Duality

Не могу сказать, что я не удивился, когда увидел в расписании до боли знакомую фамилию. Удивился. Даже обрадовался. Но на паре все равно старался держаться максимально равнодушным. Я не избегал кокетливо его случайного взгляда, не стал в обидках пересаживаться за дальнюю парту, но и никаких вопросов не задавал, ничего не уточнял, не шутил. После пары из аудитории вышел первым, и, голову даю на отсечение, в этот момент он провожал меня взглядом. После занятий поехал к Лехе в бар. Хотелось поговорить, но народу было до жопы. Вечер пятницы: пьяненькие девочки-подростки с розовыми от духоты щечками, громко ржущие парни-первокурсники, псевдоскромницы с коктейлями и неприличными декольте, пара знакомых лиц. Леха несколько раз пытался завести разговор, подсознательно чувствуя мое состояние, но рук за баром не хватало, он все время отвлекался, а мне в итоге и вовсе расхотелось рефлексировать. Уходя, я совершенно искренне сказал, что не обижаюсь и что мы обязательно все перетрем после выходных. Москвин улыбнулся мне сквозь облако выпущенного пара и тут же снова встал к крану, чтобы наполнить очередную армию пластиковых стаканчиков. Когда я уже подходил к дому, увидел во дворе черную фигуру. Просто скользнул взглядом, не придавая особого значения. Заметил лишь красный огонек сигареты и облако дыма вокруг. Зайдя в квартиру, я успел вымыть руки и поставить турку на плиту. Хотелось разогнать эту скопившуюся меланхолию, до свечения в глазах нарубиться в любимую игруху, нахуй забыть про Федорова и все, что с ним связано. Я сел за стол и сделал лишь одну затяжку, прикурившись от газовой конфорки, как в квартиру позвонили. Дверь я так и открыл, зажимая губами сигарету и щурясь от попадающего в глаза дыма. На пороге стоял Федоров. И вот этому я почему-то совершенно не удивился. — Пригласишь? — чуть ухмыльнулся он, буквально выдавливая из себя слова после моего немого выдыхания дыма в темноту подъезда. — Проходите, — хмыкнул я, картинно отводя руку назад и пропуская его в квартиру. Мне почему-то в одночасье стало похуй, насколько гостеприимным я выгляжу, насколько привлекателен и остроумен. Ощущение того, что от меня больше ничего не зависит, налипало мокрыми тряпками по всему телу и тянуло на дно. Было чувство какой-то необратимости, хотя я даже не был уверен, мои ли это эмоции. Появилось стойкое чувство, что усталость и апатия проникли под кожу вместе с моим полуночным гостем. Я закрыл дверь и прошел вслед за ним на кухню. Там Федоров уже успел по-хозяйски убавить газ под туркой. Привалившись к дверному проему, я наблюдал, как он достает из шкафчика вторую кружку, как вытаскивает из моей пачки сигарету, как нагибается к синеющему пламени и как жадно тянет дым в легкие. Я никогда не видел, чтобы он курил, и именно эту мысль я озвучил. На что он пожал плечами. — Старая привычка. Давно бросил. Хуй знает, когда курил в последний раз, — этот проскользнувший в речи мат вернул меня в реальность. В эту совершенно дикую и сюрную реальность: препод стоит на моей кухне, типа варит тут кофе, курит и матерится. Единственно, что казалось правильным — добавить в ситуацию еще больше сюра. Я подошел и втоптал кончиками пальцев свой хабарик в пепельницу. Окурки посыпались на стол, раскидывая через край пепел и недобитый табак. Федоров повернулся на эти манипуляции, будто слегка застревая на моих забитых руках. У него и самого пальцы были покрыты буквами, на тыльной стороне правой ладони виднелось «колесо фортуны». Казалось, оно даже закрутилось, когда он в следующий раз притянул сигарету к губам. Он затянулся, и я забрал у него ее, мимолетно касаясь пальцами губ. Мы стояли