Когда-то давно Гарри думал, что боится оружия.
Оно всегда было
рядом, вот в чем дело. Когда он был маленьким, у его отца был один пистолет, всегда спрятанный, а когда отца не стало, его сестра хранила тот же пистолет. Он был спрятан у нее за поясом, когда они перемещались, или в шкафу, когда они где-либо останавливались. Но их пистолет резко отличался от этих винтовок в руках охранников, которое они применяют для того, чтобы контролировать людей, а в случае чего ранят и убивают. Так что Гарри определенно не нравится оружие. Он всегда боялся дотронуться до него, если того требовала ситуация.
Потом на протяжении какого-то времени у него
всегда было в руках оружие. В ту же секунду, как он переступил порог лагеря, к нему приставили заряженную штурмовую винтовку, забрали его прежнюю жизнь и старые страхи. Теперь его главной задачей было остаться в живых. Для Гарри, запуганного другими подростками, ничего больше не оставалось, кроме как быть жестоким. Потому что единственным, в чем их армия превосходила, было оружие, так что все, о чем мог думать Гарри, это как защитить себя. Не было места сомнениям и страху. Если он умрет, то у него не будет возможности найти Джемму.
У него был пистолет в начале его странствий в одиночестве. После пожара. Он думал, что для того, чтобы пережить несколько месяцев, нескольких пуль ему будет достаточно. Спустя месяц на него напали. В результате у него был украден пистолет, большая часть его вещей, а также были открыты старые раны. Это был тяжелый период. Он до сих пор предпочитает его не вспоминать.
Затем оружие стало для него самым опасным предметом, способным причинить ему больше всего боли. От ножевых ранений можно было оправиться. Огнестрельные же ранения были смертельными. Но он не беспокоился о том, кто-то может убить его так быстро. Это был бы простой выход. Гораздо больше он беспокоился о том, что его могли ранить так, что он смог бы жить, но при этом остался бы калекой, не имея цели в жизни.
Теперь он вернулся туда, откуда начал. Оружие повсюду. Выстрелы звучат один за другим.
Гарри не уверен, облегчает ли присутствие Найла ситуацию, но он пытается быть ему благодарным за то, что он просто здесь.
— Приятель, сосредоточься на мне. Я здесь.
Это не так-то просто, когда у тебя в ушах громко стучит кровь. Когда каждый вдох сопровождается чувством, будто легкие вот-вот лопнут.
— Хаз, посмотри на меня.
Он чувствует на затылке руки Найла, который поворачивает его лицо к свету. Это довольно болезненно, но действенно. Гарри возвращается к реальности.
— Мне…
— Просто дыши, окей? Я знаю. Знаю.
И все, о чем Гарри может думать, это то, что
он не должен быть здесь.
— Ты со мной?
Гарри фокусирует взгляд на вмятине в стене напротив.
— Мне здесь не место, — он болезненно скрежещет зубами. — Я не должен помогать
Восстанию, Найл. Ты… ты понимаешь, что мы делаем?
— Все станет лучше, — терпеливо и ласково говорит ему Найл. — Я обещаю. Не прошло и года после пожара, как я оказался здесь, и Лу пришлось разбираться со всеми моими «поломками». Он не хочет, чтобы тебе было плохо. Он просто делает свою работу.
— Ты никогда не думал о том, чтобы сбежать?
— Тшш, — Найл быстро заставляет его замолчать, приложив палец к губам. — Мы не говорим об этом дерьме. Здесь это не вариант.
Не вариант. А что их, собственно, останавливает? Что мешает им уйти?
Кто мешает им уйти?
— Мне нужен свежий воздух, — давится словами Гарри. — Мне нужно подняться наверх, пожалуйста… помоги мне.
— Я не могу. Мне очень жаль. Я не могу сделать это.
— Парни? — голова Луи появляется в дверном проеме, и его взгляд падает на небольшую, слабую фигуру Гарри, сжавшегося у стены. Найл его чуть ли не держал в вертикальном положении. — Вы нужны нам там. — Луи делает секундную паузу. — Извините.
Он ничего не говорит о том, что Гарри может попить воды или взять небольшой перерыв, чтобы прийти в чувства, и в голосе Луи нет ни унции раскаяния; когда Гарри снова начинает нормально дышать, он выпрямляется в руках Найла и, немного качаясь в начале, идет к двери.
