Способны ли мы любить?

      Утро застало их спящими. Руки Эрвина обвивали талию девушки, голова её покоилась, на его груди, с той стороны, где мерно бьётся сердце, даже во сне они цеплялись друг за друга, как будто знали: впереди им придётся держать отчёт, за свершившиеся неуставные отношения, однако, сейчас была минута спокойствия. Через двадцать минут, верный своим привычкам Эрвин проснётся и, взглянув, на морщащую от солнца нос Лисет, не будет жалеть о содеянном, а в тайне, даже надеяться на продолжение. Костью в горле засела мысль, о необходимости придумать план, как оставить девушку в разведке, не навредив ни ей, ни себе. Смит легонько поцеловал девушку, пытаясь разбудить и сдержать себя от нахлынувшего желания повторить вчерашнее. — Доброе утро, — улыбнулся Эрвин, открывшей глаза девушке. — Д-доброе, — осознав свою наготу ей вдруг стало неловко, и, хоть это и было глупо, она попыталась прикрыть себя руками, чем вызвала негромкий смех, столь же растрёпанного с утра и, столь же одетого Смита. — Брось, Лисет, у тебя прекрасное тело, не прячься от меня, вчера я не смог оценить всех твоих прелестей, — тепло шепнул мужчина и обнял её за плечи, чувствуя острое желание продолжить вчерашнее. Кинув взгляд на настенные часы, он пришёл к выводу, что время есть, и стоит провести его с пользой. Эрвин обнял девушку и мягко, почти невесомо поцеловал, почувствовав её несмелый ответ, он легко отстранил руки Лисет от груди, которую она старалась прикрыть, и накрыл её уже своими ладонями, поглаживая и сжимая, он слышал, как она вздохнула и подалась навстречу его ласкам. Ей было хорошо, от того что его теплые, чуть шершавые руки вытворяли с её телом, и в тоже время, она чувствовала острый стыд, который вчера гасило выпитое вино и наступившая ночь. Но как приятно чувствовать, его губы, целующие её тонкую шею, как нежны прикосновения его сильных рук, словно весь мир сосредоточился на нём одном, на его холодных, глубоких глазах. Стыд уступил его силе, она отдалась во власть демона, имя которому, Эрвин Смит. Лисет подняла на него взгляд, затуманенный страстью и он вновь падал в омут, ведомый её глазами, в которых он видел самого себя, те же стремления, те же эмоции, те же страхи, в этом омуте можно было утонуть, но это не отталкивало, — напротив, непреодолимо притягивало. За то, что отражали глаза этой девушки в момент их близости, он готов был отдать себя, но только забрав взамен её саму. Эрвин гладил её волосы, и слушал как успокаивается её дыхание. После, за завтраком, он рассказал ей всё. Если он не ошибся в ней, она всё поймёт правильно. И, впервые в жизни, он так боялся в ком-то ошибиться. — Значит, вы хотите, чтобы я ушла в полицию, — не вопрос-утверждение. — Я не сказал, что хочу этого. Так хочет твой отец, — поправил её Эрвин. — Сколько осталось до вылазки? — вдруг спросила она. — Неделя, может две, по готовности отряда выступать, — он машинально ответил на вопрос. Лисет лишь кивнула ему и, собралась выйти из кабинета, но оказалась прижатой, к двери хозяином помещения. — Послушай. Я знаю, мы очень мало с тобой знакомы. Да и жизнь разведчика, тоже коротка. Но, я по-настоящему польщён, что я был у тебя первым, и я не хочу, чтобы ты уходила, — выдохнув, сказал Смит. Она подняла на него глаза и, сейчас, не в ночной темноте и не сквозь призму внезапной страсти, Эрвин увидел их цвет: серые и холодные, как предгрозовое небо, но с тёплыми жёлтыми прожилками, пробивающими мрак. Их лица были так близко, что дыхание невольно смешивалось. — Я и правда хочу остаться здесь. И неважно, как долго я проживу. В столице мне душно. Балы, красивые вещи, — всё бессмысленно. Я не хочу жизни своей сестры, которая стала безликой матерью и женой. — Поэтому разведка? Свобода? — Правда. Я хочу знать, почему моя свобода должна быть условной. Хочу знать, ради чего мы в этих стенах, и почему, вся история начинается с укрытия за ними. Ведь сколько бы книг я не прочла, — везде одно и то же: около века назад пришли титаны, запятая, человечество укрылось за стенами, точка. Я хочу видеть мир. Пусть и ценой своей жизни, но я хочу знать правду. — Вот как. Тогда действительно, в полиции тебе нечего делать. Мы вместе пойдём к командору и скажем ему об этом. Что до твоего отца… — Я хочу встретиться с ним. Мы не особо ладили, но он должен понимать, что я взрослая и сама решаю, как мне жить и умирать. И, Эрвин. Отпусти мои руки, пожалуйста. Часом позже она вышла из кабинета командора Шадиса и, попрощавшись с товарищами, сев на коня, умчалась в столицу. Командор дал ей два дня, чтобы решить проблемы с семьёй. В кабинете же, шёл спор между капитаном Эрвином и командором Шадисом. — Ты уверен, что поступаешь правильно, Эрвин? — Я стараюсь не сомневаться в принятых мной решениях, сэр. Желание знать, как устроен этот мир. Разве не эта черта, делает нас разведчиками? — А что с первоначальным планом? Я, кажется, приказывал тебе довести её до перевода. Я не против, если она останется, но мне любопытно, когда ты всё успел. Вчера я видел, как ты покинул застолье, взяв вино, а уже сегодня ты пришёл вместе с ней. Эрвин вспомнил вчерашний вечер, и тень улыбки легла на его лицо. Выдержав паузу, он отрапортовал: — План провалился, сэр. Кит лишь хмыкнул: «провалился значит, то-то ты весь сияешь». — И как далеко зашли неуставные отношения? А, впрочем, мне плевать. Лишь бы обязанности исполнялись. Иди, Эрвин. И не дай мне пожалеть, о принятом тобой решении.