Гоголь: сборник тредов

За глаза его херувимчиком называли, уж больно славными были мягкие завитки золотистых кудрей и прозрачные серые глаза. Щеки розовые, губы пухлые, не корнет, а кандидат в фавориты при дворе, и чего только в армии забыл, спрашивается? Раз как-то Саше даже пришлось сам-лично кулаком в лицо объяснить одному офицеру, что выслужиться он собирается способом честным и приличным для драгуна, а не тем, на который оный офицер намекал всеми силами, изнемогая от определенного рода томления. За что бил — не сознался, конечно, ввиду чего был изрядно наказан. Но ангельской нежности с лица порка убрать не могла. Порка нет, а годы прошедшие — да. Кудри уже не золотые с рыжиной, а серебряные. На щеках не юношеский пушок — бакенбарды курчавые. Да и кожа уже не такая нежная, огрубела с годами. Возле губ пухлых залегли жесткие складки. И складки эти не только у губ, но и в уголках глаз, на скулах выступают, над переносицей, стоит едва нахмуриться. Линии резкие, грубые, сквозь любое выражение лица усталость просачивается невольно, словно изнутри весь ей напитался. Так бывает, когда человек лицом много чувств показывал, да все не слишком приятные... Якова красят редкие морщины, он с годами лучше делается, как вино или произведение искусства. А на Саше — Саша знает — это просто следы жизни, возможно, чуть более тяжелой, чем стоило бы; такие же следы, как седина и редкие шрамы. Стыдиться не стоит, но и гордиться нечем, и смотреть лишний раз не тянет. Но когда Яша по линиям этим скользит кончиками пальцев, а затем губами — морщины словно сглаживаются, и будто с ними сглаживается десяток прожитых лет. Странное чувство отзывается в Саше глухим недоверием. Не в первый раз проводит Яков пальцем по складке, не успокаивается, пока не сгладит мягкими касаниями каждую черточку. Саша усмехается, спрашивает устало, едко: — Что, противно для взора искушенного? — Красиво, — качает Яша головой. — Что? Саша думает: послышалось. — Красиво. Саша фырчит, как он умеет, аки лошадь, кормом недовольная. Отвернуться пробует, а Яша перехватывает лицо серьезно и властно. Всматривается внимательно, снова проводит — самыми подушечками, мягко. — Ну, что вы там нашли? — ворчит Саша негромко. Близость такая все еще его смущает. — Мальчишку, — отвечает Яша, и Саша воздухом давится. — Что? В две ладони Яша берет его лицо, будто в раму заключая. — Юнца зеленого, корнета с золотыми кудрями, — и улыбается, подлец. — С глазами цвета травы лесной, изумрудной, с губами, в бантик пухлый сложенными... Сглатывает Саша с трудом, встряхивает головой, от рук избавляясь ласковых, хмурит светлые брови, снова лоб выламывая горькою складкой. — Я исполосован морщинами, поверх щетиной присыпан. И кудри у меня седые. И смотрит Яша на это будто бы с тоской. — Саша, вы такой дурак иногда.