Убежать оттуда, где тебе плохо, вовсе не значит попасть туда, где тебе будет хорошо. Карен Уайт.
— Мы рады приветствовать Вас в нашем заведении и надеемся, что Ваше пребывание здесь запомнится Вам надолго, — муторно замученным голосом поприветствовав очередную гостью и открыв ей двери, продекламировал худосочный паренёк с новомодной аляпистой копной тоненьких разноцветных косичек на голове. Окинув его поверхностно-незначительным взглядом, Кэролайн уже в который раз за последние годы нового десятилетия удивилась тому, что сейчас подросткам был открыт путь абсолютно повсюду. Серьёзно, мальчишка (совершенно обычный человек) выглядит ещё младше, чем Давина, и уже работает (или подрабатывает, что ни суть важно) в одном из самых новых дорогих ночных клубов. При этом явно увлекаясь всем тем, что щедро предлагают здешние бармены своим куда более зрелым клиентам. Кэролайн, конечно, не привыкла осуждать людей только за их внешний вид (ну, ладно, если быть слегка откровенными, иногда за ней можно заметить такой грешок… но это бывает редко. Очень редко. Только по пятницам, субботам и воскресеньям) и уж точно не любит лезть в их личную жизнь, разнюхивая то, какой крепости виски они предпочитают и какую травку по выходным или прямо на работе курят (её собственный дед картинно возглавляет данный список), но наблюдая вот такие вот печальные экземпляры, как этот щуплый мальчишка, и, конечно же, как и любая мать, представляя на их месте своего ребёнка, хочется в эту же секунду оттаскать этот самый экспонат за волосы и привести домой, предварительно натянув на нерадивого мальчишку браслет домашнего ареста. Однако, переведя взгляд обратно, в тёмный проход, через который доносились, из глубины главного зала, громогласные биты очередной хитовой песни, больше не собираясь задерживаться и тратить собственное время впустую, девушка, на ходу расстёгивая полы чёрного приталенного пальто, прошла внутрь обширного новомодного здания, что светилось неоновыми вывесками снаружи и горело яркими разноцветными лампочками изнутри; многочисленные цвета, всё время смешивающиеся и пульсирующие, будто одно большое сердце этого развратного вечера, показывающего всё сумасбродное безумие современного мира, вызывали в непривыкших к этому сумасшествию глазах белёсую рябь. Пронзительно громкая музыка била по ушным перепонкам, отдаваясь, кажется, в самом мозгу тупой болью. Все рецепторные окончания были буквально застигнуты врасплох столь стремительной сменой обстановки и беспорядочно посылали мозгу сигналы об отступлении. Но, как бы Сатрин сейчас не желала оказаться дома, рядом с подавленной дочерью, которую она, скрепя сердце, оставила на попечение родственников, ей было необходимо приступить к срочному решению всё более и более поступающих и растущих быстрее, чем снежные комья, стремительно летящие вниз по склонам гор, проблем. Оставив пальто в гардеробе и отстукивая расчётливый опасный ритм высоченными каблуками-шпильками замшевых чёрных ботфорт, вампирша не без удовольствия ловила на себе пристальные взгляды: завистливые женские и плотоядные мужские. Как же приятно иметь тысячу лет жизни за спиной и при этом оставаться всё такой же восхитительно-пленяюще-сексуальной. — Кэролайн, а вот и ты! — то ли действительно радуясь вынужденной встрече, то ли старательно делая вид, что это так, но на последних железных ступеньках красивой кованой лестницы, по которой блондинка взошла на второй этаж клуба, её встретил знакомый приветливый голос. — Здравствуй, Аирис, — почти нежно проворковала херувим, заправляя за ухо одну из вьющихся непослушных прядей. — Надеюсь, я не заставила себя долго ждать? Этот вопрос можно было бы назвать почти искренним, если бы в то же время в глазах охотницы не плескалось нетерпеливое ожидание. Она пришла сюда не светские беседы вести, а делать дела. Аирис Мартин – высокий, худой, светловолосый вампир с чересчур (как, собственно, и положено подобным ему) бледной кожей, – понимающе усмехнулся. И изучающе оглядел притягательной красоты оппонентку. Как обычно её хрупкое тело было облачено в традиционный цвет всех охотников – чёрный. Без каких-либо излишних примесей ярких жизнерадостных цветов. Но, скорее всего, именно поэтому и её джинсы с завышенной талией, и блуза-сетка, через которую совершенно недвусмысленно был открыт красноречивый обзор на кружевной бюстгальтер без бретелей, делали её ещё более обворожительной. Ох, да, женщины-херувимы во все времена умели одеваться. Однако, к слову, охотничьих рун на теле девушки видно не было. Очевидно, Сатрин было ни к чему привлекать к своей персоне излишнее внимание. Даже несмотря на то, что сейчас они находятся только среди примитивных (людей). — Несмотря на все прошедшие века, сопутствующие нашей последней встрече, ты остаёшься всё такой же: лучезарно-ослепительной, — несколько льстиво добавил вампир под аккомпанементы закатывания глаз Первородной. Но здесь, стоит заметить, он не соврал. Даже несмотря на довольно удручающую мрачность своего наряда, Кэролайн всё равно удавалось выделяться среди всех не столько благодаря своей сексуальности, сколько из-за яркости собственного света, который, казалось, льётся из самого её нутра. Каскад светлых волос мог своим сиянием поспорить с самим солнцем в знойную погоду, а голубые глаза были столь же яркие, как небо над летним Рио-де-Жанейро. Забавно, как в одном теле совмещается и столь божественный облик, и столь дьявольская сила. — Какие века, Аирис? Мы с утра виделись, — весьма скептично отозвалась девушка, а мужчина только насмешливо хмыкнул. — Да, но с утра на тебе было столько ненужных тряпок, — как само собой разумеющееся заметил он. — Сейчас ты одета куда более притягательно… — И куда откровеннее, — с понимающим смешком добавила блондинка. И, словив взгляд хитрых зелёных глаз, самой себе качнула головой. — Однако мы с тобой здесь не ради обмена любезностями, — всё же собирая крупицы былой серьёзности, с которой она и ехала на эту запланированную встречу, уже более строго напомнила древняя. Она осмотрелась по сторонам, примечая, как и за столиками на одном этаже с ними, так и внизу, на танцполе, довольно большое количество людей. Многие из них, несомненно, были слишком увлечены либо самими собой, либо друг другом, либо щедро разливаемыми напитками. Но даже это никак не могло гарантировать Кэролайн и её спутнику полную безопасность, в которой они именно сейчас очень и очень нуждались. Несмотря на то, что это всего лишь примитивные, никто не отменяет того факта, что они могут работать на Абсалона. Или, что ещё более вероятно, среди них как раз могли затеряться его слуги. — Я думала, что разговор будет более конфиденциальным, — не преминула высказать свои опасения голубоглазая. — Не беспокойся, никто из них не принадлежит к шпионскому кружку Абсалона: ты прекрасно знаешь, он жалует людей только в качестве еды, а этот клуб исключительно для примитивных, ни один вампир не смеет сюда соваться, — поспешил успокоить собеседницу светловолосый. — Что насчёт тебя? — Как и всегда: я исключение из правил, — немного хвастливо изрёк он, а после добавил для полного успокоения души херувима… и своей собственной, чего греха таить: — Также у меня есть парочка амулетов, которые не только отталкивают от нас вероломных слушателей, но и создают небольшие иллюзии. Как и всегда у Мартина всё было схвачено. Сатрин, заметно расслабившись, довольно кивнула. — “Если хочешь что-то хорошо спрятать – прячь это на виду”, — без особого труда разгадав главный принцип всего этого странного замысла вампира, произнесла Кэролайн. Аирис ничего не ответил, но с улыбкой покачал согласно головой. Что ему точно всегда нравилось в Первородной больше всего, так это то, как быстро ей удаётся докапываться до сути вещей. — Тогда быстрее приступим, — уже в который раз за вечер сподвигла их к активным действиям блондинка, не желая терять ускользающее, когда то не надо, словно песок сквозь пальцы, время. Галантно отодвинув для старой знакомой стул, Аирис усадил её за свой столик, предварительно справившись о том, желает ли дама чего-нибудь расслабляющего к их беседе, и, получив в ответ, что сегодня ей не до привлекательной выпивки (это она оставит до более располагающих свиданий с Китти-Кэт и Рори), сам присел напротив. — Думаю, что уже ни для кого из жителей Сумеречного Мира не секрет, что в Новом Орлеане происходят странные вещи, — проникновенно заглядывая