Алфавит, Артон

Три поворота ключа в замочной скважине, и два пошатывающихся тела, переполненных красным вином и животной страстью, вваливаются в прихожую, припираясь к ближайшей стене. Свет, видимо, было решено не включать. Одежда, насквозь вымокшая под проливным дождём, потяжелела и давит неприятным грузом, но не одаривается особым вниманием, потому что сейчас есть вещи куда важнее мокрых тряпок. Арсений пьяно смеётся и тянет на себя Антона, который, в свою очередь, не выглядит слишком уж весёлым. Он напился, как чёрт и поехал к парню, которого видит второй или третий раз в жизни. Да, да, да. Это ведь так неправильно. Но так похуй. Ещё пара неуклюжих поцелуев в прихожей, и они находят в себе силы, чтобы разуться и скинуть верхнюю одежду прямо на пол, потому что чёрт с ней. Шастун не запоминает дорогу до спальни, так как проводит её в плену жадных объятий и мокрых поцелуев. Добравшись до комнаты, Арсений первым делом включает небольшую настольную лампу, стоящую на тумбе. Делает он это для того, чтобы видеть каждую эмоцию, даже самое малейшее изменение в лице Антона. Попов хочет увидеть, как задрожат эти длинные ресницы и пухлые губы, когда он спустится поцелуями от шеи к самому низу живота, а после… После. Арсений вжимает Антона в стену и оставляет на шее первый засос, забираясь руками под чёрную рубашку. Шаст млеет, улыбается, стонет, но в глубине души знает, что всё это наигранно и что ничего он, блять, не чувствует. Тело, однако, поддаётся на такие умелые провокации и даже отзывается вполне естественными реакциями. Арсений сверкает в полумраке глазами, передавая свою бешеную энергетику, все свои мысли и чувства, но Антон, как огромная чёрная дыра, поглощает это всё, не давая ничего взамен. Ну, разве что томный взгляд и натянутую улыбку, когда чужие подрагивающие пальцы расстёгивают пуговицы на рубашке, сантиметр за сантиметром открывая бледную нежную кожу. Но этого так мало. Арсу нужно трогать, чувствовать, раствориться в этом юном теле, что стоит напротив и трётся лопатками о шероховатые обои. Шасту же нужно лишь расслабиться и удостовериться, что он нечто большее, чем пустая кукла, неспособная ощущать хоть что-нибудь. — Нравится? — с наглой ухмылкой спрашивает Арсений, круговыми движениями наглаживая постепенно твердеющий член юноши. Антон откидывает голову назад, несильно ударяясь затылком об стену, выпускает воздух сквозь зубы и лишь коротко кивает, подаваясь бёдрами вперёд. Старшего такой расклад не устраивает, и он отстраняется, лишая парня перед собой того самого удовольствия, которое он только-только начал чувствовать. Шаст, вырванный из приятного плена ощущений, поднимает голову. — Отвечай мне, — требует Арсений, возвращая руку на твёрдую плоть, сильно сжатую грубой тканью джинсов. — Чтоб тебя, — раздражённо шипит Антон, начиная беситься. — Ну? — Нравится, блять, — рычит Шастун, сжимая руку в кулак и слегка ударяя стену за спиной. Арс самодовольно скалится и запускает руки под чужую рубашку, скидывая её с угловатых плеч. Антон до безобразия худой, но это его не портит, а даже наоборот. От прикосновений к своему животу парень втягивает его, от чего рёбра торчат ещё больше, и Арсений, кажется, забывает, как дышать. Этот мальчишка, которого он видел в прошлый раз в клубе, а теперь абсолютно пьяного подобрал там же, просто кружит ему голову. — Иди уже сюда, — нетерпеливо рычит Шаст, отлипая от стенки и толкая мужчину в сторону кровати. Арсений падает всего пару секунд, но время замедляется настолько, что кажется, будто он проваливается в пропасть, из которой ему больше не выбраться. Антон наваливается сверху, как только онемевшее от алкоголя тело касается чуть пружинящего матраса. Процессом теперь руководит он, и обоим