Музыкантишка

      Мы стояли и смотрели на огни города минут пять или десять. Наши локти иногда касались друг друга. Она подбирала слова, я ждала. Никто не торопился. Само её присутствие, тот факт, что она стояла совсем близко, привлекал меня куда больше, чем секс в её кабинете.       — Красиво, правда? — спросила я, смотря на беспорядочное мерцание разноцветных шариков. — Последний раз я так стояла с родителями, когда мне было четыре… — Чтобы получить личную информацию, надо дать личную информацию. Очень просто и так сложно.       — Мои родители умерли, когда я заканчивала одиннадцатый, — Начала свой рассказ Василиса. — Автокатастрофа. Я тогда была на вечеринке в честь окончания школьной жизни и всё такое… нет, не выпускной, а так, между собойчик, если ты понимаешь о чём я, — понимаю. — Они ехали за мной. Побывать на выпускном, погордиться и увезти меня в большой город для подачи документов. Не смогли… — её голос стал то шептать, то переходить на высокие ноты, а в глазах застыли холодные слезы, — Мне сообщили после выпускного… наверное, чтобы я нормально отпраздновала. Сообщила бабушка. Она и отправила меня дальше учиться, потому что руки совсем опустились, хотелось… умереть. Я уехала, поступила. Личная жизнь меня как-то обходила стороной, все силы уходили на учёбу. Так через три года на олимпиаде по немецкому языку я заняла первое место и получила приглашение в Берлин. На радостях поехала к бабуле, отдать билет ей. Не успела. Инсульт. Олег — мой двоюродный брат, не успел вовремя приехать и… — она замолчала. Такая красивая… — И меня уже здесь ничего не держит. Полетела. Встретилась с семьей, которая меня приглашала. Глава семейства — потомственный судья, поэтому фамия Рихтер. Отец, мать и два брата: старший Тилль и младший Рогге. Тилль оказался геем. Чтобы отец отдал ему «главный стул судьи», ему просто надо было жениться. И тут появляюсь я, — она улыбнулась. — Тилль предложил мне прекрасную сделку: стать его женой и прекрывать его, если понадобится, а он будет перечислять мне сорок процентов.       — Сорок процентов чего? — переспросила я.       — Хм, — ухмыльнулась девушка, — всего. Эта машина, вся одежда и даже квартира были куплены только на одни сорок процентов.       — А где другие?       — Мы сыграли шикарную свадьбу. Столы ломились от немецкой еды, родственники были довольные, даже Олежа приехал. Тогда я первый раз поцеловалась с мужчиной, — о-о-о, эти рассказы, аля я натуралка и так далее, — Мне не понравилось. Даже не смотря на то, что он гей, его губы были сухими и не очень прмятными… — она повернулась ко мне, — В отличие от твоих… — пауза. Да, мне понравился комплимент, но перебивать её не хотела. — Ещё год мы прожили в Берлине. За это время мы успели с ним подружиться. Тилль заработал целое состояние, я окончила институт с красным дипломом да ещё и в столице Германии, так что спрос был просто превосходный. Тилль предложил помотаться с ним по стране. Мы заехали в Мюнхен, Гамбург, Кёльн и Франкфурт-на-Майне. Это было незабываемо. Достопримечательности, экскурсии, девушки…       — Сколько их было? — спросила я ради интереса.       — Девушек? — посмотрела на меня учительница, — Не помню… Новый город — новая женщина, — она отвернулась. — Германией мы не стали ограничиваться. Всю Европу мы проездили по столицам и даже в Москву заехали. Тилль спрашивал: «Этно тхвоя родийна… Нэй хочейшь остатьсья?» Русский давался ему плохо, но он старался. Я думала о том, чтобы остаться, но нет… Так с Тиллем мы уехали в Америку. Канада, США, а дельше не поехали. В Вашингтоне Тилль встретил своего суженного, нашёл место для работы, точнее занял «главный стул судьи Нью-Йорка» и остался там. Теперь его цель — «захватить» США…       — Поздравляю, ты познакомилась с Гитлером, — перебила её я, смотря на огоньки и представляя все эти путешествия.       — Хе-ех, — улыбнулась Василиса. — Тилль довольно милый и умный мужчина. В свои тридцать пять занимает почетную должность и зарабатывает больше, чем когда-либо мечтал. Уол — его бойфренд, сначала ревновал его ко мне, ну… потому что я жила с ними и хорошо заботилась о Тилле. За это время мы с ним действительно стали одной семьей, однако меня потянуло к корням. В двадцать пять я вернулась сюда и попросилась в школу, где училась девять лет назад…       — Тебе щас тридцать? — спросила я приподнимая бровь.       — Двадцать семь, — строго сказала учительница. Она сделала глубокий вдох и продолжила, — Ты можешь спросить: «Не глупо ли было возвращаться сюда, во-первых, в омут воспоминаний, нелегкого прошлого и так далее, а, во-вторых, в место, где у тебя никого не осталось и бла-бла-бла»…       — Нет, не спросила бы, — уверенно заметила я. — Я бы спросила: «Почему Тилль тебя отпустил?»       — Потому что он не смеет меня держать… Он просил остаться, но я решила, что им двоим будет проще. Наша сделка всё ещё в силе, и как только Тилль позвонит и скажет: «Васийлисья, душья мойья, мнье нюжнья твойья помощь», я тут же сажусь на самолёт и лечу к нему.       — Этакая собачка…       — Нет.       — Это из-за денег? — не унималась я.       — Дружеская любовь, Элина… взаимовыручка.       — Ладно-ладно… — повела я руками, чтобы учительский зад остыл, — Что случилось с Рогге?       — С младшим братом мы тоже хорошо ладили. Ему на осенних каникулах исполняется восемнадцать. Он меня ждёт. Он и все Рихтеры.       — Ты поедешь?       — Ну конечно, — уверенно ответила она и прислонила указательный палец к кончику носа, а большой — к подбородку. Эта поза показывает, что учитель думает, — Они — моя семья.       — А Олежа?       — Ах-ха, Элина… — сказала она улыбнувшись, — Не называй сорокалетнего мужчину Олежей, — отвела взгляд от меня на огни, — Он тоже моя семья.       — А он знает о ваших «отношениях» с Тиллем?       — Нет и не должен. Если он узнает, что меня привлекают девушки, то я его потеряю.       — Да, но когда он узнает, сколько денег тебе отстёгивает немец, ты тут же станешь для него единственным человеком в мире.       — Не смешно, Элина, — сказала Василиса с очень угрюмой миной. Кажется, я задела больное, — Ты думаешь, что я какая-то богатенькая ш-ш-ш… — ты скажешь это слово? — шкура? — она сказала это… почти шепотом, срываясь на визг. «Лина, ты дура.»       — Прости, я… не хотела, — я взяла её за руку. «Ледяная.» — Я правда не хотела… Ты не замёрзла?       — На самом деле в этом костюме довольно холодно, — уже веселее проговорила Василиса, — Поехали ко мне?       — Угу, — кивнула я головой, отпуская её руку и прижимая к себе, — Только давай ещё немного так постоим, хорошо?       И мы стояли. Не знаю сколько. Она прижала меня к себе, я обняла её настолько крепко, насколько позволял её скелет. Василиса укутала меня шубой, и я сквозь её майку в пайетках слышала биение её сердца, чувствовала запах её духов и иногда ощущала на своих волосах капли её слез. «Если бы ты знала, как сильно я хочу, чтобы твоя семья не ограничивалась этими Рихтерами и Олежей… если бы ты знала, как сильно я тебе сожалею». Но ничего из этого девушка в бежевых лодочках от меня не услышала…