдор, которого чаще звали просто Альбус и просто Дамблдор. Он был сильным, умным, хитрым и изворотливым и способным обмануть даже ту древнюю сущность. Но он сделал ошибку, и гневная кара обрушилась на самоуверенного наглеца.       Вот только при жизни этот белковый успел стать опорной стеной для очень многих процессов, как сакральных, так и социальных. Он обладал большой личной силой и управлял еще большей мощью, и, к счастью для Мегатрона, даже столь могущественной сущности невозможно было просто так уничтожить хитрого белкового.       Слишком многое рухнет. Вот и потребовалась замена.       Хроника чужого актива всплывала в памяти. Сведения о прошлом, планы на будущее, привычки и манера двигаться и говорить. Странные способности — раньше он не встречал ничего похожего на то, чем обладал человек.       Магия.       Талант сродни телепатии — опасно, незаметно, и главное преимущество в скрытности. Жаль, Саундвейв свое преимущество потерял… а маги, насколько понял Мегатрон, приняли самое лучшее решение, какое только было возможно, когда сочинили свой «закон о тайне».       Да, Альбус хорошо понимал, что главное преимущество магов перед маглами — то, что вторые о первых не знают. Что, впрочем, не мешало ушлому магу создать себе славу маглолюбца и вообще — крайне толерантного человека, хотя, на деле маглов Дамблдор не любил, опасался, и, как и в юности, по-прежнему считал, что наилучшим устройством мира будет контроль магов над маглами. Но совершенно ни к чему делать этот контроль достоянием гласности — потому он когда-то и разошелся во мнениях с другом.       А после — сошелся в бою. Хотя, что это был за бой… Геллерт Гриндевальд, страдая от проклятия, полученного на фронте от русских магов, пришел к другу с просьбой добить его. Тот же со словами, что Геллерт был сам виноват, отправил его в магическую тюрьму. Что, впрочем, спасло Гриндевальду жизнь: тюрьма подавила не только магию заключенного, но и силу проклятия.       А сам Дамблдор принялся создавать себе репутацию, и при этом без смущения пользовался наработками маглов, особенно в области психологии и фармацевтики. Зелья доверия давно известны, как и приемы защиты от них, а вот магловские порошочки и таблеточки, вызывающие расслабление и покой и повышающие внушаемость, пошли на ура.       Вот так и воссияла звезда величайшего светлого волшебника.       Нет, зельями, что магическими, что магловскими, Альбус не злоупотреблял. Ему, мастеру менталистики, и одного применения вкупе с задушевным разговором хватало. Коль удочка заброшена, значит, и рыбка клюнет, раньше или позже.       Мегатрон прикрыл глаза, опуская веки — странный способ, сужается поле зрения, а не снижается интенсивность, как бывает, когда гасишь оптику. Неприятно было — пусть он много встречал разумных, подобных Альбусу Дамблдору, но оказаться в буквальном смысле в корпусе вот такого… ощутить изнутри…       Мерзко.       Лидер десептиконов в своей жизни совершал всякое — и убивал, и посылал на убийство и на смерть. Но он никогда не думал даже, что можно сделать так: окольными путями и намеками подтолкнуть к убийству или нарушению закона, обставив дело так, что исполнитель работает вроде как по собственной воле, а заказчик, случись что, остается ни при чем, с чистыми руками и нерасколотой душой… вот, кстати, узнать бы, что за странные искры, которые могут дробиться и раскалываться…       Ох, хватит пустых размышлений. Пока ему не до прошлого — надо разобраться с настоящим.       Мегатрон осторожно поднялся на ноги, постоял, покачиваясь, подвигался, привыкая к новому, неловкому и слабому телу…       Это у Альбуса все дела переделаны. А ему — надо освоиться и все понять, восстановить в памяти точную карту поведения Дамблдора, и еще документы…       Ничего не поделаешь. Так все равно лучше, чем раньше.              В чём нельзя было отказать Альбусу Дамблдору, так это в умении вести документацию. И её же прятать. Мегатрон признавал, что если бы в его распоряжении не было воспоминаний мага, он бы вряд ли нашёл скрытые ниши со спрятанными в них бумагами. А если бы и нашёл, то без необходимых знаний система безопасности уничтожила бы и документы, и его самого.       