друг напротив друга в облаке выпущенного мною дыма. — Этого не должно было случиться, — сказал Федоров, продолжая смотреть мне в глаза. — Я не помню, когда испытывал что-то подобное, — он отзеркалил мое движение, забирая сигарету прямо изо рта, будто намеренно задерживаясь на моих губах холодными прикосновениями. Он сделал глубокую затяжку и отвел взгляд, потом сделал шаг в сторону плиты и выключил газ. — Только не говори, что тебя вообще не должно быть здесь? — бросил я ему в спину, дерзко переходя на «ты». Театральность сцены почему-то стала меня раздражать. Я не мог понять, к чему он ведет, чего от меня хочет и чего не хочет. Казалось, будто он пришел сюда, чтобы отшить, но я ведь и так ничего не просил. — А меня здесь и нет, — вдруг сказал он. Федоров перевел взгляд, и я на секунду увидел почерневшие глаза, как вдруг реальность схлопнулась в этой темной бездне. Я неловко дернулся, моргнул пару раз и обнаружил себя в одиночестве, сидящем на табуретке у стены. Напротив, ругаясь и шипя, из турки выливался кофе прямо на искрящееся оранжевым цветом газовое пламя. Видимо, именно этот раздражающий звук и выдернул меня из накатившей дремы. Я дернулся вперед, схватился за деревянную ручку и выкрутил рукоятку. Кофе стекал по меди грязными струйками, оставлял следы на плите. Хотелось выругаться, но злиться было не на кого. Нужно было просто больше спать эту неделю, вместо того чтобы в последний момент закрывать хвосты. Намочил тряпку, затер последствия своего анабиоза, вернулся к столу и увидел истлевшую сигарету на краю пепельницы. Что странно: вокруг тоже был пепел, будто он выпал прямо из моего сна. Я потянулся за пачкой, но не успел даже зажигалкой чиркнуть, как в дверь позвонили. — День сурка, блять, — пробурчал я и пошел открывать. За дверью никого не было. Никакого Мирона Яновича. Я даже почувствовал некоторое разочарование. Хотел было уже закрыться от неприятной мглы за порогом, как услышал глухой хлопок подъездной двери. Любопытство пересилило лень — я дернул с вешалки куртку, встал в кеды и быстрым шагом преодолел четыре пролета со второго этажа до выхода. На улице было не так темно, как я думал. Почти весь асфальт окрасился в белый и отражал свет тех, кто в пятничный вечер предпочел остаться дома. «Колодец» был пуст. Видимо, я спускался недостаточно быстро. «Да и похуй, может, кто квартирой ошибся», — подумал я и достал из кармана сигареты. Где-то на подсознании мелькнула мысль о том, что как-то глупо сразу возвращаться, раз уж вышел, нужно постоять хотя бы пару минут для приличия. Вечер был каким-то оглушающе тихим, а еще опять появилось это навязчивое ощущение присутствия. Я не мог до конца понять: оно меня нервирует или, наоборот, успокаивает. И в тот момент, когда я пытался ответить себе на этот вопрос, в арке что-то грохнуло. От звука в воздух взмыл большой черный ворон, которого я заметил только сейчас. Оказывается, он сидел на козырьке соседней парадной. Я повернул голову рефлекторно, на движения, и увидел мощный клюв. Казалось, время замедлилось. Птица выглядела настолько потрясающей, что я, буквально, завис. Широкий размах, смольные крылья, ровные ряды перьев, изогнутый профиль, цепкие когти хищника. Мне даже почудилось, что этот странник ночи смотрит мне прямо в глаза. Он проскользил мимо меня, чуть приблизился к арке, а потом резко подался вверх, разрезая ледяной воздух сильными крыльями. Задрав голову, я смотрел, как он спиралью закручивается в ночное небо, загребая тучи будто лопастями. Как только птица пропала из виду, по спине у меня пробежал холодок. Я поймал себя на мысли, что до сих пор стою в расстегнутой куртке и сжимаю пальцами