*
После встречи с Беном и остальными, Гарри принимает душ и меняет одежду. Наручники были сняты; теперь ему, очевидно, доверяют в плане того, что он не собирается сбежать снова. На мгновение эта мысль приходит ему в голову. Было бы легко достать пистолет и свалить отсюда. Но теперь все изменилось. Душ, вероятно, должен доставлять ему больше удовольствия, но вода отталкивает его теперь, после слишком долгого пребывания без таких условий, как душ. Он не забыл и то время, когда лед на озере треснул под ним, и он провалился в ледяную воду, и то время, когда он пытался помыться в ручье, но силой течения его оторвало от берега. Он имеет четкое представление о том, как тяжело достать чистую воду, и струи воды, омывающие его сейчас, дают ему понять, насколько привилегированы эти люди. Он быстро моет голову и вытирает ее полотенцем. Совершенно очевидно, что вода вызывает у него только плохие мысли. Он постарается держаться от нее подальше. Он отворачивается от скамьи в раздевалке, на которой лежала приготовленная для него зеленая армейская рубашка. Вместо того, чтобы надеть ее, он берет в руки черную теплую кофту. Он случайно замечает свое отражение в зеркале и, не осознавая этого, начинает себя рассматривать. Это он. Вот на кого он похож. Это лицо Гарри Стайлса. Он понимает, что прошло уже несколько месяцев с тех пор, как он последний раз видел свое отражение, и с тех пор он столкнулся с толпой обезумевших людей, он был ограблен и в одиночку испытал на себе суровость зимы. Он выглядит гораздо старше 22. Морщины от беспокойства на его лице уже не означают, что он взволнован. Теперь это просто линии, его обычное выражение лица. Штаны слишком свободны и коротки для его длинных, худых ног. Он стал долговязым из-за нехватки еды. Он всегда был немного длинноват, но теперь он больше похож на скелет. Его волосы давно отросли, опускаясь кудрями ниже плеч. Он проводит большим пальцем по татуировке на левом бицепсе, которую он сделал, когда ему было восемнадцать. Зи, Найл, Эдди и он тогда подарили друг другу по крошечному бумажному самолетику, они были довольно неряшливые и сделанные из выцветшей от времени бумаги. Он натягивает кофту. Это был слишком долгий день для того, чтобы копаться сейчас в старых воспоминаниях. Стук в дверь. — Хаз? Это я. Гарри мычит в знак того, что можно заходить, и он слышит звук поворачивающейся ручки двери. Найл входит, и они встречаются глазами в зеркале; он выглядит старше. Это все еще Найл, но он не совсем уверен, что это тот Найл. — Как ты? — Эм, — он вздыхает. — Бывало и лучше, я так думаю? — он решает занять руки и начинает складывать свою старую одежду. — Да, точно. Прости. — Ты тут ни при чем. Они долго ничего не говорят; Найл стоит, прислонившись к двери, со скрещенными руками, а Гарри смотрит в пол, иногда проводя рукой по влажным волосам. — Как долго? — внезапно выпалил Найл, и Гарри хлопает глазами, ничего не поняв. — Чт- — Как долго ты был один? Он чешет свой подбородок. — Ох, три года. Я так полагаю. Почти четыре? Мне скоро 23. Вроде. — Черт. Четыре года это долго. — Да. Эм. Это было не… просто. Это правда, без преувеличений. Были времена, когда он сам удивлялся своим навыкам выживания. Группы людей, выживших после эпидемии, людей, чьи болезни развивались годами. Все они плохо относились к солдатам, а особенно к одиноким и сбежавшим из лагеря солдатам. Так что да, он прошел довольно трудный путь. — Как ты смог уйти? Из лагеря, я имею в виду, — мягко спрашивает он. — Э-э, не совсем уверен, если честно. Я увидел открытый выход, схватил оружие и убежал. Тебя не было, как и Зи, так что… — он замечает ошеломленный взгляд