Duality

— Ну что, успокоился? — спросил Мирон негромко. Он сидел на полу напротив меня, скрестив ноги и обхватив их сцепленными в замок руками. Я же сидел на диване, подавшись вперед и уперевшись локтями в колени. Я чувствовал, что действительно успокаиваюсь. Его признание вызвало почему-то дикую злость. Поперла прямо изнутри. Я стал кричать, чтобы он перестал держать меня за идиота. Какие вампиры?! Мне не верилось, что такое может быть на самом деле. Я был уверен, что он просто смеется надо мной. Он пытался меня удержать, говорил про братьев, про вечную жажду, про сознательный отказ от убийств, даже про воронов заикнулся, но я все равно орал, как потерпевший. Никак не мог успокоиться. Сам не знаю, что на меня нашло. Будто все нервное напряжение одним потоком хлынуло на него, на Мирона. Он терпел-терпел, тряс меня за плечи, пытался поймать лицо и успокоить, но потом в нем что-то щелкнуло, и я вдруг увидел его глаза. Они изменили цвет буквально за секунду: с серо-голубого мотнулись в угольный. И только теперь я осознал, что это не зрачок расплылся, а сама радужка потемнела. Лицо исказила гримаса злости. Могу поклясться, я даже увидел неестественно длинные, заостренные клыки на фоне бледных губ. А еще мне показалось, что пространство вокруг утонуло в серых полутонах. Боковое зрение отпечатывало на подсознании какие-то мрачные образы предметов, стоящих только что совсем рядом. Метаморфоза была недолгой. Я замолчал. Тупо уставился на него. Никогда не видел ничего сверхъестественного в реальности. Но страх так и не прорезался. Любопытство, разве что. Я в игрухах столько всяких чудищ перевидал! И вампиров, в том числе. И многие из них были страшными, пиздец! А он… Даже когда из него сущность полезла, он все равно меня притягивал. Не больше, чем обычно, нет. Также. Потому что магнитила не сила. К себе меня притягивал он сам. С первой лекции, на которую я безбожно опоздал. Потому что лег под утро. А потом будильник переставлял раз восемь. В итоге вырубился. И меня во сне как будто кто-то шепотом позвал из сна. Помню, я тогда на кровати подскочил, стал машинально оглядываться в поисках чужого голоса. Никого, конечно же, не было. Только скомканное одеяло и ноут, наполовину торчащий из-под соседней подушки. Почему-то именно сейчас я сидел на диване и вспоминал ту самую первую лекцию. Я тогда каждое слово глотал, будто это последние молекулы кислорода на планете. Слушал, смотрел и ловил себя на мысли, что этот Федоров — препод от бога. Забавно. Только через пару недель я стал понимать, что кайфую не только от того, что именно он говорит. Меня стало переть и от того, как он все это говорит. Его жесты, мимика, походка, одежда. Его ответы на вопросы и короткие споры с другими студентами. Тогда я еще не вступал с ним в дискуссии. Тогда я еще ни с кем из преподов особо не вступал в дискуссии. Не потому, что не люблю поспорить, а потому что неохота было пытаться доносить до кого-то свою позицию. Да и не люблю я выпячиваться. Похуизм похуизмом, но настройки общительности в реале мне никто с детства не зашкалил. Да, поржать со «своими» всегда можно, но чтобы спорить с преподом при всем потоке — нет уж, нахуй. По крайней мере, я так думал до Федорова. И после него в отношении других преподов. А ему я ответил всего один раз… А потом не смог остановиться. — Боишься меня? — он будто вырывает меня из мыслей своим вопросом. Выглядит при этом скорбно. Скупое освещение, полумера теней, заострившиеся скулы, взгляд из-под