— Я в порядке, — отмахивается он от обеспокоенного взгляда Найла.
Ему требуется минута, чтобы собраться с силами. Это так чертовски легко, вернуться в воспоминания о лагере. Ему как будто снова семнадцать, и он просыпается в очередной адский день тренировок по ранней весенней грязи.
— Проживающие здесь начинают тренироваться с двенадцати лет, — объясняет Луи, идя перед ними. — Те, на кого вы сейчас смотрите, по сути, наши солдаты; именно они будут сражаться, когда придет время для проникновения в лагеря. Они сражаются с нами, мы даем им дом, еду и семью, — он останавливается у одного из рингов, поворачивается лицом к двум солдатам, подходящим друг к другу и готовящимся начать бой.
Они слегка пружинят на ногах, прежде чем один из них делает шаг вперед и наносит первый удар, от которого другой плавно уворачивается. Они далеко не так эффективны и сражаются совсем не так, как это делают солдаты в лагерях, но Гарри не думает, что это плохо. Совсем нет.
— Они дерутся друг с другом, — замечает Гарри. — Вы не боитесь, что кто-то может пострадать?
В лагере такие драки организовывались скорее в качестве наказания, чем в образовательных целях; если кто-то в чем-то провинился, то он был обязан идти против кого-нибудь более опытного, безжалостного, и в два раза большего ростом. В первый год в лагере Гарри был слабее всех. На следующий год он был одним из тех безжалостных. Он пытается блокировать воспоминания об этой части своей жизни; не хочет думать о невинных шестнадцатилетних подростках, которые не знали, как защитить себя и покидали ринг избитыми и ушибленными его собственными кулаками.
Гарри ужасный человек.
— Они столкнутся с гораздо худшим в поле, — говорит ему Луи. — Сейчас они тренируются. Им нужно научиться принимать боль.
— Что ты знаешь о работе в полевых условиях? — спрашивает он.
Луи поворачивается и смотрит на Гарри свирепым взглядом.
— Поверь мне, — только и говорит Луи, поворачиваясь к солдатам как ни в чем не бывало.
Один из них, более крупный, явно побеждает; он три раза подряд бьет противника коленом в живот. Тот падает на землю в агонии, и в мозгу Гарри щелкает какой-то переключатель, заставляющий его эмпатическую часть внезапно включиться; в его слезных протоках что-то начинает горячо покалывать, и Гарри не думает, что может дальше это терпеть.
— Оружие есть у всех? — безучастно спрашивает он.
— Только у тех, у кого за спиной, по крайней мере, пятилетний опыт. Дети, растущие здесь, получают огнестрельное оружие, только когда им исполняется восемнадцать. А те, кто приходит сюда снаружи, проходят курс.
— Курс?
— Базовая подготовка. Найл прошел такой курс, и скоро это сделаешь ты.
— Мы из лагеря. Нам не нужна базовая подготовка, — возмущается Гарри.
— Я прав в том, что ты четыре года не пользовался огнестрельным оружием? Может быть, немного меньше? — Луи искоса смотрит на него со снисходительностью. — Это моя работа — убедиться в том, что ты никого не убьешь, включая тебя самого. Найл тоже был не слишком доволен, но посмотри, вот он, здесь.
— Значит ли это, что я тоже должен сражаться?
Найл и Луи быстро переглянулись.
— Это сложно, — выпалил Найл высоким голосом, и Гарри решил проигнорировать это сейчас, но запомнить, чтобы подумать об этом в следующую бессонную ночь.
— Ты узнаешь все в свое время, — бесполезно уточняет Луи. — Еще многое предстоит сделать.
Более крупный боец сбивает своего противника с ног, что означает конец сражения, и Луи быстро переходит туда, где более молодые, более свежие солдаты набивают боксерские груши своими кулаками с заклеенными кровоточащими костяшками.
— Никто не выходит на пробежки, пока не закончит программу обучения. Обычно это происходит в возрасте двадцать одного года для тех, кто здесь местный. Для других это, опять же, может от многого зависеть.
Гарри до сих пор не знает, зачем он здесь. Информация, которую он сейчас получает, могла быть предоставлена во время завтрака, а не в окружении тренирующихся солдат. Как будто они
пытаются сломить его. Луи непринужденно подходит к кому-то в другой стороне зала, этот человек стоит с планшетом в руке и говорит быстро и оживленно.
