Red Hands

Его сны полны кошмарных существ; собаки с искалеченными мордами, люди с отсутствующими конечностями и его семья тоже, улыбаются и улыбаются с застывшими лицами. Он уверен, что это следствие воздействия на его тела химических веществ. Он предпочитает думать, что хорошо контролирует свои эмоции. Никто не приходит к нему. Это предоставляет ему достаточно времени, чтобы начать планировать свой побег. Обезоружить Джека и Луи не составит труда. Раньше он делал такое и с более тяжелыми травмами; сейчас у него сотрясение и ушиб ребра, но он не в наручниках, а это значит, что он сможет прыгнуть на того, кто зайдет первым. В комнате нет камер, что еще раз подтверждает, что это не лагерь. Очевидно, люди здесь не привыкли к заложникам, так как связывают ему руки лишь изредка. Он может это сделать. Он в этом абсолютно уверен. Поэтому он ждет. Он ждет в течение дня, а затем через щель под дверью в комнату просовывают поднос; серый пластиковый поднос с тарелкой, полной овощей и мяса, и с бутылкой воды. Его желудок инстинктивно сжимается. Он голоден. Поэтому он ест. Ест, пока его желудок не наполняется. А потом он засыпает. И так происходит в течение еще пяти дней.

*

На шестой день он уже не уверен, что сможет вынести это одиночество. Он запомнил время, в какое обычно приносят еду, поэтому он лежит на животе, наблюдая через щель, как пара черных рабочих ботинок приближается к двери. Они выглядят примерно на 8-й мужской размер, потертые по бокам, но в остальном блестящие и ухоженные. Дорогие. Они могут дорого стоить. Рука, которая небрежно толкает к нему поднос, маленькая, с обкусанными ногтями и мозолистыми ладонями. Возможно, это подросток. Он ждет до седьмого дня, пока не пройдет неделя. Он не может этого сделать. Не может заставить себя сделать это. Он уверен, что на восьмой день он выкарабкается. Он уверен, что сделает это. Но вместо того, чтобы дать ему поднос с едой, кто-то открывает дверь. Входит человек, одетый в зеленое, с лицом, закрытым шлемом, и с пистолетом, призывая лечь на пол. Он в зеленом. В зеленой армейской куртке, что вызывает у Гарри резонанс; слишком знакомый цвет, цвет его прежней жизни. Его друзей, его семьи. Армия. Он пинает его по ногам, застав этого человека врасплох. Он не совсем понимает, как у него это получается, но спустя несколько секунд нападавший находится под ним на полу в отключке. Он ожидает, что что-то произойдет, что наручники сейчас сомкнутся вокруг его рук, что кто-то войдет в комнату, присев рядом с неподвижным телом. Ничего не происходит. Что, правда, чертовски его поражает, но он решает воспользоваться возможностью и убежать. Примерно через две минуты он осознает свою ошибку. Для начала, это место — лабиринт. Поворот за поворотом, затем снова поворот после коридора с цементными стенами, и не видно никакого конца. Двери стоят симметрично одна за другой, и за каждой сейчас могло находиться бог знает сколько людей. Он успокаивает тяжелое дыхание и прижимается к стене, чтобы привыкнуть к бегу после сотрясения мозга. Он смаргивает пятна в глазах и продолжает движение. И когда он слышит тревогу, для него, странным образом, служит почти утешением понимание, что его ищут. Это более естественное явление. Он знает, чего ожидать. Найди выход, думает он. Он почти уверен, что слышит шаги, гремящие где-то позади него. Сигнал тревоги гудит непрерывно и монотонно, и он продолжает бежать. Стоит попробовать, не так ли? И если его снова поймают, это все не будет совершенно бесполезным; он хотя бы запомнит маршрут. «Не дай им поймать тебя, Г.» Он и не дает, по крайней мере, не в течение следующих нескольких минут бесцельного бега. Ему нужна всего секунда, чтобы перевести дыхание, но именно тогда его захватчики догоняют его. Он устремляется в противоположном от них направлении, раздается скрип резиновых подошв о кафельный пол, и у него в груди снова расцветает чувство ужаса. Что, если это действительно лагерь? Что, если его обманывают, чтобы завоевать его доверие? Что, если они снова сделают его солдатом? Он ни за что не поведется на это. Даже если это будет последней вещью, которую он может сделать. — Остановись! — слышит он из-за спины, и узнает голос. Луи или Джек, кто-то из них. Он продолжает бежать. — Тебе не удастся сбежать, Гарри! Он может попытаться. Они его не знают. Затем он слышит что-то впереди. Еще один скрип, как будто кто-то резко поворачивает. Они загнали его в угол. Вот почему они сразу