Зеркала времени

Арбат был пуст. Все магазины уже закрылись. Создавалось ощущение, что причудливые фонари светят только для нас. Да и сам Арбат был другой, загадочный. Не было ещё стены Цоя, не было Старбакса, миллиона сувенирных магазинов. Мы шли в обнимку широкими солдатскими шагами и пели Катюшу. Вот так, не договариваясь, в едином порыве. Дойдя до театра им. Евгения Вахтангова мы свернули в переулок. Дорогу я знала. Много раз я шла этим путём одна, там, в будущем, загадывая на Площади Революции желание, чтобы он был дома. Потом я себя убеждала в том, что хозяева просто уехали на гастроли и поэтому я не застала их в квартире. Из года в год, на протяжении 20 с лишним лет. — Сейчас чаю попьём, цветы польём и поедем к нам. — К нам? — Ну да, к нам. — Я все же думала, что буду ночевать в своей постели, — так, на связь с Виктором я должна выйти только послезавтра… — Ты и будешь. В нашей постели. В нашей квартире. — Тебе не кажется, что мы слишком торопимся? — Нет. Мне кажется, что я тебя знаю всю свою жизнь и мне, наоборот кажется, что я очень медлителен. Что можно успеть больше, больше, больше. И я ни одной секунды не хочу терять. Ни секунды не хочу быть без тебя. Мне хватило 38 лет жизни не зная тебя. — Как искал я тебя родная непростительно много лет… Это Визбор? — Лёвкин. — Странно, никогда не слышал эту фамилию. — Не переживай, скоро услышишь. — А полностью? — а дальше требовательно, — Почитай мне стихи. «Ты святая и неземная, Тёмной ночью волшебный свет Как искал я, тебя родная, непростительно много лет Видел сквозь пелену тумана, что у счастья твои черты В сердце нет места для обмана, В сердце будешь всегда лишь ты Нежно любимая неповторимая От тебя ничего не скроешь, Хоть судьба у меня сложна Жизнь моя это жизнь с тобою, А другая мне не нужна. Ты святая и не земная, Тёмной ночью волшебный свет Как искал я тебя родная непростительно много лет. Нежно любимая, богом хранимая» — Если бы я умел писать стихи, я бы, обязательно, написал это стихотворение и посвятил его тебе! — Мне все же кажется, что ты очень торопишься… — Да, я тороплюсь… тороплюсь жить. Я никому об этом не рассказывал. Мне было лет пять наверное. Родители были в отъезде, а меня оставили с нянькой. И вот как-то пришла к ней в гости знакомая. Помню принесла она карты. Такие большие, с разными изображениями… — Таро? — Возможно. Я не разбираюсь в этой херомантии. — Хиромантии. — Не важно. Так вот. Сидели они долго на кухне, чай пили да пасьянсы раскладывали. А я носился туда-сюда, мне было дико скучно. Тогда эта нянькина знакомая подозвала меня, усадила на колени к себе. От неё пахло каким-то травами и розовой водой. Столько лет прошло, а я до сих пор помню этот странный запах. Время тяжелое было, послевоенное, а тут — розы. И вот она в шутку решила мне разложить пасьянс. Вытащил 3 карты. Я не очень хорошо помню, что на них было. Что-то типа маяка, шута и несколько чаш. Знакомая няньки побледнела, отправила меня в комнату и зашептала няньке, что я буду веселить людей, но не долго. Что я упаду. Видимо с башни. И что я не доживу до шестого десятка. А я все слышал. И очень испугался. Эта женщина ушла и больше никогда у нас не появлялась. А я запомнил. Видимо с тех пор я панически боюсь высоты, т.к. знаю, что она меня и убьёт… — Какая страшная история… — Да нет. Я забыл тогда и вспомнил только недавно, когда мы летали в Америку. У меня был нечеловеческий страх перед этим перелетом. Даже коньяк не помогал, хотя было его много. Летели мы ночью и я, в полу сне, полу пьяном угаре, вспомнил этот эпизод. Осознал его. До этого я тоже торопился жить, но как-то бессознательно, на уровне звериного чутья. — Ох, — выдохнула я. Знал бы он, что опасность совсем не там, где он думает. Опасность подкрадывается со спины. Бестелесной чёрной змейкой просачивается в его организм. Дремлет до поры до времени. Но теперь уже это не имеет значения. Главное уговорить его сходить на приём к Катцу и Штульману. Уж они то вылечат всё. Даже то, что пока не болит и должно заболеть потом. Но здесь стоит искать союзников. Желательно в лице его родителей. Но не сейчас. Если быть уж совсем честной — я панически боялась им не понравиться. Но ещё больше я боялась того, что он послушает их и моя сказка закончится. И задание провалю, и счастье упущу. Но, слава Богу, сегодня