Red Hands

— Итак, — говорит Бен. На стене тикают часы. Сейчас десять часов. Гарри целых два часа ждал своей очереди на допрос, в это время наблюдая за тем, как сначала Лиам, потом Ник, а за ним Найл входят в эту маленькую тихую комнату. Теперь в этой комнате он, и ему не кажется, что он когда-либо ненавидел Бена больше, чем сейчас. Звуковой сигнал его сердечного ритма постоянный и монотонный; он оставался неизменным с того момента, как они подключили Гарри к монитору и велели ему сидеть на стуле перед столом Бена, где он все еще вежливо и терпеливо сидит. Бен, не говоря ни слова, прислоняется к стене и складывает руки на груди в жутком молчаливом созерцании. — Итак, — повторяет Гарри. — Это не займет много времени, Гарри, — говорит Бен, — если ты скажешь мне правду. Тебе нужно всего лишь рассказать мне, что случилось прошлой ночью, и я тебя отпущу. Губы Гарри сжимаются в тонкую линию. — Давай с самого начала, пожалуйста. С начала. Сказать правду. — Я проснулся, — медленно начинает Гарри, пристально наблюдая за Беном. — Кто-то приставил мне нож к горлу и велел мне встать и идти с ним. Сказал, что убьет меня. Я встал с кровати. Мы пошли по коридору и вошли в комнату, где… где вы нашли тела. Меня толкнули на пол. Тот, что был с ножом, снял маску, — он замолкает, не зная, как много следует рассказывать. — Да? — давит Бен, ожидая продолжения. — Это был Том. Мой сосед по комнате. Он был зол на меня. — Он сказал, из-за чего злился? — Потому что я убил его друга, Джерри. Бен кивает. — Это так. Ты все еще не сделал свою работу, которая исправит это. Луи позаботится об этом. Что было потом? — У Тома был пистолет. Он собирался убить меня. Но… он оказался незаряженным. Бен прищуривает глаза. — Как ты узнал? Потому что Луи спас меня и чуть не погиб из-за этого. — Потому что я слышал это. Пистолет казался пустым. Это дало мне немного времени. Внимательно слушая писк монитора, скорость которого не изменилась с тех пор, как он сел, Гарри откидывается на спинку стула, довольный своей работой. Бен поднимает бровь. — Так ты справился с теми четырьмя парнями сам? — Я сражался и с большим количеством людей, — он приподнимает плечо. Мужчина просто смотрит на него. — Найл сказал, что когда он проснулся, тебя не было, и ты вернулся около восьми часов с Луи. Что вы делали вдвоем? — то, как он говорит это… у Гарри мурашки бегут по спине. — В драке в основном пострадала моя голова. Я пошел в ванную, чтобы привести себя в порядок. Наткнулся на Луи. Он сказал, что у него есть медикаменты, и зашил меня. — Почему он не отвел тебя в лазарет? — Потому что, — сердечный ритм Гарри ни разу ни учащается, ни замедляется, — я попросил его. Я не хотел будить Джека… не ночью. Бен смотрит на него сверху вниз, и Гарри требуется вся его сила воли, чтобы оставаться на месте. — Значит, ночь ты провел…? — Я… не мог вернуться. Слишком шатался на ногах. Он не уверен, поверит ли Бен в это на самом деле или нет, но, кажется, сказать правду не намного безопаснее. Абсолютная правда принесет проблемы либо Гарри за то, что он лгал до этого, либо Луи, если Бен поверит ему. Несмотря на то что Луи ему не очень нравится, отношение к Бену у него гораздо хуже. Единственное, что Бен сделал для него — эти ужасные тесты. Луи спас его этой ночью, причем в тех обстоятельствах, при которых он, определенно, не должен был этого делать. Луи спас меня. Монитор сердца все так же издает звуковые сигналы, и между каждым импульсом идет такая же пауза, какая и была в самом начале. Что ж, это была хорошо проделанная работа. — Хорошо, — говорит Бен после долгого молчания. — Ты можешь идти. Позови Луи сейчас. Нам нужно кое-что обсудить. Допрос прошел быстрее, чем Гарри ожидал, но он ничего не