Это Лиам, сосед Гарри по комнате. Он смотрит на приближающегося Луи, через его плечо замечает Найла и Гарри и, приветливо улыбаясь, машет им рукой.
Луи разговаривает с ним примерно минуту, и Лиам, убирая ручку в карман, кивает ему, а затем идет туда, где стоит Найл и Гарри, который неловко засунул руки в карманы.
— Мы идем в спортзал! — восклицает Лиам, направляясь к двери. — Я твой гид!
— Лиам сейчас будет проводить инвентаризацию запасов, — объясняет Найл. — Это часть того, что делает наша группа, когда мы не на заданиях. У каждого свое дело, это то, что поддерживает порядок в этом месте. Видит Бог, здесь все куда более организованно, чем в лагере.
Лагерь. Без отопления зимой, без охлаждения летом. С грязными ванными, раковинами и с засоренными туалетами. Мотыльки проедают одеяла и матрасы со сломанными пружинами и клопами. Каждый сезон головные вши, и каждую зиму, в самый ее разгар, кто-нибудь получает обморожение. Гарри повезло, что ему не побрили голову, как остальным. Им с Найлом удалось избежать этого, но Зи и Эду не так повезло.
— Каждый делает свое дело, — говорит Лиам. — Это замечательно, правда. Теперь нам надо сюда…
Лиам толкает дверь, и она открывает лестницу, спускающуюся еще глубже. Гарри тяжело сглатывает.
— Сколько времени потребовалось, чтобы построить это место?
— Это было еще до войны, — отвечает Луи. — Британское правительство построило это как убежище от радиоактивных осадков. Во время переворота оно было брошено. Так что сюда пришли мы.
— Какое отношение Восстание имеет к британскому правительству?
— Мы не имеем никакого отношения к британскому правительству. Они не смогли защитить своих граждан от принудительного помещения в лагеря. Мы ничего не собираемся с ними делать; их больше не существует. По крайней мере, для нас.
Очевидно, это самая утешительная вещь, которую Гарри слышал.
Он ожидает того, что в ушах давление будет ощущаться сильнее по мере того, как они спускаются все ниже; на самом деле, ничего не меняется, просто яма в животе как будто расширяется, и Гарри чувствует себя не очень хорошо.
— Спортзал — довольно новое дополнение, — говорит Лиам, когда они проходят последний лестничный пролет. — Ты можешь приходить туда в любое время, и это будет как часть отдыха. Большинство людей ходят туда, чтобы выпустить пар.
— Он не получит никакого отдыха, пока не разберется со своей работой, — вмешивается в разговор Луи.— Так что можете исключить зал из его плана.
— Я и не… — Лиам замолкает, качая головой. — Неважно. Окей.
Они идут на несколько шагов впереди Гарри, быстро проходя через широко открытые двери, ведущие в огромную комнату с тренажерами, стойками, весами и с длинным настенным зеркалом. На полу стоят мягкие скамейки, и в углу лежат сложенные спортивные коврики. Это так чертовски обыденно, что Гарри хочется встряхнуться.
— Вот, — объявляет Лиам. — Честно говоря, это самое милое место здесь.
— Окон нет, — говорит Гарри вместо того, чтобы обратить внимание на различное оборудование. — Вам никогда это не надоедает?
Лиам странно на него смотрит.
— Не совсем. Быть здесь намного лучше, чем снаружи.
Гарри вздыхает.
Луи смотрит на часы. Гарри заметил в нем этот странный тик и успел к нему привыкнуть. Любопытно, что он всегда спешит, что он почти всегда хмурится. Он всегда стоит будто настороже, скрестив руки на груди.
Есть что-то в Луи, что немного пугает Гарри, и он еще не совсем уверен, что это такое, но это тревожно и странно, и ему это не нравится. Вообще.
— До обеда еще полтора часа, — говорит Луи. — Мы закончим дела здесь, а потом пойдем в лабораторию.
— В принципе, как только ты получишь разрешение на отдых, ты сможешь приходить сюда, когда захочешь, — говорит Лиам Гарри. — Я могу дать тебе пару советов, если хочешь, но, судя по всему… — он слегка улыбается и кивает головой в сторону бицепса Гарри.
