Алфавит, Артон

POV Арсения Я встретил его, когда мне было двадцать четыре, и, господи, я даже подумать не мог, что у нас с ним всё обернётся именно так, как обернулось в итоге. Мой юношеский максимализм был уже не таким, как в пятнадцать лет, да и в принципе почти себя исчерпал, но безумств и приключений хотелось ничуть не меньше. Был конец лета, и я, будучи в прекрасном расположении духа, отправился гулять с парой друзей. Кто же, чёрт возьми, мог знать, что в этот день я встречу кого-то, кто перевернёт мою жизнь с ног на голову. Он скромно сидел в сторонке, когда я подошёл. Худое юношеское личико было испачкано мороженым настолько, что у меня не получилось сдержать улыбку. Мальчишка был самым милым созданием, которое я когда-либо видел. — А это Антон, мой младший брат, — сообщил приятель, заметив, что я пялюсь на незнакомого парнишку. — Антон, это Арсений. Антон кивнул, даже не улыбнувшись, и продолжил поглощать мороженое, пачкаясь ещё больше. Ему протянули салфетки, но мне так сильно хотелось слизать сладкий крем с его губ, что я тихо застонал от досады. Однако самые большие потрясения ждали меня впереди… — А сколько тебе лет, Антон? Зачем, блять, зачем я спросил? — Шестнадцать. У меня земля ушла из-под ног. Сначала я надеялся, что мне послышалось. Да, он уже может выступать в романтические отношения со всеми вытекающими последствиями, но это было против моих собственных правил. Выглядел он года на два или три старше, и я уж никак не мог ожидать, что тому, кого я в своих мыслях разложил на всех горизонтальных поверхностях своей квартиры и уже собирался перейти к вертикальным, всего шестнадцать, мать его, лет! Господи, господи, господи... Когда мы встретились в следующий раз, он был всё таким же шестнадцатилетним мальчишкой и, разумеется, всё таким же чертовски горячим. Я весь вечер пялился на него, как дурак, затем напился, как чёрт, и спать мы легли на большой диван. Он лежал рядом, за его спиной находился старший брат, который моментально провалился в сон. Я сходил с ума. Я не должен был делать того, что сделал. Та ночь всплывала в воспоминаниях каждый день, и это убивало меня. Я абсолютно не помнил, как же так, всё-таки, вышло, что я начал гладить его руку. Кожа мягкая, бархатная, кружила голову. Но ещё больше доводило то, что он совсем не сопротивлялся. Мои пальцы скользили вверх, к плечам, затем к шее, и вместе с его дыханием дрогнуло моё сердце. Он позволял трогать себя. Он первый потянулся за поцелуем. Он, в конце концов, сам хватал меня за руку и опускал её туда, где я не должен был трогать его. Не должен был, но очень хотел. Было одуреть, как мокро и горячо. Я попаду за всё это в ад. Конечно, он искренне не понимал, почему я отказываюсь полноценно с ним спать, и даже пытался обидеться, но я чётко дал понять, что до его совершеннолетия у нас ничего не будет. Закончить нам тогда так и не удалось, да и остатки здравого смысла и совести больно били по голове. Но мы разъехались по разным городам, и всё, что нам оставалось – переписываться друг с другом, пытаясь побольнее уколоть воспоминаниями. Это была своеобразная игра, и мы будто соревновались, давя на то, на что давить было нельзя. Я помнил всё, он помнил не меньше, и мы оба точно знали, что сходим с ума. Окончательно и бесповоротно. Следующая наша встреча случилась, когда ему исполнилось семнадцать. Я всю ночь дарил ему объятия, прикосновения и жаркий шёпот в чувствительное ушко. Боже, как он пах… Сладкий, тонкий запах его шеи и волос… Конечно, я был готов идти на край света, лишь бы чувствовать его, вдыхать, задыхаться им. Утром я уехал. Оставил мальчика одного, но дал понять, что мне чертовски не хватает его нежного тела, и что я хочу обнимать его так часто и много, насколько это вообще возможно. Чем больше мы общались, тем больше я привязывался и хотел