говорит об этом. Только когда он встает на ноги, его голова начинает кружиться от внезапного осознания. Он помнит, как у него было сотрясение мозга, а его запястье было вывихнуто, как Луи вошел сюда и начал читать его дневник, как Луи вправил его запястье и как повел его в душ, где он тогда отключился. Луи зашил его порез и позволил остаться. Луи. Луи… ждет снаружи, сидя рядом с Найлом, который грызет ногти, сосредоточенно уставившись своими голубыми глазами на какую-то точку на полу. Гарри не знает, что и думать. — Уже? — спрашивает Луи, поднимая бровь. — Он ждет тебя там. — Ладно. Луи мгновение будто собирается с мыслями, а потом встает и делает шаг к двери. Гарри хватает его за руку перед тем, как он войдет. — По моим словам, — шепчет Гарри; его губы так близко к уху Луи, что едва ли не касаются его, — Ты не был там прошлой ночью. Я встретил тебя по пути в ванную, и я сильно истекал кровью. Я не хотел будить Джека, поэтому ты залатал меня сам. Хорошо? Луи моргает. — Хорошо? — повторяет Гарри уже более уверенным голосом. Луи оглядывает его с головы до ног взглядом, выражающим что-то между сердитостью и недовольством. Он произносит одно слово так тихо, что Гарри почти не слышит его. — Хорошо. Гарри отпускает его.

*

Обед Гарри пресный и безвкусный, и он проводит больше времени ковыряясь в тарелке, вместо того чтобы есть. Боль в голове уменьшилась; после допроса Найл отвел Гарри в лазарет, где Джек, раздраженный тем, что они его не разбудили, вкалывает Гарри обезболивающее и удаляет неаккуратные швы, после чего повторно зашивает рану, все время бормоча себе под нос. — Черт возьми, — говорит Джек сам себе, отрезая нить. — Лу всегда хочет сделать все сам. Он не зашивал раны уже несколько лет. Тебе повезло, что нет заражения. Вместо грязного бинта, поспешно надетого на швы, Джек повязывает чистую марлю. В кафетерии он ловит на себе пару коротких взглядов, но это обычная ситуация. Люди ведут себя относительно тихо; в воздухе повисло спокойное мрачное настроение, как будто все уже знают, что произошло, но решили двигаться дальше. Гарри водит вилкой по дну тарелки. Он, вроде как, хочет блевать. — Ты должен начать тренироваться сегодня, — сболтнул Найл. Гарри медленно поднимает голову. Лиам и Ник сидят на другом конце стола. Они едят молча; оба с пустыми, усталыми лицами. — Тренироваться? — Наверное, сегодня уже нет. Но Лу собирался отвести тебя в тренировочный центр, где ты бы мог пострелять и, так сказать, заново познакомиться с оружием, — Найл засовывает полную ложку картошки себе в рот. — Не думай, что у тебя больше нет на это права. Просто не сейчас, когда ты в таком состоянии, — он кивает на марлю на лбу Гарри. — Не говоря уже о том, что все сейчас немного против тебя. Они думают, что у Тома неприятности из-за тебя. — Почему? — Вокруг всегда ходят извращенные слухи. По словам многих из них, это ты напал на Тома, а порезал он тебя в целях самообороны. Поверь мне, я знаю, что ты бы этого не сделал. Еда Гарри уже остыла, выглядя как неаппетитный сероватый ком. В конце концов, он со вздохом кладет вилку. — Ладно. — Сейчас творится гребаный беспорядок, понимаешь? Этого бы не случилось, если бы они не послали то…— Найл замолкает, качая головой. — Послали что? — Неважно. — Найл? Послали что? — Мне не следовало ничего говорить, прости, приятель. Просто… доедай, ладно? Все дети сейчас в строгой изоляции, так что я не работаю. Мы можем вернуться в комнату. Тебе нужно отдохнуть. Мысли Найла, кажется, где-то в другом месте, и он, судя по всему, не замечает того факта, что Гарри даже не притронулся к еде на своей тарелке. Гарри перекидывает ноги через скамейку и встает. Он идет за Найлом, игнорируя то, как горит его затылок от