Гоголь: сборник тредов

Кадеты юноши, не дети, а в эти годы даже дети догадываются, что не просто так в определенных местах Петербурга разгуливают стайками морячки и гимназисты, солдаты и ремесленники, разных возрастов, пригожести и даже достатка, но все объединенные одной неловкой тайной. И Саша — не ребенок и не дурак, — знает, куда таинственно исчезают один-два однокашника, напомажив волосы и подровняв усы. Исчезают — и возвращаются под ночь, пропахшие вином, шагающие шатко, пересыпающие монеты и дорогие, с чужих крупных пальцев перстни по тайникам в своих убогих спальнях. И вот Сашенька — семнадцать лет, золотые кудри, чистенький мундирчик, — стыдно и неловко выбирается в зоологический сад окольными путями. Сашенька, положим, сирота и крестник высокопоставленного человека. Крестному нет дела до мальчишки, кроме как до благотворительного проекта, поэтому он сыт, обут и устроен учиться, но не сверх того, и аудиенции у него Саша просить не станет. Нужны деньги — заработай, хоть тресни, но сам. А деньги нужны. И все знают про зоологический сад, и Саша прекрасно видит пару знакомых лиц, и старается стоять в сторонке, чтоб не сложилось впечатление, что он «с этими», и на первого подошедшего человека со страху нервно огрызается, а потом корит себя, потому что быстрее начнешь — быстрее кончишь (ха-ха). Яков Петрович проезжает мимо в экипаже, мгновенно замечает золотые кудри — Яков Петрович не то что бы опускается до того, чтобы за монетку пользовать мальчишек-кадетов, у Якова Петровича есть выборы получше, но место он знает и примелькавшиеся лица в силу цепкой памяти тоже. Яков Петрович останавливает кучера и проезжает мимо еще раз. И еще. Наконец, останавливает совсем, подходит к мальчишке, долго стоит перед ним, сложив руки на набалдашнике трости и склонив набок голову. Глядит изучающе, а тот не пытается ни заговорить, ни как-то привлечь, только краснеет и бледнеет, и прячет глаза. Яков Петрович, наконец, предлагает бархатно — а пройдемте в мой экипаж, молодой человек? Деваться некуда, и все равно уже все так пялятся на эту сцену, что терять нечего и строить из себя тоже нечего, Саша лезет в экипаж, садится напротив богатого (а это очевидно) господина. Мелькает шальная мысль — это хорошо, что богатый, не придется возвращаться, так что Саша сходу выпаливает: — Три рубля. — Три рубля? — восхищается господин. — А за что? Саша снова идет красными пятнами, потому что не имеет понятия ни о расценках, ни о том, что ими оплачивается. — За что скажете, — говорит, вытянув повыше подбородок. — А только цену я назвал, не нравится — высаживайте. Ну-ну, говорит господин. Ну-ну. Едут неспешно, экипаж покачивает, Сашу мутит, богатый господин прельстив и доволен собой, достает откуда-то яблочко, очищает, предлагает Саше кусочек (какое там, в глотку ничего не лезет, не вдохнуть лишний раз). Пытается завести светский разговор: как вам погода? как заработок за сегодня? давно стоите? Сашу от этого мутит только сильнее, лучше б, думает, прямо тут уже выеб и покончили бы с этим, потом сам же пугается, открещивается — не надо, потом думает — это куда же он меня везет, и становится страшно: а мало ли, в какое-нибудь загородное поместье, а там, предположим, оргия, Саша о развращенных нравах вот таких высокопоставленных господ наслышан, слухи ходят только так. Только подумал кричать и требовать выпустить, как встал экипаж. — Приехали, — говорит богатый господин. Саша из экипажа молча высовывается, а там, значит, его общежитие. У него и сердце в пятки: что, как, почему? На господина глядит, а тот из кошеля монеты отсчитывает. — Почему, — спрашивает, — именно три? Саша, растерявшись, впервые с начала поездки снова заговаривает: — Проигрался в карты. — На три рубля? — На пятнадцать. Что смог — покрыл, но мне продать больше нечего. — А у мамки спросить? — Сирота-с. — А что, так страшен кредитор? Ноги переломает? — Да нет… однокурсник мой. — Сказали бы, что не способны долг покрыть, неужто не поймет? Саша губы поджимает. — Стыдно. Долги чести нужно отдавать. Господин ему три рубля в ладошку вспотевшую вкладывает и по кудрям странно так треплет. — А как же… — Саша не знает, как сказать «вы ж меня даже не пощупали» и не чувствовать себя при этом унизительно и мерзко. Господин, к счастью, понимает без слов и вздыхает негромко. — У меня, юноша, брат ваших лет. Если б он за «долг чести», — кавычки показывает пальцами в роскошных перстнях, — в зоологическом саду стоять пошел, а я бы об том узнал, я бы убил каждого, кто прошел мимо, и потом себя. Идите уже, отбой скоро. Нет, постойте. Как зовут? — Саша, — вообще-то «кадет Бинх, Александр Христофорович», но Саша ужасно растерялся. — Саша, — повторяет господин. Усмехается. — Хорошим офицером станете, Саша. Глупым очень, но хорошим. Саша так и стоит с монетками в кулаке, пока господин не возвращается в экипаж и не трогает с места, и только тогда, спохватившись, кричит: — Подождите! А вас как звать? Я верну!