июнь
Итак, Бен берет у них кровь. Все начинается с простых ампул. Найл и Гарри сидят рядом на жесткой скамье, пока Джек вводит иглы в их локти; это всегда происходит прямо перед ужином, чтобы после они могли подкрепиться и хорошенько выспаться. Так проходит вся следующая неделя. С каждым прошедшим днем Джеку требуется все больше. Так, получив разрешение у Бена, он собирает больше крови, но так и не добивается желаемого результата. Тогда Бен говорит, чтобы они сдали по пакету крови, чтобы сэкономить время, и у них, на самом деле, нет выбора. Проходит еще одна неделя. Глаза Джека выглядят грустно, когда он вводит иглу. Найл и Гарри все время молчат, почти не разговаривая, и только время от времени спрашивают о самочувствии друг друга. Это всегда «нормально» или «сойдет». Когда пакет Найла наполовину заполнен кровью, он засыпает на плече Гарри. Гарри практически чувствует, как энергия покидает его тело, и немного времени спустя он тоже отключается. Луи будит их обоих, когда их пакеты полностью заполняются. Они с Гарри не разговаривали какое-то время, и Луи все еще в инвалидном кресле, из-за чего перемещаться гораздо тяжелее. У него мрачное выражение лица, когда Гарри неуверенно открывает глаза. — Вы, ребята, закончили, — говорит он им, и Найл вздрагивает, просыпаясь. — Пакеты заполнились? — зевает он. Гарри поднимается сразу, как только Джек вынимает иглу, и у него начинает кружиться голова, из-за чего он едва не падает прямо на колени Луи. — Полегче, — предупреждает Джек. — У вас сейчас будет кружиться голова. И у тебя тоже, Найл, — добавляет он, когда тот тоже, пошатываясь, пытается встать. — Будьте осторожны. Вы же не хотите, чтобы ваш обед остался тут? — Нет, спасибо, — отказывается Гарри, моргая несколько раз, пока в глазах не прояснилось. — С нами все в порядке, да, Найл? Найл отшатывается в сторону и ударяется головой о стену. — Окей, — размышляет Джек, приподнимая уголки губ. — Я зову Лиама. Гарри, сядь. Не утруждая себя сопротивлением, Гарри падает обратно на скамью, увлекая Найла за собой. Лицо Луи расплывается в его глазах, но Гарри уверен, что тот закатил глаза, прежде чем отвернуться. Лиаму не требуется много времени, чтобы прийти с двумя одинаковыми подносами с едой, балансирующими в обеих его руках; Гарри также почти уверен в том, что большую часть времени, что они прождали, он был в отключке. — Ешьте, мальчики, — говорит Лиам, ставя подносы им на колени. Немного воды проливается из стаканов. — Это все равно что присматривать за детьми, — слышит Гарри слова Луи и отрывает глаза от еды, чтобы посмотреть на него со всей жестокостью, что в нем была. Лиам вздыхает. — Луи, — вяло ругается он. — Ты помнишь, каково это, когда теряешь столько крови. — На самом деле, — упрямо отвечает Луи, — нет. Я был без сознания. — Вот именно, — Лиам трет переносицу, а Гарри набрасывается на еду. — Просто… Прояви немного сочувствия? Луи усмехается и покидает комнату. Его колесо зацепилось за дверной косяк, и он выругался. Гарри пытается найти хоть какое-то сочувствие где-нибудь глубоко внутри, но чувствует только ужасный гнев, подобный гневу от осознания, что тебе лгали. Найл снова засыпает у него на плече, когда заканчивает есть. И это странным образом успокаивает.*
Несколько дней спустя Джек говорит, что ему нужно еще. — Не кровь, — сочувственно уточняет он, когда Гарри и Найл выставляют свои локти, изнутри все покрытые синяками. — Ткани. Тут кое-что большее. Биопсия не такая болезненная, как думал Гарри. Джек наносит какое-то обезболивающее, — которое на самом деле не очень-то и помогает — прежде чем взять скальпель, чтобы взять маленький кусочек кожи с плеча. Найл тоже морщится, но они мирятся с этим, и Джек выглядит искренне огорченным, когда кладет крошечные кусочки кожи в маленькие пузырьки и плотно их запечатывает. — Это что-нибудь даст? — спрашивает Гарри на выдохе. — Я надеюсь на это, — отвечает доктор.*