приклеенных к нему долгих взглядов. — Уже все? — зовет их Лиам. Найл поворачивается и вяло пожимает плечами, после чего продолжает идти к выходу из кафетерия. — Ты… в порядке? — неуверенно спрашивает Гарри. — Я… — он вздыхает. — Да. Я в порядке. Черт возьми, чувак, просто… Томми был таким хорошим парнем. У него было тяжелое детство; он рано потерял родителей и приехал сюда, когда ему было двенадцать. Они с Джерри были лучшими друзьями. Я не хочу вешать это все на тебя, понимаешь? Это была не твоя вина. Не твоя вина в том, что они набросились на тебя, — он качает головой, смотря на свои ноги. — Но здесь есть правила, и нападение на другого солдата нарушает их, причем наигрубейшим образом, и нет никакой гребаной возможности того, что Бен позволит ему вернуться в отряд. Они запрут его до вынесения приговора. — Приговора? — Да. Мы все должны быть там. Либо они отпустят его, и ему придется загладить вину за попытку убить тебя, нашего практически самого ценного человека сейчас, либо они прогонят его, но я сомневаюсь, что они это сделают. Он слишком много знает. — Прогонят в каком смысле? Это что-то вроде изгнания? — Да. Я видел, как они это делали пару раз. Изгнанные остаются сами по себе. Потом… — он запинается на последних словах. — Неважно, — повторяет он. — Я слишком много говорю. Они заходят в свою комнату. — Я должен знать, — отвечает Гарри, садясь на край своей кровати. — Я хочу знать. — Скоро узнаешь. Я обещаю, — Найл закрывает дверь и приземляется на кровать рядом с ним с тяжелым вздохом. — Просто… знай, что я не хотел, чтобы они оставляли тебя здесь. Да, я очень сильно хотел тебя увидеть, но… иногда лучше быть одному. — Как ты нашел это место? — Гарри быстро меняет тему, запоминая слова Найла, чтобы подумать о них позже. — Ну. Примерно два года назад я натолкнулся на выживших. Я был изрядно потрепан; с моим коленом происходило настоящее дерьмо, и я не ел нормально чуть ли не вечность. Это было просто… это было ужасно. Я не думал, что вообще справлюсь с этим. И они приняли меня к себе, дали мне немного еды. Они сказали мне, что слышали о повстанческом движении, и что они направляются в Лондон. Сказали, что они планируют свергнуть правительство. Итак, я сделал то же самое, что и с теми выжившими из Кардиффа; взял еды и сбежал. Я тогда был… где-то в Оксфорде. Не помню. Я добрался до Лондона примерно за две недели и… что ж, я ничего не нашел. Город-призрак. Так что я спрятался в метро, спустился на рельсы и пошел по ним, чтобы найти что-нибудь. Там был знак на одной из этих жутких боковых дверей. «Вход в Восстание» или что-то вроде того. И я зашел. Вот так я и попал сюда, — Найл плюхается на кровать, раскидывая руки и ноги. — Первые несколько дней я не разговаривал. Испугался до смерти. Они понятия не имели, что я из лагеря, пока я не сказал им об этом месяц спустя. — Ты… — Гарри сглатывает, слегка поворачивая голову. — Ты не скучаешь? По лагерю, я имею в виду. Найл помолчал. — Наверное, я скучаю по некоторым вещам. А ты? — Ты первый. — Хорошо. Ну. Я скучаю по людям, которые меня понимали. Я скучаю по парням. Эдди. Зи, — Гарри чувствует, как печаль распространяется внутри него. — Я скучаю по тому, как все было просто. У нас были приказы, и мы просто… выполняли их, не задумываясь, правильно это или нет. Я не скучаю по необходимости убивать людей. Или по избиениям и вечному страху. Твоя очередь. — Я… — Гарри рассеянно проводит рукой по волосам. Они немного спутанные и грязные. Он должен принять душ. — Не могу решить, скучаю я по нему или нет. — Тебе не нужно ничего решать, приятель. Просто живи. — Просто живи, — повторяет он. — Да. Понимаешь? Просто… пусти все на самотек. Просто живи. Гарри думает, что может попытаться.