заботиться. Это было сродни материнскому инстинкту, но я всё ещё хотел трахнуть его и, возможно, причиной моего слишком нежного отношения к нему было именно это. Видеться мы могли крайне редко, и когда это всё же произошло в следующий раз, мы едва не подрались. Он вёл себя просто отвратительно, чем неимоверно бесил меня, и я накричал на него. Когда я уже занёс руку для удара, он зажмурился, кусая губы. На меня будто вылили ведро холодной воды, я опомнился. Рука бесполезно зависла в воздухе, а затем просто упала, задев его плечо. Антон хитро улыбнулся и показал мне язык, мол, видишь, – даже ударить меня не можешь. Это было последней каплей, и я всё-таки позволил себе легонько шлёпнуть его по заднице. Я сделал это почти в шутку, но он поднял на меня свои щенячьи глаза и фыркнул. — Ты мне не папочка, чтобы воспитывать, понятно? — голос его стал писклявым и оттого смешным, но сама ситуация была не очень-то весёлой. п а п о ч к а Из его уст это звучало непозволительно сексуально. Я решил обернуть ситуацию в свою пользу и, за ворот притянув его к себе, прошептал на ухо: — А хочешь, я стану твоим папочкой? Я готов поклясться, что услышал, как быстро забилось его сердце. Он долго пялился на меня своими очаровательными зелёными глазами, зрачки его расширились даже как-то неестественно. Щёки покраснели, а нижняя губа дрогнула, привлекая моё внимание. Что, малыш, не ожидал? Мы никогда не обсуждали то, что я сказал, но, так или иначе, с того дня в наших отношениях изменилось всё. Да, я ставил условие, что у нас не будет секса до его совершеннолетия, но знал ли я, что это окажется невыносимо тяжело? Нет. Но по-другому было просто нельзя. Хотя официально мы даже не встречались. Дни складывались в недели, а недели в месяцы, и виделись мы по-прежнему крайне редко. Я скучал и был абсолютно уверен, что он скучает тоже, но сократить расстояние между нами мы никак не могли. Этот чёртов мальчишка постоянно провоцировал меня в переписке, и мне казалось, что это его самое любимое занятие. Он едва ли не каждый день напоминал мне о наших встречах и о том, что мы с ним делали. Меня интересовало, кто научил его так описывать все эти ласки, которые я успел ему подарить, но ещё больше меня интересовало то, как надолго хватит моей выдержки. Понятное дело, что по большей части задница Шастуна была всё ещё цела только потому, что находилась от меня слишком далеко, и всё, что я мог – лишь мечтать о ней по ночам. Эту пытку воздержанием мы терпели с ним вместе, потому что как только он начинал писать мне что-то романтично-возбуждающее, я делал то же самое. Но мне было значительно тяжелее, потому что я, в отличие от Антона, не понаслышке знаю, что такое секс, и всех этих ощущений катастрофически не хватало. Как известно, попробовав однажды, остановиться уже не сможешь. Когда до восемнадцати остался ровно месяц, Шаст будто с цепи сорвался, и я был удивлён, что у меня хватило сил не сорваться тогда с места, чтобы приехать к нему и просто, блять, уничтожить. Так ведь не делается. Я не железный. Нельзя писать такое человеку, у которого бог знает сколько времени не было секса. Антон Шастун Папочка, я соскучился. К тому моменту я уже даже забыл о том, что когда-то говорил это. Но то, что он всё это время помнил, выносило мне мозг. И ведь не просто помнил, а думал об этом. Я представил, как он говорит это. Как его нежный, сладкий голосок произносит всего лишь одно слово, способное взорвать меня. п а п о ч к а Таким образом Антон объявил о начале новой, уже более серьёзной игры. Конечно же, он не имел понятия, что победителем ему не выйти, и, полагаю, даже представить себе не мог, что я хочу с ним сделать. В моей голове по ночам всплывали такие картины, что я поражался самому себе. Психически здоровый человек просто не может такого придумать! Но я мог, и чем больше я думал об этом, тем сильнее было моё желание как следует наказать мальчишку за два с половиной года мучений. И я пообещал себе, что обязательно сделаю это.

