Способны ли мы любить?

В штаб-квартиру она вернулась заполночь и, встречала её только, стоящая в наряде парочка, состоящая из таких же новичков, как и она, но выпустившихся, из другого корпуса, что располагался на юге, неподалёку от Троста. Неунывающая и умная, Ханджи Зое и, её голос разума, и извечный спутник, Моблит Бернер. — Хэй, салют, уже вернулась? — весело осведомилась Ханджи. — Ага, привет, ребята. Опять разтитанили командора? Судя по веселью Зое и мрачной мине Моблита, так оно и было. — Такая история вышла, ты только послушай, — радостно пропела общительная девушка. — Ханджи, она с дороги, наверняка устала, а ты, — попытался вставить своё слово парень. — Моблит, ну не будь таким унылым, эх, зануда ты, — Зое беззлобно толкнула товарища. Лисет засмеялась, глядя на этих двоих и пожелав им спокойного дежурства (и клятвенно обещая Ханджи послушать историю наряда вне очереди, когда зануды Моблита не будет рядом), отправилась в казарму. Проходя мимо окон, где, она знала, находился кабинет Эрвина она непроизвольно подняла взгляд, свет не горел, — значит хозяин кабинета спит. Она почему-то расстроилась, что не встретит его сегодня. Так, за своими мыслями она не заметила, как врезалась в неожиданное препятствие и с громким: «ой», рухнула на пятую точку, проклиная свою невнимательность, когда увидела перед собой протянутую руку. Подняв глаза, она встретилась взглядом с ним. Перед ней стоял, никто иной, как капитан Смит, лёгок на помине. И вот снова, она, как в тумане подаёт ему руку и все ругательства разом исчезают из памяти, вот он подтягивает её на себя, и Лисет уже в его крепких объятиях. Сам Эрвин тоже чувствовал себя как во сне, и тело, против его воли подчинялось необъяснимому желанию, прижать эту тощую девчонку к себе, до боли, уволочь во тьму кабинета и смотреть ей в глаза, в поисках правды или чего-то, непостижимого его могучему уму, вколачиваться в её податливое тело, и сходить с ума, от необъяснимо-приятного чувства, забытого, а может и вовсе, не знакомого. А после, говорить о вечном, о человечестве, о титанах, об истине, баюкая нагую девушку на своих коленях, и защитить те хрупкие минуты рядом, от всего мира. Забыв на миг о Мари, что предпочла ему другого, о друге, что предал его, ради женщины которую он, Эрвин Смит, по-настоящему любил. Лисет вдыхала запах рубашки капитана и сердце стучало чуть громче чем должно, все тревоги и страхи бились об его уверенность, и её собственный страх умереть отступал рядом с ним. Чувство было странным и пугающим, но холод его глаз не пугал, напротив, притягивал. Лисет была отравлена его безумством, и ради него, готова была пойти даже на смерть. Она не противилась, когда он нёс её на руках к себе, когда снимал её одежду, когда он положил её на диван и сам лёг сверху, она лишь прижалась к нему: то ли в поисках защиты, то ли защищая его самого. Как удивительно они понимали друг друга, без слов. Достаточно было взгляда. Сидеть в его объятиях можно было бесконечно. Слушать его голос, чувствовать ладонью, лежащей, на его груди стук сердца. В эти минуты покоя, нагота физическая, была почти тождественна наготе душевной. Эрвин разбудил её до рассвета. Ей пора было вернуться в казарму. А ему, нужно было привести мысли в порядок, до наступления рабочего дня. Ей предстоял отчёт, о поездке в Митру, ему, — подготовка к вылазке, что состоится через неделю. Он почти с нежностью, провел по её щеке на прощание, она легко улыбнулась уголками губ, и, кивнув вышла за дверь. Спать ей совершенно не хотелось, а вот освежиться очень даже. В душевой она столкнулась с Ханджи, которую сменил на посту другой часовой. — Доброе утречко! Не спится? — Скорее уж кошмары замучили, — усмехнулась Лисет. — И что тебе снилось? Ты знаешь, сон ещё не изучен до конца, возможно это знамение грядущего, а может тайные желания и страхи, — блеснув стёклами очков, воодушевилась Зое. Лисет рассмеялась и беззлобно стукнула Ханджи в плечо, прервав поток сознания. — Да ну тебя, с твоими познаниями. Перетряслась в седле, врезалась в капитана Смита перед сном, вот и снится всякая херня. — Ты почти такая же зануда, как и Моблит, — протянула Зое, чуть разочарованно, — но всё равно, ты мне нравишься. Будем друзьяшками? Лисет, выросшая с отцом, в окружении слуг и помпезных, до тошноты торжеств, не имела до этого дня друзей. Даже в кадетском корпусе, была почти всегда одна. Поступив в разведку, её мир сконцентрировался на капитане Смите. Поэтому, она с энтузиазмом пожала руку Ханджи, обзаводясь первым в жизни другом, и кучей нарядов вне очереди, как следствие этой дружбы. Всю неделю Эрвин и другие капитаны отрядов, усиленно дорабатывали схемы проведения предстоящей кампании. Времени хватало лишь на быстрый перекус, душ и сон. Смит, с удивлением узнал, что командор вызывает его на ковёр. В кабинете Шадиса сидела понурая троица, состоящая из Ханджи Зое, Моблита Бернера и, Эрвин, удивлённо приподнял брови, Лисет Холф. — Устроить фехтовальное соревнование. И где? В библиотеке. У вас вместо мозгов что, вата? — во всю мощь командорской глотки надрывался Кит. — Но, сэр. Мы отрабатывали схему, прочтённую в книге… — начала было Ханджи покаянным голосом, но в глазах её плясали бесята, которые сказали наблюдательному капитану, что ей нихрена не стыдно. — Отрабатывали? Схему? Вон из моего кабинета, и пока библиотека не будет приведена в божеский вид, вы трое остаётесь без обеда, — проревел командор. Молодёжь сбежала так стремительно, что Смит невольно восхитился скоростью. — Ты это слышал, Эрвин? Следи за своими говнюками. Иначе я убью их раньше, чем титаны доберутся до их тощих жоп. — Да, командор. Я обещаю, впредь подобное не повторится.