*

Остаток дня проходит тихо; в какой-то момент они засыпают и просыпаются только перед ужином. Найл показывает Гарри все книги, которые у них есть. Лиам и Ник бодрствуют, играя в карты до тех пор, пока их глаза не начинают слипаться. Они, наконец, решают положить конец своим страданиям и ложатся спать. На следующий день ничего не происходит до обеда, когда Луи врывается в кафетерий. Он ищет настороженным взглядом поверх очков их стол, спустя мгновение найдя его. Они вчетвером едят в скучающем молчании. Когда Луи подходит к столу, он, кажется, упрямо игнорирует взгляд Гарри. — Вынесение приговора Тома начинается. Мне нужны все вы сейчас. Быстро. Аппетит резко пропадает. В безумном волнении они берут свои подносы и выкидывают остатки еды в мусор. Их шаг ускоряется, когда они выходят в коридор, и, почему-то, внезапно Гарри перестает чувствовать себя посторонним. Он просто не может чувствовать себя лишним, когда его шаги абсолютно повторяют шаги четырех других солдатов, которые движутся туда же, куда и он. Просто живи. — Почему нас не предупредили? — спрашивает Ник. — Потому что я был занят, — язвительно отвечает им Луи. — Заткнитесь. Слушайте внимательно. Я не знаю, что сейчас будет. Но если они решат, что им нужно больше информации, и потребуют ее от вас, говорите правду. Маловероятно, что они будут продолжать допрос, но, независимо от приговора, не пытайтесь переубедить их или совершить какие-то нарушения, — он через плечо смотрит на Гарри, но когда он это осознает, Луи уже снова смотрит вперед. — Ложь только навредит Тому, а вам тем более. — Они ведь не прогонят его, правда? — кровь отхлынула от лица Лиама. — Они не могут этого сделать. Не сейчас. — Ну. Бен может делать, что ему только, блять, захочется, так что… Просто ведите себя тихо. Вести себя тихо. Это никогда не звучало так просто. Гарри понимает, что в крыле базы, в которое они сейчас вошли, находится офис Бена. Они проходят мимо его двери — Гарри бросает на нее неодобрительный взгляд — и поворачивают налево в другой коридор, у двери в конце которого стоят два охранника. Луи кивает им в знак подтверждения и толкает дверь прежде, чем Гарри успевает к этому подготовиться. Здесь присутствует небольшая группа людей, которых Гарри никогда раньше не видел, но он считает их руководством. За столом в передней части зала сидят четыре человека и, прямо там, в центре, Том; его лицо в синяках от кулаков Луи, он хмурится и, кажется, не может контролировать дрожь в руках. Гарри, застывший в дверном проеме, может все это видеть даже оттуда. — Спасибо, что пришли, — приветствует Бен откуда-то сбоку. Гарри почувствовал, как Лиам от неожиданности дернулся рядом с ним. — Присаживайтесь, пожалуйста. Он пригласительным жестом указывает на стулья за своим столом, и Луи идет первым, как бы показывая путь остальным, которые все стоят у двери, бесполезно и тревожно оглядываясь вокруг, как будто это как-то поможет им, или все вдруг прояснится. Комната большая, на полах ковровое покрытие, и яркий свет отражается от всех чистых и блестящих поверхностей. — Мы здесь для вынесения приговора четырем людям, — объявляет Бен, как только они все усаживаются. — Имена троих из них не будут раскрыты из уважения к их семьям. — Семьям. То, что они существуют в этом мире, все еще шокирует Гарри. — Том Карни признан виновным в покушении на убийство и в избиении Гарри Стайлса. Он поднимает сложенный лист бумаги на столе. Они ждут, затаив дыхание. Бен медленно разворачивает его и всматривается в напечатанные там слова. — По решению большинства, трое из четырех преследователей были названы соучастниками насилия и неправомерных действий. Им предстоит