опущенных ресниц. Поза закрытая, настороженная. — А должен? Он ничего не отвечает, только голову еще ниже опускает, чтобы на меня не смотреть. А я подаюсь вперед. На колено, еще шаг навстречу, и вот он уже опускается спиной на пушистый ковер. Упираюсь руками по обе стороны от его головы, нависаю на манер отжиманий, рассматриваю лицо, на секунды отпечатавшее растерянность. И уже снова собран. С вызовом смотрит на меня. Чуть щурится. Слегка задирает свой длинный, и правда, пожалуй, вороний, нос. И мой взгляд сам скользит к пухлым губам. — Не думай, что твои отмазы помогут от меня отделаться, — ухмыляюсь. — Попал ты со мной, Мирон Янович, — тяну чуть виновато, стараясь пожать плечами на весу. И он, наконец, улыбается, расслабляется, отпускает. *** — Мирон, — собственный голос кажется глухим. — Мирон, — пытаюсь кричать громче, разрезая звенящим эхом темноту вокруг. Будто ослеп. Пытаюсь крутить головой — картинка не меняется. Тишина в ответ лишь сильнее сжимает горло. Слышу, как сам же нервно сглатываю вязкую слюну с привкусом железа. Ощущение, будто прикусил щеку, и она теперь кровоточит. Солёно. Тошнота подступает почти сразу. — Мирон! — пытаюсь орать, но выходит сипло. И эха теперь нет, звук возвращается волной мне в лицо. И холодом веет. Наступает. Рефлекторно поднимаю руку — натыкаюсь на стекло. Гладкое. Ледяное. Прижимаю ладонь — моментально промерзает, будто до самых костей. Тянусь вперед. Вглядеться бы. Почти касаюсь кончиком носа, как из темноты проступает это… Издевательский белый оскал. Будто светящийся раскроенный рот перехватили черными нитками. Прямо на уровне моих губ. Чуть наклоняется, кажется, рассматривает меня с интересом, а мне видно только эти ряды жутких клыков. И закричать бы в ужасе, но голоса нет. Во рту всё солонее. Сглатываю и чувствую, как кружится голова. И холод кругом. Уже обе руки ледяные. Ноги ватные. Моргаю — и нет белого оскала напротив. Потух. Как будто подсветку выключили. Опять один. В темноте и тишине. И только на плечах тяжесть. Обволакивает, наседает. Откуда-то сверху спускается. Топит. Затаптывает. Не могу сопротивляться. Оседаю. Поддаюсь… *** Проснулся на неразобранном диване. Один. Как будто из-под воды вынырнул. Разве что воздух ртом, как рыба, не хватаю. Но грудная клетка все равно ходуном ходит. В голове шумит, горло дерет сухость. Зато без привкуса… Приснилось. Из-за задернутых штор нельзя разобрать, день на улице или ночь. Жмурюсь, и в голове вспыхивают кадры прошлого вечера. «Семнашка». Катя. Машина Мирона. Его «братья». Поцелуй на фоне гирлянд. Еще один уже дома. Холодные, напористые губы. Уверенные руки. Я чувствовал, как он сдерживается. Поэтому я сам тянул его на себя, целовал в шею, обводил языком цифры. В паху буквально звенело от его близости. Он чувствовал, как я хочу его. Он все понимал и без своих суперспособностей. Я скользнул ладонью ему под рубашку, а потом обрыв… Вязкая, плотная темнота. Будто меня по голове ударили. Очнулся на диване. Один. — Ты меня вырубил? — хрипло спрашиваю, появившись в проеме кухни. Будто, и правда, орал во сне. Мирон сидит на табуретке, закинув ноги на батарею, читает. Рядом на столе — переполненная пепельница. В воздухе — явный передоз никотиновых смол. Душно и едко, даже глаза сразу начинают слезиться. На мой вопрос отрывается от чтива. Смотрит исподлобья. Будто пытается и меня прочесть. Вглядывается куда-то внутрь. — Да, прости, — говорит, сдавшись и отложив закрытую книгу. — Мне нужно многое тебе рассказать, прежде