в добросовестные глаза собеседника, словно прощупывая почву, начала издалека Кэр. — Зависит от того, что в твоём понимании “странные вещи”, — с привычной остротой заметил мужчина. — То, что в наш Мир стали вхожи примитивные? Что Королевская Семья скоро падёт? Что тебя уличают в запретной связи с Первородным Гибридом? Что… — Что Сумеречные вампиры всё чаще позволяют себе выходить из собственных теней и нападают на простых смертных, — грозно перебив поток наглых, провокационных предположений, внесла конкретику в их разговор херувим. Парнишка мгновенно поджал губы, смекнув, что отдалился от насущной темы и всё же позволил себе лишнего. — Прости, — поспешил с извинениями зеленоглазый, зная, что для довольно быстро отходчивого характера древней этого будет достаточно. — Я не должен был переходить границы. — О том, что ты так страстно желаешь знать, мы поговорим чуть позже, — стараясь не показывать оппоненту, что она всё-таки немало была заинтригована его словами, объяснила Кэролайн. «Примитивные вхожи в наш Мир», «падение семьи», «запретная связь с Клаусом», — кто вообще придумывает все эти непотребные толки? И самое главное, кто и откуда обо всём узнал? — Сейчас больше всего меня волнует только то, откуда это вдруг ты и твои собратья набрались столь безрассудной храбрости, что позволяете себе нападать на людей, идя вопреки всем законам, которые были заключены между нашими видами ещё сотню лет назад? Аирис внимательно посмотрел на собеседницу, разглядывая в её глазах тот самый, знакомый ему уже несколько веков подряд, огонёк искреннего интереса. Не просто интереса, а жажды знания, жажды докопаться до правды, установить все мыслимые и немыслимые прегрешения обвиняемой стороны и, как строгий судия, ниспосланный на эту Землю самим Творцом, вынести соответствующее наказание. Полное управление всем и всеми. Глобальный надзор. Тотальный контроль. Не только над жизнью своей и своей семьи, не только над своим народом, но и над всем Миром, который принадлежит ей по праву и крови. Кэролайн Сатрин истинная дочь своей матери. — Я жду, Аирис, и моё время, как бы прозаично это ни звучало, – не вечно, — снова напомнила блондинка, элегантно откинувшись на спинку своего стула. Мартин снова обвёл взглядом весь зал, осторожно рассматривая примитивных, удостоверяясь в том, что никаких непредвиденных встреч не предвидится; снова проверил лёгким касанием к собственной груди, на которую свешивался небольшой медальон, на месте ли его амулет и, уже более осмелев (да и вряд ли бы Сатрин его отпустила, не получив интересующих её ответов), размеренно и спокойно начал: — Как ты уже знаешь, в Орлеане стали всё чаще случаться инциденты нападения наших вампиров на примитивных… и, как ты уже сказала, ты думаешь, что это вызвано ниоткуда взявшейся у нас храбростью, но дело обстоит куда более… сложно. — Что ты хочешь этим сказать? — непреклонно требовала пояснения его интригующему началу девушка. Вампир снова оглянулся. Может внешне он и оставался спокоен, как тихое море в безветренные дни, но внутренне он содрогался от одной только мысли, что его могут засечь за столь низким поступком, как продажа своих же собратьев. Изменников в их семье не прощают. — Я должен точно знать… — Твоя безопасность тебе гарантирована, — уже точно зная, какую просьбу от светловолосого она услышит, перебила его вампирша. — Абсалон не узнает, кто был моим информатором. По крайней мере, от меня точно. Мартин снова вздохнул. Впрочем, скрывать уже и без того шаткую тайну было глупо. — В Орлеане появился ещё один клан Сумеречных вампиров, — выдохнул он, будто срывая пластырь. И в разгорячённом шумном клубе, где полно народу и от громких битов не найти спасения, Аирису показалось будто своими словами он оглушил Кэролайн настолько, что она не слышит ровным счётом ничего. Сатрин пыталась осмыслить происходящее. — Что? — как будто не веря чистосердечному признанию, слегка в недоумении приподнимая светлую бровь, спросила она. — В Новом Орлеане появился ещё один клан вампиров, принадлежащих нашему Миру, — милостиво повторил свои же слова зеленоглазый. Да, он бы тоже не поверил в подобный бред, не будь он передовым зрителем всех этих престранных событий. — Это невозможно! — чуть громче, чем хотела, воскликнула Кэр. Но, помня о том, что они всё ещё находятся в клубе, на обозрении сотен свидетелей, сбавила темп. — Охотники пристально отслеживают все передвижения вампиров, которые распространяются дальше, чем на данную им территорию. Ни один клан за последний год не покидал пределов мест своего обитания, — прекрасно зная, о чём говорит, произнесла древняя. — То, о чём ты говоришь, невозможно. Никто из принадлежащих нашему Миру вампиров или оборотней не пересекал территорию Нового Орлеана незаконно. — Им и не нужно было, — слегка пожимая плечами, ответил парень. — Новый клан был образован Джейданом Галебом, ещё несколько лет назад этот парень принадлежал клану Абсалона. — И что же нарушило эту прекрасную тенденцию? — Джейдан был для Абсалона практически сыном, и, как ты прекрасно понимаешь, отцы и дети, когда вторые взрослеют, редко могут найти общий язык, — проговорил Мартин. — Джейдан покинул клан года четыре назад, мы все, всё это время, наивно думали, что он перебрался в другой город и прибился к другому клану, но, как оказалось, наши рассуждения были в корне не верны. Все эти четыре года Джейдан скрывался в Новом Орлеане и успел создать собственный клан… — Он обращал примитивных? — заранее зная ответ на этот вопрос, глупо полюбопытствовала Кэр. — Да, однако не думаю, что он делал это насильно, — желая смягчить уже прощупываемый голыми руками гнев Первородной, дополнил вампир. — Ты, правда, думаешь, что этому есть разница? — как будто насмехаясь над наивностью своего спутника, спросила блондинка. — То, о чём ты говоришь, Аирис, буквально повод начать войну между охотниками и вампирами. Если другие кланы узнают о подобной самовольности, начнутся повсеместные возмущения и бунты, охотники будут вынуждены действовать быстро и беспощадно, я не говорю уже о примитивных вампирах. Я только-только заключила мировую с Клаусом Майклсоном, и если он узнает, что моя власть над моим же миром так шатка, думаешь, он станет церемониться и вдаваться в либералистическую демагогию? — Так это правда? Примитивные стали вхожи в наш Мир? — почти позабыв о главной сути их разговора, снова задал вполне неуместный вопрос парнишка. — Это не то, о чём все мы должны сейчас думать! — тихо осекла его охотница. Впрочем, у мальчишки уже был готов ответ: — Но это явно то, о чём должна подумать сейчас ты. Как долго ты не была в собственном Мире, Кэролайн? Когда слушала последние новости? — Я не совсем понимаю, куда ты клонишь, — немного сконфуженно пролепетала она. А Мартин, на мгновение, почувствовав собственное превосходство, продолжил: — По Сумеречному Миру уже расходится слух о том, кто ты и Хенрик на самом деле. Всё больше и больше вампиров, оборотней, колдунов и, что самое главное, охотников узнают, кому на самом деле подчиняются. — Как это понимать? — ошарашено переспросила древняя. — Я не знаю, кто пустил слух, — признался светловолосый, даже приподняв ладони, будто таким жестом хотел доказать свою невиновность. — Но среди народов гуляет молва о том, что ты и Хенрик примитивные вампиры… Первородные вампиры. И тот, кто это делает, вероятно, хочет настроить твой собственный народ против тебя. — Да, спасибо за пояснение, сама-то я ещё не поняла этого, — растерянно огрызнулась вампирша, и, видя её состояние, Аирис даже не обиделся. Кэролайн, уставившись в собственные сжатые в кулаки ладони, задумчиво сглотнула. — Но это ведь просто слух, — в надежде прошептала она, уставившись на собеседника. Не может быть, чтобы тайна, которую она веками хранила за семью печатями, вдруг обрела силу в руках её врагов и была использована против неё самой. — А шёпот становится криком, если ты вовремя не успеваешь заткнуть чей-то рот, — пожимая плечами, выдал вековую мудрость он. — В народе также говорят о твоей связи с Первородным Гибридом, — решив не давать спутнице расслабляться, вновь вывалил на неё не самые хорошие новости зеленоглазый. — Какой связи? — решив не строить преждевременные выводы, поинтересовалась девушка. Однако, честно слово, лучше бы она не спрашивала. — Политической, кровной, сексуальной, – многие умы предполагают многие варианты развития событий, — пожимая