Немецкое сердце

Дома Лунгина вырвало. После этого он долго умывался и чистил зубы, чтобы хотя бы немного смыть с себя позор, который, казалось, пропитался не только в его душу, но и тело. После этого Алексей долго ворочался в постели, но сон пришёл к нему только на рассвете. Мужчина проснулся от криков, доносящихся словно из-под толщи воды. Разлепив глаза, он сообразил, что звук идёт с улицы. Лунгин встал и подошёл к окну. Прямо в сквере происходила очередная публичная казнь. Алексей прислонился лбом к прохладному стеклу. — Когда уже эти фашисты сдохнут, — тихо произнёс Олег Александрович, делая глоток воды из железной кружки. Алексей ничего не ответил. Посмотрев на деда, он пошёл в ванную. После вчерашнего болела голова, но Лунгин заставлял себя не акцентироваться на боли. Теперь ему придётся смириться со многим, ведь немец дал понять, что у этой истории будет продолжение. — Поешь. Тут каша, картошка, — произнёс дед, закуривая. — Что-то нет аппетита, — ответил Лунгин, проходя в спальню и доставая из шкафа свежие вещи. Он уже натягивал бежевую рубашку, как кто-то настойчиво позвонил в дверь. Держась за поясницу, Олег Александрович пошёл открывать. Раздался грохот, смешанный с немецкой речью. Лунгин с замиранием сердца вышел из комнаты. Он думал, что это чёртов Фюрстенберг, но пришедшим оказался Дима Казаков, облачённый в форму полицая. — Чего уставился, Лунгин? — насмешливо спросил мужчина. Алексей промолчал. Когда-то давно они были добрыми приятелями, а потом дружба расклеилась. С приходом немцев Казаков добровольно перешёл на сторону нацистов. — Тебе чего надо, Димка? — нахмурился дед. — Я уполномочен изучить квартиры этого дома, мне нужно знать, к кому можно подселить офицеров, — Казаков прошёлся по коридору, заглянул в одну комнату, потом в другую, затем на кухню. — Кучеряво живёте. — Да уж прямо кучеряво? — ощетинился Олег Александрович. — Ты чего натворил, Димка? Как предателем-то стал? — Ты, старый, скоро помрёшь, места больше будет, — словно не слыша его, рассуждал Казаков, осматривая интерьер гостиной. — Старые хрычи должны уступать место молодым на этой земле. — Бог тебя покарает! — выкрикнул старик. — Но пока что бог карает тебя, — смерив Олега Александровича спесивым взглядом, мужчина вышел из квартиры. Лунгин ушёл на кухню и, стараясь взять себя в руки, занялся приготовлением кофе. Еды в их доме было мало, но в военное время и это казалось роскошью, ведь где-то дела обстояли хуже. Картошка, каша и иногда сало — вот и весь рацион таганрожцев. Хорошо, если у кого-то были сады и огороды, хотя с приходом немцев те забирали себе весь урожай. Кофе Лунгин достал «по блату» — Введенский дал его мужчине в обмен на кусок мыла. — Не ожидал от Казакова, не ожидал. Я ведь знал его деда, — Олег Александрович тяжело сел за стол и потёр седую бороду. — Я тоже не ожидал, — ответил Лунгин, убавляя огонь.