***

Арсения будит настойчивый стук в дверь. Недовольно промычав, он с трудом раскрывает глаза и смотрит на часы, которые показывают ровно десять утра. Кого бы там ни принесло в такую рань, он спустит его с лестницы, предварительно как следует обматерив. — Иду, блять, хватит стучать уже! — рявкает Попов, нетвёрдой походкой направляясь к двери. Два щелчка, и дверь открывается. Арсений не верит тому, что видит, а потому зажмуривается и мотает головой. Нет, не показалось. На пороге действительно стоит Антон с тортом в руках. — Скажи уже что-нибудь, — хмыкает Шастун, не решаясь пройти внутрь без приглашения. Арсений думает. Думает усиленно, прокручивая в голове все возможные причины, которые могли заставить мальчишку приехать. Взгляд голубых заспанных глаз снова опускается на торт. Нет, нет, нет. Он не забыл, что у Антона сегодня день рождения. Те самые, блять, сладкие восемнадцать. О таком невозможно забыть. Но от неожиданности Попов теряет дар речи и вообще, видимо, забывает где он и как его зовут. — Ну, пройти-то хоть можно? Пожалуйста, — Антон затихает к концу фразы, но, немного подумав, всё же добавляет. — Папочка. Это он зря. Всего одно слово, и Арсений возвращается в реальность. Всего одно слово, и Арсений забывает, как дышать. Всего одно слово, и Арсений… И Арсений хватает Тошу за шею и тянет его на себя, закрывая дверь. Торт отставляется на небольшой столик до лучших времён, сумка будто бы сама соскальзывает с плеча на пол. Ловушка захлопнулась, бежать некуда. Антона вжимают во входную дверь, и он смотрит на старшего так покорно, что тот моментально врезается своими губами в губы Шаста. Арс целует так, как раньше целовать не мог себе позволить. Грубо, с напором проникая языком в тёплый рот, где ещё сохранился вкус вишнёвых леденцов и табака. — Куришь, гадёныш? — зло рычит Арсений, расстёгивая лёгкую курточку парня. — Нет, — Шастун быстро мотает головой, а затем глухо вскрикивает: чужие зубы вонзаются прямо в пульсирующую венку на шее. Попов прекрасно знает, что это ложь. Куртка, шелестя, падает к ногам хозяина, и Антон спешно скидывает с ног кроссовки, после чего тянется обнять парня напротив, но тонкие запястья перехватывают и резко прижимают к двери. — Эй, ты чего? — конечно, мальчишка недоумевает и в какой-то степени даже пугается. — Ты сегодня получишь по полной, Тоша, — Арсений проводит большим пальцем по нижней губе Антона. — За два с половиной года моих мучений, за свой отвратительный характер… За всё, понимаешь? Шастун скулит, кусая губы. На это он никак не рассчитывал, когда ехал к Арсению, и ”получать по полной” он не готов. Но его ни о чём не спрашивают, а лишь хватают за руку крепче и тащат в комнату. — Арс, не надо… Ох! Боже… — худенькое тело толкают к стене, после чего ладонь Арсения уверенно ложится на заметно выпирающий бугорок. — Маленькая сучка, — улыбка голубоглазого приобретает вовсе не добрый оттенок. Длинные пальцы сжимают член сильнее. — Ещё и сопротивляется… А у самого уже, наверное, все трусики мокрые. Антон елозит острыми лопатками по стене, пытаясь не смотреть на Попова, но тот хватает его за подбородок, заставляя поднять голову. — Арсе… — Арс, услышав не то, что хочет, насильно проталкивает в рот юноши большой палец, прерывая его. — Исправишься сам, малыш, или тебе помочь? Ну? Шастун коротко кивает головой, смотря на Арсения своими щенячьими глазами. Палец выскальзывает из мокрого рта, напоследок размазав слюну по губам. Антоша облизывается, сжимая бёдра, и продолжает молча смотреть на Попова, чья свободная рука уже угрожающе поглаживала по затылку. Значит, судьбу лучше не испытывать. — Папочка, не надо, — ему стыдно за