Зеркала времени

До дома… до его квартиры мы ехали на такси. Я положила голову на его плечо и он думал, что я задремала. Я сидела с закрытыми глазами и улыбалась. Он гладил меня по голове. А я думала… ВиктОр не ограничил меня во времени. Я могла остаться здесь на неделю, год, десять лет. Там, в моем времени мои функции выполнял мой дубль (здесь я просто обнаглею и сделаю отсылку к Кастанеде, так как суть дубля ВиктОр заимствовал как раз у него, а точнее у шаманов древней Мексики). То есть никто из знакомых даже не заметил подмены. Там была я, только немного отупевшая. Однако все же, рано или поздно, мне придётся возвращаться. И это будет очень больно. Я не смогу отказаться от него по доброй воле. Я даже представить себе не могла, что должно было бы случиться, чтобы я смогла уйти от него. Поэтому, будь что будет. Пока задержусь здесь до выполнения задания. А потом… потом будет уже потом. Уже другая история. А пока я рядом с мужчиной моей мечты. Он меня обнимает. И спать мы сегодня будем вместе, слившись, обнявшись. — Соня, подъем! Мы дома. Мне пришлось сделать вид, что я действительно спала. — Уже? — Да, пойдём скорее домой. А то начался дождь, а у нас ни зонта, ни калош, — дождь — этом мягко сказано. Ливень! Стеной. Водитель, конечно, предложил переждать в машине и даже грозился выключить счётчик, но мы оба так устали и так хотели оказаться в объятиях друг друга, что вежливо отказались и устроили спринтерский забег на 20 метров. Однако мы, все равно, вымокли до нитки. На лестнице нас ждал неприятный сюрприз. Бывшая любовница снова была тут. Увидев меня она издала вздох разочарования. — Опять ты… — Милый, а нет ли у тебя дома пары мыльниц? — сказала я, не обращая внимания на «будущую жену». — Есть. А тебе зачем? — Да вот думаю из мыльниц на брудершафт тёплой водочки бахнуть с твоей подругой. Чтобы хоть как-то оправдать ее хамский переход «на ты». — Ах ты! — и «подруга», угрожающе шипя, двинулась на меня. Однако мой мужчина в очередной раз доказал свои слова о том, что он мой. Он преградил дорогу фурии и ровным металлическим голосом отчеканил: — Успокойся уже! Между нами с тобой все кончено. Уже как 8 лет. Пожалуйста, оставь меня в покое. Хотя бы в память о том, что мы когда-то были счастливы. — Мы бы и сейчас были счастливы, если бы не твоя мать, — боже, как неосмотрительно. Какой глупый и провальный выпад. — Конечно, виноваты все. Я, моя мать, мои друзья, мои подруги, любовницы, жены. Все, кроме тебя. — Как ты смеешь меня в чем-то обвинять?! — а дальше уже мне, — Подожди! Вот с его мамашей познакомишься — она быстро тебе крылья то пообломает. — Спасибо за предостережение, но оно несколько запоздало… — Как? — она начала хватать ртом воздух, как рыба, выброшенная на берег. — Вот так, — ответил он за меня, — и да. Я женюсь. Какие могут быть игрушки? Второй раз за сутки мы наблюдали вылет фурии из подъезда. — Про мыльницы ты здорово придумала, — смеялся он, когда мы оказались в квартире, а потом, придирчиво осмотрев меня, добавил, — Раздевайся. — Нет, я конечно не против, но… — Раздевайся, — требовательно повторил он, — Ты вся мокрая. Раздевайся и сразу в ванную! Не хватало только простудиться и заболеть! — А ты? — Что я? — Я без тебя не пойду! — Но мы тогда будем очень долго мыться вместе. — Я никуда не тороплюсь, а ты? Мы сидели в горячей ванной и пили вино из жестяных кружек. Это было так странно. Вообще, никогда в своей жизни я не судила людей по обложке. Никогда не сравнивала актеров с их персонажами. Да что греха таить — я знала многих звёзд. С некоторыми даже имела бурные романы. Но только сейчас я начинала понимать, что во всех них, тех, других, я безуспешно искала его отблеск. Даже бывало смеялась с подругами. На вопрос о завышенных ожиданиях, неизменно, отвечала: «У меня совершенно не завышенные ожидания. Вот смотри: пункт первый — он должен быть умным. Это сразу минус 80% мужчин. Дальше он должен быть грамотным. Как минимум правильно расставлять запятые — это из оставшихся 20% смело минус 90%. Ну и самое простое — он должен быть известным актёром. И тут остаются только двое — Логинов и Антипенко. Один из них уже «нет», второй — пока «нет». Так и живём». Но я лукавила. На