четыре месяца заключения, после чего они будут освобождены. Троих за столом, не считая Тома… Гарри никогда их раньше не видел. Их разочарованные взгляды падают, и Гарри пытается не чувствовать себя виноватым; он действительно пытается, и он знает, что они не хорошие люди, но и он тоже не замечательный, не так ли? — Карни, за покушение на убийство, не грозит заключение. Комната наполняется шепотом, и он озирается вокруг в замешательстве. Найл закрывает лицо руками, Лиам бледнеет еще больше, Ник безмолвно качает головой, а руки Луи сжимаются в кулаки. — Карни будет изгнан из Восстания на два года, пока не будет готов вернуться в качестве солдата. Приговор был заключен. Вы все можете идти. — Блять, — слышит он шепот Найла. Взгляд Гарри остается на Томе, не может сдвинуться с лица парня. Судя по всему, он не может быть старше Гарри. Том наблюдает за ним, и когда их глаза встречаются, он не отводит взгляд. Это не вина Гарри. Он не хотел этого. Он никогда не хотел этого. В глазах Тома пустота, его губы неподвижны, а дыхание такое слабое и незаметное, что кажется, будто он статуя… Гарри не думает, что сможет уснуть сегодня. Два года. Никто не выживает два года снаружи, если он не является выжившим с самого начала. Жизнь Тома закончена. — Давай, — говорит Лиам ему так тихо, что Гарри хочется заплакать от того, насколько его тон добр, а это все, что Гарри сейчас нужно. Просто немного доброты. — Пошли отсюда. Он поднимается немного неуклюже, не отрывая глаз от Тома, который просто сидит там, абсолютно неподвижный. Когда Гарри выходит в коридор, он прижимается спиной к стене и дышит, пока контроль над собой не возвращается к нему. Он чувствует себя пустым, безжизненным куском кожи и мышц. — Это не твоя вина, — твердо говорит ему Найл. Люди начинают выходить из комнаты. Гарри боится, что толпа задушит его, проглотит целиком. Конечно, цинично думает он. В этом нет моей вины. Конечно. Гарри знает, что его вина. Просто притворяясь, что он не виноват, он чувствует не такую сильную боль.

*

Гарри был прав. Ему так и не удается заснуть этой ночью.

*

Следующий день выглядит примерно так: Он встает раньше всех. Принимает душ, используя какой-то овсяный шампунь ручной работы, после которого в его волосах остаются зерна, а кожа пахнет странно. Он распутывает волосы широким зубчатым гребнем, который он находит под раковиной. Когда он возвращается в комнату, он видит, что все уже встали, а теперь одеваются. Настроение мрачное. Они все боятся говорить. Найл нежно улыбается ему, после чего надевает ботинки. Гарри задается вопросом, сможет ли он когда-нибудь избавиться от этих проклятых кроссовок. Завтрак неаппетитный и безвкусный, но он уже привык к нему. Он съедает чуть-чуть, но достаточно для того, чтобы прожить этот день, и для того, чтобы его не стошнило. Он не такой саморазрушительный, как все, кажется, думают. Найл ведет его в оружейную. По-видимому, Луи не просил этого делать, но им нужно отвлечься, если они не собираются получить этим утром нервный срыв. Стеллажи с оружием, бесконечно растянувшиеся вдоль стены, действуют успокаивающе. Найл дает ему стопку незаряженных винтовок для чистки. Они сидят на металлических стульях напротив друг друга и работают в тишине. Работа идет достаточно медленно, и к тому времени, как они заканчивают, им уже пора идти на обед. Найл начинает напевать песню, пока они идут по коридору, и это болезненно для Гарри, потому что он узнает ее. В лагере они никогда много не пели, особенно в окружении патрулей, но время от времени он слышал, как один из солдат бормотал тихую песню о любви. Как свидетельство того, что они все еще люди. И сейчас ее