то, что он говорит. — Я не хочу, — разве можно так нагло врать? — Не хочешь? Хорошо, — усмехается брюнет, проводя кончиками пальцев по члену парня и отстраняясь. Антон распахивает глаза и недовольно хнычет. Он прекрасно ощущает, как сильно горят его щёки, и как твёрдая плоть в штанах упирается в ширинку, доставляя массу неудобств. Нет, так дело не пойдёт. Он хоть и напуган, но всё ещё может вести эту игру. Ох, Шастун, доиграешься ведь… — И ты вот так просто оставишь меня таким возбуждённым? — невинно хлопая глазками, спрашивает Антон. Господи, этот взгляд… — С огнём играешь, — предупреждает Арсений, разглядывая юношу. — Твоя маленькая сучка действительно тебе врёт, — юноша расстёгивает ширинку и приспускает джинсы. — Смотри, какие мокрые, — он чуть подаётся бёдрами вперёд, демонстрируя мокрое пятнышко на бледно-розовых боксерах. Попов звереет. Он срывается с места, кидаясь ко в конец оборзевшему мальчишке и, схватив его за плечи, разворачивает спиной к себе. В упругую ягодицу прилетает увесистый шлепок, и Арсений слышит первый в своей жизни, громкий и самый, блять, пошлый вскрик от Антона. — Эй, полегче! — хихикает Антон, вильнув бёдрами. — И это ты ещё главного сюрприза не видел… — Что? Юноша разворачивается и начинает медленно стягивать с себя футболку, явно нервируя старшего. Но торопиться тут не нужно, ведь весь смысл именно в интриге. Наконец, предмет одежды летит в сторону, и Арсений замирает, а вместе с ним, кажется, и время. Господи. В маленьких тёмно-розовых сосках игриво блестят металлические колечки серебристого цвета. Он не верит своим глазам. Антоша, этот маленький очаровательный мальчишка, действительно, чёрт возьми, проколол соски. И как только смелости хватило? — Нравится? — усмехается Антон, чуть наклонив голову. Арсений, будто в замедленной съёмке, протягивает руку к шее Шастуна, нежно проводя по ней пальцами, а после резко сжимает, чем очень пугает парнишку. — Ты что делаешь? — Антон жалобно скулит, когда чужие пальцы обвиваются вокруг его шеи. — Больно было? Мальчик кивает головой, потому что рука на горле не позволяет ответить вслух. Попов представляет, как острая игла пронзает нежную чувствительную плоть, и ему кажется, что если бы он увидел это вживую, то запросто мог бы кончить, даже не прикасаясь к себе. Голубые глаза темнеют от возбуждения, и Арсений уже действительно не соображает, как со всей силы толкает Антона в сторону кровати. Шастун падает на спину, тут же приподнимаясь на локтях, но Арс седлает его бёдра и давит на грудь, заставляя лечь. Сейчас брюнет не разменивается на глубокие поцелуи и укусы в шею, а сразу уделяет внимание соскам, чувствительность которых, он уверен, повысилась в несколько раз. Для начала он аккуратно подцепляет колечко пальцами и слегка тянет, наблюдая за тем, как парень под ним шипит и выгибается. Затем Арсений наклоняется и проводит языком по розовой бусинке, прикусывает и тянет колечко зубами. Антон стонет очень громко, весь дрожит от возбуждения и уже даже покрикивает. Попов не может быть нежным сейчас, а потому хрупкое тело Шаста покрывают многочисленные укусы и алые засосы. Мальчику больно, и он пытается оттолкнуть Арса. — Лучше, блять, не сопротивляйся, иначе я тебя свяжу, — хватая Антона за руки, рычит Арсений. — Не свяжешь, — нагло улыбается Шаст, продолжая попискивать от боли. Попов в момент находит собственный галстук возле кровати и переворачивает лёгкое тело Антона на живот, заламывая ему руки. — Значит, не свяжу? — рычит старший, перевязывая запястья между собой. Шастун лежит на животе, ёрзая и потираясь стояком об кровать, и ему с трудом верится в то, что его руки действительно связаны. Арс резко стягивает с длинных ног джинсы, оставляя мальчишку в одних розовых боксерах. Довольно милых, кстати. — Господи, ты ведь ещё совсем малыш, а я собираюсь