самом деле у меня всегда был перед глазами идеал мужчины, человека, актера, творца, но разве об этом нужно рассказывать? Какое же это счастье засыпать в руках любимого мужчины! Чувствовать его дыхание, его тепло, его запах… Утро наступило слишком быстро. Казалось, я только закрыла глаза и уже будильник. На самом деле будильник мы заводили только лишь для того, чтобы не проспать до обеда. Заснули мы часа в два ночи, не раньше. Утро было свободным, а вот днём были пробы. Поэтому будильник прозвонил в десять утра. Я проснулась молниеносно, за секунду до того, как будильник начал разрываться от звона. Я потеряла несколько секунд, пытаясь найти, где же у него кнопка. Благо мой мужчина сладко спал. Я аккуратно, чтобы не беспокоить его, вылезла из постели. Крадучись пробралась в душ. Поняла, что мне до дрожи хочется надеть его рубашку. Пусть это слабость, фетиш, сумасшествие. Я не стала бороться с искушением и, с удовольствием, уступила ему. Я, смотря в окно, курила на кухне. На плите, в турке, закипал кофе. — Мне кажется это моя рубашка, — послышалось за спиной и сильные руки прижали меня к себе. — Прости, я не удержалась. — Не имею ничего против, но мне больше нравится когда ты без рубашки, — промурлыкал он и начал расстегивать пуговицы. — Подожди… кофе… он же убежит… — К черту кофе! Похоже наша странная любовь к полу переходила уже все границы. Мы лежали на полу на кухне и курили. — Кофе таки убежал. — Я знаю. — Не думал, что моя рубашка, надетая на голое тело желанной женщины, может возбуждать сильнее, чем кружевное белье. — А рубашка на кружевном белье? — Нет. Лучше вообще без всего! — Тебе не кажется, что тебе пора собираться? — Кажется. Но так не хочется… Поехали со мной! — Куда? — На студию. На пробы, потом у меня интервью, потом на Шаболовку, — он тараторил. Быстро, быстро. — Мне кажется, что я буду только мешать. — Что ты! Наоборот! Когда ты рядом, мне хочется творить! Знаешь, я напоминаю себе сейчас Дона Кихота, который совершает подвиги, прославляя имя своей прекрасной дамы. — Ну если мое присутствие будет уместно… — Конечно уместно, — вскочил он на ноги, — Сейчас позвоню и попрошу, чтобы на тебя выписали пропуск. — Договорились! — но мне обязательно нужно было сегодня вечером выйти на связь с ВиктОром, — Но мне обязательно сегодня нужно попасть к себе домой. — Зачем? — Ну, хотя бы для того, чтобы переодеться. — Ах, да. Мои рубашки тебе больше не нужны? Ладно, ладно, обещаю, вечером заедем! Честно говоря мне нестерпимо хочется посмотреть, как ты живешь. Как ты жила до меня… Я судорожно сглотнула. Такого поворота я не ожидала. Перед моим мысленным взором тут же пронёсся творческий беспорядок корпоративной квартиры. А страшнее всего были ноут и планшет на столе… ну ничего. Что-нибудь придумаю… — Конечно! С радостью проведу тебе экскурсию по своей роскошной «хрущевке», — спустя лет 40 эта фраза будет попахивать злой иронией, но сегодня, в 1978 она является сущей правдой. — Вот и отлично! Где будем ужинать? — А какие есть варианты? — Прага, Арагви, Советский, Арбат, Узбекистан… — Ох. Сложный выбор… — Не торопись… — Выбираю Арагви. — Ты тоже любишь мясо? — Тоже? — Да, я мясоед, который терпеть не может рыбу. — Тогда да, тоже. Вот ведь странно — за все годы моей жизни в моем времени, я никогда не была на кинопробах. Была на съемках программ, на репетиция КВН золотого образца, на сериальных площадках, театральных подмостках, но не на настоящих, серьёзных кинопробах. Да и откуда серьезное Кино в России образца 21 века? А здесь, в веке 20, в Советском союзе, творилась история российского кинематографа. И сегодня будут пробы на роль, которую он, естественно, получит. Я очень хорошо помню этот фильм. Помню как пересматривала его монолог, учила наизусть — настолько он был мне созвучен. Какой он трогательный был в этой роли. Настоящий. Как, впрочем, и во всех своих работах. — О чем думаешь? — не отрываясь от дороги, спросил он. Он был невозможно хорош. Желтая рубашка, дефицитные джинсы, кожаный пиджак. «Авиаторы» и дорогой одеколон. Что это? Hugo Boss? Нужно будет спросить. И эта прекрасная особенность советской Москвы конца 70-х — можно курить. Везде. Даже в самолетах. Он курит. Много. И