Найла, направленный на него. — Господи, прости меня. Я забыл, это было… просто извини меня, ладно? Я не знаю, чувак, прошло столько времени с тех пор, как я последний раз видел тебя. Много думал о всех вас и чертовски скучал. — Я тоже скучал по тебе, — отвечает он. — Я думал, что ты не смог выбраться. — Хех. Я думал точно так же о тебе, — небольшая улыбка Найла медленно исчезла. — После Эда, знаешь… было слишком больно и тяжело возвращаться и искать тебя. Думал, что найду всех мертвыми и обугленными, и… не знаю. Я бы не вынес этого. Он мысленно представляет образ молодого, худого, более безобидного Найла, идущего через ворота лагеря к грудам сожженных тел. — Я вернулся, — говорит он, и его голос звучит таким далеким от его тела. — Несколько дней спустя. — Черт, Хаз. — Мне просто нужно было знать, если… если он был там. Но. Нет. Я не смог его найти. — Ты всегда был чертовски упрямым, — улыбка Найла возвращается; небольшая, но она есть. — Ты не представляешь, как дерьмово было знать, что ты жив, и смотреть, как они следят за тобой. Клянусь Богом, я так хотел найти тебя и сказать, что это не лагерь, но мне не позволили. Это все было частью представления, понимаешь? — Да. Окей, — голос Гарри ровный и тусклый. — Прости. Правда. Мне очень, очень жаль. — Я знаю, — устало отвечает он. Найл заключает его в объятия, и он не сопротивляется. Они оба изменились с того времени, как были в лагере, они стали мужчинами, это правда, но Гарри все равно чувствует боль в груди. Они были всего лишь детьми. — Они ждали тебя, — говорит Найл, не выпуская Гарри из объятий. — Ага, — говорит Гарри. — Ага, отвечает Найл. И, в действительности, нет необходимости говорить что-то еще.*
Он шел по незнакомому ему коридору с Луи и Найлом. Последний все время находится рядом с ним. Луи, очевидно, опасается его; Гарри может это понять, потому что было бы глупо, если бы все было наоборот. То, чего он, действительно, не понимает, так это что Луи может так к нему относиться, учитывая то, что он один из тех людей, кто буквально заставил его пройти через все это дерьмо. Что ж. Он все еще ненавидит это место. Но присутствие Найла рядом с ним делает его более терпимым ко всему. — Ты будешь в комнате с другими четырьмя людьми, включая Найла. Он будет все время рядом с тобой, пока ты не приспособишься ко всему, — коротко объясняет Луи. Похоже, он всецело посвящен работе. — Тебя всегда должен кто-то сопровождать. Без исключений. Когда я буду тебе говорить что-то сделать, ты будешь это делать, и так будет продолжаться до тех пор, пока ты не заслужишь наше доверие. — Он слишком драматизирует, — бормочет Найл, легонько пихая Гарри локтем в бок. Гарри старается не вздрогнуть от этого жеста. — Игнорируй это, ладно? Ничего они тебя не будут заставлять, только не когда я здесь. — Хорошо, — медленно выговаривает Гарри, глядя, как блестящие ботинки Луи сильно ударяются о землю. Он понимает, что они с ним разные даже в том, как двигаются; тяжелые шаги означают пренебрежение безопасностью. Гарри научился тихо ходить за все то время, что провел в скитаниях. — У вас будет трехразовое питание, завтрак ровно в семь утра. И тебе придется постараться и тут, чтобы завоевать доверие всех остальных. Они не то чтобы очень тебя любят. Не после того, как ты убил… — парень замолкает, слова теряются, когда они поворачивают за угол и видят тяжелую металлическую дверь, у которой стоят два охранника. — Хей, ребята, — здоровается с ними Луи. — Просто новичок. — Он кивком головы указывает на Гарри. Один из охранников говорит что-то бессвязное, на что Луи хихикает. Дверь подает звуковой сигнал и открывается, освобождая