плечами, просто выдал Мартин. — Очень часто одно не исключает другого. — Даже если так, им какое до этого дело? — Все говорят о том, что Ваша семья впустила Майклсонов в наш Мир, тем самым нарушив Статут о секретности. А ещё многие прознали про Кэтрин Пирс и брата и сестру де Мартелов… — под грузный выдох херувима проговорил парень. — Кэролайн, ты же понимаешь, что с учётом того, что Вы – Королевская Семья, всё это могут приравнять… — К измене, — заключила за него вампирша. И от тяжести, внезапно заполнившейся новой информацией головы, уткнулась лбом в сложенные в замок кулаки. Чёрт возьми, почему проблемы любят высовываться из своих укромных щелей все разом, а не предпочитают вставать на человеческом пути поодиночке? На Земле тогда было бы гораздо легче и приятнее жить. — Какой ещё неприятной новостью ты можешь меня шокировать? — взмахнув руками, едва ли не сорвавшимся на фальцет голосом, спросила Сатрин. — Ну, думаю, что исходя из первого и второго слуха, нетрудно определить, в чём смысл третьего, — довольно извилисто сообщил вампир, и, вспомнив его ранние слова, Кэролайн поняла, о чём речь: — Они знают, что моей семье грозит пророчество? — Пророчество? — как будто только от неё услышав всю правду, переспросил Мартин. — Пророчество Майклсонов? Оно сулит Вам падение? Ну, да, сложить два и три было не так уж сложно. — Все знают только о падении? — приподняв бровь, полюбопытствовала девушка. — И никто не узнает о пророчестве, от меня, во всяком случае, точно нет, — заглядывая в голубые глаза оппонентки своим самым честным и проникновенным взглядом, убедил её светловолосый. — Хорошо, — без обиняков согласилась вампирша, зная, что слову Мартина можно доверять. — Ещё что-нибудь, что перевернёт мой мир с ног на голову?.. — Больше никаких новостей, — покачивая отрицательно головой и откидываясь на спинку своего стула, отрапортовал её знакомый. — Дальше только грязные сплетни и беспочвенные обвинения. — Ещё бы… — устало подытожила Кэр и пожалела, что так и не позволила своему спутнику угостить себя чем-нибудь горячительным. Сейчас ей бы определённо не помешало выпить пару бокальчиков виски. А ещё лучше – прямо в нём и утопиться. Укатить что ли в Лос-Анджелес и присоединиться к замечательному тандему Люцифера и Евы? Там же и переждать чудесного разрешения всех её грёбаных проблем. Ага, дождёшься этого… Легче поверить в манну небесную. — Есть хотя бы приблизительное предположение, кто распустил слухи? — туда-сюда гоняя навязчивые мысли, спросила Сатрин. Аирис, уже отвлечённый пятиминутным безмолвием и приятной музыкой, перевёл на оппонентку рассеянный взгляд. Слегка задумался, вспоминая, откуда вообще разнюхал всю эту информацию, но, не припомнив ничего провокационного в словах тех пьянчуг, что были только рады перемыть кости современной власти, покачал головой. — Прости, но я не знаю, — выдал уже итак понятный оппонентке ответ он. — Однако если рассуждать логически, думаю, что тот, кто рассказал всем о твоей истинной природе и о связи с Майклсонами, и о вашем падении – один и тот же человек. И он должен знать тебя и твою семью довольно близко. — Таких людей я могу прямо сейчас по пальцам пересчитать, — уверенно заявила вампирша. — В некоторых из них я уверенна на все сто процентов, а на остальных – моё внушение. — Тогда у тебя есть враг, который знает всё о тебе, но о котором ты не знаешь ничего, — просто заключил Аирис. Вот и всё. Вот вам и загадка на миллион долларов. Кто-то, кто знает о ней всё, но о ком она не знает ничего – прекрасно! И как ей прикажете этого урода искать? У неё и без того проблем выше крыши: Дебильное пророчество, что с каждым днём всё только крепнет и набирает обороты. Один неизвестный враг, который имеет доступ к огромной демонической силе, раз сумел наслать на неё и Клауса проклятие. Сам Клаус, который ещё с самого бала в честь Марди Гра взбеленился, обозлился, рассердился на неё так, что до сих пор не отпускает. Причём поговорить о мотивах своего состояния он тоже не горит желанием… а говорят, что женщины – народ непонятный. Дорогие, это вы ещё не видели Клауса Майклсона и его перепады настроения! Хуже некоторых истеричек во время ПМС, честное слово!!! Также полный комплект предателей среди подданных Майклсонов, что совсем не упрощает им задачу. Теперь ещё и какой-то добрый самаритянин, внезапно решивший открыть Сумеречному Миру правду о своих Господах. Одни только враги повсюду и лезут, главное, все непонятно откуда. Как будто сговорились, не иначе! Теперь понятно, почему у Майклсона-среднего так развита чёртова паранойя. Пха… Чёрт возьми, а если?.. «Всё это один и тот же человек», — внезапно, словно взявшаяся из неоткуда молния, прошила мозг шальная мысль. Вот тебе и простое объяснение всем этим сложностям. Что если тот самый Монстр, который ждёт часа своего возрождения, всё это время и есть тот, на ком завязано пророчество, кто устраивает для их семей ловушки, кто подсылает к ним своих шпионов и сеет разруху в её Мире. Дьявол его побери! Дьявол… ему же тоже было предсказано пророчество… ААА!!! — Насколько влиятелен может оказаться этот человек? — Учитывая то, что почти уже весь Сумеречный Мир обсуждает то, кто такая Королевская Семья на самом деле, я смею предположить, что он очень влиятелен, — совсем не щадя женские расшатанные нервы, высказал предположение зеленоглазый. — Чёрт возьми, всё это может привести к восстаниям и бунту, — уже пребывая в своих стратегически-политических думах, прошипела Кэр. — Да на фоне этого бедлама известие о том, что в Орлеане незаконно обитает клан Сумеречных вампиров, покажется лишь незначительным пшиком, — она для большего драматизма истерично взмахнула руками. — И наглядным подтверждением моей некомпетентности в отношении власти над собственным Миром. Теперь понятно, почему Абсалон кидал на них с Хенриком сегодня с утра такие хитрые взгляды. Конечно, если он знает, какие беды творятся на политической арене у Первородных Херувимов со стороны их же народа, то уже давно продумал план защиты, как себя, так и своего клана. И сыночка с его новооброщёнными найдёт как прикрыть. Чёрт их всех подери! — Да, однако, у тебя ведь ещё есть шанс предотвратить этот… бедлам, — повторив за подругой, уверенно сказал вампир, в надежде успокоить медленно назревающую истерику. — Ты могла бы сделать публичное признание и рассказать всем всю правду. Знание того, что ты правнучка самого Творца стопроцентно перекроет собой известие о том, что ты Древний Вампир. Сатрин внимательно посмотрела на светловолосого. И искренне задумалась над его словами. Красиво стелет, ничего не скажешь, вот только всё же он позабыл одну малю-юсенькую деталь: — Знание того, что я дочь той, кто и создал всех этих демонов и монстров, с которыми сталкиваются мои люди ежедневно, а также нередко теряют в этих сражениях свои жизни, стопроцентно перекроет известие о том, что я правнучка самого Бога, — ершисто изрекла она, как бы намекая парнишке, что его план – отстой. Полный, беспрецедентный, самый провальный из всех провалов – отстой. Ха-ха-ха!!! Пора заказывать билеты до Лос-Анджелеса. — Тогда поступи так, как поступили бы твои предки: просто покажи всем, где их истинное место. В конце концов, ты (и Хенрик, естественно) создательница всех херувимов. Ты их Королева, — предложил как само собой разумеющееся вампир. — Может мне и имя поменять на “Клаус Майклсон”, ну, чтоб уж наверняка? — Ладно, да, радикальные меры это скорее про Хенрика, чем про тебя, — немного стушевавшись, согласился Аирис. И посмотрел на наручные часы, которые показывали уже девятый час вечера. Пора было прощаться с Первородной и расходиться по своим делам. Тем более у него сегодня назначена встреча с Абсалоном; нельзя заставлять лидера его клана ждать, чтобы тот не начал думать чего лишнего. — Подумай над моим предложением, всё-таки действие куда лучше бездействия, — вставая со своего места и уже готовясь откланяться, проговорил вампир. — Твои предложения в своей простоте соблазнительны, — подытожила херувим, однако не задумываться обо всех подводных камнях сие мероприятия было делом сложным: — Звучит легче, чем может быть на самом деле. Аирис, напоследок чуть улыбнувшись, как раз вспомнил одно из изречений Гёте, которое подошло к их ситуации, словно влитое: — Ты с Дьяволом самим на “ты” – тебе ли пламени бояться?* * *