Доставать опасные бумаги из-под защиты десептикон не стал — благо, у белкового была хорошая память, и теперь вся она досталась ему — стоило только сосредоточиться на чем-то, и нужные сведения всплывали в голове. Мегатрон просто восстановил в памяти расположение, содержимое и способы защиты тайников, не раз назвав Дамблдора ржавым параноиком, когда память являла ему особо изуверские способы нейтрализации любопытных. Тут же спарки кругом!       Хотя, с другой стороны, человека можно было понять — попади эти данные не в те руки, и его бы гарантированно ожидал поцелуй дементора. Покопавшись в памяти, лорд вытащил описания страшных существ, похожих на искроедов. Гадость… пожалуй, увидь он такое — сжег бы на месте, точнее, развоплотил.       Наконец, с тайниками в кварте и кабинете директора было покончено. Теперь можно быть уверенным, что он не наткнется случайно на оставленный прежним владельцем тела сюрприз.       Портреты предыдущих директоров Мегатрон будить не стал — пусть они должны были подчиняться действующему Хозяину Замка и самому Замку, но лишние свидетели ему пока были не нужны.       К тому же в памяти Дамблдора оказались данные о том, что его власть над ними не полна. Директор не мог заставить слепки приносить информацию, не касающуюся школы. Надо сказать, самого Альбуса это знатно бесило. Какие бы тайны они могли поведать, сколько секретов раскрыть, если не о себе, то о своих потомках! Ему физически становилось плохо от столь близкого, лакомого кусочка информации — не доступного. Ах, как бы тогда всё было проще…       Если бы можно было приказать, а не выведывать окольными разговорами.       Десептикон передернул плечами, отстраняясь от пришедшей из памяти волны чужих чувств. Хорошо, что возможности Дамблдора, были хоть и велики, но не настолько абсолютны, как могло показаться при поверхностном изучении архива воспоминаний. Кстати, о возможностях…       Палочка.       Длинная, похожая на антенну, она так и валялась на ковре, там, где упал старый маг, выпав из-за пояса мантии. Мегатрон нахмурился, рассматривая загадочный прибор… точнее, артефакт…       Она выглядела… привлекательной. Но мрачная история, всплывшая в памяти при взгляде на нее, заставила насторожиться. Палочка Смерти… белковые все же странные существа — наделить личностью и обожествить явление дезактива. Но, кем бы она ни была создана, ее могущество являлось реальным, а мрачная слава заслуженной.       А теперь она… ждала?       Глюк процессора? Десептикон пошел по кабинету кругом, не приближаясь к артефакту — странное ощущение появилось и не уходило. Судя по сведениям из памяти, эта штука обладала если не разумом, то неким сознанием — точно.       И теперь она ждала его. Любопытно. Он не побеждал ее хозяина в поединке, возможно… системный сбой? Или обновление? Что нужно делать?       Мегатрон замер, размеренно дыша, прислушиваясь к себе. Возможно ли «тестовое включение» этого странного апгрейда белковой расы под названием «магия»? Он чувствовал ее, как чувствовал встроенное оружие — частью себя, никакие сообщения о неполадках — неприятные ощущения — не приходили… значит, если он повторит то, что делал Альбус…       Властный взгляд, протянутая рука.       «Venerunt ad me!»       Загадочная штука на ковре ощутимо завибрировала, вздрогнула и стремительно, но послушно влетела в ладонь. Пальцы сами собой сомкнулись на хрупкой вещи, и... разум накрыло ощущением «взгляда».       Любопытство. Странный. Необычный. Новый.       Кровожадность. Слабый? Сильный? Можно поглотить? Подстроить? Изменить под Себя.       Сожаление. Нельзя. Другой. Непонятный.       Рассеянное, озадаченное. Что делать.       Хрупкая надежда. Будешь достойным?       Достойным? Он усмехается.       «Будешь служить?»       Пока ты остаешься меня достоин, — приходит в ответ и артефакт «закрывается».       Отлично.       Мегатрон бросает взгляд на примитивный хронометр — пятый час утра. Пожалуй, стоит дать старому корпусу отдых — выпить зелья, которые принимал частенько работавший допоздна прежний директор, и лечь в перезарядку. А после…       После начнется новая жизнь.