Только никому не говори

Америка Таранову, конечно же, не понравилась. Жизнь в капиталистической стране разительно отличалась от жизни в Советском Союзе, и Игорь с трудом представлял себя в ней через десять лет. В глубине души сидела надежда на возвращение домой, но мужчина понимал, что это, скорее, фантазия, которая никогда не воплотится в реальность. Они с Вальдемаром поселились в доме на берегу океана. И дни, наполненные любовью, страстным сексом, вечерним чаем на террасе с видом на беспокойные волны, потекли друг за другом, превращаясь в недели. Рафтер перестал чувствовать опасность, расслабился, понимая, что здесь их вряд ли найдут. А вот сны, что были осколками его прошлого, не отпускали. Каждую ночь немец видел расстрелы, истязания, рядки худых и измождённых людей, шагающих в газовые камеры. Вальдемар ни о чём не жалел, и не мог жалеть, но прошлое стало казаться ему чем-то слишком далёким, словно он смотрел на него сквозь мутное стекло. Иногда Рафтер просыпался посреди ночи и с потаённой нежностью наблюдал за спящим Тарановым. Касаясь его щеки кончиками пальцев, Вальдемар думал, что эта любовь либо окончательно спасёт его грешную душу, либо уничтожит. Третьего не дано. Однажды ясным утром, когда солнечные лучи скользили по стенам, Рафтер потерял Игоря. Того не оказалось ни дома, ни на вечно пустынном берегу. Вернувшись в дом, Вальдемар заметил белый листок бумаги, лежащий на столе. Конечно, это могло быть просто что-то из переводов Таранова, но сердце сжалось, словно в преддверии… Немец взял листок, удивляясь тому, что рука подрагивает, развернул его… Это было письмо. «Дорогой… Любимый… Я не знаю, какие слова могут передать всю силу моей любви, какие могут раскрыть то, как ты мне важен и дорог. Я люблю тебя, как никогда никого не любил. Я до сих пор убеждён, что отказался бы от всего, даже от возможности вернуться на Родину, лишь бы быть с тобой. Но я не хочу и дальше обманывать тебя, играть роль. Я узнал твою тайну». Рафтер отвёл взгляд от листа. Сердце бешено колотилось в груди, дышать стало невероятно тяжело. Проморгавшись, немец продолжил чтение. «…Вальдемар, я узнал о том, кто ты такой, от тебя самого. Ты разговариваешь ночами. Сперва я не хотел обращать на это внимания, но со временем твои ночные монологи стали раскрывать подробности твоего прошлого. Я не хочу тебя обвинять и не стану этого делать. То, что ты молчал о своём прошлом, говорит о том, что ты боялся меня потерять. И это очень важно для меня. Пусть в прошлом ты был тем, кем был, но я познал тебя другого, и при этом не менее настоящего. Но жить с этим я не смогу. Я уезжаю. Прошу, не ищи меня. Я затеряюсь, ты не найдёшь меня. Если ты думаешь, что мне слишком просто далось это решение, ты ошибаешься. Пишу, а на глазах слёзы. Я думал об этом уже несколько недель, не знал, как поступить. Вальдемар, любовь моя… Я всегда буду любить тебя, и никто другой мне не нужен. Познав тебя, я будто бы соприкоснулся с тайной Вселенной. Спасибо за все те дни, что ты был со мной. Ты научил меня самому главному — любить честно, глубоко и бескорыстно. Я тебя никогда не забуду. Ты навечно в моём сердце. Мысль о том, что ты есть, пусть и где-то далеко, будет греть меня. Я очень тебя люблю. Твой Игорь». Рафтер закончил читать и медленно осел на пол. Он плакал так, как не плакал даже в детстве: навзрыд, в полном отчаянии, от ужаса и невыносимой боли. …Вальдемар искал его везде, мотался по Штатам, опрашивал людей, потратил большие деньги на частных детективов, но тщетно. Немец понимал, что Таранов не мог покинуть страну по каким-то другим документам — он бы просто не договорился с местными спекулянтами. Но Америка большая, и затеряться в ней несложно. Через три месяца надежда покинула Рафтера. Однажды вечером он выпил стакан виски, надел свежие рубашку и брюки и, встав у зеркала, приставил к виску револьвер. Взводя курок, он подумал только об одном: «Увидеть его там». А дальше был выстрел, за которым последовала тишина и бесконечность. В последнюю ночь своей жизни Рафтер видел сон. Они с Игорем, постаревшие и поседевшие, сидели у океана и держались за руки. Игорь улыбался своей тёплой улыбкой, от которой сердце немца всегда будто бы окуналось в мёд. — Я хочу признаться… Я слишком долго носил это в себе, — сказал Рафтер, волнуясь. — Не надо ничего говорить, — мягко ответил Таранов. — П-почему? — Потому что я всё знаю, — прошептал Игорь и перевёл взгляд с лица человека, с которым прожил тридцать лет, на голубую воду. — Какой спокойный сегодня океан. И Вальдемар, сглотнув, оцепенел, ощущая невероятное облегчение. В 1980 году, в океанских водах близ городка Фестел были найдены человеческие останки, кости и череп. Несмотря на несколько экспертиз, установить, кем являлся погибший, было невозможно. За сроком давности выяснить причину смерти было невозможно. И никто не узнал, что Игорь просто вошёл в океан и отдался его пучине, потому что не мог жить без своего немца. Но ему не хотелось, чтобы Вальдемар винил себя в самоубийстве любимого, поэтому мужчина не рассказал в письме, что собрался совершить. Таранов был кремирован, а его прах захоронен в безымянной могиле.