Гоголь: сборник тредов

Ловит Ульяна писаря Степана за шинком, загоняет, точно зверя, а тот только и может, что пятиться, пока в стену спиной не упирается. Высокий, оглобля, аж на голову почти выше, Ульяна задирает острое личико, смотрит ему в глаза. — Женись на мне, Тесак. — Оп-полоумела, ведьма? — Женись, Тесак, а то хуже будет. — Да на кой черт я тебе сдался, — крестится Степан, да напрасно, не чертовка она покуда, не прогонится крестным знамением, да и молитва тут не спасет. — Нужно мне так, — она снисходит до объяснений. — По мою душу скоро явятся. — С-сатана? — С-святая инквизиция, — передразнивает Ульяна. — А при чем тут я? — А при том… ай, да какое тебе дело? Нужно мне, чтобы муженек у меня имелся, когда явится Брут справедливому суду меня предавать, вот и все. Твое дело маленькое, на свадьбе сплясать да клятвы сказать. — Н-не хочу. Не буду, — Степан отчаянно мотает головой. Хороший он парень. Светлый, ведьма сразу чувствует, да и просто хороший, то дров кому наколет, то за скотиной походить поможет. И в иных вопросах понимающий. Нет в Диканьке ни единой хаты, где домовому бы молока не отливали. Позаботился об том, напоминает. И на запруду русалочью местные не ходят, и медвежий овраг обходят стороной, а кто старается, кто всем говорит силу нечистую не гневить? Верно, писарь Степан, бабкой наученный. Вот и ведьму бы не гневил, башковитый наш. Так нет же, уперся. — Хочешь, не хочешь. Девку по-твоему часто спрашивают, хочет она замуж али нет, а? — накрывает она ладоями его плечи, оглаживает, будто пылинки с ткани собрать пытается. — Н-не знаю. Ульяна, оставь меня. Вот уперся, несносный! То ходит и мямлит, слова поперек не скажет, а то ишь! — Да что ты за казак, если девушке не поможешь? — Да ты не ж не девушка, ты ведьма! — А какая девушка — не ведьма? — смеется Ульяна белозубо, нахально, позабавленная степановым смятением, да только терпение ее все тоньше и тоньше, и когда дергается Тесак, из хватки вырываясь — впиваются в его плечи уже не пальцы девичьи, а черные опасные когти. Издает Степан звук тихий, печальный, будто в голос закричать боится, народ созывая. Правильно, неча тут лишнему люду делать. — Ты пойми, Тесак. Я ж не дура. Я же до того, как спросить, приворожить тебя пыталась. Сглатывает Тесак, дергается острый щетинистый кадык на его длинной шее, мечется суетливо взгляд. — А приворот возьми да не подействуй. Вот скажи мне, казачонок мой, от чего же берет мой заговор и парубков, и мужей солидных, и самого отца Варфоломея, а с тебя — как с гуся вода, а? — Мне п-почем знать, ведьма. М-молитва святая бережет… — Молитва ли? Святая? — шею его Ульяна в когтях сжимает да к себе склоняет, шепчет в губы будто любовнику: — Ты не доводи до греха, Тесак, проболтаюсь еще твоему полицмейстеру. Тебе розга милее будет, чем на мне жениться?