сейчас тоже. В приоткрытое окно врывается весенний ветер и бросает непослушные пряди волос на лоб, щеки. Он — сосредоточен, задумчив, прекрасен. Только ради этого мгновения стоило соглашаться на задание, на работу, на все условия. Я вдруг подумала о том, что все могло сложиться совсем иначе. Было бы просто интервью и реализация длительного плана по вхождению в первый круг. Никто даже не мог представить, что все будет вот так. Быстро. Молниеносно. Но вряд ли все могло сложиться иначе. — Я думаю о Гёте… — Вот это неожиданно! — Да, я думаю о том, что он не просто так искушал Фауста. Что, действительно, в нашей жизни существуют мгновения, за которые душа — не такая уж и высокая цена. — Ого. И что же это за мгновения? — Как сейчас, например. Он ничего не ответил. Только положил руку мне на колено. Я наслаждалась. Наслаждалась моментом. Наслаждалась возможностью. Я осознавала, что могу его поцеловать, коснуться его, прижаться к нему. Здесь и сейчас он был только мой. И в этой весенней Москве не было никого, кроме нас… Кстати говоря, машин действительно почти не было. От Баррикадной до Мосфильма мы, в будний день, днём, добрались за рекордные 20 минут. Сразу припарковались (не пришлось даже три раза объезжать квартал) и направились в сторону проходной. Там, в прошлой жизни в будущем мне приходилось бывать на Мосфильме. Кажется у меня там была встреча. А сейчас… Сейчас режиссёр с Ленфильма приехал сюда для финальных проб. Это непередаваемое ощущение сопричастности закончилось слишком быстро. Меня ненавидели. Все женщины, которых мы встречали в коридорах Мосфильма. Все, как одна, ненавидели меня. Моего же спутника они боготворили. Думаю, он сам не до конца осознавал, каким магнетизмом он обладает. Он, совершенно легко, мог стать владыкой, пророком, мессией. Но стал актером, что, в целом, тоже неплохо и не так опасно. Он действительно не видел (или не хотел видеть) какой эффект производит на 9 из 10 женщин. А я видела. И это тешило мое самолюбие. Самую малость. Чуть-чуть. Пробы прошли быстро и успешно. Как он и говорил — они были скорее формальностью. Комиссия Госкино, заочно, одобрила его кандидатуру и сейчас, лишь для галочки, просила его сыграть некоторые избранные места сценария. Я ждала его за дверью. Слонялась из угла в угол и много курила. — Ждете кого-то? — раздался где-то рядом мужской голос. Я молча кивнула. — А Вы не думали о том, чтобы сняться в кино? — Простите, но это не моя история, — знал бы кто, скольких усилий мне это стоило. — Жаль. У Вас очень не типическое лицо. Ну, всего хорошего. — И Вам… Спустя пару минут вышел он. Он сиял. — Ну? — Поздравляю тебя, мы едем на море! — Не поняла. — Съемки будут проходить в Феодосии, — воспоминание из другой жизни вытащило из ящика памяти цветные картинки беззаботного детства. — Это прекрасно! — Знаешь, обычно так не делается, но я бы хотел, чтобы ты тоже там была. Как раз в конце мая будет уже тепло. Отдохнёшь, покупаешься, позагораешь. А я, как съёмочный день закончится, сразу к тебе, считать сколько новых веснушек у тебя появилось. — Везде? — Везде- везде! — И что ты будешь делать с новыми веснушками? — Как что? Целовать! — В таком случае я не могу не согласиться. — А как с работой? Тебя отпустят? — Конечно, — и я почти не соврала! — Пойдём в буфет? Я страшно голодный. — Пойдём! Помнится, когда мне было 13 лет, я, впервые, попала в Телевизионный Центр Останкино. Тогда это было так удивительно — идёшь по коридору, а навстречу тебе ведущие, певцы, актеры. И даже автограф можно взять. Сейчас, заходя в буфет Мосфильма, я чувствовала себя как та маленькая девочка. Вокруг за столиками были одни «заслуженные» и «народные». И все здоровались с нами. Хотя, если уж быть совсем честной, все здоровались и обнимались с ним, а я просто стояла рядом и глупо улыбалась. — Все в порядке? — тихо спросил он, когда мы сели за столик. — Да, вполне. — Извини их. Им крайне любопытно, с кем я пришёл. — Разве это редкое явление — «ты и женщина»? — Нет, просто, обычно, ночью я вызываю женщине такси и мы больше не встречаемая. Что бывает реже — я вызываю ей такси утром. Но, наученный горьким опытом первого брака и бывших отношений, я не смешиваю работу и