Это заставляет Гарри чувствовать себя немного неудобно, и он не знает как на это реагировать.
— Ладно, — прерывает разговор Луи. — Мы уходим. Возвращайся к работе, Лиам.
Лиам приподнимает воображаемую шляпу с той же улыбкой на лице и с морщинками в уголках глаз. Гарри задается вопросом: какую жизнь должен вести человек, чтобы всегда улыбаться? Какое у него должно было быть детство?
— Увидимся во время обеда, — с этим Луи выводит Гарри и Найла из зала, оставляя Лиама.
В животе Гарри перемешивается беспокойство и еще что-то, напоминающее заостренную деревянную палку.
*
«Лабораторией» Луи ранее назвал большую комнату на первом этаже. В ней выстроились бесконечные ряды компьютеров, за которыми удобно сидели люди, механически, не моргая, печатая что-то.
— Что они делают? — шепчет Гарри Найлу, который, к счастью, оставался рядом все это время.
— Они все организуют. Они общаются с другими базами и людьми, разрабатывают новые и наиболее правильные способы управления этим местом, они намечают маршруты, проводят исследования и создают лекарства от болезней. Они делают
все.
Найл смотрит на все эти компьютеры с застывшим на лице детским изумлением.
— Другие базы?
— У нас есть еще два места. Одно в Глазго, а другое, поменьше, в Дублине. Бен, Луи и еще несколько наших технарей единственные, кто точно знает, где это все.
Гарри мысленно повторяет эти слова и запоминает, как бы сохраняя их в глубине своего мозга.
— Где вы берете компьютеры?
— Может показаться, что это не так, но Бен, на самом деле, гений. Окончил какую-то популярную техническую школу в Штатах, когда ему было лет двадцать. До войны. Знаешь, всегда были… разногласия, между всеми, но Штаты оставались нетронутыми, пока не скатились до самого дерьма. В любом случае, Бен подключил все в самом начале. Он стал лидером не так давно, я думаю, спустя немного времени после того, как первая повстанческая группа подверглась воздействию правительства и закрылась.
—
Что?
— Ага. Много дерьма произошло до того, как я попал сюда, но Восстание существует уже целую вечность. Лет десять, может быть? Оно появилось задолго до того, как мы попали в лагерь.
Гарри чувствует волну тошноты. Десять лет — это очень долгое время. Это очень, очень долгое время.
— А что насчет Луи? — спрашивает Гарри мрачно.
Найл поворачивается, вопросительно глядя на него.
— А что насчет него?
Гарри бессмысленно жестикулирует руками.
— Он… странный.
— Странный, — эхом повторяет Найл. — Разве мы не все такие? Я знаю, что все здесь выглядят так, будто во всем разобрались, но, честно говоря, жизнь каждого была адом раньше. Нам с тобой было плохо, но… не говори ему, что я тебе это сказал, но я думаю, что Лу было хуже всего.
Гарри смотрит на Луи, проходящего между рядами. Его глаза перемещаются с экрана на экран. Гарри замечает шрам на его затылке, достаточно тонкий, чтобы остаться незамеченным, особенно если не приглядываться, но Гарри
все еще видит его, этот красный неровный шрам.
— Хуже.
— Гм. Ну, он потерял много близких. Повторюсь, пожалуйста, не говори ему, что я тебе сказал. Он не доверяет тебе. Не думаю, что он вообще доверяет кому-то, особенно после всего, что случилось. Но на самом деле он просто присматривает за этим местом. Он просто хочет увидеть мир таким, каким он был раньше.
— Пути назад нет.
Гарри качает головой, и Найл поникает, глядя на него с выражением, полным меланхолии и чистого разочарования.
— Может быть. Мы просто должны делать то, что делаем. Делать, что можем. Спасать жизни. Это того стоит.
— Так почему вы пытаетесь их забрать?
Гарри знает, что это, наверное, нечестно, неправильно говорить после всего, что Найл пытался сделать, чтобы помочь. Это заставляет Гарри почувствовать крошечное, едва заметное сожаление, но затем оно исчезает, потому что Гарри знает, что он не ошибается.
— Я не пытаюсь, — шепчет Найл, звуча слишком разбитым, чтобы это можно было исправить.
