Гоголь: сборник тредов

Яков Петрович Гуро, разумеется, человек. С беззащитным мягким животом и красной соленой кровью, с зевотой, по утрам разбирающей, с мерзнущими руками и ноющей под непогоду головой, со шрамом через спину и вредной привычкой заедать тревогу вкусностями. С улыбкой широкой. Очень. Широкая, острая, зубастая неприкрыто. Зубастая? Нервно бывает от улыбки Якова Петровича, знающие люди списывают на то, что улыбается он часто по поводам малоприятным, беду сулящим. Не на число и остроту тех зубов, зубы как зубы… Глаза у Якова Петровича примечательные. Черные, аж зрачка не видно, или будто бы один только зрачок и есть, радужки за ним не видно, хотя глупость, конечно, не может у человека быть такого огромного зрачка. А что свет те глаза не отражают, напротив, будто проглатывают? Так чего только не привидится, да и не нужно уважаемому человеку пялиться в глаза. Ах, пялиться не хотели, просто не оторваться, коли взгляд нечаянно бросишь, будто привязал к себе, в самую душу лезет, силу выпивает взглядом? Ну так напишите про то стих, нашли тоже повод… И не бледен Яков Петрович вовсе, здоровый у него цвет лица, а когда и румяный. Только если под луной окажется полной, особенно если в лесу, тогда нездоровым серебром отливает, мертвенной серостью, будто памятник гранитный сам себе поставил; ну так лучше же при луне, чем в тени. Поскольку тени красят только молодящихся старух, а Яков Петрович в тенях весь теряется, растворяется, не поймешь, где движется, откуда взгляд его мерцающий виден, где слышится мурчащий ласковый голос. Сразу везде? Глупости, эхо вас смущает, любезный, не морочьте себе голову. А вообще с тенями у Якова Петровича отношения особые. Мало того, что лицо ему они странным образом выламывают, вычерчивая углы и изгибы там, где их быть не должно, так еще и собственная тень Якова Петровича какая-то ему не подходящая. Больно длинная она, больно ломаная. Скачет, прячется, будто издевается, а то вовсе может показаться, что она лежит как ей вздумается, а не так, как свет того требует… Да и в целом Яков Петрович изрядно странностей полон. Не говорят о таком в лицо, но ведь если подумать, тем лицом он не очень-то вышел. Рот вот великоват, зубы крупноваты, глаза странные, уши… По одной черты рассматривать, чисто черт получится, хоть мешок на голову надевай. А все же хорош, подлец. Уж как все вместе это слепляется, да как мимикой его живой беспрестанно подергивается, вот уже и засматриваются. Писаным красавцем ходит. Покуда не присмотришься. А впрочем, Александр Христофорович присмотрелись вот и все равно довольны остались. А что морозец по коже у Александра Христофоровича бывает, когда Яков Петрович к нему шагом мягким, кошачьим подбираются, то есть вещь закономерная. Трепет Яков Петрович внушают и уважение, и нотку страха естественного, какой необходимо испытывать при человеке его чина и талантов. При человеке, разумеется. Своими глазами Александр Христофорович видел кровь красную, от мигреней неприятных спасал, горилку на двоих разливал. Человека человечнее еще поди поищи, и нежность такая Александра Христофоровича от этого разбирает, что всякий страх нелепый забывается.