сделать с тобой такие ужасные вещи, – Арсений кусает губы, укладывая Антона животом на свои колени. И он, может, действительно сдержался бы и не отшлёпал юношу в этот раз, но стоило ему только увидеть эти грёбаные серебристые колечки… Попов вспомнил обо всех своих самых грязных фантазиях с участием младшего. Первый шлепок, и Шастун всхлипывает от неожиданности, но всё ещё пытается изображать из себя главного в этой ситуации. Разве можно быть главным, когда тебя шлёпают по заднице? — Эй! Прекрати сейчас же, — возмущается Тоша и пытается устроиться поудобнее, виляя бёдрами. — Закрой рот, — рычит брюнет, шлёпая ещё раз, уже сильнее. Шаст затихает, упираясь лбом в подушку и кусая губы. Сейчас ему не больно, – с него, в конце концов, даже бельё до сих пор не сняли. Но положение, в котором он находится, кажется ему слишком унизительным, однако, оттого не менее возбуждающим. Чего уж скрывать: ему действительно нравится то, что Арсений держит над ним власть. Голубоглазый шлёпает парня по ягодицам, сжимает их и слегка царапает, но пока что это всё – просто прелюдия, ведь он прекрасно знает, что мальчишке совсем не больно. А больно должно быть. Но не поиграться с этой соблазнительной попкой было бы преступлением. Арсений, наконец, стаскивает с Антона боксеры и, не медля ни секунды, запускает руку прямо между ног. Нижний сдавленно стонет. — Ох, блять, — восторженно шепчет Арс, проводя пальцами по яичкам и между ягодиц. Идеально гладко. — А ты хорошо постарался, да, сладкий? Шастун краснеет и молчит, пытаясь сдвинуть бёдра, но его ногу с силой отодвигают, открывая ещё больше пространства для жарких прикосновений. Антон весь горит и тихо скулит в подушку, чувствуя, как внизу живота завязывается тугой узел. Арсений, закрыв глаза, продолжает оглаживать пальцами поджавшиеся яички. — Расскажи мне, Тоша, — глаза открываются и теперь смотрят прямо на маленькое колечко мышц, к которому Попов пока не прикасается. — Ты когда-нибудь вставлял в себя пальцы? Только честно. Юноша вспыхивает красным, кажется, ещё ярче, и в ответ лишь машет головой, отрицательно промычав. Он, конечно, чуть ли не каждую ночь думал о том, как это будет делать Арсений. Он размышлял, что, наверное, должен хоть чуть-чуть подготовить себя для него, но сделать этого так и не смог. Попов, во всяком случае, прекрасно справится с этим и сам. — Арс… Ты что, пялишься на меня? — Антон буквально чувствует этот горящий взгляд на своей заднице. — Ты такой милый, — усмехается Арсений, шлёпая юношу по упругой ягодице. Шлепки один за другим обжигают бледную кожу, заставляя Шастуна болезненно постанывать. Он молчит, не возражая тому, что его шлёпают, как маленького мальчика. Через какое-то время ему это начинает даже нравиться. Арсений понимает это по сладким всхлипам и стонам, а также по твёрдому члену, который отчаянно тычется ему в ногу. И, может, пора было бы прекратить издеваться над мальчишкой, но… Но не в этот раз. Ох, сегодня на нём отыграются по полной. — Ты когда-нибудь думал, как я вылизываю тебя между ног? — Попову не стыдно ни за одно слово, слетевшее с его уст в порыве страсти. — Т-ты… Ты что?! — возмущается юноша, всё же невольно представляя, как Арсений… Господи, нет! — Да ладно? — усмехается старший, прекращая шлёпать. Теперь длинные пальцы оглаживают узкую дырочку, которая от прикосновений сжимается ещё сильнее. — Что, неужели никогда не думал, как мой язык погружается внутрь, ласкает чувствительные стенки, а слюны становится так много, что она хлюпает в тебе? Знаешь, я бы старательно вылизывал тебя, держа за бёдра и, возможно, позволил бы схватить себя за волосы… Арсений, завершив свой пылкий монолог, обращает внимание на Антона, который лежит на нём, не двигаясь и даже, кажется, не дыша. Перестарался. — Малыш, что такое? — Я… Я не могу больше... — Шастун рвано