***

В библиотеке тем временем шла оживлённая дискуссия. Моблит ругал Ханджи, за её неуёмную энергию и взывал к голосу её рассудка, Лисет смеялась от комичности ситуации. — Ай, Моблит, перестань! Вечно нудишь, а между тем, так жить веселее. Эй, Лисет, лучше расскажи о себе. Блондинка удивлённо приподняла брови, словно взвешивая стоит сказать или нет. Чаша весов всё же перевесила в сторону друзей и она ответила: — Я родилась и выросла в столице. Мама моя умерла, едва успев дать мне имя. Воспитывал меня отец и старшая сестра, а ещё куча нянек-гувернанток. — Да ну, врёшь, — недоверчиво буркнула Зое. — Трудно жить по-другому, когда твой отец неприлично богат, — пожав плечами, ответила Холф. — Так ты серьёзно? И как оно, быть богачкой? — Душно и тесно. Мне не нравилось ходить на торжественные приёмы, и слушать трёп о платьях и моде, томные вздохи, о мужьях и детях. А знатные гусыни только об этом и толкуют. Повисло молчание. Ханджи и Моблит слушали с интересом, и она продолжила: — Пока моя сестра не вышла замуж, мне было весело. Она была весёлой и бойкой, и, несмотря на разные интересы поддерживала мои забавы, вроде фехтования и верховой езды. А потом она влюбилась и вышла замуж. Она изменилась; стала говорить о быте и детях, о былом её любопытстве можно было забыть. А я, взрослея, понимала, что не хочу такой жизни. Я пыталась найти информацию о мире, в папиной библиотеке, но везде было одно и то же. Я искала знаний, а все вокруг говорили, что я должна оставить эту ересь и думать о будущем. Но один торжественный приём мне всё же запомнился. Отец взялся спонсировать армию и были приглашены солдаты, которых я запытала вопросами. И, впервые, в моей скучной жизни появилась цель. Пойти в армию. Папа только рассмеялся, Мэри пыталась отговорить меня, но моё желание свободы росло с каждым днём. После, я замучила полицейских расспросами о том где они учились, изображая очарованную мужчинами в форме, дурочку. В очередной раз, поругавшись с отцом я спланировала побег. Заранее собрала сумку и через окно сбежала в ночь, оставляя свою прошлую, праздную жизнь за стенами столицы. Подкупленные часовые обещали молчать, а остриженные коротко волосы сделали меня похожей на мальчишку. — Ничего себе, — воскликнула Ханджи, — а как тебе жилось в кадетском корпусе? Лисет задумчиво взъерошила волосы на голове и, пожав плечами, ответила: — Как и всем. Выгребала от старших, училась делать грязную работу и драться. Привыкнуть было трудно. Но, навязчивая мысль покинуть стены, согревала меня и придавала сил, когда было особенно тяжело. А перед самым моим выпуском, отец вмешался в моё обучение. Ему хотелось видеть меня в рядах полиции, чтобы я, забыв свои стремления вернулась в город, который давил на меня с рождения. Поэтому, поступив сюда мне пришлось просить позволения навестить семью и решить проблемы, поскольку командор Шадис хотел избавиться от проблемы в моём лице, добившись моего перевода в гарнизон или полицию. — Да ладно? Вот старый козёл, — возмутилась Ханджи, — да, непросто тебе пришлось. Вот уж не думала, что у богатых бывают такие проблемы. Мы-то, со стариной Моблитом из простых семей, — Зое взъерошила волосы Бернеру, вызвав его недовольство. — Ладно, давайте убирать, а то к завтрашней вылазке не управимся, — призвал девчат к порядку, правильный Моблит. А возле приоткрытой двери стоял Эрвин Смит, так и не решившийся войти, и перебить рассказ, который он впитывал с жадностью губки, брошенной в воду. Он и сам не знал, почему он здесь. Завтра должна была состояться экспедиция. Он хотел встречи с Лисет. Ещё раз заглянуть в её глаза, желая увидеть там правду. К половине десятого вечера, аккурат перед отбоем, Кит Шадис счёл порядок