***

Матис с раздражением прихлопнул комара, сидящего на руке. Медленно затягиваясь, он смаковал вкус дыма и выпускал его в сторону тонкой струйкой. Когда часы пробили двенадцать, немец отбросил сигарету и толкнул тяжёлую дверь. Он шёл по тёмному коридору, не обращая внимания на зигующих ему подчинённых. Дойдя до конца коридора, Матис нервно одёрнул китель, и спустился в подземное помещение. Оно было разделено на лаборатории, где на благо Рейха трудились учёные из Европы. Фюрстенберг подошёл к дальней двери. Надзиратель поприветствовал начальника и отворил её. Матис оказался в просторной лаборатории, у стен которой стояли аппараты с различными датчиками и разноцветными кнопками. На кушетке лежал укрытый до пояса человек. Точнее, это было лишь подобие человека, а при близком рассмотрении становилось понятно, что руки и голова были пришиты к торсу, да и кожа имела неестественный синеватый оттенок. — Как продвигается? — спросил Фюрстенберг, бросая холодный взгляд на стоящего рядом с кушеткой учёного в медицинском халате. — Великолепные новости! Он пошевелил пальцами и приоткрыл глаза после всего лишь половины инъекции! — с маниакальным блеском в глазах ответил мужчина. — Неужто ваши исследования начали давать плоды? — изогнул бровь нацист. — Что ж, продемонстрируй это чудо. Учёный закивал и поспешил наполнить шприц ярко-зелёной субстанцией. Воткнув иглу в вену на руке сшитого существа, он поставил укол и быстро, словно тот был отравлен, выбросил шприц в контейнер для мусора. Несколько секунд ничего не происходило, затем мерзкое существо медленно зашевелило пальцами, его ресницы задрожали и глаза совсем немного, но приоткрылись. Фюрстенберг улыбнулся. Как давно они ждали результатов. Кажется, теперь дело сдвинулось с мёртвой точки. — Я доволен, — сказал нацист и наклонился к лицу существа. Когда-то это лицо принадлежало одному замученному поляку. Теперь, после смерти, ему предстояло сражаться за интересы Германии. Вот она — странная ирония судьбы. Фюрстенберг с трудом оторвал взгляд от результата эксперимента и вышел из лаборатории. Проект «Z» подготавливался уже много, стартовав в тридцать первом. С момента захвата нацистами стран Европы, во многих оккупированных городах существовали тайные лаборатории, в которых создавались уникальные солдаты Вермахта. Одни создавались, другие возвращались к жизни. Пока что ни один такой солдат не вышел на поле боя — нужно было провести немало дополнительных опытов и проверок, прежде, чем они вступят в войну. Матис вернулся в штаб и отправил шифр своему начальнику, рейхсфюреру Цвенгеру, руководителю Главного управления имперской безопасности, находящемуся в Германии. Фюрстенберг был уверен, что тот останется доволен. В этом чёртовом Таганроге скоро будут их универсальные солдаты! Непобедимые и неуязвимые! Закончив с делами, воодушевлённый Фюрстенберг выпил чашку сладкого чая и направился к Лунгину. Ему было интересно, изменится ли его отношение к этому русскому. Быть может, он просто на какое-то время помутился рассудком, и ему показалось, что он влюблён? Матису очень хотелось, чтобы всё оказалось именно так, но стоило ему переступить порог квартиры Лунгиных, как сердце предательски заколотилось в груди, к горлу подкатил ком, а душа испытала сладкий трепет. Алексей замер в двери кухни, пристально глядя на пришедшего немца. Старик Олег оторвался от чтения книги и недобро посмотрел на гостя. — Альёша, рад тебя видеть, — склонив голову набок, нацист снял фуражку, и провёл ладонью по аккуратно расчёсанным по пробору волосам. Лунгин отвёл взгляд, начиная закипать. Его раздражало всё, что говорил Матис. — А ты не так уж и плохо живёшь, — заметил Фюрстенберг, обведя взглядом квартиру. — Собирайся. — Куда? — встрепенулся мужчина. — Будешь жить у меня. — Но это невозможно! — выкрикнул Алексей, испытывая ужас перед мыслью о том, что его ждёт. — Возможно, — Фюрстенберг многозначительно посмотрел на дедушку Лунгина. Алексей на миг прикрыл глаза