вздыхает, всё ещё пытаясь не двигаться. Он прекрасно понимает, что стоит ему дёрнуться, как слишком чувствительный член скользнёт по ноге Арса, и тогда он точно кончит. И точно получит за это. Арсений одобрительно хмыкает. Вот он, его мальчик. Скулит, сжимает бёдра, уже почти плачет, но прекрасно понимает, что ему нельзя кончать, пока папочка не разрешит. Такого грех не посадить на колени и не заставить отсосать. Этот очаровательный, неумелый ротик наверняка может доставить удовольствие. — Сделай что-нибудь, пожалуйста! — хнычет Антон, сдвигая чуть раздвинутые до этого бёдра. — Сделаю, сладкий, обязательно сделаю. Но сперва мы поиграем, — Арсений не спеша развязывает галстук на тонких запястьях, и Шаст упирается свободными руками в кровать. — Посмотрим, сможешь ли ты не издать ни звука, пока я ласкаю тебя всего. Если не сможешь – выпорю. — Арс… Папочка, я же не выдержу! Попов лишь пожимает плечами, хитро улыбаясь, и перемещает до предела возбуждённое тело на кровать, перевернув его на спину. Антон течёт, словно девчонка, и Арс на секунду задумывается, что хотел бы увидеть Антона в юбке. Запустить под неё руку и ощутить, как там мокро и горячо… Дразнить пальцами розовый сжатый анус, щипать упругие, сочные ягодицы… У Арсения очень богатая фантазия. — Держи руки над головой, — приказывает брюнет, усаживаясь между длинных ног. Антон слушается, поднимая руки и складывая их по бокам от головы. Длинные пальцы Арсения игриво пробегаются по шее мальчишки и спускаются к груди, тут же подцепляя блестящие колечки и сильно оттягивая их. Шастун раскрывает рот и выгибается, с трудом подавляя вскрик. Арс делает ему больно, но сразу же следом ласково оглаживает чувствительную плоть, заставляя парня под собой задыхаться от ощущений. Боже, он не выдержит, точно не выдержит. Попов по очереди кусает нежные соски, лижет их, переходя от одного к другому, а Антон весь дрожит, пока проворный язык творит с его сосками что-то невообразимое. Он сам удивляется, как ещё не кончил от настолько жарких и умелых прикосновений, но язык и пальцы спускаются ниже по его телу, и юноша понимает, что он на грани. — Ты у меня просто умница, малыш, — шепчет Арсений, оставляя языком мокрую дорожку внизу живота. — Раздвинь ножки пошире. Антон начинает дышать ещё чаще и глубже, когда его бёдер касаются так пошло и возбуждающе, что он буквально чувствует, как растёт температура в комнате. Арс наклоняется и кусает его рядом с самым пахом. Шаст вот-вот сорвётся. Арсений и сам знает, что после такого его мальчик не сможет больше сдерживаться, но он настолько хочет сделать это, что ему плевать. Он раздвигает чужие ноги ещё шире, и его юркий язык щекочущими движениями пробегается между двух половинок. Тоша, наплевав на всё, громко стонет, распахивая удивлённые глаза. Мог ли он когда-нибудь подумать, что Арс будет лизать у него между ног? Конечно же нет. Даже когда Попов довольно красочно описывал это действо, мальчик не думал, что это будет так. — Понравилось, да? — довольно усмехается Арсений, почти сразу же отстраняясь от мокрого розового колечка мышц, что уже призывно пульсирует, требуя больше внимания. — Порку, так уж и быть, пока отложим. Антон еле слышно скулит, ёрзая на кровати, но отвечать не собирается. Брюнет не дурак и сам прекрасно понимает, что парню понравилось, и что он очень хочет ещё. Арс готов сжимать, кусать, целовать и вылизывать юное тело сколько угодно долго, а потому бережно переворачивает его на живот и, не удержавшись, шлёпает по упругой попке. Арсений мучает его, наверное, уже несколько часов подряд, но Антон готов поклясться, что всё это – лучшее, что он когда-либо чувствовал. Однако кончить хочется неимоверно. — Ты ведь хочешь, чтобы я продолжил, детка? — ласково спрашивает голубоглазый, не переставая любоваться чуть покрасневшими округлыми