его не поймали. Он медленно останавливается, оглядываясь через плечо. Он видит пять человек, Луи стоит впереди всех. Он единственный в зеленой рубашке, остальные в обычной одежде. Джинсы, футболки. Есть что-то в том, что они все одеты нормально, и это заставляет его желудок сжиматься, потому что это неправильно. Это все часть шоу, говорит он себе. Они просто притворяются. Они все подделывают. — Опусти пистолет, Гарри. Он смотрит вниз на пистолет в своей руке. Итак, он может кого-нибудь убить. Это не помогло бы ему, совсем нет, к тому же на его лицо направлено несколько других видов оружия прямо сейчас. Хотя он не думает, что им разрешено убивать его. Не после того, что говорил их лидер, Бен. Пистолет выскальзывает из его хватки и с грохотом падает на пол. Он прижимается спиной к стене, когда Луи делает шаг вперед, и ожидает удара в лицо или удара по спине и ребрам сапогами, но ничего из этого не происходит. Его сердце колотится. Краем глаза он замечает копну беспорядочно вьющихся волос среди людей из другой группы, которая преследовала его. Молодая женщина лет двадцати, с темной кожей и с пистолетом в руке. Именно тогда он все понимает. — Это не лагерь, — шепчет он, осознание этого поражает его, как тонна кирпичей, и шок, наверное, отражается на его лице, когда Луи делает еще один шаг. — Долго до тебя доходило, — спокойно говорит он. — Ты должен доверять мне, хорошо? Следует пауза, пока Гарри пытается понять, о чем он говорит, а затем… — Хоран, ты не возражаешь? Затем мысли Гарри становятся пустыми. Потому что это сон. Ни за что, черт возьми, это не может быть реальностью, ни за что. Колени подгибаются, его охватывает волна тошноты. Нет. Он слышит голос до того, как видит человека, которому этот голос принадлежит. — Хей, Хаз. Нет. Нет нет нет нет нет. Ему нужно выбираться отсюда; он чувствует, как его грудь сдавливает, не давая ему дышать. Это не реальность. Это не реальность. — Ты в порядке, — слышит он и смутно признает тот факт, что все еще стоит, его ноги просто застыли, руки закрывают уши, а глаза плотно сомкнуты. Это сон. Проснись! Он хочет закричать. Рука опускается ему на плечо, слишком нежная, чтобы принадлежать незнакомцу, но он по привычке отшатывается. — Это я, Гарри, открой глаза. — Ты не настоящий. — Я настоящий, жизнью клянусь. Открой глаза. — Нет, не надо, пожалуйста… — Иисусе, посмотри на меня, пожалуйста. Его глаза не слезятся, но руки мокрые, когда он их убирает от ушей. Он моргает, ощущая свои спутанные ресницы. Он не оглядывает человека сразу полностью. Сначала он смотрит на его одежду; обычная черная футболка и темные джинсы. Это чертова золотая подвеска, гребаный медальон, над которым он всегда смеялся, со значком музыки с одной стороны и родителями с другой. Уголки рта естественно приподняты, готовые улыбнуться в любой момент. Небольшая щетина — свидетельство того, насколько он вырос. Глаза ярко-синие, искристые. Волосы светлые и на данный момент немного поблекшие. Он помнит, когда они высветляли их вместе, он, Зи и Эд. Они обожгли все свои руки и получили ужасное наказание, но это стоило того часа веселья. Он держит серебряную трость, удерживающую его в равновесии. Найл улыбается ему. — Господи, бро, я скучал по тебе. Они крепко обнимают друг друга, одновременно подавшись вперед. Им не очень удобно, они оба сжимают друг друга слишком сильно, чтобы объятие оставалось безопасным для здоровья, но Гарри все же зарывается лицом Найлу в шею, на секунду глубоко вдыхает его запах и чувствует, что тот сделал то же самое. Они не отпускают друг друга в течение длительного времени. — Ты в порядке? — бормочет Найл ему в ухо. — Они сделали слишком много плохого тебе? Я убью их. — Я в порядке, — шепчет Гарри вместо того, чтобы сказать ему: «Они сделали мне очень много плохого, и я устал и страдал, но теперь я в порядке, потому что ты здесь». На мгновение ему кажется, что, возможно, это означает, что остальные тоже здесь. Может, Зейн здесь. Может быть, Эдди здесь. Это и так просто чудо. Почему бы всей его семье не оказаться здесь? Потом он понимает, что чувствует надежду, и это надо прекращать. — Я скучал по тебе, — говорит Найл. — Я думал, что ты мертв, — отвечает Гарри, сжимая ткань футболки на спине у Найла. — Хех. Чтобы убить меня, потребуется нечто большее, чем небольшой пожар. Пожар. Точно. Эдди и Зейна больше нет. Его семьи больше нет. Гарри даже не знает, где он сейчас на самом деле. Но Найл здесь. Он повторяет