Алфавит, Артон

Антон всегда ненавидел себя за то, что родился чёртовым омегой. Сначала только по причине того, что он всегда был самым худым, слабым и робким и, как бы ни пытался, не мог это изменить. Но в шестнадцать лет началась первая течка, и это сделало жизнь ещё хуже. Он скулил и сворачивался клубочком на кровати, проклиная свою нелёгкую судьбу ещё больше. Таблетки помогали кое-как, но полностью подавить его запах всё равно не могли. Это он понял, когда в школе пришлось нос к носу столкнуться с альфой, который, сделав лишь один вдох, сразу всё понял. Антон видел, как расширились зрачки в чужих глазах, услышал жадное рычание, и этого было достаточно, чтобы понять, что придётся бежать. Мальчишка прятался в туалете и плакал, одновременно с тем чувствуя, как между ног мокро и скользко. От этого становилось ещё противнее и хуже. Но ужаснее всего было то, что он никак не мог найти своего истинного альфу. Находясь рядом с подобными, он не чувствовал ничего, кроме неприятного, но незнакомого запаха. Альфа находить Антона тоже не спешил. Шаст перешёл в одиннадцатый класс, и родители наняли ему репетитора по литературе, к которому он должен был ходить стабильно два раза в неделю после уроков. Омега оставаться с кем-либо наедине не любил, но выбора у него всё равно не было. Была только надежда, что репетитором окажется не какая-нибудь злая старая женщина. Но как только Антон перешагнул порог чужой квартиры, то подумал, что уж лучше бы это была женщина. Стойкий, густой запах мяты стоял уже в прихожей. Он холодом проникал в самые лёгкие, душил и мешал нормально дышать. Шастун понял всё сразу же, но даже не подозревал, что хозяин квартиры просто не может выйти из комнаты, потому что чувствует пряный, тягучий запах мёда с корицей, который мешает справиться с нахлынувшими в один момент ощущениями. У Антона, по закону подлости, была течка. — Блять, — одними губами произносит Шаст, когда репетитор всё же выходит встретить его. — Меня зовут Арсений Сергеевич, — мужчина спокойно улыбается, хотя готов броситься на мальчишку сейчас же. — Антон. Они смотрят друг другу в глаза, кажется, целую вечность. Они оба всё понимают, но сделать ничего не могут. Остаётся только пройти в гостиную и начать занятие, и это даётся им чертовски трудно. Антон сидит слишком близко, и его запах, этот чёртов сладкий мёд и пряная корица, заполняет лёгкие Арсения, словно патока. Он не может дышать, любые слова даются ему с трудом. Шастун, в свою очередь, сам того не осознавая, двигается ещё ближе, лишь бы чувствовать, вдыхать эту холодную мяту, которая, на самом деле, душит похлеще удавки на шее. — Разберём жанры литературы, — севшим голосом произносит Арс, и Антона эта хрипотца будто бы бьёт током в каждое нервное окончание. Арсений не может толком ничего объяснить. Член в его штанах уже заметно оттягивает ширинку, но он лишь натягивает футболку сильнее и продолжает рассказывать о трагедии и комедии. Антон его не слышит. Возбуждение сковало всё тело, запахом, кажется, пропитались все его вещи, волосы, абсолютно всё. Сладкий запах сводит альфу с ума, Попову физически больно сдерживать себя. А то, как младший сводит ноги, наверняка из-за того, что между ними уже всё мокро, ещё сильнее кружит ему голову. Аромат стоит просто невероятный. — Ты… Ты вообще пьёшь таблетки? — голос окончательно охрип, и брюнет больше не может ничего с этим поделать. — Да, но они не особо-то помогают, — Антон снова вдыхает и едва не теряет сознание, живот опять неприятно скручивает. — Чувствую. Шастун скулит почти по-щенячьи. Арсений чувствует. Это сводит с ума. Парень борется с желанием подставить репетитору задницу прямо сейчас, потому что, блять, они видятся в первый раз, Арсений почти в два раза старше, и всё это так сильно неправильно. Антону уже больно, до литературы ему больше нет никакого дела. Как, впрочем, и мужчине. Но как только Попов прикасается к чужой руке, мальчишка вскакивает, подхватывая сумку, и просто выбегает из квартиры. Арсений откидывается на диван и, закрыв лицо руками, раздосадовано рычит. Весь воздух вокруг пропитался убийственно-возбуждающим запахом омеги, и мужчина, ни секунды не раздумывая, запускает руку в штаны и несколькими движениями доводит себя до разрядки. Антон, прибежав домой, валится на кровать и делает точно то же самое, без остановки нюхая свою кофту, которая насквозь пропахла мятой. Это ужасно. Просто ужасно. Второе их занятие проходит как в тумане, но Арсению оно даётся намного