— Ещё колы? — учтиво поинтересовалась молоденькая официантка, что вот уже целых два часа наблюдала в зале одну и ту же картину: Разбитую потерянную девушку, что бездумно пялясь в большое окно кафе, почти бездвижимо сидела на одном и том же месте, медленно выпивая стакан за стаканом ледяную газировку, которую ей не забывал подносить обслуживающий персонал. «Парень что ли её бросил?», — сама себе задавала вопрос Триш, внимательнее вглядываясь в лицо клиентки. Красные глаза, опухшие щёки, шмыгающий обильным количеством соплей нос – всё яснее некуда указывало на то, что девчонка потратила целый день (ну, или его добрую половину) на бездельные рыдания. Да, вполне возможно, что парень приложил к её такому подавленному состоянию руку (вроде, только метафорически), Триш Эвердин (двадцатитрёхлетняя, черноволосая, в меру упитанная девушка, что подрабатывала в одном из Орлеановских кафе после учёбы на факультете журналистики) не понаслышке знала, что такое разбитое сердце и какие у этой болезни симптомы. Хотя, конечно, не стоило делать преждевременные выводы, основываясь только на малолетнем возрасте клиентки и её весьма обезоруживающе-угнетённом состоянии. Может, какое другое горе случилось? Экзамены, например, не сдала. Или любимого питомца где-то потеряла. Однако сидела бы она тут одна в таком случае? За все два часа к ней никто так и не пришёл. Может, серьёзно с парнем рассталась? Или даже забеременела? — С вами всё в порядке? Н-да… Тупее вопроса, когда итак видно, что не хрена не в порядке, просто не придумаешь. Но ладно, давай, Триш, жги. — Да… дайте ещё колы, — не обращая к оппонентке глаз, попросила девчушка. Интересно, к какому из вопросов относился её первый ответ? — Может, Вам необходима помощь? Полиция, скорая, обычный телефон, чтобы позвонить близким? — всё также мягко продолжала разговор Эвердин в надежде понять, чем она может помочь этой девушке. Давай же, приди в себя, встряхнись и утри сопли! — Помощь? Мне этого не нужно, — только мельком взглянув на устроившую ей конкретный допрос официантку, произнесла Давина. — Только если… — вдруг снова начала говорить она, а её оппонентка уже обратилась вслух, готовясь исполнить любую просьбу (в пределах разумного, конечно). — Возможно, у вас есть маховик времени[1]? Ц, ух… Что ж, да, стоит признать, что это был тонкий подъёб. Но, так как Триш была девушкой юморной, сарказм клиентки она вполне оценила и даже не попыталась обидеться. — Вам стоит поменьше разбрасываться такими словами среди магглов, — наглядно обводя небольшое пространство уютного кафе, где ввечеру разместилось уже не так много народу, заметила черноволосая, с хитрой улыбкой наблюдая, как расширяются в удивлении глаза её оппонентки. Девчонка явно не ждала, что у официантки найдётся, что ответить. Ох, прям бальзам на душу. — Да и обладай я подобной вещичкой – меня здесь Вы вряд ли бы встретили, — заключила она, легко покачивая головой. Со стороны шатенки послышался смешок. Неужели? Ну, наконец-то! А то слышать скулящие рыдания с этой стороны зала было уже невыносимо. — Так что насчёт помощи? Мне позвонить кому-нибудь? — видя, что пока у неё получается разговорить собеседницу, живо поинтересовалась Эвердин. «Да, звоните сразу в Министерство Магии[2], пусть пришлют в Новый Орлеан парочку дементоров[3]», — хотелось ответить Сатрин-Клэр, но она сразу же отмела эту мысль. Разве обычному человеку объяснишь, что эти жуткие чудища нужны ей для того, чтобы отправить их к Клаусу Майклсону – Королю Нового Орлеана – для того, чтобы отомстить за вероломное убийство её лучшего друга-вампира. Вряд ли тогда примитивная будет с ней столь же мила и обходительна, как сейчас — скорее побежит звонить в ближайшую психушку и просить, чтобы подозрительную клиентку (не дай, Бог, ещё и опасную) тут же забрали. Хотя, если порассуждать, и сама идея не такая уж и хорошая: Не исключено, что Клаус и сам способен высосать из беспристрастных стражей Азкабана[3] всю душу. — Не стоит, мои близкие прекрасно знают, что со мной и где я, — для большей убедительности вытащив из кармана куртки телефон и продемонстрировав черноволосой его работоспособность, сказала херувим. — Я была бы благодарна, если бы вы оставили меня одну. И, коротко убедившись, что официантка всё же исполняет её просьбу, предварительно залив в уже давно пустующий стакан ещё одну порцию колы и добавив туда льда, снова перевела меланхоличный ничего не выражающий взгляд на окно. На город уже опускались сумерки, и большой поток людей проходил по чистым приятным улочкам, возвращаясь скорее домой. Кто-то ещё успевал забежать в магазин или кафе, чтобы насладиться быстрыми покупками и ароматным чаем/кофе с бенье. Давина отпила новую порцию колы. Ощутила, как газы слегка жгут внутреннюю сторону щёк, как приторная сладость напитка раскрывается на языке, и как холод, подпитанный новыми льдинками, неприятно колит горло.* * *
Из больших динамиков раздались приятные слуху звуки фортепиано: несколько высоких нот, как будто весело, но оттого не менее размеренно и плавно, переигрывающихся между собой (к сожалению, так вероломно разбавленных перезвоном маленьких колокольчиков, извещающих о новом посетителе). А за ними раздался приятный мужской голос: (Wiz Khalifa feat. Charlie Puth – See You Again) It's been a long day, without you my friend (Без тебя, мой друг, день был таким долгим,) And I'll tell you all about it when I see you again) (И я расскажу тебе о нем, когда мы снова увидимся) Едва Давина перевела подёрнутый белёсой дымкой задумчивости взгляд с уже наизусть изученного окна на большие чёрные музыкальные колонки, которые были установлены по углам светлой стены (расположенной за прилавком), – будто таким образом, сохраняя с предметом техники зрительный контакт, она могла чётче нарисовать в своей голове настроение той картины, о чём хотел через свою песню поведать ей певец, – как вместе со следующими строчками: We've come a long way, from where we began (С самого начала мы прошли долгий путь,) Oh I'll tell you all about it when I see you again (Я расскажу тебе об этом, когда мы снова увидимся,) When I see you again (Когда мы снова увидимся) … её внимание на себя привлёк на себя мягкий мужской голос: — Знаешь, то, что я постоянно нахожу тебя, такую задумчивую и меланхоличную, в детских кафешках, уже могло бы стать нашей фишкой, — он говорил без привычного веселья (или хотя бы забавы) в голосе. Так, как будто просто констатировал один из неоспоримых фактов. Сатрин-Клэр, отвлекаясь от привлекшей её внимание песни, обратила всё внимание на потревожившего её незыблемый покой человека. — Джеймс? — Она сама не знала, была ли она удивлена его появлению здесь или ей это было безразлично. На самом деле внутри неё даже ничего не шевельнулось, как это обычно бывало, когда он делал ей замечания или чересчур много острил. — У нас нет никаких фишек, — муторно, как будто её силой заставляли говорить, произнесла Давина. — И не может быть. Я думала, ты понял это при знакомстве с Колом. Девушка даже не поняла, почему решила так неприятно его уколоть. В совершенно не свойственной ей манере. Как будто её абсолютно не заботило то, заденут ли её резкие слова кого-то. Не беспокоило то, что будет с чувствами тех, кого она может ранить. Давине было не до раздумий над этим вопросом. Больше интересовало то, что происходило с ней самой. Что чувствовала она. А она не чувствовала ничего. Ничего внутри себя. Как будто вместо внутренних органов у неё в грудной клетке зияла одна большая дыра, и сама она была – пустотой. Но если она вдруг оказалась так пуста, так почему же в её глазах продолжают стоять слёзы? — У твоего парня тяжёлая рука, — ответно признался черноволосый, нежно поглаживая собственный живот, который не так давно встретился, сам того не желая, с довольно крепким кулаком Первородного Вампира. Честное слово, в ту минуту ему казалось, что из него, прямо вместе с обедом (половина которого всё-таки оказалась на мощённом гравием тротуаре), вылезет и желудок. — Кол не мой парень, — едва пригубив из своего стакана уже опостылевшую по вкусу колу, строго отрезала охотница. И пробирающим до дрожи взглядом зелёных, с мизерными вкраплениями белёсо-голубого, глаз посмотрела на своего неожиданного оппонента, выказывая непривычное неудовольствие от их встречи: — Я хотела бы остаться одна. Калверт внимательно посмотрел на подругу, будто пытался прочитать её мысли и, наконец, угадать настроение. Что было не так уж и сложно, учитывая его новую восприимчивую