это нравится. Шастун вплетает костлявые пальцы в тёмные и по-прежнему мокрые волосы, сжимая их и оттягивая, открывая больше места для собственных влажных поцелуев и грубых укусов. Арсений проводит ладонями по спине парня, и его губ касается довольная улыбка, когда он чувствует, как юное тело выгибается под его руками. Антон трётся о мужчину и протягивает руку вниз, чтобы расстегнуть ширинку на его джинсах. Попов сам сдёргивает с себя футболку, подставляясь под чужие прикосновения так, словно до этого его никто и никогда не трогал. — Ведёшь себя как шлюха, — как-то слишком уж злобно усмехается Шаст, опускаясь ниже и кусая старшего за сосок. Арсений тихо рычит и сжимает плечо Антона, сталкивая его с себя и молниеносно оказываясь сверху. Длинная шея оказывается сжата цепкими пальцами, что моментально утихомиривает юношу. — Ну, и кто теперь шлюха? Шастун даже спорить не хочет. Очевидно, что шлюха здесь он. С самого начала, на протяжении всего вечера. Однако, его натура не позволяет ему просто лежать молча, изображая покорность. — Да ты… — горячо начинает парень, но срывается на жалкие хрипы, когда пальцы на шее сжимаются сильнее. — Блять. Несмотря на то, что Арсению понравилось лежать под Антоном и подставляться под его жаркие прикосновения, он к этому не привык. Он же, мать его, Арсений Попов, под которого без вопросов ложится любая пьяная сучка. Быть той самой пьяной сучкой он не согласен, а потому с силой подминает Шастуна под себя, едва не разрывая ширинку на его джинсах и запуская в них руку. Мужчина уже не заботится о том, делает ли он больно Антону, и даже тихое завывание снизу не останавливает его: он грубо сжимает в руке член младшего и со всей силы кусает его в плечо. — Сука… — скулит парень, комкая пальцами простыню. — Мог бы и аккуратнее. — Зачем? — вполне логичным вопросом отзывается Арс, отстраняясь и сдёргивая с длинных ног джинсы вместе с боксерами. А ведь и правда, зачем? Зачем нужно аккуратнее? Зачем заботиться о чувствах человека, на которого тебе очень сильно наплевать? Самый главный вопрос, который оба должны были задать себе в самом начале – зачем они вообще это делают? Но ведь это уже не так важно, правда? Антон лежит перед Арсением совершенно голый и так сильно манит к себе одним лишь взглядом, что Попов мысленно бьёт себя по щекам, стараясь не залипать на мальчишку слишком сильно. Брюнет окончательно раздевается и кидается к взмокшему от возбуждения телу, прижимаясь к нему. Шастун тихо стонет, когда его ноги с силой разводят в стороны, и чужие пальцы игриво пробегаются прямо между ног. Арсений ведёт языком от шеи вниз, играет с розовыми бусинками сосков и резко опускается к члену, но лишь обдаёт его горячим дыханием, продолжая массировать пальцами сжимающееся колечко мышц. — Давай уже, блять, — фыркает Антон, толкаясь бёдрами навстречу пальцам. Арс посмеивается, но всё же смачивает пальцы слюной, закидывает одну ногу Шастуна себе на спину и не спеша погружает указательный палец внутрь, прикусывая губу от ощущения горячих стенок, сжимающихся вокруг пальца. Антон невероятно нежный внутри. Просто, блять, шёлковый. Арсений, конечно, сходит с ума и уже тихо скулит от возбуждения, но старается скрыть это. Шаст бы, на самом деле, даже и не заметил бы – ему не до этого. В горячее тело всё грубее и грубее толкаются уже два пальца, медленно, но верно подготавливая, и парень просто теряется в своих ощущениях, срываясь на жалобные попискивания. Ещё один палец, и Антона гнёт дугой, а с припухших губ срывается вскрик, плавно перетекающий в протяжный стон. — Блять, боже, — рычит до предела возбуждённый Арсений, наблюдая за этой картиной. Зрелище-то действительно незабываемое. Ощущения, судя по всему, тоже будут те