любовь. Днём работа, ночью любовь. Работаю я один. — Что же сейчас изменилось? — Я просто не могу без тебя. Мне кажется, что ты моя муза. Мне с тобой так легко. И интересно. И страшно. Но больше интересно. — Почему страшно? — Страшно потому, что я не помню, как жил без тебя. — И что же тут страшного? — Если ты решишь уйти от меня — мне кажется я не переживу этого… А уйти придётся. Рано или поздно. Но Катц с Штульманом сделают все, чтобы он пережил… — Но я же с тобой! — Да! И знаешь, я тоже начинаю понимать Гёте… Интервью было запланировано здесь же. Когда мы уже закончили трапезу, к нам подошла молоденькая журналистка. Увидев меня, она опешила. Оторопь на лице сменилась глубочайшим разочарованием. Оно преумножилось, когда барышня поняла, что уходить я не собираюсь. — А мы что, будем беседовать втроём? — и она недовольно поморщила носик. — А разве у нас с Вами интимная беседа? — Нет, но… — Ну раз нет, то, думаю, присутствие моего летописца нам не помешает. — Кого? — Летописца. Вы точно журналист? — Да… — и девушка густо покраснела. — Понятно, — выдохнул он, — Вам автограф? — Если можно, — чуть не плача, прошептала она. — Можно, если Вы пообещаете больше никогда не обманывать. — Обещаю! — Кому на память? — Тоне… а ещё, если можно, Варе и Наташе. — О, да у вас целая банда, как я погляжу, — девушка ещё гуще покраснела, а он, написав именные пожелания, отдал ей блокнот. — Спасибо, — и она попятилась к выходу, прижимая блокнот к груди так, будто это была самая большая ценность в ее жизни. — Что это было? — спросила я, когда псевдо журналистка покинула буфет. — Так бывает. Некоторые молодые девушки не хотят соблюдать личные границы между собой и кумиром. Кто-то караулит на лестнице, кто-то обрывает пуговицы, а самые изобретательные, под видом корреспондентов, пытаются взять интервью. Представляешь? Уж я то представляла… как никто другой представляла. Более того я действовала по тому же сценарию. Не так топорно и по протекции самых сильных мира сего, но канва была та же. Я закашлялась. — С тобой все в порядке? — Да, просто поперхнулась. И часто к тебе такие журналисты приходят на встречу? — В последнее время все чаще. Но у меня глаз намётан. Меня не проведёшь! — ну да, ну да… , — Кстати. А что ты думаешь о том, чтобы на самом деле работать со мной? — Боюсь спросить- в качестве кого? — В качестве летописца, конечно, — и он захохотал. — Интересная должность. — Нет, на самом деле я думаю о том, чтобы как-то систематизировать мои мысли относительно актерской профессии, режиссуры, разных авторов, произведений. — Своего рода мемуары? — Упаси Бог. Я не такой великий. Кому будут интересны мои рассказы? — ах, если бы ты только знал…, — Нет. Это скорее для себя. Плюс меня крайне утомляют вот такие неудавшиеся интервью. Это хорошо, что мы здесь и потеряли не так много времени. А бывало, что мне приходилось ехать из театра куда-нибудь на окраину, на Сокол например, чтобы получить вот такое. Может ты могла бы взять на себя первоначальные договорённости по интервью. — Ты предлагаешь мне стать фильтром? — Именно! Было бы так чудесно, если бы ты согласилась. — Я не против. — Вот и чудно! Опять же — восхищение от дневной Москвы. Без пробок. Без толп народа. Ещё 20 минут и — вуаля. Мы на Шаболовке. — Знаешь, мне тут до дома по прямой. Может быть я пока поеду, соберу вещи, а ты потом за мной заедешь? — я понимала, что мне необходимо написать Виктору письмо и спрятать ноут с планшетом. А ещё мне очень хотелось подумать. Осознать то, что произошло за каких-то два дня. — Я и сам хотел тебе это предложить. У меня съемка одного номера, но, зная себя, мы можем снимать его и 20 минут и несколько часов. Очень не хочу, чтобы тебе стало скучно. Да и не очень хочется, чтобы ты стала свидетелем «сцены» — моя партнерша — ещё одна моя будущая жена. — Та самая, идеальная? — Да. И сегодня я хочу объясниться с ней. — Очень верное решение. Но ты уверен? — В чем? — В том, что она уже не будущая жена. — Уверен. Как ни в чем в жизни не был уверен. — Тогда я спокойна. До вечера! — До вечера, — он прижался ко мне, — Ты помнишь, что вечером Арагви? — Конечно! Есть мясо, пить вино… — А потом, у тебя дома, драть тебя раком… — Что?! — Что?