натуру. Густые волны отчаяния, что вибрацией исходили от девушки, казалось, душили всех людей, что так неосторожно решили зайти именно сегодня в кафе, вместе с ней. — Я слышал про твоего друга, — аккуратно подбирая слова, признался оборотень, опустив глаза на собственные руки и нутром чувствуя, как от его слов ведьма дёрнулась на своём месте. — Прими мои соболезнования. «Прими мои соболезнования», — про себя повторила Давина, тут же ощущая неприятное давление в нижних веках и то, как глаза понемногу застилает водяной плёнкой, а ресницы слипаются из-за излишней влаги. Снова слёзы… Дьявол, ей ведь только удалось успокоиться. … forever pays (… всегда воздаётся,) Now I see you in a better place (И сейчас я вижу тебя в лучшем месте) Интересно, Джошу удалось найти то самое лучшее место? — Жаль только, что простые слова не способны воскресить умершего, — вполголоса прошептала херувим, пытаясь абстрагироваться и прислушаться ко второму, уже более низкому голосу, доносившемуся из динамиков. Забавно, как быстро слова этой песни влились в атмосферу её настроения. Но Давина пока так и не поняла всей её сути. — Возможно, и не способны, но… — снова заговорил Джеймс, а зеленоглазая так и продолжала слушать музыку, будто и не обращая на юношу перед собой внимания. … family's all that we got? (… семья – это всё, что у нас есть?) Everything I went through you were standing by my side (Мы бок о бок проходили через все преграды) — Знаешь, как говорят? За ночью, даже очень длинной, наступает новый день. And now you gon' be with me for the last ride (И сейчас ты прокатишься со мной в последний раз.) — Может, тебе просто стоит в этот новый день поверить? It's been a long day, without you my friend (Без тебя, мой друг, день был таким долгим,) And I'll tell you all about it when I see you again (И я расскажу тебе о нем, когда мы снова увидимся) О. Хах… Так эта песня посвящена умершему человеку?.. Боже. Умершему другу… Ха-ха-ха. Охренеть, это что, новый вид шутки от Вселенной?! — Во что верить? — уже не так холодно и безразлично поинтересовалась Сатрин-Клэр. Кажется, она заметно поторопилась с выводами, когда предполагала, что в груди у неё ничего не осталось. Нет, что-то там всё-таки было. Возможно сердце? Сердце, изнывающее от боли потери и предательства. Сердце, что гнало по её венам и сосудам расплавленный горячий металл, который, проходясь по каждому мизерному сосудику, отравлял её собой. Словно ртуть. Выжигал и продавливал внутренности, оставляя за собой лишь обезображенное кровавое месиво. — Не знаю… — слегка растерявшись такого вопроса, ответил парень. — Не знаю, просто… Просто, может, тебе стоит верить в то, что он обрёл покой. Покой? А нужен ли он, этот самый покой, был её другу? Джош любил жизнь. Строил планы на будущее. Делился с ней своими мечтами. Рассказывал о том, как хочет совершить кругосветное путешествие и посмотреть этот огромный Мир со всеми его чудесами и возможностями. А на деле? На деле этот самый огромный Мир, такой бесчувственный, холодный, скверный, просто взял и отобрал его жизнь, обвинив во всех смертных грехах. A friendship turned to a bond (А дружба стала связью) And that bond will never be broken (И эту связь невозможно разрушить) The love will never get lost (Любовь никогда не уйдет) Дружба. Неразрушимая связь. Самая крепкая и прочная любовь, какая только может быть, между людьми, которые не связаны кровью. Даже смешно об этом слушать и вспоминать все моменты счастья, которые она с Джошем разделили на двоих, при этом зная, что в последние недели они намеренно отдалились друг от друга из-за каких-то непонятных дел. Были слишком заняты возложенными на них делами. Придумывали ничего не значащие отговорки, кучу проблем, которые им было необходимо позарез решить; даже ссылались на банальную усталость, откладывая элементарные прогулки по Французскому кварталу до неопределённого времени. Думали, что у них впереди ещё вечность и всё успеется. Ха-ха-ха!!! А вышло-то так, что этой самой вечности им и не хватило! Её, на самом деле, и не было-то никогда, а всё, что они думали – лишь иллюзия. Фикция. Бред самонадеянных людишек, если не просто идиотов. Давина искренне считала, что прошлые потери её чему-то да научили. А, оказывается, что нет. Нет, потому что наступать на одни и те же грабли, не вынося из этого никаких уроков, – это то самое занятие, в которое она была влюблена с детства. Она потеряла Дилана, когда мама казнила его за предательство. И, чёрт её побери, даже несмотря на все свои обиды, она понимала, что его наказание было заслуженным. Эта боль была полна разочарования. Она потеряла Тима, влюблённого в неё мальчишку-примитивного, с которым она училась в одном классе. Он стал марионеткой воздействия на неё в руках Клауса. Эта боль была болью потери первого верного друга. Затем пришёл черёд заключённого в чужое тело Кола, который был пешкой в руках собственной матери против своих могущественных братьев. В этот раз она не страдала понапрасну. И, несмотря на разбитое от любви сердце, решила действовать как истинная носительница своей фамилии, в настоящем являющейся именем одной из самых могущественных созданий на Земле и во всех настоящих и ирреальных мирах этой Вселенной. Сатрин-Клэр перевернула целый Мир, но нашла заклятие, которое вернуло ей её любовь. Теперь за грань жизни и смерти перешёл ещё один из самых близких её людей. Вот только Джош не Первородный – заклятие воскрешения здесь бессильно. И где его искать, в какой из миров попала его душа, она не знает. Теперь её горе было смешано с неверием и отрицанием, желанием защитить честь друга, которого так нагло и неоправданно обвинили невесть в чём. Права была мама: «Каждая новая потеря ранит больнее предыдущей». — Есть ли толк в покое, если при жизни тебя сделали козлом отпущения чужих ошибок, издевались, пытали, а после лишили жизни, как последнюю тварь? — утирая с опухших щёк всё по новой накатывающие слёзы, подвела итог своим печальным думам зеленоглазая. So let the light guide your way, yea (Так позволь же свету вести тебя, да,) Hold every memory as you go (Сохраняя все воспоминания по пути) — Должно быть безмерно ужасно в одну только секунду, всего в одно мгновение, потерять того, кого сильно любишь. И этот человек навеки ушёл и нельзя ничего сделать, чтобы это изменить или вернуть его, — поддаваясь чуть вперёд и смотря прямо на девушку перед собой, заговорил Джеймс. — Я никогда никого не терял, и не знаю, что это такое… — неловко проговорил он, вообще неуверенный в том, стоит ли признаваться в подобном. Но желание поддержать эту хрупкую сломленную девушку перед собой было сильнее. — Однако это не значит, что я не знаю, что такое душевная боль. Я знаю и знаю очень хорошо, потому что даже если никто из моих близких ещё не покинул меня, перейдя за завесу миров, то люди, которые были дороги мне по каким-то причинам, очень часто оставляли меня, выбирая другой путь, по которому нам было не по пути… Давина перевела на собеседника, казалось бы, еле заинтересованный взгляд. Она смотрела расфокусировано и небрежно. Но слушала, затаив дыхание и ловя каждое его слово. Она разгадала его немой посыл: все друзья, которых имел Калверт, будучи членом Ковенов и ведьмаком, отвернулись от него, когда он стал оборотнем. Вот почему этот мальчишка так отчаянно хватался за её дружбу, как за спасительную соломинку: она единственная ведьма, что приняла его таким, какой он есть. Каким он был вынужден стать не по своей воле. А, может, это была и не единственная его подобная потеря… Кто знает, что там было в его жизни в прошлом? — И знаешь, почему-то я никогда не задавался тем же вопросом, который наверняка крутится сейчас в твоей голове… Он не стал говорить об этом вслух. Потому что прекрасно понял по её всё более заинтересованным в его речи глазам, что и она прекрасно его поняла: «Почему всё случилось именно так?» Да, этот вопрос она задала себе за последние несколько часов примерно миллион раз. — Мне всегда казалось: случилось, значит, случилось. И какая, к чёрту, разница, почему небо в очередной раз рухнуло мне на голову? Оно рухнуло, следовательно, надо выстоять. Надо выстоять. And every road you take (И каждая пересеченная тобою дорога) «Если я не смогу низвергнуть Небеса, я подниму Ад», — семейный девиз, фамильное кредо. Негласный закон, который усваивался каждым членом семьи раньше, чем они учились ходить. Правило, выдолбленное