почти истлевший окурок. Непреодолимо захотелось в тепло своей неуютной съемной кухни. *** — Евстигнеев, хорошо, что вы пришли! — с такими словами меня на пороге аудитории встретил декан. — Было бы еще лучше, если бы вы не опаздывали, — поджимая губы, добавил он, пропуская меня на место. — Как я уже сказал, это специалист крупного рекрутингового агентства в Москве, Белогай Антон, — сказал декан елейным голосом. — Простите, забыл, как вас по отчеству, — обращаясь к высокому, темноволосому мужчине в строгом костюме. — Можно просто, Антон, — белозубо оскалился тот. — Ага, — немного растерянно ответил декан. — Антон попросил дать ему немного времени от первой пары, чтобы рассказать вам о перспективах работы в столице. Вы — выпускники, — наставительным тоном заметил он. — Вам это должно быть очень актуально! С этими словами декан пропихнулся к двери, кивнув напоследок нашему преподавателю по источниковедению, у которого он бесцеремонно оттяпал не меньше полупары. — Здравствуйте, ребята! — чересчур бодро для субботнего утра начал гость. — Ваш декан меня уже представил, хочу лишь добавить, что ко мне можно на «ты», — он снова широко улыбнулся. Антон этот стал говорить о том, в какой крутой компании работает, скольким людям они успели найти «работу мечты» и как это важно «заниматься любимым делом». Говорил, конечно, хорошо, гладко, но выглядел при этом, как адвокат дьявола: взгляд нечитаемый, щурится периодически, смотрит исподлобья, так, будто все о тебе уже знает, улыбается хитро, уверенно. Я даже услышал, как девчонки за мной стали обсуждать его сексуальную небритость и шикарный цвет глаз. Я же мыслями очень быстро перенесся совсем к другому человеку, с голубыми глазами и всегда идеально выбритым подбородком. Знание того, что Федорова сегодня нет в корпусе, нагоняло необъяснимую тоску. Вообще, кажется, все, что было связано с этим человеком, как-то очень сильно задевало меня. И я даже нахмурился, когда из речи этого хваленого рекрутера вдруг случайно выдернул на слух фразу про средневековье. Я попытался вслушаться, когда те самые впечатлившиеся позади девчонки вдруг стали дергать меня за плечо. — Вань, у тебя же диплом! — выразительно хлопая глазами, говорили они мне в два голоса. — Что, простите? — переспросил я. — Я спросил, есть ли в группе кто-нибудь, чья сфера научных интересов связана с тематикой средневековья? — повторил свой вопрос Антон, испепеляя меня хищным взглядом. — Да, у меня, — без энтузиазма ответил я. — Отлично! У меня для вас есть предложение по работе с архивными материалами как раз по этой тематике! — воодушевился он. — Заказчик в Питере ищет энергичного исполнителя среди студентов, чтобы в дальнейшем, возможно, взять на постоянную работу, — он говорил, а я прямо чувствовал, как из него струится неискренняя радость. — Научный руководитель у вас, вероятно, Федоров? — спросил вдруг он, а у меня по спине пробежались отголоски его ледяных ноток. — Нет, Цихов, — я явственно увидел, как улыбка рекрутера исказилась и стала больше похожа на гримасу. — Он меня все пять лет ведет, а у Федорова нет дипломников, вроде бы. — Да он с Мироном Янычем постоянно на парах консультируется! — разулыбалась Наташка, та, что прямо за мной сидела. — Любимый студент! — добавила ее соседка, Ира, с ехидной ухмылочкой. — Ах вот как! — он разве что не облизнулся. Мрачный взгляд сменил на плотоядный и продолжил. — Вы мне тогда свои контакты оставьте, я их работодателю передам, — и листочек мне тянет с ручкой паркеровской, и лыбу давит. Я взглядом по его пальцам мазнул — маникюр, не иначе. Каждый ноготок вылизан, никаких тебе татуировок буковками, никакой «фортуны»…