их нет дома. Сегодня только цветы… Я отметила про себя, что на двери нет домофона. Отметила вскользь и тут же забыла. Звериное чутьё подсказывало, что я в ловушке. Мы зашли в лифт. У меня волосы встали дыбом на загривке. Я не могла понять причину этого беспричинного страха. Лифт остановился. Двери раскрылись. — Пошли? — и он ободряюще взял меня за руку, — Все в порядке? — Наверное. Странное предчувствие… — Надеюсь хорошее? — Не знаю… Он открывал дверь, а я натурально чувствовала себя как зверь в загоне. Странное чувство. Но спустя две минуты все стало на свои места. Дверь поддалась. Он распахнул ее, что-то рассказывая мне, но замолчал на полуслове. На пороге стояла его мать. Маленькая коренастая женщина в фартуке и с миской в руках. — Мама?! — нет, сомнений быть не могло — он также был удивлён и обескуражен как и я. Сговора не было, — Вы же должны были быть на даче до конца недели. — Должны, — ответила она даже не взглянув на сына. Она изучала меня, — Должны были. Но мне позвонила моя приятельница и сказала, что ты вчера ушёл со съемки с дамой, и с ней же приехал в театр сегодня. Я была уверена, что цветы вы тоже поедете поливать вместе. И очень захотела посмотреть на ту, из-за которой ты третий день не звонишь своей жене. Будущей. — Как? Ещё одной будущей жене? — я изобразила на лице такое удивление, что он прыснул со смеха. Да, не такого эффекта ожидала его маман. — Что это значит? — Просто мы сегодня уже столкнулись в моем подъезде с одной из моих будущих жён. — Ах эта. Эта сумасшедшая все ещё ночует под твоей дверью? — Да. Но это теперь не имеет никакого значения, — ответил он и обнял меня за плечи. Маман снова заметила, что я существую. — Ну что же, проходите. Не на лестничной же площадке нам разговаривать. — А папа? — Телевизор смотрит. Там идёт какой-то новый фильм Данелия. — И мы уже идём, — сказал он, пропуская меня в квартиру Я разулась и пошла мыть руки. Он догнал меня. — Такое ощущение, что ты уже тут была. — Возможно… — Но это невозможно же! — Я знаю точно невозможное возможно… — Опять Лёвкин? — Нет, кто-то другой… Он прикрыл дверь в ванну, обнял меня и зашептал, параллельно прикасаясь губами к шее: — Прости, я правда не знал. У мамы везде «тайные агенты», по всей Москве. И пожалуйста, не волнуйся. Просто будь собой! Ага, ага. Наиглупейший совет. Особенно если его даёт человек, который меня совсем не знает. Пока не знает. Я кивнула и улыбнулась. Значит так было нужно. Мы вышли из ванной и он повёл меня в гостиную, знакомиться с отцом. Мать в это время была на кухне. И я понимала, что сейчас мне придётся идти туда. Одной. Как на эшафот. Однако, сначала — папа. — Папа, здравствуй. — Здравствуй, сын, — сказал мужчина и они обнялись. — Знакомься, это Вера. — Опять Вера? — Да, снова. — Ну что ж, приятно познакомиться. А то мне мама все уши прожужжала о том, что у сына новая женщина, а мы об этом узнаем последними. — Если честно, я и сам не знал до вчерашнего дня, что у меня появится новая женщина. — Вот как? — и уже ко мне, — Чем же Вы смогли так очаровать моего сына? — Я его приворожила, — заговорчески ответила я. — Какая прелесть, — расхохотался папа, — Ещё одна ведьма в династии — это перебор. — Папа, как ты себя чувствуешь? — Ничего, сын. Ничего. Уже лучше. — Простите, — подала я голос, — Я вас покину. Мне кажется на кухне моя помощь нужнее. — Она у тебя отважная, — тихо сказал отец сыну, когда я вышла из комнаты. От гостиной до кухни от силы 10 шагов, но это были самые сложные шаги в моей жизни. Я была готова ко всему. Я знала, что мне не рады от слова «совсем». Я знала, что у мамы были свои планы на будущее сына, а тут я… Но, как бы то ни было, контакт нужно было устанавливать. Мне нужны были союзники. Мама на кухне дорезала салат. Лицо ее не выражало никаких эмоций. «"Отсутствие новостей уже хорошая новость» — подумалось мне. Я осталась стоять в дверном проеме, не решаясь зайти без приглашения. — Ну проходите же, — не отрывая глаз от кухонной доски сказала она. Я прошла. — Чем Вам помочь? — Исчезнуть! — Простите? — Зачем? Зачем Вам мой сын? Вы молоды. У Вас ветер в голове. Вам же нужна его популярность, а не он. Это только так кажется, что известные артисты едят из золотой посуды и гадят в золотые унитазы. Он нищий. Та его обобрала до нитки. Ему нужна другая. — Думаю, у этой