чем случится что-то важное… — напряжение, едкая пауза, как дым, дерет глотку. Мирон тоже это чувствует, хмурится, губу закусывает, потом вдруг встает и тянется за туркой. — Кофе хочешь? — насыпает молотые зерна и заливает их водой, не дожидаясь ответа. Опускаюсь на ближайшую табуретку, тру лицо ладонями, пытаясь согнать остаточные ощущения пробирающего до мурашек сна. — Помнишь, я говорил про Охру? — начинает с места в карьер, не оборачиваясь. И это вдруг становится серьезным. Вчера казалось шуткой или игрой. Да даже диким сном. Но только не правдой. Снова сильно жмурюсь, пытаясь силой прогнать белые всполохи клыков, которые маячат перед глазами. — Значит, мне все это не приснилось, — горестно констатирую обоим нам известный факт и тянусь за сигаретой в чужую открытую пачку. — Нет, не приснилось, — поворачивается и, наконец, смотрит в глаза. — Охра — бог крови. Его воины — вампиры, — Мирон рассказывает спокойным голосом, будто говорит о каких-то обыденных вещах, а я невольно вспоминаю привкус из сна, и снова хочется сглатывать. — Они появились много столетий назад. Во времена первых крестовых походов и войн. Они пили кровь смертельно-раненных во имя своего бога, — Мирон поднимает турку над плитой, давая пене осесть. Кухню постепенно наполняет запахом кофе, вытесняя дым. — Но их аппетиты стали расти… Вампиры начали убивать в мирное время, чтобы заглушить свою удушающую жажду… — он так и замирает с туркой в руках. Будто проваливается в собственные воспоминания. Мне видно его профиль, длинные ресницы, шею с выбитыми цифрами. Смотрю на него слишком долго и едва не роняю истлевшую сигарету. Втягиваю воздух стиснутыми зубами и с силой тушу в пепельнице окурок, который едва не опалил кончики пальцев. Поднимаю глаза, когда на столе уже стоит пара чашек ароматного напитка. — Тогда-то и появились охотники, — Мирон стряхивает пепельницу в ведро, возвращает ее на стол и садится напротив. — Ван Хельсинги, типа? — подозрительно хмурюсь, на что Мирон хмыкает и улыбается. — Типа того, — залипаю на губах. Его улыбка притягивает. Мягкая и расслабленная. И напряжение сошло на нет, стёртое уголками его губ. И вдруг звук откуда-то со спины. — Извини, — бросает мне тихо, вставая и делая шаг. — Мирон, — поворачиваюсь на голос, в дверях вижу Илью. Он один. Переводит взгляд с Мирона на меня. — Прости, что отвлекаю. — Что-то случилось? — слышу стальные нотки в голосе своего препода. — Шальная пропала… *** Понимание того, что это та самая девчонка, которая клеилась ко мне в «Семнашке», приходит уже после того, как Мирон выпроваживает меня из квартиры. Он выглядит очень серьезным и собранным. На мои предложения помочь отвечает «Ваня, я тебя позже найду, ладно?». Уже на улице сую руку в карман куртки и нахожу разрядившийся телефон. Пока иду по нечищеным дворам до ближайшего магазина, чтобы купить сигареты, снова темнеет. Ловлю себя на мысли, что этой зимой световая часть дня стала особенно короткой. Домой добираюсь в сумерках и в мокрых кедах. Подрубаю мобильник к зарядке и плетусь в душ. На кухню возвращаюсь уже с мокрой головой, острым желанием съесть слона и с заставкой включения на телефоне. Пока по-быстрому жарю яичницу, трубка несколько раз вспыхивает уведомлениями. Пара пропущенных от друзей, с которыми чокался под куранты, и обойма сообщений от Москвина. 03:12 «Тут тебя какой-то чувак ищет» 03:12 «Антон, вроде бы» 04:45 «Ты где потерялся?» 04:47 Пропущенный вызов. 04:49 «Чувак, бля, предохраняйтесь хотя бы :D»