в старинных каменных стенах особняка Сатринов. Will always lead you home (Всегда приведет тебя домой) Интересно, а где же всё-таки её дом? В Аликанте, что до сих пор хранит в щелях одного древнего особняка запёкшуюся ангельскую кровь и смрадный запах той ночи, когда Круг пошёл против их семьи, подписав тем самым, не дрогнувшей рукой, свой смертный приговор? Или в Орлеане, где воздух пропитан магией, что с каждым днём всё более становится для маленькой ведьмы непосильной ношей; ложью, которая щедро льётся из ртов каждого его обывателя во имя каких-то своих корыстных целей; и предательствами, совершающихся людьми подлыми и гнилыми. Hoooooome (Домой) Именно в этом Давина и Джош и были похожи: они не знали где их место, не знали, где их дом. Каков их путь, предназначение? И только находясь рядом друг с другом забывали, что это так. Новый Орлеан свёл их, чтобы показать, что люди разной крови могут дать друг другу дом. А теперь, в своей любимой изысканно-отвратительной манере, отобрал последнее её прибежище. — Я ненавижу этот чёртов город! — со всей злобой, что накопилась в ней за этот изнурительно долгий день, прошипела Давина. Произошёл резкий скачок электричества. Свет замигал, то совсем выключаясь, то лишь немного угасая, то врубаясь на полную, будто внезапно кафе превратилось в ночной клуб, и заиграла светомузыка. Колонки, в которых звучали последние аккорды грустной, но дающей крупицы веры в лучшее, песни, с громким треском, почти оглушившим всех находящихся в здании людей, задымились и умолкли. Люди обеспокоенно, но с присущими большим скоплениям боязнью и переполохом, завозились на своих местах, силясь понять, что только что произошло. Ведьма и оборотень же, которые прекрасно понимали, что дело было в неконтролируемой магии, продолжали сидеть на своих местах, внимательно вглядываясь друг в друга. Пока внезапно тихий голос Джеймса не разрушил повисшее между ними молчание и перебил давящую нутро панику примитивных: — Так, может, сбежим?* * *
— Что такого срочного и шокирующего могло произойти за эти четыре с половиной часа с тех пор, как ты убил лучшего друга моей дочери, что тебе вдруг снова понадобилось моё присутствие? — едва ступив на порог Бойни, начала свою праведную речь херувим, встречаясь взглядом с виновником всего этого недавнего цирка. — Решил на моих глазах отобрать ещё парочку жизней? Если да, то прости, сегодня у меня больше нет настроения наблюдать за твоими безумствами, поэтому казни придётся отложить… — Она наигранно задумалась, будто и вправду подбирала в уме подходящее число. — Хм, примерно до следующей вечности. — Здравствуй, love, — с привычной улыбкой наблюдая за своим ангелом, что умудрялась, даже смотря на него снизу-вверх, гневно прожигать его взглядом, пропел Клаус, руками упираясь в перила балкона второго этажа. — Смотрю, ты не слишком-то торопилась, — едко заметил он, пока охотница отдавала свою верхнюю одежду прислуге, которая тотчас подбежала к ней. — И, видимо, было, где задержаться? — с явным скепсисом и тонной недовольства оглядывая её экстравагантный наряд, поинтересовался вампир, отчего-то сжимая железо в собственных руках до побелевших костяшек. Но чувствуя, как сталь в ладонях начала гнуться, нехотя отпустил. — Это вряд ли твоё дело, дорогой, — поднимаясь по ступенькам ближе к оборотню, ответно пикировала блондинка. — Всё в этом городе – моё дело, — уже не так радушно произнёс гибрид, выпрямляясь, когда оппонентка оказалась в двух шагах от него, и, одним своим гордым, внушающим страх видом показывая, кто здесь хозяин. Впрочем, Кэролайн это никогда, за всё время их знакомства, не впечатляло. Вот совершенно ни разу. Собственно, именно поэтому она только легонько закатила глаза, в то же время складывая под грудью руки. — Дела охотников не касаются примитивных, — снова попыталась соскочить с неудобной в данный момент темы Кэролайн. И, уже было перевела разговор в другое русло, как вдруг была перебита: — Мне кажется, что порой ты забываешь, sweetheart, что я Король Нового Орлеана, — настоятельно повторил Клаус, очевидно, думая, будто его излишнее давление развяжет маленькому ангелу язык. — И я должен знать обо всём, что происходит в моём городе. — А после почти шёпотом добавил: — Особенно, если это касается новой касты, что собирается здесь обосноваться. — Прекрати говорить так, будто я уже захватила в Орлеане власть и заняла твой трон, — небрежно фыркнув, ответила голубоглазая, даже не думая сдаваться мужскому напору. — Я Королева, Клаус, — заглядывая древнему прямо в глаза, подобно ему самому грациозно расправляя плечи, не без светской гордости заметила она. — Но Королева Сумеречного Мира, и твой город мне не нужен. Совсем даже наоборот: это я и мой народ нужны ему, постепенно захлёбывающемуся в тех реках крови, что так милосердно проливаются многочисленными демонами, нашедшими здесь свой райский уголок. Ну, и тобой, конечно. И, ответив его непроницаемому лицу, уже не такому развеселившемуся и улыбчивому, своей мягкой улыбкой, девушка повернулась к нему спиной, двигаясь на приглушённые поздним вечером голоса, которые доносились из одной из комнат. — Ты так ничего и не сказала в своё оправдание, — нагнал её уже на полпути тронутый нелёгким раздражением британский акцент, а сам Майклсон шёл за ней след в след. — А я должна оправдываться? — Это было бы крайне полезно во многих случаях, — язвительно заметил вампир. — Где ты была и почему так долго не отвечала на мои звонки? — Я была занята, Клаус, — односложно ответила первородная. — Да, я это понял в тот момент, когда ты и в третий раз не взяла трубку. Однако больше всего меня интересуют детали того, что это за занятия такие? — У меня не может быть личных дел? — с вполне обоснованным недовольством в голосе поинтересовалась блондинка. И натянуто поглубже вздохнула, беспрестанно сетуя о том, какой же Древний Гибрид деспотичный параноидальный контролёр-надзиратель. — Что бы это ни были за дела, ты не имела никакого права игнорировать мои звонки и сообщения с просьбой (ага, просьбой) приехать, — бросил ей упрёк русоволосый, закладывая руки за спину в замок и всё также желая получить подробный отчёт о том, где была эта несносная пигалица. — Когда о встрече просит сам Король, ничего не может быть важнее этого. Ты должна была взять трубку и приехать по первому моему зову. Даже если бы на часах был третий час ночи. Кэролайн наигранно скривилась, будто в жизни не слышала ничего сомнительнее, глупее и курьёзнее, и недовольно изрекла: — Ты это своим проституткам будешь говорить, Клаус. Я же тебе уже всё сказала. Они зашли в одну из гостиных комнат, где уже расположилась вся семья Майклсонов: И Фрея с Ребеккой, что смиренно сидели на небольшом диванчике; и Кол, который не отходил от окна, меланхолично вглядываясь в снующих туда-сюда людей на Бурбон-Стрит; и Элайджа, сидящий за новым деревянным рабочим столом, вальяжно откинувшись на спинку кожаного кресла, лениво пролистывая какую-то очередную пыльную книжонку. Со всеми Сатрин поздоровалась лёгким кивком и прошла вглубь комнаты, ближе к резному белому камину, в котором тихо горел спокойный и безучастный ко всему огонь. И, кажется, слегка тронутый (не в лучшем смысле) её словами гибрид уже начинал терять самообладание, почему и выдал ответное: — Забавно, но в подобном одеянии ты как раз сойдёшь за одну из них. Ребекка тихо усмехнулась на реплику брата, оценивающим взглядом окидывая смелый наряд охотницы и даже поставив ей твёрдую пятёрку. Фрее вообще до этого было фиолетово. Кол, по старой привычке, слегка присвистнул, выдав тихое “вау”, глубоко в душе надеясь, что его избранница, если и унаследовала чувство стиля от своей матушки, то хотя бы пусть оно будет не столь раскрепощённым. Элайджа, как и любой мужчина, отметил несомненную красоту и утончённость мисс Сатрин. Кэролайн же, вопреки ожидаемым оборотнем очередного словесного укола, привычной издёвки, изловчилась, и быстрее, чем кто-либо из присутствующих, большинство из которых Первородные Вампиры, успел заметить, пустила в него один из ангельских клинков. Майклсон поймал оружие до того, как остриё адамасовской стали вошло бы в его правый глаз. Он посмотрел на блондинку с неприкрытой насмешкой, как бы показывая, что и этот план маленькой мести ей не удался. — В который раз уже замечаю: ты не очень хороша в метании клинков, love, — добавил он, напропалую сияя своими обманчиво милыми