Жизнь становится ужасно скучной. Не то чтобы до этого она была веселой. Но Гарри ненавидит ждать, и это буквально все, чем они с Найлом занимались. Ему все еще не дают никаких миссий: Бен до сих пор не верит, что он на это способен. Он слышит о том, что Луи снова на ногах, но не получает никакого подтверждения этому, так как не видит Луи. По крайней мере, Найлу есть чем заняться, будь то преподавание или помощь в организации каких-то вылазок за припасами. Гарри иногда чистит оружие и собирает бесконечные коробки с боеприпасами. На самом деле ему остается только одно. А именно — завести новых друзей. Все начинается с того, что Фионн предлагает ему познакомиться с некоторыми из его приятелей. Гарри не знал, что они у него вообще есть — Фионн никогда не выглядел так, будто наслаждался компанией парней из своего отряда в лагере. Правда, Гарри и сам не помнил их; Барри, Оли, и… еще кто-то? И все же Фионн приглашает его как-нибудь вечером поужинать с ними. Все удивляются, увидев Гарри, и выглядят они немного старше и намного более зрелыми. Больше всего их шокирует новая стрижка Гарри. Как оказалось, все они довольно приятные, когда находятся вне лагеря. Они шутят и разговаривают о прочитанных книгах, и хотя Гарри совсем не похож на человека, который им бы понравился, они принимают его как одного из своих. — Что вы все думаете о Восстании? — спрашивает он их, неловко ерзая, когда они переходят от разговоров о книгах к разговорам о девушках. Барри, ирландец, пожимает плечами. — Здесь неплохо. Тут больше свободы, чем в лагере. Оли, который сначала не понравился Гарри, но теперь кажется ему довольно умным, смеется. — Нигде нет свободы, чувак. Хотя здесь жизнь лучше. Если бы это было не так, я бы уже нашел другой лагерь. Все посмеиваются над этим, кроме Гарри и Фионна. До него внезапно доходит, что для этих мальчиков означает жизнь. Очевидно, что у них больше нет семьи; а если кто-то и остался, то найти их будет невозможно. Похоже, им все равно, на чьей они стороне, пока их жизнь в безопасности. Гарри хотел бы, чтобы это было так же просто для него. Таким образом, Гарри ест с ними в течение следующих нескольких дней. Найл не замечает, Лиам и Ник слишком заняты даже для того, чтобы ходить в кафетерий. Ему требуется дополнительное время для выздоровления. Кожа на его ухе покрывается коркой, а мышцы немного расслабляются. Он дышит. Даже несмотря на то, что воспоминания о ране Луи, остекленевших глазах Луи, губах Луи никак не оставят его в покое, даже когда он спит. Они словно преследуют его. Не говоря уже о непрекращающемся назойливом чувстве страха, который теперь тяжким грузом лежит на его плечах. Он думал, что перестал ненавидеть Луи, но… Он не может ненавидеть Луи. Он отчаянно хочет этого, но не может. Так случается, что он сидит за столом рядом с Фионном напротив Барри и Оли, когда в кафетерии раздается визг помех. Сначала он думает, что у него снова звенит в ушах, но когда он оглядывается, видит, что все одинаково озадачены. Раздается оглушительный треск, после чего слышится женский голос, звучащий в помещении слишком громко, превышая комфортный для Гарри уровень громкости. — Найл Хоран и Гарри Стайлс, пожалуйста, в лазарет. Найл Хоран и Гарри Стайлс. Конечно же, Найла в кафетерии нет, поэтому все головы беззастенчиво поворачиваются в сторону Гарри. Он смущенно трет шею, соскальзывает с места, где он сидел, и, наклонив голову, шагает к выходу из кафетерия. Он чувствует каждый взгляд, прикованный к себе. Практически срываясь на бег, как только он оказывается в пустом коридоре, он едва не врезается в Найла, который выходит из музыкальной комнаты с хмурым выражением лица. — Как думаешь, в чем дело? — спрашивает его Гарри. — Понятия не имею, — он пожимает плечами, и Гарри замедляет шаг, чтобы идти с ним рядом. — Надеюсь, они нашли что-то, что как-то связано с нашей кровью. Иначе это все не имело никакого смысла. В лазарете царит мертвая тишина. Боковые двери открыты, как будто Джек часто ходил через них. За стойкой регистрации никого нет. Словно