напевает Найл. Гарри представляет себе Найла, который один сидит в музыкальной комнате с гитарой в руках. Гарри думает, что возможно, только возможно, прямо сейчас это было бы идеальным для него самого. Его обед — это сэндвич. Гарри засовывает его в рот и, не задумываясь, просит Найла отвести его в музыкальную комнату. Ничего не говоря, Найл доедает еду и соглашается. В коридорах жутко тихо. — Я поговорю с Лу, — говорит Найл, когда они добираются до комнаты. Через щель в двери Гарри видит инструменты. — Тебе бы не помешало немного побыть одному. Комната звуконепроницаемая, так что ты можешь быть настолько громким, насколько тебе захочется. Просто… не сбегай, не делай ничего такого, — его тон легкий, и это могло бы быть шуткой, если бы слова не были такими угрожающими. — Спасибо, — говорит Гарри, и он действительно имеет это в виду. Найл кивает, мягко улыбаясь, и идет дальше по коридору, оставляя Гарри одного у двери в пустую комнату. Комната выглядела совсем иначе, когда в ней было много людей. Комната большая, с высокими потолками и ярким светом. Конечно же, у стены стоит пианино, три гитары лежат на скамейке, и стоит мини-ударная установка. Он чувствует себя немного… взрослым для этого, если честно. В детстве он всегда предпочитал музыку другим вещам, но заниматься ей у него не было возможности. Теперь он действительно не знает, чего хочет, но он думает, что это как-то связано с убаюкивающим ощущением прохладных клавиш пианино под его обветренными руками. Он остался один. Впервые за долгое время. Он помнит, когда мысль о том, чтобы быть рядом с людьми, постоянно казалась ему чужой и невозможной. Теперь, когда он остается один хотя бы на короткое время, это почти пугает его, но чувствуется хорошо. Он может дышать свободно, и никто не следит за каждым его вдохом. Он садится на сиденье перед пианино и просто смотрит. Он боится нажимать на клавиши. Боится нарушить тишину. — Гарри! Нам пора идти! — Еще одну минуту! — прокричал он. Ему было тринадцать. Он лихорадочно запихивал вещи в огромный рюкзак. Небольшое количество одежды уже было сложено. Его зубная щетка и большая упаковка шампуня. Его книги: два графических романа и первые три книги о Гарри Поттере. Спортивный журнал. Фотография. Дневник, который он уже наполовину заполнил. Колье, которое он обещал маме сохранить. — Никакой минуты! Я не шучу! Автобус уедет без нас! — Хорошо! — крикнул он и, схватив куртку и рюкзак, бросился к двери, где его ждала пятнадцатилетняя сестра. Она нетерпеливо постукивала ногой, скрестив руки. — Наконец-то, — сказала она. — Я жду уже десять минут. Тебе повезет, если мы успеем. Они все-таки опоздали на автобус, который должен был отвезти их в соседний город, где недавно был организован приют для сирот и брошенных детей. Они легли спать, спрятавшись в дверях церкви, которая их не приняла из-за федерального комендантского часа. Гарри спал, свернувшись калачиком под одеялом ручной работы. Джемма не спала всю ночь, присматривая за ним. Он хотел бы, чтобы она была здесь. Впервые за целую вечность он позволяет себе желать, чтобы его сестра была здесь, защищала его. Она бы знала, что делать. Что говорить. О чем думать. Он чувствует на щеке влагу. Потом она попадает ему на губы, и он кончиком языка едва ощущает вкус соленой воды. Прошло почти три года с тех пор, как он в последний раз плакал. Это чувствуется так, так чертовски хорошо. Гарри не беспокоится о том, чтобы стереть слезы. Просто позволяет всему этому случиться. Смотрит на клавиши пианино, но его зрение кружится и расплывается. Черный цвет смешивается с белым, и он не знает, почему это происходит или как, но ему как-то все равно.