ямочками. Сатрин ничего не ответила и только снова, в своей любимой манере, раздосадовано закатила глаза, скорбя о том, что не попала в цель. — Я думаю, что для детских забав время уже вышло, — с громким хлопком закрывая свою книгу, тем самым привлекая внимание семьи и их гостьи к себе, бодро произнёс Элайджа. — Пора приступить к делу. — Ну, наконец-то, — с наигранным ликованием возведя ладони к потолку, кинул привычную издёвку Майклсон-младший. — Уж, хотелось бы знать, с какой целью, дорогие старшие братья, вы собрали нас и почему всё это время держали, как каких-то преступников, здесь. — Будь так добр, Кол, оставь свой неисчерпаемый сарказм при себе, — ответил шатен, поднимаясь с кресла и поправляя полы пиджака. — Я и Никлаус хотели поговорить со всеми вами о довольно важных вещах. — Забавный факт, — явно не следуя просьбе старшего брата, продолжил всё тем же издевательски-манерным голосом свою комедию Кол. — Эту фразу я всегда слышал только в двух случаях: либо когда ты и Ник устраивали мне воспитательную беседу перед тем, как безжалостно отправить на пару десятилетий в гроб, либо когда вы сделали что-то необдуманное, что выводило Майкла на наш след, и нам непременно приходилось собираться в дорогу. — Он развёл руки и осмотрел всех с привычным хитрым прищуром. — Учитывая то, что горе-папаша годом ранее, наконец, сыграл в ящик, точнее обратился в прах, разлетевшись унылой горсткой пепла по ветру, следует вывод, что кого-то из нас ждёт гроб. — Учитывая то, сколько раз за всё время, после своего возвращения, ты вспомнил про гробы, я не смею сомневаться в том, что ты соскучился, — едва дав младшему брату закончить свою провокационную речь, изрёк Никлаус, вальяжно присаживаясь на край стола, за которым ранее сидел Элайджа. — Только скажи, братишка, и я с удовольствием устрою тебе маленький отпуск. Он с ухмылкой на губах и дикими бесятами в глазах пару раз прокрутил между пальцев ангельский клинок (который пока не потрудился вернуть законной владелице), на манер привычных всем Первородным древних кинжалов, будто действительно только и ждал смиренного позволения Майклсона-младшего упечь его в гроб. — Вы говорили о безумной важности мероприятия, — не горя желанием и дальше смотреть столь душевную семейную сценку, напомнила Кэролайн, опершись правым плечом на камин и не отводя внимательного взгляда, будто нашла в этом, куда что-то более интересное, чем наблюдение за вынужденными союзниками, от потрескивающих от обильного жара тлеющих поленьев. — Так, может, продолжим? Возможно, мы и бессмертны, но время не бесконечно, — в который раз за день проговорила она. — Ещё не успела закончить все свои важные дела? — словно по команде, тут же отвлёкся от выяснения отношений с младшим братом Клаус, обращая всё своё внимание на их гостью. — Только одно, — качнув головой, согласилась голубоглазая. — Надо успокоить дочь, на глазах у которой ты убил её лучшего друга. — И вперила в Майклсона по-настоящему жуткий взгляд, ярко свидетельствующий о том, что чистый ангел поднебесья перед ним, в действительности, – выходец из самых глубин Ада. Единственное, что помешало Кэролайн взять и устроить Майклсону полный разнос прямо в той толпе, которую он предприимчиво собрал для проведения своего шоу, было полное отвлечение на резко ухудшившееся состояние собственного дитя. Сейчас – это была простая политика. Нарушать тихо-шатко установившееся перемирие из-за его средневековых методов правления – идиотизм полнейший. Мальчишка принадлежит миру Примитивных. Он подданный Клауса, а тот вправе делать со своими людьми всё, что угодно. Он монарх. В Орлеане вся власть принадлежит ему. Закон и право на его стороне. Что, естественно, не есть хорошо. Такими темпами Майклсон и всеобщий геноцид будет в состоянии устроить… Нужно с этим что-то делать… и как можно скорее. — Как раз об этом мы и хотели поговорить, — без особого труда выдержав пылающий праведным гневом взгляд, спокойно проинформировал собравшихся близких русоволосый, медленно переводя взгляд с сестёр, на братьев, на Кэролайн и обратно. Собственно, Ребекка и Фрея тоже были разочарованы смертью парнишки – как-никак, а человеком (вампиром) он был хорошим. Однако идти против воли брата – увольте, ни один парень не стоит столетия в гробу (к этому выводу Майклсон-младшая нехотя, но всё же неизбежно пришла). Колу, в принципе, было по барабану — какое ему дело до того, кто в очередной раз стал жертвой брата? Однако то, что это был друг его девочки, значительно усложняло задачу. Простить Нику слёзы возлюбленной он не мог, но знание, что мальчишка был предателем, – несколько упрощало (или всё же усложняло?) задачу. — Мы должны признаться, что то шоу, которое Вы все видели накануне вечером, – лишь тщательно спланированное представление, — продолжил свою пламенную речь Элайджа, встав ровно посередине комнаты и обратившись лицом к непосвящённой во все их изумительные махинации части семьи. — Что вы хотите этим сказать? — отрывая корпус от тёплого камина, предчувствуя не самые радужные объяснения, спросила Кэролайн, прищурив взгляд. — Мы хотим сказать, что на самом деле наш милый голубой друг не предатель, — также оставив стол, пояснил Никлаус, подходя ближе к брату. — И казнили мы не его. По лицам присутствующих непосвящённых было предельно ясно, что ни черта из расплывчатых объяснений братьев, они не понимают. — Как вы прекрасно знаете, где-то среди овец моего плешивого стада затерялся вражеский волк, переодетый в овечью шкуру, — размеренно проговорил сероглазый. — Довольно долгое время мы пытались вычислить его, но всё безрезультатно. Поэтому, я, Элайджа и Марселус пошли на крайние меры… — Мы решили сыграть на том, чего, наверняка, боится этот шпион, пребывая среди нас и в то же время, прислуживая нашим врагам, – смерть, — довольно торжественно изрёк старший Первородный. — Мы решили разыграть казнь, без сомнения, самого преданного и невинного из наших подданных, о чём, конечно же, известно всем, – Джоша, тем самым показав, что никто не может быть до конца уверен в своей безопасности, если уж и мальчика мы не пощадили. — Разыграть казнь? — непонимающе переспросила Ребекка. — Все видели, как Клаус вырвал ему сердце! — Это был не настоящий Джош, а один из вампиров, что был замурован в Саду на пожизненный срок. Считай, я облегчил бедняге жизнь, — пожимая плечами, явно довольный собой, подытожил Клаус. — Но, — хотела было добавить Фрея, однако, предупреждая её вопрос, Древний ответил: — Наш заклятый друг и союзник – Винсент, был так добр, что без привычных споров (иначе ему пришлось бы лицезреть настоящую смерть невиновного, однако Клаус не стал говорить об этом вслух) оказал нам свои услуги: он изменил облик того вампира, которого мне необходимо было убить, на облик всем хорошо знакомого мальчишку, а дальше – вы и сами всё видели. — Но какой в этом толк? — переспросила Майклсон-старшая. — Если среди нас действительно есть предатель, он испугается подобных действий с нашей стороны, ведь на месте, как он знает, невиновного, вполне мог быть он, — объяснил ей Кол, догадавшись о намерениях братьев. — Сейчас никто из вампиров во всём городе не будет чувствовать себя полностью защищённым. — Он попытается сбежать, — подытожила Беккс, слегка покачивая головой, пребывая в своих раздумьях. — А если не попытается? — закинув в их бочку с мёдом свою ложку дёгтя, спросила Кэролайн, складывая руки под грудью. — Вы подумали о том, что, возможно, нашего врага этот шпион боится больше, чем Вас, почему и не сбежит отсюда, оставаясь для выполнения задания? — строго спросила она, постепенно закипая. — И почему Вы вообще ничего не рассказали нам заранее?! Это было преддверие настоящего шторма. Если не сдержаться — Сатрин сама убьют этих горе-шоузачинателей. — Кэролайн, ты имеешь полное право на меня злиться… — мягко проговорил гибрид, зная, что блондинке, особенно в порыве злости, достаточно лишь пары фраз, чтобы его уничтожить. Однако его клишированных слов сейчас ей было не достаточно. — О, правда? Спасибо! Мне ведь только твоего разрешения и не хватало! — ершисто прошипела древняя. — Мы действительно должны принести извинения за то, что проделали, никого при этом не известив, — окидывая всех присутствующих вполне себе сожалеющим взглядом, проговорил Майклсон-старший, выставляя примирительно вперёд ладонь, будто так пытался предотвратить назревающую истерику. — Извинения? Извинения!? Ты