путь в небольшой коридорчик, в котором двери уже более чистые и аккуратные; древесина обшита панелями, гладкими и блестящими. Полная противоположность тому, что он привык видеть за прошлые года. Каждая дверь, кажется, пронумерована. Это так похоже на лагерь, но в то же время так от него отличается, что Гарри нужно время, чтобы привыкнуть. — Не волнуйся, — Найл замолкает. — Я тоже был шокирован, когда впервые побывал здесь. Много воспоминаний, да? Он не отвечает. У него столько старых ран, он просто не может вскрыть их все в один день. — Итак, теперь у нас с тобой особый статус. Лагерные ветераны. Что касается остальных, ну, знаешь, они классные, но не понимают этого. Не понимают так, как ты. Чувак, здорово, что ты здесь. Гарри не забыл о болтливых наклонностях Найла. У него даже были в прошлом из-за этого неприятности. Луи, похоже, не очень обеспокоен этим, и это порождает некую боль в груди Гарри, потому что это он должен был терпеть вечную болтовню Найла, а не какой-то лондонский повстанец. Они, наконец, останавливаются у последней двери справа. Луи быстро постучал по двери два раза и, не дожидаясь ответа, открыл ее. — Эти ребята, — шепчет Найл ему на ухо, — они лучшие солдаты здесь. Не позволяй им давить на себя. Они неплохие парни. — Итак, 1А. Прошу внимания. Три койки в комнате расположены у каждой стены; кровать стоит от двери дальше всего между двумя высокими комодами. Пол — каменная плитка, стены светло-серого стального цвета. Посреди комнаты помещен стол, по которому разбросаны карты. Трое парней, каждый из которых немного старше Гарри, одновременно подняли головы, чтобы посмотреть на вошедших. — Оу-оу, Лу так официален с нами. Дело плохо, — шутит один из них, откладывая книгу, которую держал до этого в руках, и садится прямо на своей кровати. — Кто это? — Это Гарри Стайлс, — говорит Луи, игнорируя первую часть сказанной фразы. Лица парней меняются, проходит всего одна секунда, как интерес сменяется удивлением, а затем все они становятся серьезными. — Он из лагеря Найла. Вы должны хорошо с ним обращаться. Я не хочу слышать никакого дерьма от вас, ясно? Вы все либо будете тактичными и приветливыми, либо будете иметь дело со мной. Гарри смотрит на каждого из них, не задерживаясь взглядом на ком-то более двух секунд. Ничего особенного. Ничего такого, что он не видел в лагере. Они, разве что, не такие изнуренные, как он и Найл. Луи указывает на человека, сидящего на кровати. — Это Ник, — Ник машет ему рукой. Запястья Гарри упираются в металлические наручники. Луи указывает на парня, сидящего с колодой карт в руках. — Том, — Том не выглядит довольным всем этим. — Лиам, — Лиам с любопытством смотрит на него, склонив голову. — Ты останешься с ними и Найлом, пока для тебя не найдется отдельное жилое помещение, — говорит Луи, повернувшись к Гарри. — Я приду за тобой утром, никакой стрельбы и всего этого дерьма. Лиам, если он не с тобой в кафетерии, то он должен быть со мной. Никаких побегов и всего в этом роде, окей? — Будет сделано, босс. — Если у вас возникнут с ним проблемы, — продолжает Луи так, как будто Гарри не стоит рядом с ним прямо сейчас, — сообщите Найлу. Скорее всего, ничего серьезного не произойдет. Луи поднимает руку, чтобы посмотреть на часы. — Скоро ужин. С этим он вытаскивает серебряный ключ из кармана и снимает с Гарри наручники. Гарри разминает пальцы, поворачивая запястья. Глубокие красные следы сильно болят, но все не настолько плохо, потому что они хотя бы не кровоточат. Его ребра болят от того, что он так долго держится на ногах. — Увидимся позже, — заканчивает Луи, поворачивается и уходит, оставляя его стоять