идеальной другой есть имя… — Конечно! Они знакомы много лет. И вот, наконец, он дозрел, и тут Вы. Что только он в Вас нашёл?! — Может быть то, что я люблю его. Любого. Мне все равно, сколько он зарабатывает и какая у него недвижимость в собственности. — Вот не надо только мне сказки рассказывать. Все так говорят. Вы молодая. Вам детей рожать. А рай в шалаше не лучшее место для детей. — Я сама всего добиваюсь и мне не нужно это перекладывать на мужчину. У меня есть Квартира. Не в центре, конечно, зато своя. Кооперативная. — Вот как? И кто же Вы по профессии? — Журналист. — Хорошая профессия. — Пока да, хорошая. — Ну, допустим. Но Вы же его совсем не знаете. Это он на экране такой искрящийся и легкий. А в жизни же он совсем другой. — А знаю. И меня это не пугает. — А то, что он мой сын? Не пугает? Между нами, Вы же понимаете, что я буду на первом месте всегда? — И это меня совсем не пугает. Более того, если Вы сейчас решите, что я не подхожу Вашему сыну, мы никогда с Вами больше не встретимся. Не знаю, как будут складываться наши с ним отношения. Возможно они закончатся завтра, а быть может никогда, но я могу поклясться, что никогда, ни при каких обстоятельствах, я не скажу ни одного плохого слова о Вас. — Откуда же такое благородство? — Вы мать мужчины, которого я люблю больше жизни. Она села на стул и впервые подняла на меня пронзительные голубые глаза. Такие же пронзительные, как и у ее сына. — Но Вы же не знаете, что он очень тяжело болен. Он же Вам не говорил? — Не говорил. Но и об этом я знаю. — Любопытно, — она подняла бровь. — Я же журналист. Но мне нужна Ваша помощь. — Моя? — Да. В Москву инкогнито приехали известные израильские врачи Штульман и Катц. И у меня есть возможность сделать так, чтобы они осмотрели его. Но сам он ни в какую не согласится, а вот если Вы с его отцом посетите этих волшебников — он может поехать «за компанию». Она молчала. Как будто решала — можно мне доверять или нет. — Я согласна. Я помогу Вам. — Спасибо! — на глазах заблестели предательские слезы и я отвернулась. — Видимо мне придётся благодарить Вас. Но это будет уже потом, а сейчас давайте накрывать на стол. Все же знакомство как никак. Я собралась с духом и силами и стала расставлять тарелки на столе в гостиной. Я знала, что за мной наблюдаюсь все. Мой любимый — любовался. Его отец — изучал меня. А мать… было очень странно, но враждебность и холодность исчезла. Она была сдержанна. — Давайте ужинать! — она пригласила всех за стол. Отец откуда-то достал наливку рябиновой. Мой любимый приободряюще сжал мою руку. Трапеза проходила в полном молчании. Я старалась как можно тише опускать вилку на тарелку. Получалось плохо. Я краснела и отводила глаза. — Мама, папа, — от неожиданности я выронила вилку, — Я хочу вам сказать одну очень важную для меня… для нас… для нас всех вещь, — мне стало как-то нехорошо, — Я решил жениться. Тишина… звенящая… гнетущая… Отец смотрел то на меня, то на сына. — Ну что я могу сказать, — произнесла его мать, — Ты взрослый мальчик. Ты сам уже можешь решать, что делать со своей жизнью. Я просто хочу, чтобы ты знал, что я всегда желала и желаю тебе добра. Повисла неловкая пауза. Если бы здесь сейчас пролетела муха, то, казалось, я бы услышала как вибрируют ее крылышки. Но мухи ещё не проснулись, да и не было их в этом доме. — Мам, ты уж прости, но я ничего не понимаю. Когда я женился в первый раз после месяца знакомства, ты говорила, что я тороплюсь. А сейчас ты… благословляешь нас? — Тогда ты был моложе. И первый брак. Я не хотела тебя отпускать. — А сейчас? — А сейчас я могу попробовать. Нужно же меняться. А то так и умру сварливой старухой… — Ну что ж. Тогда я хочу поднять тост за то, чтобы мой сын, наконец-то обрёл своё счастье! — тихо сказал отец и добавил, обращаясь уже ко мне, — Пожалуйста, берегите нашего сына. Он очень ранимый. — Он — чудесный! Самый лучший! И это ваша заслуга. Спустя час с небольшим мы вышли из квартиры родителей. — Ты ничего не хочешь мне сказать? — Ты о чем? — Что ты сделала с моей мамой? Я не ожидал, что она так быстро согласится. — Да, даже быстрее, чем я. — Ты не хочешь выйти за меня замуж? — Хочу. — Тогда в чем дело? — Мне кажется тебе нужно решить вопросы со всеми своими будущими жёнами, а уж потом жениться на мне. — Ах ты об этом… согласен. Так будет правильно.