все это место исчезло или умерло за то время, что их не было. — Джек, — неуверенно зовет Найл. Из комнаты слева от них доносится ворчание, отчетливо указывающее на присутствие Джека. — Что происходит? — спрашивает Гарри, глядя на затылок мужчины. Он склонился над столом, вглядываясь в микроскоп. Джек прерывисто вздыхает. — Дерьмо. Ребята. Вы, черт возьми, ни за что не поверите в это. — Что такое? — пытается добиться ответа Найл. — Он был прав. — Что? Ты о ком? — Джек, — говорит доктор, поворачиваясь. У него мешки под глазами, словно он не спал несколько недель, и он выглядит так, словно готов вырвать все свои волосы. — Сыворотка, которую они вам дали… блять. Присядьте, парни. Найл и Гарри оглядываются. Здесь нет ни одного стула. — Или… можете постоять. Это неважно. Просто… Я даже не знаю, как вам это сказать. — Ты кажешься… расстроенным, — взволнованно замечает Найл. Джек горько смеется. — Да. Ты поймешь меня, как только услышишь, что я собираюсь вам рассказать. Постарайтесь не паниковать. Это может стать для вас шоком. Помните, я делал вам биопсию? Я взял образцы глубоко расположенных мышц. Вы этого не поняли. Думали, что я просто беру образцы кожи. Но то были мускулы. — Мускулы, — медленно повторяет Гарри. — Ощущалось не так, как если бы ты зашел настолько глубоко. — Именно, — говорит Джек. — Причина, по которой вы этого не почувствовали, — та сыворотка, которую вам ввели. Помните? Та, что жжется? — Как раз пытаюсь забыть, — мрачно заявляет Найл. — Окей, итак, я взглянул на образцы, и это трудно по-настоящему увидеть, если я не смотрю на мышцы во время их функционирования в теле. И все же. Структура ваших мышечных веретен, которые, по сути, сообщают мозгу о повреждении мышц, она… полностью отличается от моей. Я взял образец у самого себя и… просто… Взгляните. Он отступает назад, чтобы парни могли подойти и заглянуть в объектив микроскопа, но что-то в Гарри убеждает его этого не делать. Найл слабо прихрамывает и смотрит через объектив. — Черт, — спустя мгновение восклицает он. — Какой из образцов мой? — Тот, что слева, — устало говорит ему Джек. Он прислоняется к стене. Гарри никогда не видел его таким измученным. — Черт, — повторяет Найл. — Они настолько разные? Что это значит? Любопытство берет верх над Гарри, и он подходит, чтобы тоже посмотреть. Его глазам требуется какое-то время, чтобы привыкнуть, но затем различия становятся очевидными. Мышечные клетки Джека выглядят абсолютно здоровыми, — не то чтобы Гарри на самом деле знает, как выглядят здоровые мышцы, но он может предположить, — в то время как его и Найла клетки искажены до неузнаваемости. — Я не понимаю, — он в замешательстве качает головой. — Как… ? — Сыворотка. Я не знаю, каким образом она подействовала, и что это вообще такое, но что-то в ней, черт возьми, разрушило ваши мышечные веретена. Я не представляю, как вы все еще можете двигаться. Я думал, что-то подобное может парализовать. — Парализовать, — эхом повторяет Гарри, прищурившись. — Они действительно парализовали нас. Это было до того, как они ввели сыворотку, но после нее мы не могли двигаться. — Он прав, — добавляет Найл. — Что-то в ней заставило все мое тело, черт возьми, сжаться. Джек выдыхает, почесывая щетину на подбородке. — Черт. Я до сих пор не знаю, как это работает, но так оно и есть, и… я знаю, почему никто из вас не почувствовал, что я сделал биопсию мышц. Анестезия действует на кожу, но никак не влияет на поверхность мышц. Вы этого не ощутили, потому что не было ничего, что могло бы передать вашему мозгу, что ваши мышцы были буквально разрезаны. — Я в замешательстве, — объявляет Найл. — Хорошо. Окей, — Джек внезапно останавливается, как будто пытается разобраться в своих мыслях и отдышаться. — В основном, — начинает он, теперь медленнее, — состав волокон в ваших мышечных веретенах искажен. Это датчики, которые сообщают вашему мозгу о перенапряжении мышц, после чего активируются болевые рецепторы. Так что если вы потянете мышцы, то