ягодицами. Антон в ответ смущённо кивает, будто бы абсолютно уверенный, что парень за его спиной мог увидеть это. Арсений, тем не менее, как ни в чём не бывало, продолжает: — Покажи мне свою попку. Шастун выгибается и раздвигает ноги так неумело-сексуально, что Арс кусает губы и тихо воет, поправляя стояк в штанах. Он оттягивает одну ягодицу и легонько шлёпает пальцами по промежности, всё ещё поблёскивающей от его слюны, а затем наклоняется и резко, не церемонясь ввинчивает язык в упругие мышцы, до синяков сжимая мягкие бёдра. — Арс! — взвизгивает Антон, тут же начав долго, бурно изливаться прямо на простыни под собой. Арсений продолжает щёлкать языком по сжатому анусу и щекотать каждую складочку, пока сперма рваными струями брызгает из уретры. Шастун стонет и всхлипывает, пытаясь отстраниться, но хватка на его бёдрах настолько крепкая, что он вскрикивает от боли при первой же попытке вырваться. Мальчик чувствует столько всего одновременно, что ему кажется, будто он сейчас потеряет сознание. Наконец, когда Антон прекращает дрожать и всхлипывать, Арсений отстраняется, облизываясь. — Ты кончил даже без помощи рук, — старший, кажется, так доволен и восхищён этим, что вот-вот начнёт светиться от счастья. — И как только смог продержаться так долго? Антон, устало вздыхая, медленно переворачивается и пытается не вляпаться в собственную сперму, укладываясь на спину. Он прекрасно понимает, что от него так просто не отстанут, но ему правда нужна передышка. Попов его мнения не разделяет и сразу же принимается выцеловывать тонкую шею, одновременно с этим стягивая с себя одежду. — Я так хочу видеть тебя сверху, малыш, — шепчет Арсений, откидывая одежду в сторону. — Что, даже не пожалеешь меня в мой первый раз? — Как раз-таки наоборот, мой мальчик. Боюсь, если сверху сегодня буду я, то ты потом ещё неделю не сможешь сидеть. И ещё посмотреть на то, как ты скачешь на моём члене – одно из самых моих заветных желаний, — Попов пошло посмеивается, увидев, как Антон краснеет от этих слов. Шастун снова млеет от прикосновений к чувствительным уголкам своего тела и даже сам раздвигает ноги, когда Арсений достаёт смазку с презервативами. Но вся его уверенность в миг пропадает, когда чужие пальцы касаются входа. Он зажимается буквально сразу же, не давая вставить в себя и фаланги. — Расслабься, — тон Попова даже какой-то предупреждающий, будто если он не расслабится, то вообще пожалеет, что родился на свет. Антон хнычет, когда внутрь без предупреждения толкается указательный палец. Да уж, это однозначно отличается от языка, который старательно и нежно вылизывал его. Это больнее, и он уже совсем не уверен, что хочет почувствовать внутри себя большой крепкий член. — П… прекрати, мне больно, — скулит Шастун, пытаясь сдвинуть ноги, но сидящий между ними Арсений, который ещё и сильно шлёпает его по внутренней стороне бедра, не даёт этого сделать. Брюнет подаётся вперёд и грозно нависает над Антоном, а когда тот снова собирается что-то сказать, зажимает его рот ладонью, проталкивая в тугую попку второй палец. Мальчишка жмурится от боли и мычит, сжимая тоненькими пальцами простыни. — Ну, что ты, маленький, потерпи ещё немного. Папочке ведь нужно подготовить тебя, правда? Шаст кивает и тихо рычит, чувствуя, как длинные пальцы настойчиво скользят глубже, натирая его розовые набухшие стеночки. Арсений двигается всё дальше и дальше, пока не упирается в комок нервов. Антона гнёт дугой и он хрипло стонет в широкую ладонь, пытаясь двигать бёдрами, чтобы почувствовать это ещё раз. Попов улыбается и тычется пальцами в простату, наблюдая, как член парня постепенно становится твёрже и твёрже. Когда из маленькой дырочки на кончике головки начинает течь смазка, Арс добавляет третий палец, продолжая зажимать Шасту рот. Конечно, он запросто мог бы и не делать