рядом с Найлом в дверном проеме. Проходит несколько минут, пока трое парней из комнаты просто смотрят на него, ожидая, что что-то произойдет, что кто-то сделает первый шаг. Гарри точно не хочет быть этим человеком. Он вообще ничего не хочет, правда. И никто не собирается предложить ему сесть или еще что-то. Должно быть, на него очень интересно смотреть, раз у них выходит так долго пристально рассматривать его. — Что ж. Окей, — Найл кладет руку на его поясницу и ведет к невысокой кровати. — Ты ведь не против расположиться на этой? Гарри резко кивает. Он не хочет этого. Он не хочет здесь находиться. — Гм. Атмосфера слишком неловкая и тяжелая. Он садится на край кровати, упираясь локтями в колени, и потирает висок. — Я Лиам, — говорит один из них. Карие щенячьи глаза, каштановые волосы. Ни в коем случае не боец. — Приятно познакомиться, Гарри. Добро пожаловать к нам, — он любезно улыбается. Гарри дарит ему ответную улыбку, но она не задерживается у него на лице надолго и почти сразу гаснет. — Я знаю, что уже рассказывал вам о нем, — говорит Найл, — но да. Это… Гарри. — Он не может проигнорировать то, как Найл задержался на его имени, привыкший чаще называть его «Хаззом». — Мы были в одном лагере около трех лет. Он попал туда раньше меня, так что научил меня всему, что я знаю теперь о лагерной системе, и, что ж, лучше не связываться с ним, если вы понимаете о чем я. Вместо этого можно сразу идти ко мне, потому что, в любом случае, вы будете иметь дело со мной. — Тебе необязательно было говорить это, — категорично замечает Гарри, пытаясь насладиться реакцией троих парней на его голос. — Мы бы этого не сделали, приятель, — говорит парень по имени Ник. — Вы, парни, проходите через огромное количество дерьма. Гарри смотрит на Тома, который все еще бросает на него холодный взгляд, как будто он сделал что-то, что того разозлило. Судя по его выражению лица, он был недоволен перспективой того, что Гарри будет здесь жить. Ну, теперь их двое. — Ты голоден, Хаз? — спрашивает спустя какое-то время Найл. — Я могу принести тебе что-нибудь, если хочешь. Несмотря на то, что он не ел весь день, мысль о еде заставляет его чувствовать себя плохо. Он думает о бесконечной дороге, по которой он шел, о крекерах, которые он ел каждые пару дней, и о ледяной воде, фильтрация и очищение которой занимали слишком долгое время. — Я в порядке. Спасибо. — Хорошо, тогда я остаюсь. Ни садится рядом с ним, и остальные трое продолжают заниматься своими делами. Лиам мягко улыбается и отворачивается. Он устал. Так чертовски устал. Ему не хватает зимнего холода и жгучего мороза на щеках. Привычная жизнь. — Куда ты направлялся? Пока был в движении? Гарри уткнулся лицом в ладони. Он не знает, вот в чем дело. Все эти годы странствий у него не было плана. Оставаться в живых и ждать дня, когда все это закончится. Он был уверен, что когда-нибудь столкнется с слишком большой группой людей, чтобы с ними бороться; в какой-то момент столкнется со стаей слишком голодных собак или с метелью до того, как успеет найти убежище. Все то время, что он искал сестру, он был уверен, что умер, особенно в те ночи, которые он провел в укрытии, не имея возможности заснуть из-за кошмаров; на всем пути его преследовал ужас. Ужас, расползающийся по всему телу, при виде трупов, лежащих посреди улицы. У него даже не было зацепок в поисках. Он понятия не имел, с чего начать, он помнил только эмоциональные детали расставания его и сестры. Как они оттащили его первым, чуть не вывихнув ему плечо, и как его сестра уронила ребенка. Безнадежность, которую он чувствовал, слушая грохот грузовика. Он носит эти гребаные