почувствуете боль. Если же мышечные веретена не функционируют, то нет ничего, что могло бы сигнализировать болевым рецепторам, а это значит… вы не можете чувствовать боль. — Что ты имеешь в виду, говоря, что мы не чувствуем боль? — спрашивает Найл, явно пытаясь скрыть дрожь в голосе. — Я имею в виду именно то, что сказал. Если бы я воткнул нож в твою мышцу, это не причинило бы боли. Ну, кожа бы пострадала, но не в глобальном смысле. С тобой все было бы в порядке. — Это невозможно, — говорит Гарри. — Когда пуля задела мое ухо… — Не повредила ни единого мускула. Хрящ. Кожа. — Но когда Фионн ударил меня по лицу… — Удар пришелся на кость. Вот что причинило боль. Никаких мышц. Гарри пытается вспомнить о других прошлых травмах. — А что насчет того, когда в меня выстрелили? Джек вздыхает. — Подумай об этом. В коже была дыра, из которой текла кровь, кроме того, насколько я знаю, у тебя прежде были повреждения органов. Но боль может вызвать обморок, а ты помнишь, чтобы когда-нибудь терял сознание из-за боли? Напрягшись, Гарри наконец качает головой. Когда он был ранен в грудь во время той миссии, он оставался в сознании всю обратную дорогу. Каждый раз, когда в него стреляли, он никогда, на самом деле, не терял сознания. — Все потому что никогда не было слишком плохо. И из-за того, что ты никогда не терял сознания, ты не умер. Вот как ты выжил, получив пулю в грудь. Гарри на мгновение застывает, уставившись на доктора. Найл грызет ногти и смотрит в стену. — Что это значит для нас? — выходит у Найла. — Я не знаю, — признает Джек, выглядя совершенно несчастным. — Я хотел бы знать, но понятия не имею, чего пытается добиться правительство тем, что заглушает вам чувство боли. В этом нет никакого смысла. — Они хотят создать что-то вроде идеальных солдат? — предполагает Найл. — Тогда это имело бы смысл, верно? — Это может привести к серьезным травмам. Что, если солдат порвет мышцу и подведет всех остальных? Они даже не поймут, что им больно; мышцы просто перестанут работать. — Что, если у нас порваны мышцы? — говорит Найл, кровь отхлынула от его лица. — Что, если мы даже не осознаем этого? — Этого не может быть, — отрицает Гарри. — Мы бы это почувствовали. Да ведь? — Я не знаю, — снова говорит Джек. — Я могу провести обследование, но я не знаю. Это за гранью того, что я когда-либо знал, — он горько смеется. — Я даже не получил степень. — Нам нужно выяснить, что дальше, — твердо говорит Гарри, пытаясь взять инициативу в свои руки, поскольку Джек выглядит так, словно может упасть замертво, а Найл так бледен, что Гарри не удивился бы, если бы он присоединился к Джеку. — Мы скажем Бену, верно? Он будет знать, что делать. — Ты не знал? — невозмутимо говорит Джек. — Бен в отъезде. В Глазго на встрече с другими повстанцами. Луи за главного, пока его нет. Гарри совершенно не представляет, как он мог не слышать об этом. — Хорошо, и когда он вернется? — Завтра. В любом случае, это не имеет значения. Нет никакого способа что-то изменить, — Джек прав. Это ничего не изменит. — Но Бен может что-то знать? — отчаянно говорит Гарри, слова звучат скорее как вопрос. — Он мог бы помочь. Или что-то в этом роде. Мы же не всегда будем такими. Ему хочется, чтобы его вырвало. Как будто внутри него есть что-то, чего быть не должно. Не то чтобы он против идеи не чувствовать боли; это просто делает его еще менее нормальным. И теперь ясно, что правительство изменило его не только психологически, но и физически. Это поменяло, в буквальном смысле, его биологию. Он никогда не станет по-настоящему самим собой. Как и Найл. Они принадлежат правительству. — Мы должны сказать Луи, — дрожащим голосом говорит Найл. — Он все равно должен знать. И теперь у нас есть причина не убивать блонди. Он был прав. И это Луи тоже нужно знать. — Хорошо, — кивает Джек. — Хорошо. Я схожу за Луи, — он выходит из комнаты. — Хаз. — Найл встречается с ним взглядом. — Что это все значит? — Я не знаю, — вздыхает Гарри, и это правда. Когда Джек возвращается