проще, чем в первый раз. Течка закончилась, но Попов, конечно, всё равно чувствует тот самый запах, который возбуждает все нервные окончания. Антону тяжело. Мята снова проникает в его лёгкие, заставляя задыхаться. Господи, как больно… И как хочется почувствовать Арсения. Его сильные руки на своём теле, длинный и наверняка умелый язык во рту и, чего греха таить, его большой член у себя в заднице. Антон понятия не имеет, каково это, но неимоверно сексуальный, а главное – его истинный альфа вызывает неконтролируемое желание попробовать. Сам альфа же, руководствуясь мыслью о том, что изнасилование – это плохо, сдерживает себя, как только может. После занятия Шастун снова уходит ни с чем. Ну, разве что только с усилившимся и более навязчивым запахом мяты на своих вещах. Невыносимо. Арсений обнаруживает в своей ванной чужой браслет, который омега, очевидно, забыл надеть после того, как помыл руки. Попов, будто заворожённый, берёт его пальцами и поднимает. Конечно, он пахнет им. Это чистое безумие. Арсений сдерживался. Сдерживался стойко целый месяц, пока у Антона не началась очередная течка. Во второй раз это чувствовалось ещё более ярко, и мужчина очень удивлялся тому, что не набросился на юношу, как только тот зашёл в его квартиру. Они начинают занятие, но Шастун чувствует внутри что-то невообразимое, и у него нет сил продолжать. Он откидывает ручку и несдержанно скулит, обхватывая руками ноющий живот. Между ног снова мокро и скользко, и Арсений абсолютно чётко почувствовал, как запах усилился ещё больше, хотя больше, казалось, уже некуда. — Арсений… Сергеевич, — Антон сжимает бёдра, поднимая на старшего мокрые глаза, будто бы ища помощи. Попов рычит и, не говоря ни слова, тянет парнишку на себя и утыкается носом в его шею, жадно вдыхая запах. Голову кружит. Шаст дрожит от одной мысли о том, что его хрупкое тело сейчас держит в своих руках этот чёртов Арсений Сергеевич, сводящий с ума. Мята бьёт по лёгким, по голове и, кажется, немного по сердцу. — Боишься меня? — спрашивает Арс, забираясь руками под рубашку. Живот парня такой плоский и горячий… — Да, — всхлипывает Антон, почувствовав жаркое прикосновение к своему животу. — А хочешь меня? — репетитор хитро ухмыляется, уже в наглую задирая клетчатую рубашку. — Хочу. Омега знает это наверняка. Он боится до дрожи, а пошлые прикосновения вызывают очередные спазмы в животе, но чёртова течка и чёртов Арсений будят в нём бурю чувств и эмоций. Альфа начинает не спеша расстёгивать пуговицы, одновременно приникая к пухлым искусанным губам. Антон, ввиду своей неопытности, бездействует. — Приоткрой рот, — просит Попов и окончательно расстёгивает рубашку, открывая вид на худенькое тело. Шастун размыкает губы, и в его рот тут же врывается длинный язык, выбивая из груди томный и удивлённый вздох. Никто и никогда не вылизывал его рот. И Арсу нравится, что мальчик такой невинный, нетронутый, но вместе с тем так отчаянно желающий, чтобы его оттрахали, как шлюху. Арсений прикусывает нижнюю губу Антона и отстраняется от него, принимаясь раздевать. Рубашка летит в сторону, и мужчина опускает взгляд, чтобы удостовериться, что соски младшего действительно набухшие и очаровательно покрасневшие. Так и есть, а потому брюнет, не раздумывая ни секунды, наклоняется и прихватывает губами сосок. Шаст, не ожидая этого, вскрикивает, а затем тихонько скулит. Мокрый язык обводит чувствительное место, щекочет его, а когда зубы смыкаются на горячей плоти и оттягивают, Антон едва не плачет от переизбытка чувств. Второй сосок Арсений нежно посасывает, как посасывал бы маленькую сладкую карамель. Альфа отстраняется и проводит пальцами по мокрым вздёрнутым соскам, после чего продолжает раздевать юношу. — Чувствуешь, как я хочу тебя, малыш? — Попов дёргает парня, оставшегося в одних боксерах, на себя, возбуждённым членом прижимаясь к его животу. Антон в ответ лишь кивает, стесняясь ответить вслух. Арсения эта стеснительность умиляет и немного смешит, ведь он прекрасно знает, о чём мальчик думает. Хочет, чтобы его раздели, раздвинули тонкие ножки и вставили между ними большой, возбуждённый, увитый венами член. Он, наверное, и понятия не имеет, что растяжка такой узкой, девственной дырочки займёт немало времени. Арсу терпеть тоже очень тяжело. — С ума сойти, как же сильно ты течёшь… — Арсений стягивает с омеги чёрные боксеры, насквозь промокшие из-за смазки, и устраивается между его ног, раздвигая их ещё шире. Антон всхлипывает и краснеет, когда чужие длинные пальцы