*
Они разделились перед обедом. Луи отмахивается от них обоих после того, как рассказывает Гарри о том, что исследователи делают за те часы, что проводят в лаборатории. Найл, похоже, рад быть свободным; для Гарри это гора с плеч. Уже пришло время для обеда, а это значит, что осталось совсем немного до того момента, как он ляжет в кровать и сможет все обдумать.
— Что мне делать, когда мы закончим? — спрашивает он Найла в кафетерии.
— Я не уверен. Лу придет и заберет тебя. Но без меня, — они берут подносы и идут за едой. — У меня много работы. Видишь ли, я преподаватель.
Гарри чувствует, как уголок его рта подергивается.
— Ты преподаватель?
Найл зачерпывает ложкой что-то, что выглядит как куча мягкого белого картофельного пюре, и кладет на тарелку.
— Да, ха. Не знаю, как так получилось, но мне нравится. Здесь есть около тридцати детей младше двенадцати лет, и им нужен кто-то, кто будет о них заботиться. Не у всех из них есть родители, как упоминал Лиам, так что кто-то должен их учить. Я не делаю много, но им нравятся мои истории, — Найл улыбается. — Когда-нибудь ты с ними познакомишься.
Гарри кладет на тарелку немного какого-то тушеного мяса; блюдо также состоит из картофеля, а бульон, густой от масла, соскальзывает с края ложки и капает на поднос.
Они садятся за тот же стол, за которым сидели утром; Ник и Том уже сидят там, разговаривая о чем-то, что кажется бессмысленным и расточительным. Это то, что поражает его в этом месте; все просто
говорят, используя воздух, как будто это ничего не значит. Есть так много вещей, которые нужно сказать, и Гарри не слышал чего-то действительно важного ни от кого, кроме Найла.
— Привет, ребята, — здоровается Найл, перекидывая ноги через скамейку, чтобы сесть. Он тяжело опускает поднос, и вилка громко ударяется о пластик, вонзаясь в него. — Как прошло ваше утро?
— Как обычно, — отвечает Ник, посмеиваясь. — В водном отделении столько идиотов, неудивительно, что их туда засунули.
— Они очищают все, — быстро объясняет Найл, смотря в сторону Гарри, который осторожно ставит свой поднос и садится. Найл беспечно указывает на пластиковый стаканчик чистой воды, который стоит у каждого на краю подноса. — Что случилось?
— Они выполняют одну и ту же гребаную работу, и это, видимо, для них большая проблема. Ссорятся, как утки. Черт возьми. У меня голова раскалывается.
— А что насчет тебя, Томми?
— Как всегда. Снова. Ничего особенного. Несколько упоминаний о нем, — Том кивает головой в сторону Гарри, который немного выпрямляется.
— У него есть имя, приятель, — говорит Найл с некоторым неодобрением.
— Конечно. У Джерри тоже было имя.
Гарри смотрит в лицо Тома, который, нахмурившись, смотрит на свою еду. Гарри переводит взгляд на Найла, вилка в руке которого застыла на полпути от тарелки ко рту. Взгляд Ника перемещается на пол.
— Тебе не нужно поднимать эту тему, — тихо замечает Найл.
— Похоже, всем вам насрать. Ты всегда говоришь о лагере и о том, что «Хаз знает меня лучше, чем кто-либо». Да, конечно. Поздравляю тебя с этим. Но он не был здесь последние два года, а вот ты был, и Джерри был, но
никому нет до этого дела.
— Луи есть, — печальным, жалобным голосом говорит Ник, и, как будто по какому-то сверхъестественному сигналу, голос Луи доносится до них.
— «Луи есть» что? — повторяет Луи строгим голосом, глядя на них сквозь тонкие стекла очков. Гарри задается вопросом, где он их взял; в эти времена стекло редко можно сохранить.
Том сердито качает головой и встает, опустошая стакан с водой и запихивая в рот последний кусочек еды, прежде чем в бешенстве убегает, на пути опрокидывая содержимое своего подноса в мусорное ведро.
— В чем его проблема? — спрашивает Луи, усаживаясь на место Тома.
Гарри сосредотачивается на его лице, а затем его взгляд перемещается вниз, к шраму на шее.
Луи замечает это и подозрительно прищуривает глаза.
— Он все еще расстроен из-за Джерри, — говорит Ник.
Луи тяжело вздыхает, почесывая подбородок. Несколько прядей упало ему на лоб.