в библиотеке приемлемым и троица облегчённо расползлась по казармам. Ханджи провалилась в сон мгновенно, едва её голова коснулась подушки. Лисет почему-то не спалось. Её страшила неизвестность завтрашнего дня, и это чувство близкой гибели будоражило нервную систему, не давая уснуть уставшему телу. Наспех одевшись, она вышла во двор, освещаемый лишь тонким серпом луны. Вдохнув свежий ночной воздух, она решительно отправилась к единственному человеку в её мире, с которым не было страшно. Дверь он открыл быстро, будто ждал её визита, она увидела как его губы сложились в полуулыбку, сделав его и без того красивое лицо, — прекрасным. — Ты пришла, — не вопрос, утверждение. —Я пришла, — голос дрогнул. До его ушей донёсся всхлип. Он, с удивлением увидел, как по её щекам покатились слёзы. Эрвин, сначала растерявшийся, всё понял правильно: она боялась. Он провел по её щекам большими пальцами вытирая влагу, указательным пальцем поднял её подбородок, и, глядя прямо в заплаканные глаза, сказал: — Я бы хотел тебе сказать, что всё будет хорошо, и что ты не умрёшь. Прости, я не могу этого обещать. Но ты хочешь видеть мир, а иного пути нет. Оставайся верной своим убеждениям, пока ты дышишь, Лисет, не предавай сама себя. Я видел твои глаза, я знаю это чувство. Прошу, не дай мне ошибиться. — Эрвин, спасибо, что не лжёшь. И пока ты такой, я буду готова последовать даже в ад, если ты прикажешь, — слёзы в голосе уступили место стали. Он склонился к ней и опаляя своим дыханием, шепнул: — Тогда верь мне, просто верь. И она верила. Верила его губам, верила его рукам, верила его глазам. Эрвин раздевал её неторопливо, сегодня не хотелось спешки. Смит, расстёгивал пуговицы её рубашки, сантиметр за сантиметром оголяя её белую кожу и восхищённо вздохнул, увидев, что под рубашкой не было белья. Ладонью он ощущал мягкость её груди, аккуратной, но аппетитной, он гладил, то нежно, то почти грубо. Поцелуи его были то невесомыми, как крылья бабочки, то острыми, как пчелиное жало. Лисет стонала, отчаянно прижимаясь, к его сильному телу. Ей вдруг захотелось, чтобы он испытал то же блаженство, что и она. И девушка, мягко отстранив руки любовника, опустилась на колени. Его глаза горели ледяным огнём, смотря с вызовом. И она приняла этот вызов, освобождая его член, принимая его в свой рот, направляемая его командирской рукой, стараясь доставить ему удовольствие, чувствуя, как от его стонов, её собственное возбуждение лишь растёт. Эрвин почти задыхался: она была так восхитительно неопытна, но старательна настолько, что он был почти на грани. Хотелось больше, хотелось её всю. Он прервал её и, усадив на письменный стол, хрипло спросил: — Ты веришь мне? Она подняла затуманенный взгляд, и он получил ответ, без слов. Он почти хрипел, приближая их к концу, она билась в его руках, дрожа и шепча его имя, и время словно замерло для них двоих. Они лежали, уставшие, на траченном жизнью диване. Эрвину показалось, что она спит, когда он услышал вопрос: — Скажи, ты когда-нибудь любил? Он всегда убийственно честен. Особенно с женщинами, идущими на смерть. — Да, Лисет, любил. Очень давно. Она тихо хихикнула ему в плечо. — Ты испугался. Я слышала, как сердце пропустило удар. — Не каждый день меня спрашивают о моих чувствах, это было неожиданно. А ты? Эрвин и сам не знал, что он хочет услышать. Его раздирало противоречивое чувство. Приподнявшись на локтях, и, глядя прямо в глаза, она так же, убийственно честно ответила: — Я не знаю ответа на твой вопрос, Эрвин. Но ты мне нравишься, честно. А любить я, похоже, не способна. Ответ его восхитил. Да, он не ошибся в ней. И, когда он был уже на грани яви и сна, он почти счастливо улыбнулся, прижав её крепче к себе.