этого, но это ведь чертовски заводит. Антон приподнимается на локтях, почувствовав, что пальцы исчезли. А ему ведь только начало нравиться! — Иди сюда, — мурлычет Арсений, прижимая парня к себе, а затем переворачивается и усаживает его на свои бёдра. Шастун упирается ладонями в бока Арса, наблюдая, как тот растягивает презерватив по внушительных размеров члену. И это сейчас окажется в нём?! Господи, да его же просто разорвёт! Арсений приподнимается на локте, свободной рукой оглаживая ровную спину юноши, после чего просит его приподняться и направляет напряжённый член в раскрытое отверстие. Старший чуть двигает бёдрами, тычется головкой и погружает её в разгорячённое тело. Антон вскрикивает и соскакивает, упираясь руками в грудь Попова, тем самым заставляя его лечь. — Малыш, не зли меня, пожалуйста. Иначе мне всё-таки придётся поставить тебя раком и как следует оттрахать. Хочешь, чтобы я сделал тебе больно? Шастун жалобно скулит, ёрзая. Арсений снова направляет член в сжимающуюся дырочку, вставляет головку, а затем хватает Антона за бёдра, не позволяя отстраниться, и погружает твёрдый ствол сразу наполовину. Мальчик зажимается, не позволяя войти глубже, хнычет от противной тянущей боли и снова пытается отстраниться, но уже не может: Арс крепко держит и мнёт мягкие бёдра. — Дальше сам, — Попов отпускает Шаста, снова приподнимаясь на локтях. — Давай, детка, не бойся. Антон скулит и стонет, не переставая, но всё же начинает медленно опускаться, принимая член глубже. Наконец, он чувствует внутри себя всю длину и пытается сдерживать свои эмоции, чтобы не кричать. Арсений сам начинает не спеша двигать бёдрами, давая привыкнуть к своим размерам. Антону кажется, что к такому невозможно привыкнуть. Он случайно двигается слишком резко и кричит, царапая Арсу грудь и снова вынуждая его откинуться назад. Тоша выгибается, запрокинув голову, и начинает плавно двигать бёдрами, уперевшись ладонями в оцарапанную грудь Арсения. Стоны срываются на всхлипы и визги. — Он… такой большой… О-ох, блять! — Антон стонет так, что Попов едва не кончает только от этого. Какой же нежный голосок… Как брюнет и ожидал, Шастун, старательно скачущий на его члене – просто невероятной красоты зрелище. Мальчик, ещё почти ничего не умеющий, двигается так плавно и осторожно, что у Арсения кружится голова от такого темпа. Он приподнимается и тянет Антона к себе, чтобы провести кончиком языка по розовым сосочкам. Юноша взвизгивает и совершенно неожиданно начинает кончать, ускоряя темп. Арс удивлённо стонет и откидывается назад, хватая младшего за мягкие бёдра и с силой насаживая его на свой член. Горячая сперма стреляет в презерватив, а сам Арсений громко вскрикивает, больно щипая нежную кожу бёдер. — Чтобы я ещё хоть раз был сверху… — болезненно морщась и слезая с Арсения, пыхтит Антон. — Кто тебя спрашивать будет? — усмехается голубоглазый, стягивая презерватив. Попов встаёт с кровати и, выкинув его, вытаскивает из шкафа подарочный пакет. — Расти большой, — хмыкает Арс и протягивает пакет мальчишке. Антон вытягивает оттуда чёрную коробочку, затем ещё одну, чуть побольше, маленький мешочек с разноцветными конфетами и книгу Иммануила Канта, трудами которого он вынес Арсению весь мозг. Шастун открывает первую коробочку, и она оказывается наполнена кольцами и браслетами. Во второй лежат наручники с чёрным мехом, и Шаст смущённо хихикает, толкая Арса в плечо. — Спасибо, папочка, — Антон целует Попова в щёку и принимается мерить все браслеты с кольцами. Арсений лежит рядом и наблюдает за ним, думая о том, что мальчишка теперь точно принадлежит ему, и что они попортят друг другу кучу нервов. Но, кажется, оно того стоит. Они, в конце концов, по-настоящему влюблены, а ради любви можно и потерпеть скверный характер друг друга. Что ж, им понадобится очень много терпения…