проходятся прямо между ягодиц, собирая обильно текущую смазку. Брюнет подхватывает его за бока и с лёгкостью переворачивает на живот, приподнимая за бёдра. Арсений снимает с себя футболку и усаживается между ног Шаста, оттягивая ягодицу и проводя пальцем вокруг истекающей дырочки. — Прошу Вас! — вскрикивает Антон, подаваясь назад. Указательный палец проскальзывает в мокрую норку резко и до конца, принимаясь массировать и растягивать бархатные розовые стенки. Омега стонет и выгибается, зажимаясь, потому что больно. Арсений пытается всё сделать аккуратно, но эти жалобные всхлипы и скулёж снизу будят в нём голодного зверя, и он, прикусывая округлую ягодицу, погружает внутрь второй палец. Антон пищит и повизгивает, царапая короткими ноготками поверхность дивана, и в какой-то момент сжимает мышцы так, что Попов не может протолкнуть пальцы глубже. — Не зажимайся, иначе отшлёпаю, — предупреждает Арсений, слегка хлопнув пальцами свободной руки по попке. — А-арсений Сергеевич, — с надрывом стонет Шаст, выгибаясь ещё больше. Теперь он походит на мартовскую кошку. — У тебя ещё есть силы выговаривать моё имя? — притворно удивляется мужчина и быстро двигает рукой, заставляя пальцы внутри чуть ли не вибрировать с бешеной силой. — А так? — А… Арс… Ох, боже! Ещё, пожалуйста! Арсений добавляет третий палец и проделывает то же самое, наслаждаясь звонкими стонами. Альфа рычит, наблюдая за тем, как дырочка сжимается вокруг его пальцев, и он, резко остановившись, вынимает их, напоследок шлёпнув прямо по припухшему колечку мышц. Антон течёт без остановки, на что старший смотрит с особым удовольствием. Мальчишка дрожит и изнемогает от желания ощутить в себе член его альфы, и тот, не имея больше сил терпеть, чуть приспускает свои джинсы с боксерами, ударяя головкой по влажному отверстию. Презерватив, запрятанный на всякий пожарный, приходится как нельзя кстати. — Глубже, Арсений Сергеевич, умоляю Вас, глубже! — стонет Антон, когда в его дырочку погружается лишь крупная головка. — Течка сделала из тебя маленькую очаровательную шлюшку, и это просто превосходно, — усмехается Арсений, слегка шлёпнув юношу по попке. — Господи, да, вот так! — он сам не узнаёт свой голос, когда стонет от того, что большой крепкий ствол в одно мгновение оказался в нём наполовину, а затем с оттяжкой проскользнул до конца. Арс сжимает в руках столь желанное тело и просто натягивает его на свой член. Шастун захлёбывается стонами и криками, послушно подаваясь каждому движению Арсения. Мальчика трахают с такой силой и скоростью, что диван начинает жалобно скрипеть и постукивать. Попов хватает его за волосы и тянет, заставляя болезненно завыть, но Антон делает это скорее на автомате, потому что его мир, на самом деле, сузился до большого члена, который сейчас со всей силы вбивается в него. — Какая же узкая у тебя задница, малыш, — восторженно рычит Арсений, любовно оглаживая упругие бёдра и ягодицы. — Такой маленький, сладкий, горячий и… Мой. Антон вскрикивает особенно высоко, когда альфа, наклонившись, кусает его в шею, оставляя метку. Этого он никак не ожидал… Так же как и не ожидал того, что оргазм внезапно начнёт накрывать его, пронося судороги по всему телу. — Арсений… Сергеевич! Я уже… почти… Стоит Арсению пару раз провести рукой по подрагивающему члену, как сперма крупными каплями брызгает из уретры прямо на диван. Шастун стонет так высоко и громко, что Попов, не сдерживая себя, кончает следом, продолжая вколачивать свой член в сжимающуюся покрасневшую дырочку. Антон всхлипывает и расслабленно улыбается, обмякая в чужих руках. Мужчина коротко целует острую лопатку и выходит из взмокшего тела, стягивая презерватив, завязывая в узел и бросая прямо на пол. Потом выбросит. — Твой запах и твоё тело – это лучшее, что есть в мире, — Арсений тянет Антона на себя, прижимая спиной к своей груди. Торчащие соски вновь привлекают внимание, и он проводит по ним кончиками пальцев, отчего младший вздрагивает. — Значит, я теперь Ваш? — поднимая глаза и потирая метку на шее, спрашивает омега. — Разумеется, мой. И я порву любого, кто посмеет прикоснуться к тебе, понял? Юноша ничего не отвечает, а лишь сильнее прижимается к сильному телу. Запах мяты больше не душит, но плотно оседает в лёгких приятным холодом. Арсений утыкается носом в чужую макушку и с наслаждением вдыхает запах своего омеги. А ведь он всегда так любил чай с мёдом и корицей… Точно так же, как Антон с самого детства до закатывающихся глаз любил мятные леденцы.