вместе с Луи, он выглядит зеленее, чем до этого, но немного меньше расстроенным. Луи, впервые за долгое время поднявшийся на ноги, ходит немного сгорбившись, но ему удается держаться прямо. Если бы это был Гарри, то после ранения он бы приходил в себя несколько недель. Черт. С ним действительно было что-то не так все это время. — Итак, — угрюмо говорит Луи. — Я слышал, что вы сделали какой-то прорыв. Гарри старается не смотреть на него. Он не может сказать, простил он Луи или нет, но решает потерпеть его какое-то время. В любом случае, на карту поставлены более важные вещи. — Не то слово, — отвечает Найл. — Видимо, наши мышцы не чувствуют боли, потому что сыворотка изменила нашу анатомию. — Биологию, — поправляет Джек. — Речь о… биологии. Тут все гораздо сложнее. Найл раздраженно вскидывает руки. — Как так? Наши мышечные… веретена? Верно? По сути, они в заднице, а это значит, что мы в заднице. Все просто. Луи открывает рот. Затем закрывает. Затем моргает. — Боже, Найл, — бормочет Гарри. — Итак, если я прав, — медленно начинает Луи, прислоняясь спиной к стене, — какая бы сыворотка ни была в лагере, она повлияла на то, как вы чувствуете боль? — В основном, — говорит Джек. — Они также удивительно быстро восстанавливаются. Клетки регенерируют быстрее, чем наши. И я без понятия, как. Правительство словно создало вещество, превращающее солдат в сверхлюдей. Найл и Гарри встречаются взглядами. — Простите, но я действительно не понимаю, что в этом плохого, — отмечает Луи. — Правительство дало его вам, но теперь мы можем использовать это в своих интересах, верно? Я имею в виду, черт возьми, вы двое великолепны в бою, и вы знаете это?.. Послушайте. Вы можете пробегать такие расстояния, которые мы не смогли бы преодолеть. Я хочу сказать, что мы примем это, — в дополнение Луи небрежно пожимает плечами. Гарри наконец набирается храбрости, чтобы свирепо взглянуть на него. — Ты не понимаешь. Мы не просили об этом. — А я не просил, чтобы каждая страна развалилась на части. Но это то, что мы имеем. — Но… но… что… — запинается Найл. — Что нам делать? Луи снова пожимает плечами, и это вызывает очередную волну гнева в груди Гарри. — Ничего. Мы не должны отпустить Джека, если ты об этом. А теперь, если вы не возражаете, я пойду доем свой ужин, — Луи оттолкнулся от стены и вышел, оставив их троих безучастно смотреть туда, где он только что стоял. — Ох, чтоб меня, — бормочет Гарри и следует за ним, пытаясь догнать. — Эй, — кричит он вслед фигуре Луи, который шел, пошатываясь, по коридору от лазарета. Мужчина поворачивает голову, закатывает глаза и продолжает свой путь. — Луи. Для тебя это что ли шутка какая-то? — Нет ответа. — Я серьезно. Я и Найл, мы не просили об этом. Ты должен знать какой-нибудь способ, чтобы это исправить. Вернуть все как было либо изменить. Луи все еще ничего не говорит, просто тяжело вздыхает и сворачивает за угол. — Окей, только потому что у тебя было прекрасное детство, не значит… Парень разворачивается так быстро, что Гарри чуть не выпрыгивает из своей кожи, пятясь к стене и не успевая остановиться. Лицо Луи выражает чистую ярость. — Ты ни хрена не знаешь о моем детстве, — рычит Луи. Гарри прижат спиной к стене, и ему некуда деться, так как Луи продолжает наступать, приближаясь все ближе и ближе, пока их лица не оказываются в нескольких дюймах друг от друга. — Если я еще раз услышу твои чертовы предположения, я… — Ты что? — смело шепчет Гарри. — Выдашь мой секрет? В эту игру могут играть двое, Луи Томлинсон. Это пустая угроза. Гарри уверен, что Луи тоже это понимает. Но если Луи хочет угрожать ему, Гарри сделает то же в ответ. Луи стискивает зубы и, похоже, собирается сказать что-то еще, но останавливает себя. — Следи за своим языком, — наконец говорит он и отворачивается, уходя дальше по коридору. Гарри, взмокший, трясущийся от гнева, с возросшим количеством слов, готовых сорваться с кончика языка, смотрит в его затылок, пока он не исчезает из поля его зрения.