себе это, как мантру. Я в порядке. Все в порядке. И Гарри понимает, что это правда: потребуется много, чтобы убить Найла. Трость не для украшения. — Ладно, — резко перебивает Луи, как будто их воссоединение раздражает его и является пустой тратой времени. Гарри, вроде как, ненавидит его. — Двигаемся дальше. Это прекрасно и все такое, но … — он чувствует, как кто-то подкрадывается к нему сзади, и вокруг его запястий снова оборачивается холодный металл. — Предосторожность. — Да ладно, приятель, он не сбежит, не теперь, — неодобрительно говорит Найл. Гарри мысленно благодарит его; теперь, когда здесь есть кто-то, кого он знает, он чувствует себя защищенным. Конечно, этот кто-то человек, которого он не видел три года, но он доверяет Найлу. Хорошо его знает. Они все время прикрывали друг друга в лагере. Они были ближе, чем братья, у них были не такие отношения, как у него с Зи. И он знает, что люди меняются. Многие люди меняются. Он стал совсем другим за последние три года. И хотя он не очень уверен, что отдаст свою жизнь за Найла, как бы ужасно это ни звучало, он вполне уверен, что Найл отдаст свою жизнь за него. — Эй, будь с ним помягче! — рявкает Найл, когда Луи дергает Гарри за воротник рубашки, направляя его обратно в коридор. Гарри сосредотачивает взгляд на шатком колене Найла и чувствует, как дрожь проходит через него. Только не в камеру, пожалуйста, только не в камеру. — Иисусе. Вся его выдержка уходит на то, чтобы не сопротивляться. Луи не особо высокий, на несколько сантиметров ниже его, но он не дергается. Не потому что боится оружия, не потому что устал. Просто надоело драться. И Найл сейчас здесь. Найл проследит, чтобы с ним не случилось ничего ужасного. — Он опасен, — говорит Луи. Гарри слушает звук, издаваемый тростью, когда та каждый раз встречается с поверхностью пола. — Ты не знаешь, на что он способен. — Я провел с ним более трех лет своей жизни, — слышит он ворчание Найла. — Я знаю его чертовски лучше, чем ты. Люди меняются, думает Гарри, и он молится, что это не настолько правдивое суждение, насколько он знает. Коридоры длинные и бесконечные, и каждый раз, когда Гарри думает, что запоминает какое-то место, в котором он находится, они делают еще один поворот, ведущий их еще глубже. Его ноги подгибаются к десятому повороту направо, а шаги становится делать все труднее и труднее. Пульсация в его голове становится слишком сильной, чтобы терпеть ее, и он становится мертвым грузом в плотной хватке Луи. — Хватит, блять, толкать его! — рычит Найл, проталкиваясь через людей и помогая твердо встать Гарри на ноги. Он находит взглядом голубые глаза и пытается сморгнуть пятна в своих глазах. У него беспорядок в голове. Абсолютный беспорядок, и он чертовски ненавидит тот факт, что он теперь должен передвигаться только в сопровождении других людей. Он был один последние три года. Он просто выживал. Он делал это без чьей-либо помощи и не собирается принимать ее теперь. — Мы всего в нескольких шагах, ладно, приятель? Ты можешь сделать это. Давай. — Где Ни? — закричал Гарри, оборачиваясь через плечо. Зи был позади него в нескольких футах. Еще один выстрел прозвучал из здания перед ними, и они непроизвольно склонили головы, хотя ничего такого не произошло, их всего лишь осыпало пылью и частичками гипса. — Я не знаю, чувак, я ничего не вижу! Винтовка прожгла перчатки, глаза слепило солнце. Пот впитался в заднюю часть рубашки, кожа зудела. Он не мог разобрать, откуда стреляли; окно третьего этажа? По крайней мере, одно из них. Солнце светило так ярко. — Как нога, кстати говоря? — Гарри замечает, что он говорит. Горло немного онемело. Найл обнимает его за плечо и помогает идти, несмотря на собственную хромоту. Парень хихикает. — Лучше не бывает. Хотя, я не хожу со всеми на пробежки; это слишком- Луи перебивает его, громко прочищая горло. Следует небольшая пауза. — Верно. Ну. Намного лучше. Гарри помнит, как это случилось. Он помнит всю миссию, помнит, как она провалилась, помнит мучительную поездку на грузовике обратно и отсутствие медикаментов для всех их травм. Те, кто не погиб на миссии, умерли от заражения крови несколько дней спустя. Найл был жив, даже когда они думали, что он умер. Все это было виной Гарри. Все это, и из-за того, что у него не было самоконтроля. Комната, в которой они оказываются, похожа на типичный конференц-зал. Стены оштукатурены, на полу ковровое покрытие. Посередине стоит длинный стол со стульями с