и сжал руки в кулаки. Ему совершенно не хотелось куда-либо идти. Интуиция подсказывала, что этот развратник устроит ему кое-что куда хуже пыток. Он будет развлекаться с ним… — Альёша, не выводи меня из себя, — почти промурлыкал немец. Лунгин ушёл в свою комнату и закрыл дверь. Ему потребовалось приложить немало усилий, чтобы спокойно собраться и выйти в коридор. — Куда? Что он от тебя хочет? — воскликнул дед, хватая внука за плечи. Он не знал немецкого, поэтому решил, что Матис забирает его на допрос или, что ещё хуже, решил угнать в концлагерь. — Хочет, чтобы я жил под его надзором. Не волнуйся, дед, — Лунгин старался казаться бодрым, но выходило фальшиво. — Он тебя не тронет? Не убьёт? — встревоженно спросил старик. — Не должен. Скоро увидимся, не беспокойся. Они обнялись на прощание, и Лунгин вышел из квартиры. Фюрстенберг надел фуражку и, с ухмылкой посмотрев на старика, направился следом. Они приехали к Матису. Тот выделил русскому комнату на втором этаже, где стояла хорошая дубовая мебель, большая кровать и даже имелась отдельная ванная. — Я хочу, чтобы ты слушался меня. Это ясно? — спросил Фюрстенберг, заведя руки за спину и наблюдая за тем, как Алексей раскладывает вещи. — Ясно, — глухо ответил Лунгин. — За любое неповиновение и дерзость я буду наказывать. Но не только тебя, а вдобавок твоего деда или кого-нибудь ещё. Поэтому позаботься о нём. Ты ведь верующий? Вот и пойми, что тебя спасёт только смирение, — сказав это, немец перекатился с пяток на носки, затем обратно. Его сапоги заскрипели. — И не забудь, что дом охраняется. Будь умницей. Матис скользнул взглядом по спине русского и подумал, что этот тип, всё же, очень сексуален. Ему никогда не нравились сладкие юнцы, в этом мужчине была зрелость, да и борода ему шла. Фюрстенберг ловил себя на мысли, что даже восхищён Лунгиным. Дёрнув углом губ, он вышел, прикрыв за собой дверь. Алексей устало опустился на пол и уткнулся лицом в колено. Будущее казалось ему настолько мрачным, что впору было пустить пулю в лоб, вот только самоубийство — самый страшный из грехов, да и на кого оставить деда? Тот не выдержит такого удара, ведь у него больше никого нет. Лунгину было так горько, что он не заметил, как отворилась дверь, и в комнату вошёл слуга. Он сообщил, что герр Фюрстенберг велел Алексею тщательно вымыться с мылом, затем переодеться и спуститься вниз. Положив на кровать стопку одежды, слуга вышел. Когда русский появился в столовой, Матис сидел за столом и чистил апельсин. На нём были рубашка и военные штаны-галифе. Увидев посвежевшего, чистого, облачённого в белую рубаху Алексея, немец блеснул глазами и улыбнулся. — Хорошо выглядишь, русский. — Что вы хотели? — спросил Лунгин, заведя руки за спину. — Сядь и выпей со мной вина, — Матис выразительно посмотрел на бутылку и бокалы, стоящие на столе. Алексей сел за стол. Вино было багровым, густым, в меру сладким. Фюрстенберг опустошил два бокала, закусывая дольками апельсина, затем встал, включил патефон, и комнату заполнили звуки немецкой песни. Матис подошёл к столу и протянул Алексею руку: — Танцевать. Хочу танцевать. Лунгин с отвращением взял руку нациста и встал. Тот сразу же прижал его к себе, и аккуратно, как изысканный французский танцор, повёл в танце. — От тебя хорошо пахнет. Мне нравится, как ты сложен. Чёрт, русский, тебе не место в этом городе! — с чувством произнёс Матис. — Это мой город, — скрипнул зубами Алексей, ощущая ладони на своей талии. — Он отвратителен. Твоё место в Москве или Ленинграде. Красивые города. — Ты разве бывал там? — Видел на открытках, — Фюрстенберг остановился и сжал подбородок Лунгина. Он потянулся за поцелуем, но тот дёрнул головой, отворачиваясь в сторону. — О, я же говорил тебе, что за строптивость тебя ждёт наказание? Славно. Матис отошёл к столу и взял револьвер. — Что ты задумал? — напрягся Алексей, думая о деде. — Пойдём, сейчас ты всё узнаешь, — оскалился немец и, сжав запястье мужчины, решительно пошёл на выход.