кеды, гребаные Найки поверх носков. Его ножа нет, ножа, доставая который он чуть не умер, нет всех его вещей; его крекеры, его фильтр для воды, его фонарик, его батарейки, его молескин. Фотография его родителей. — Мне нужно, чтобы ты забрал мои вещи у Луи, — устало говорит он. — - Пожалуйста. Мне нужно все это, я прошел через ад, чтобы получить эти вещи, он не может просто забрать это у меня. — Часть мозга, отвечающая за связность речи, отключилась, и он так и застыл с открытым ртом, сонный и уставший. — Он забрал мой дневник, Ни. — Хаз, не знаю, могу ли я что-то сделать для того, чтобы вернуть его. Они подумают, что я помогаю тебе сбежать. — В моем рюкзаке фотография моих родителей, понимаешь? Ты сам ее видел. Пожалуйста, принеси мне хотя бы ее. Часть его хочет умолять об этом, но он знает Найла достаточно хорошо, чтобы понимать, что он не изменит свое мнение так просто. — Слушай, они используют дневник для расследования. Мне даже смотреть на него нельзя. Бен и Луи единственные, у кого к нему есть доступ. Я никак не могу достать его для тебя. Но. Фотография. — Он потирает рукой щеку, глядя на стену. — Я подумаю о том, что можно сделать, ладно? Ничего не обещаю. Но я постараюсь. Спасибо, думает он и не знает, сказал ли он это вслух или нет. Его сознание уплывает от него. Он такой уставший. — Отдыхай, приятель. Я буду здесь, не волнуйся. Не оставляй меня наедине с ними, думает он, но проваливается в сон слишком быстро.*
Он находится в расплывчатом состоянии между сном и бодрствованием в какой-то момент ночи, когда слышит, как люди разговаривают. Они говорят о нем. Он лежит на боку, том, что не в синяках, руки плотно сжаты вокруг подушки. На него накинуто одеяло, которое, возможно, принес Ни. Гарри думает, что ему приснился кошмар, он чувствует это знакомое ощущение страха в горле и учащенное сердцебиение, но он не может вспомнить, что ему снилось. — Он никогда не рассказывал мне, — это Найл. — Все, что я знаю, это то, что после пожара он и еще несколько человек просто исчезли. — Что насчет того парня Зи? — Лиам? Возможно. У всех, на самом деле, не очень запоминающиеся имена. — Что с ним случилось? — Не знаю, честно говоря, — отвечает Найл. Боль зашевелилась где-то в животе Гарри. — Может быть, мертв. Может быть с правительством. Может быть заложником. Может быть на другом конце света. Он, черт побери, исчез. — Неужели все было так плохо? — спрашивает один из них. — Что такого он сделал, что все обернулось таким образом? — Формально, это секретная информация, — говорит Найл. Гарри неплохо притворяется спящим. — Гарри единственный, кто знает правду. Никому об этом не рассказывал. — Они должны найти способ вытащить эти сведения из него, — это совершенно новый голос. Должно быть, это тот парень Том, который не сказал при нем ни слова. — Он знает много всяких вещей, и мы не можем ему доверять. Он не должен здесь жить. Голос Найла приобретает злобные нотки. — Я провел три года, ложась спать в двух футах от него. Я знаю его с тех пор, как ему исполнилось шестнадцать лет. Мне было семнадцать, когда меня отправили в то место, и там было всего три человека, которые прикрывали меня, и он был одним из них. Если ты не можешь доверять ему, доверься мне. — Ты ведь слышал о нем, правда? — Все тот же голос. Том. — Он просто тряпка. Слышится звук ноги, тяжело ступившей на пол. Несколько тяжелых вдохов. Найл. — Никогда, блять, не используй это слово. Думаешь, я не знаю об этом дерьме? Три долбанных года, Том. Мне плевать на твои личные взгляды. Называешь его этим словом — я убиваю тебя прежде, чем он сам сделает это. Каким-то образом, Гарри снова задремал.