серьёзно, Элайджа? — подходя ближе к вампиру и заглядывая ему в глаза, искренне полюбопытствовала Сатрин. — И чем помогут мне твои извинения? Может они прокрутят время назад и предотвратят ваши сумасбродства до их свершения? Натолкнут вас на мысль, что нужно предупреждать о таких вещах заранее? Или сотрут Давине память, чтобы она не успела познать, что такое наблюдать за казнью собственного друга? — вполне обоснованными вопросами задалась она. — Неужели, ты не понимаешь, что то, что пережила моя дочь, одними извинениями не исправить? — Я всё понимаю, Кэролайн, — примирительно заявил первородный, также делая шаг навстречу оппонентке, но она даже не пожелала его выслушать: — Нет, не понимаешь! Не понимаешь и не поймёшь никогда! — злобно выдала девушка, очевидно, имея в виду тот факт, что Майклсону не было и не будет дано такого шанса: познать, что такое иметь ребёнка. — Я и не надеялась на понимание, но хотя бы из своего тщеславного благородства ты мог предупредить нас. Древнему крыть было нечем. Блондинка была во всё права: и он сам, и Никлаус, и даже Марсель с Джошуа (которые были уверенны, что всем, кому нужно, первородные всё расскажут) прекрасно знали о большой привязанности маленькой ведьмы Ди к мальчишке Росзе, но не стали извещать ни её, ни кого бы то ни было другого о своих планах из-за опасения утечки информации. А также надеясь на то, что если уж лучшая подружка вампира поверит в его смерть, то и остальной народ, и, что самое главное, шпион последуют её примеру. Всё было сыграно просто великолепно – не придерёшься. Однако чего этот спектакль стоил Давине, которая, очевидно, до сих пор оплакивает смерть любимого человека. Вот тебе и хвалёное благородство. — Sweetheart, ты устраиваешь ненужное представление, — с заложенными за спину руками, волчьим взглядом следя за перепалкой старшего брата и своего ангела, сделал короткое замечание Клаус. — А ты… — переведя теперь всё своё внимание на него, многообещающе выдохнула голубоглазая. — Ты заставляешь меня отчитываться о каждом своём шаге, неважно, решаю я дела или вышла в магазин за солью, а сам пожалел трёхминутного звонка для объяснения плана? — Мне было необходимо ваше неведение, — признался оборотень, беззаботно пожимая плечами. — Давина должна была поверить в смерть своего мальчишки, чтобы и остальные в неё поверили. Натуральная игра – немаловажная вещь в нашем деле. Следующим, что почувствовал гибрид, была неожиданная, резкая боль в правой скуле, а мгновением позже – выбивающий из лёгких последние остатки воздуха удар спиной о стену. Клаус, старательно игнорируя кричащую боль в, кажется, сломанных рёбрах, почувствовал, как многовековая пыль каменной крошки осела на его одежде. И рывком поднявшись на ноги, со звериной злостью, нет, яростью, что в одно мгновение поднялась мощной, взрывной волной откуда-то из солнечного сплетения, вливаясь раскалённой лавой в самый кровоток и опаляя своим внезапным захватническим вторжением чуткие нервы, посылающие беспорядочные сигналы тревоги его животной части, которая уже опасно оскалила ядовитые клыки, посмотрел на младшего брата, который посмел поднять на него руку. — Поганый ублюдок! — с хорошо просачивающейся в голосе ненавистью выплюнул Кол, вероятно, задетый словами брата о своей ведьме. Истинный Майклсон – бросается на защиту самого дорого, что у него есть, даже несмотря на то, что противником является его собственная родня. Впрочем, именно этому Майклсону было не впервые идти против тех, с кем он делил и фамилию, и кровь вот уже тысячу лет. Однако Никлаус не стал медлить с ответом: уже через мгновение из горла шатена торчал ангельский клинок, а сам он был неслабым пинком запущен в свой любимый камин, с которого в ту же секунду на него посыпались книги и горящие свечи. И даже если гибрид и хотел продолжить их с Колом маленькую потасовку, он не смог: Фрея и Ребекка уже сидели рядом с младшеньким, помогая ему вылезти из под груды навалившегося мусора и вынимая холодное оружие из горла, а сам Клаус был остановлен Элайджей, который, как обычно, не мог дать позволения этому беспределу продолжаться. Кэролайн с явным сожалением посмотрела на защитившего честь её дочери парнишку, так и быть, добавив ему в копилку за сегодня ещё парочку баллов, и перевела более-менее спокойный взгляд на русоволосого. Очевидно, горячий нрав Кола остудил её пыл. — Немаловажная говоришь? — почти шёпотом, будто стараясь не привлекать к их продолжившейся дискуссии излишнего внимания, переспросила блондинка, заправляя за ухо непослушную прядку волос. — А знаешь, что ещё немаловажно? — проникновенным голосом спросила она, подступая на шаг ближе к ещё не отошедшему от непредвиденной стычки противнику, но, явно не боясь быть задетой, если бомба замедленного действия решит взорваться, и внимательно всмотрелась в его животные глаза, будто впитывая в себя его ярость. — Немаловажно то, что моя дочь, видя смерть своего лучшего друга, едва не пережила нервный срыв… Ты вообще понимаешь, что это такое для меня, как для матери? Для любого родителя? — Хотя о чём это она – откуда ему знать? — Только представь, всего на долю секунды представь взрослую Хоуп, — прошептала она, детально расписывая ему картину будущего: — Она ходит в школу, у неё есть друзья, молодой человек… — и видя по взгляду древнего, что пусть и нехотя, но его воображение всё же рисует подбрасываемые ею картинки, она решила последовать заразительному примеру Майклсона-младшего: — А теперь представь, что кого-то из них прямо на её глазах лишают жизни. Также подло, как поступил сегодня ты. И вместе с этим человеком твоя дочь неизбежно теряет часть себя. Она страдает. Рыдает навзрыд. Бьётся в истерике. Ей больно. Так больно, что хочется буквально там же, вместе с этим человеком и умереть, потому что отпустить его она не может. А ты ничем не можешь ей помочь, — удовлетворённо замечая в глазах мужчины проблески страха, который он усердно пытался скрыть, продолжала вещать она. — И, несмотря на всё своё могущество, ты бессилен, Клаус. Ты безмолвно наблюдаешь за тем, как твоя дочь… плоть твоей плоти, кровь твоей крови умирает у тебя на глазах. Прочувствовал? — лукаво улыбнувшись, полюбопытствовала древняя. Она по исходящим от Первородного волнам отчаяния поняла, что он всё прочувствовал. Наконец, поставил себя на её место и узнал, что это такое терять своё дитя не физически, но морально. Духовно. Что это такое, видеть, как даже несмотря на неповреждённую внешнюю оболочку, твой самый родной человечек умирает в душе. Хуже пытки и не придумаешь. — Сегодня ты поступил, как мерзавец, лишив всех нас выбора, лишив нас надежды, — чувствуя на предплечье предостерегающую хватку Элайджи, сказала херувим. Но несмотря на предупреждение Первородного брата, не собиралась умолкать: (Впрочем, в ней, в отличие от гибрида, было достаточно милосердия) — В будущем я желаю тебе никогда не пережить того же: стоять и смотреть, не имея никакой надежды на следующий день, как давясь слезами горя, у тебя на глазах умирает твой ребёнок.* * *
— Ты можешь сомневаться в моих методах, но не можешь сомневаться в полученных результатах, — не утруждая себя повернуть голову к той, к кому он, собственно, и обращался с этой торжествующей речью, проговорил Клаус, ястребиным взором следя за тем, как Марселус и пара самых верных слуг заковывают в старинные ржавые цепи предавшего своего Короля и свой город вампира. Как он и предполагал: лазутчик попытался сбежать из Нового Орлеана сегодня же, надеясь ни сегодня, ни завтра, ни вообще в этой жизни (ни в следующей тоже) не попасться на глаза Первородным, отчаянно страшась потерять не только своё предательское сердце, но и голову. Что ж, секретная группировка, образованная Майклсоном ещё триста лет назад, вампиров, которые были не только клятвенно преданы своему Королю, но и связаны с ним магическим договором, во главе с Марселем Жераром и Винсентом Гриффитом безукоризненно проделали свою работу, отловив горе-шпиона на выезде из города и доставив прямиком в мрачные катакомбы Бойни, в темницу, где для выяснения тяжести преступления (и вынесения, чаще всего смертного, приговора тоже) содержали всех преступников. Майклсон краем глаза, нет, даже нутром почувствовал, как на его изречения блондинка закатывает глаза. Чёртова пигалица! всё продолжает ерепениться. Однако смотреть на неё у него не было сил. Проникновенный шёпот Сатрин с её самыми тёмными