ещё. Мужчина, наплевав на то, достаточно ли он растянул юношу или нет, плавным движением вынимает пальцы, заставляя Антона нервно зашипеть от неприятных ощущений, и шарит в неподалёку брошенных джинсах в поиске презерватива и, если очень повезёт, небольшого тюбика смазки. Удача сегодня явно на стороне Арсения, так как почти сразу находится и то, и другое. Шастун лежит под ним, широко раздвинув ноги и тихонько поскуливая от возбуждения. Внутри всё горит, и он хочет прекратить это всё сейчас же. Попов медлит. Не спеша разрывает зубами обёртку презерватива, так же не спеша раскатывает его по возбуждённой плоти и медленно, просто чертовски, блять, медленно растирает по стволу смазку. И всё это время с его лица не сходит эта блядская ухмылка. — Если ты не прекратишь, я сам тебя выебу. — Да, как же, — Арс уже откровенно смеётся, подхватывая парня под коленями и снова закидывая его ноги себе на спину. В раскрытое пульсирующее отверстие упирается головка члена и с напором давит, и Шастун судорожно стонет. Температура вокруг, кажется, выросла настолько, что ещё чуть-чуть, и всё начнёт плавиться, и эти двое в том числе. Один плавный толчок, и Арсений внутри сразу наполовину. Антон хнычет, царапается и рычит от переизбытка чувств, а когда крепкий длинный ствол скользит до конца, срывается на протяжное завывание. Он не уверен, что чувствовал с кем-нибудь хоть что-то подобное. Старшему тесно и жарко настолько, что темнеет в глазах. Он совершает несколько плавных движений бёдрами, затем ещё и ещё, наблюдая за реакцией. Складывается впечатление, что парень под ним сейчас зарыдает от кайфа, а это значит, что Арсений теперь просто обязан довести его до слёз. Толчки становятся всё грубее и напористее. Раздаются шлепки кожи о кожу, пошлые настолько, что сносит крышу, а Шаст кричит так, что срывает голос почти сразу же. — Блять, быстрее! Пожалуйста, ох, господи! — Антон стонет, словно распоследняя блядь, и Попову это нравится. Арсений заводит руку назад и, схватив парня за щиколотку, закидывает его ногу себе на плечо, входя ещё глубже и резче. Головка бьёт по простате, и Шастуна подкидывает, а на спине Арса пролегают три красные царапины. — Ты… сумасшедший, — выстанывает мужчина, сжимая пальцами шею Антона. — Я больше не могу, — задыхаясь, шепчет младший и тянет руку к своему члену, но тонкое запястье перехватывают и отбрасывают в сторону. — Без рук, шлюха, — рычит Арсений, вкладывая в свои и без того грубые рваные движения непонятно откуда появившуюся злобу. Антон чувствует, как весь его живот пачкается смазкой, и как слишком чувствительная головка потирается о него, и из ярко-зелёных глаз катятся слёзы. Попов ликует, но помимо этого его возбуждение достигает своего предела, и он, толкнувшись так глубоко, как только может, кончает, также позволяя кончить и Шасту, прижимаясь животом к его члену. — Блять, блять, блять! — несдержанно кричит Антон, брызгая спермой на свой живот, пачкая и Арсения. — А-а-арс! Член выскальзывает из растраханной дырочки, и брюнет скидывает с плеча худую ногу, без сил падая на кровать. Антон пустым взглядом смотрит в потолок и понимает, что Арсений – первый человек за последнее время, с которым он почувствовал что-то. И это было просто шикарно. Однако он понимает, что это было на один раз. Голубоглазый добивает всё одной единственной фразой: — Вызвать такси или сам доберёшься? Антон скрывает усталый вздох и, собрав последние силы, поднимается с кровати. — Сам. Вот и всё. Даже с человеком, который заставил его плакать от кайфа, он больше никогда не увидится. Больше никогда не почувствует то, что почувствовал, наконец, сегодня. Но он знает, что это к лучшему. К чёрту чувства. ночью, ночью мы с тобой в последний раз. ты слышишь?