— Ну, а кто, блять, не расстроен из-за Джерри? — риторически спрашивает он, поднимая руки вверх.
— Кто такой Джерри? — наконец, спрашивает Гарри, и все головы поворачиваются к нему.
— Черт побери, — Ник качает головой. — Я пойду поговорю с Томми, — он убирает за собой со стола и следует по тому же пути, по которому ушел Том.
— Группа людей, с которой ты столкнулся в метро, — медленно говорит Найл. — Один из них, Джерри…
В эту секунду все в голове Гарри становится на свои места.
— Блять.
— Они были… близки, — продолжает Найл. — Ему просто нужно немного времени. Он станет относиться к тебе лучше. Обещаю.
Гарри поскреб вилкой по тарелке. Аппетит давно пропал. Он мысленно представляет лицо парня, слышит:
«Нет!». Это эхо, отражающееся сейчас от стенок его черепа. Он помнит, как кровь окрасила его руки.
С таким же успехом пальцы Гарри прямо сейчас покрывает метафорическое багровое месиво.
— Гарри, могу я поговорить с тобой? — внезапно спрашивает Луи, и Гарри выжидающе поднимает брови. Луи закатывает глаза и раздраженно зажимает переносицу. —
Наедине.
Наедине. Гарри кивает и медленно встает, улыбаясь в попытке успокоить Найла, но выходит только сморщенное выражение лица. Он следует за Луи, который выходит из кафетерия и идет в тихий, пустой коридор. Луи оглядывается; в его глазах горит огонь и еще что-то; что-то, что Гарри не может понять.
— Я знаю, что тебе тяжело. Быть здесь, — он на несколько дюймов ниже Гарри, и тому приходится наклонять голову, чтобы они могли смотреть друг другу в глаза. — И некоторые люди могут принять тебя таким… какой ты есть. Но некоторые — нет. Ты ведь понимаешь, о чем я говорю, верно?
Гарри вспоминает разговор, который услышал ночью, пока все думали, что он спит. Что ж, Гарри почти уверен, что понимает, о чем говорит Луи.
«Он просто тряпка»
— Я не могу сказать тебе, как так получается, — говорит Луи, весь деловой, не нарушая их зрительный контакт, — но здесь быстро разлетаются слухи, и тебе нужно быть осторожным. Не все так терпимы к подобным вещам, как мы с Найлом. Ты уже не нравишься Тому. И делу никак не помогает тот факт, что он кусок гомофобного дерьма.
— Я никогда никому не говорил, — бормочет Гарри, голос такой тихий, что никто кроме них двоих не услышал бы, что он сказал.
— Ты кому-то рассказал, — Луи не нужно больше ничего говорить, чтобы Гарри понял. Осознание того, что Луи читал его дневник, каждое слово, написанное там, заставляет его горло гореть. — Но этого не случится здесь. Ты не скажешь ни
слова об этом, иначе кто-нибудь убьет тебя, а мы не можем этого допустить.
— Почему ты решил мне помочь? — Гарри стоит неподвижно, ожидая, когда Луи совершит какую-нибудь мелкую ошибку.
Луи подходит к нему на дюйм ближе, так близко, что Гарри может различить веснушки на носу и царапину под глазом.
— Я не обязан отвечать ни на один из твоих вопросов. Ты следуешь моему совету и не задаешь вопросов. В любом случае, некоторые вещи тебе знать не стоит. Ты не такой, как мы.
— Нет. Я не такой, — он опускает подбородок. — Я не такой, как вы. Я не пытаюсь следовать правилам мудака, основываясь на том, что он «знает, как лучше».
— Ты как Найл, — рычит Луи. — Найл
учился быть участником Восстания. Ты тоже должен. Но разница между тобой и ним в том, что он делает
усилия. Но ты даже не
пытаешься, Гарри. Постарайся, блять, получше и заставь людей любить себя, иначе ты просто сам копаешь себе яму.
— У меня есть все друзья, которые мне нужны, спасибо.
— Ребята? — доносится голос из-за спины Гарри, и он быстро оборачивается. В конце коридора стоит Лиам, выглядя очень обеспокоенным. Луи делает шаг назад от Гарри. — Все в порядке?
Гарри поворачивается к Луи. Его глаза ярко-голубые. Это пугает его.
— Да, — спокойно говорит Гарри.
— Все в порядке.