обеих сторон, и в дальнем конце комнаты расположен проектор. Бен, главный здесь, сидит во главе стола, сложив руки перед собой. Он думает, что это сон. Все слишком странно, чтобы быть настоящим. — Садись, — говорит ему Луи, направляясь к стулу, и другие делают тоже самое. — Нам есть о чем поговорить. Гарри настороженно смотрит на стол и на окружающих. Он не двигается с места, оставаясь в дверном проеме. — Это ведь здорово, правда? — подбадривает его Найл. — Давай поговорим. Надо наверстать упущенное. Он медленно подходит к стулу и тихо на него садится. Ни сидит рядом с ним и сжимает его плечо. — Как ты себя чувствуешь, Гарри? — говорит Бен, начиная разговор. Гарри молчит. — Что ж. Надеюсь, это приятный сюрприз для тебя, воссоединение и все такое. Найл провел с нами последние два года. Он сказал, что вы хорошо ладили. Найл неловко ерзает на месте. — Прежде всего, я хотел бы поблагодарить тебя за терпимость ко всему, через что мы заставили тебя пройти, — продолжает Бен. Гарри едва сдерживает желание съязвить. — На это все была причина, уверяю тебя. — Он не привык к вниманию стольких людей сразу. У него даже кожу покалывает от их взглядов. — Ты очень умен, Гарри. Было трудно следить за тобой. Метель была очень кстати, вынудив тебя спуститься в метро. Наши люди просто проходили мимо, когда нашли тебя. — Он дрожит. Глупый. Он был такой глупый. — Конечно, ты убил кого-то. Но иногда приходится чем-то жертвовать. — Гарри делает вид, что не замечает, как взгляд Луи падает на пол. — С тех пор, как ты сбежал из лагеря, мы следим за тобой. Ты очень талантлив. Лучшие оценки почти во всем, что касается боя. Обычно Сопротивление закрывает на это глаза, избегая бывших солдатов, но мы решили, что ты слишком полезен, чтобы просто убивать. Поэтому у нас есть предложение для тебя. Он ничего не говорит. Он не знает, что сказать. Свет слишком яркий, Найл сидит рядом, и он действительно не знает, что делать с собой. — Мы планируем атаку на правительство, — говорит Бен. У Гарри перехватило дыхание. — Мы не знаем их так, как вы. Никто из нас, кроме Найла, не был в лагере, так что нам нужна твоя информация, чтобы победить. Следует минута молчания, пока он переваривает услышанные слова, а затем Бен продолжает. — Ты можешь жить здесь. У нас есть кровати, еда, вода. Тут проживают около 500 человек всех возрастов, мужчины и женщины. Большинство из них выжившие, некоторые солдаты. — Некоторые солдаты. Он задается вопросом, узнает ли он кого-нибудь, но потом вспоминает, что никто из этих солдат не был в лагере; все они солдаты Сопротивления. — Конечно, большинство из них обучены не так хорошо, как вы с Найлом, ведь они не были в правительственных лагерях. Но если ты согласишься помочь нам в этой войне, мы поможем тебе найти твою семью. — Моя семья мертва, — говорит Гарри сквозь зубы. — Они давно умерли. — А что насчет твоей сестры? — спокойно продолжает Бен. — Ты ведь не видел, как она умерла? — Ты ни хрена обо мне не знаешь, — огорченно рявкает Гарри. — Моей семьи больше нет. Если ты хочешь, чтобы я вам помог, мне нужна причина поубедительнее. — Что ж, ладно. Ну, для начала, наступит конец лагерной системы. Ты будешь свидетелем свержения правительства. — Что это значит для меня? — Этого недостаточно? — спрашивает Бен, наклоняя голову. — Ты ведь хочешь, чтобы это закончилось, верно? Больше никаких лагерей. Больше никакого рытья в мусоре. Больше никакого выживания. — Хаз, — тихо говорит Найл. — Твоя сестра все еще может быть жива. — Моя сестра умерла. — Ты не знаешь, где она. Но мы знаем. Мы можем помочь тебе найти ее. Он переводит взгляд на лицо Найла, ища в нем признаки лжи. Они, должно быть, врут ему. Они не знает, где его сестра. Он ничего о ней не слышал много лет, хотя она обещала, что найдет его. Но потом он вспоминает, что это Найл. Это тот самый Найл, парень, который успокаивал его, когда он был расстроен, который давал ему еду, когда он был голоден. Тот самый Найл, парень, который первые две недели не прикасался к оружию и выдержал все пытки, которые ему устроило руководство. Тот самый Найл, парень, который жаловался на боль в ногах и обожженный язык и относил остатки еды поисковым собакам. Тот самый семнадцатилетний парень, который стал для Гарри старшим братом. На мгновение Гарри вспоминает Зи. — Я сделаю это, — говорит он. В комнате повисает тяжелая и вкрадчивая тишина. — Великолепно, — говорит Бен. — Добро пожаловать в Сопротивление, Гарри Стайлс.