Музыкантишка

      Василиса ещё долго обижалась на меня во время юбилея директрисы. Надувала свои губы и отводила глаза, скрестив руки на груди. Хотя, когда нас притеснили, и я была немного прижата к ней спиной, она была готова пользоваться этими моментами и всячески возбуждать меня: то за талию возьмет, то в ухо начнет дышать. Что у неё, собственно, и получалось. Но, когда очередное представление для директора опять «прижало» меня к ней, она чуть мне под юбку не залезла. В этот момент я психанула и повернулась. Я почувствовала, как дико напряглись мои мышцы лица: складочка между бровей дико и невидимо задергалась, а скулы сжались так, что заныли десна. Учительница, скорее всего, сама не ожидала такого поворота.       — Ты прикалываешься? — сквозь зубы проговорила я.       — Сегодня в восемь у меня, — так же сквозь зубы ответила она и прошла мимо. Я, конечно, могла бы последовать за ней и поговорить спокойно, но «ХУЛЕ ОНА ВЫЕБЫВАЕТСЯ»?       Всё это я рассказала своей банде в курилке за школой. Сэв не курил, а жевал школьный беляш, вскоре оторвался от него, поднял указательный палец вверх и с набитым ртом сказал:       — Сково буэт сэ-экс!       — Я не понимаю, — влез Кирилл, — у вас же уже было, — он зажал сигарету в губах и сделал глубокий вдох.       — Действительно, — вступила Лера, — Каво ты паришься? Всё будет чики-пики.       — Ага, только ты к «чики-пики» подготовься, да, — сказал Лёлик. — Как ни как мутите… Побрейся, — сказал он, указав на меня дымящим бычком и приподняв брови.       — Да-да, Элина, больше романтики, — восторженно сказала Лера и кинула окурок, — Купи цветы, вино, бельишко… — сказала она, словно сочиняет новое стихотворение, — И просто делай то, что она хочет. Не надоело быть альфачкой, а?       — Может тебе тоже романтика нужна? — шепотом спросил Лёлик Арчи и подцепил его мизинец своим.       — Че, Толян? — очень громко переспросил его азиат.       Все посмеялись над наигранностью Арчибальта, хотя он палец Лёлика не отпустил. Мы покурили ещё немного, обсудили планы на неделю и забились на выходные в студию, чтобы начать репетиции. Кирилл и Лерка пошли домой, Арчи и Сэв отправились за какими-то покупками, но за какими не сказали (Арчи не хочет сглазить), и мы с Лёликом пошли домой.       — Я боюсь, на самом деле… — ели слышно сказала я Лёлику, смотря под ноги.       — И чего же? — так же тихо спросил он.       — Что ей не понравится или это будет на одну ночь, она меня бросит или вообще… разочаруется во мне…       — Стой-стой-стой, — Лёлик покачал передо мной ладонью, — Это твой первый раз… Если ты ей об этом сказала, то она, скорее всего, настроена серьезно.       — В смысле?       — В смысле… э-эм, она отдает себе отчет.       — И?       — И вряд ли ей что-то не понравится или она будет не удовлетворена. Если что, ты всегда можешь взять всё на себя, — он открыл пачку винстона и вытащил очередную сигарету. В пачке их оставалось штуки три, хотя Лёлик купил её вчера.       — Ты-то каво нервный такой? — спросила я, решив, что на сегодня никотина достаточно.       — Щмыщле? — спросил он с несвойственной ему дерганностью и чиркнул зажигалкой около носа.       — Это вчерашняя пачка сиг…       — А, — он зажал двумя пальцами сверточек смерти и сгорбился, как старый дед, — Ну, вообще-то это утренняя… — он сделал ещё затяг и сел на ближайшую скамейку в парке. — Да, че-та… — он расшиперил ноги и поставил на них локти. — Арчи…       Я села рядом. Этот разговор по душам должен выдаться очень чувственным, глубоким, полным разочарованием или, может, вдохновением такой особой, как Рахметов. Версию азиата я услышала и вполне уловила, а вот с Лёликом… С этим парнем что-то не то: кислый, вялый, дерганый. Уголки рта опущены до самого подбородка, а глаза смотрят в осеннюю пустоту парка. Ещё утром это же солнце казалось необычайно волшебным и тёплым, а сейчас — кем-то нарисованный полукруг в углу альбомного листа. Лёлик эротично поднес два пальца с сигаретой к губам и тяжело вздохнул. Его мертвенно зеленые глаза не поварачивались на меня во время всего разговора.       — Я его не люблю, походу, — неуверенно сказал он.       — Начни, пожалуйста, сначала.       — Ах, да… — он сделал затяг, — Мы, когда от вас ушли, погуляли ещё немного. Он рассказывал, как сильно хочет машину и что это его мечта. Они с Савкой за запчастями поехали, кстати. Он рассказывает, рассказывает… А я не слушаю. Мне будто дела нет. Я даже не думаю о том, что хочу его. Наверное потому, что я его не хочу… Я, будто, остыл. Так взял и остыл. Как чай. Сегодня я взял его за руку, и что-то появилось… типа пульсирования внизу живота, но… оно оказалось таким коротким…       — И даже поцелуй не сработал? — перебила я его.       — Какой поцелуй?       — Ну, — «МНЕ ЧО НАПИЗДЕЛИ?» — мне Арчи сказал, что ты его вечера поцеловал…       — А! Так я в щеку! — в его нудном голосе появились проблески интонации.       — И че? Не помогло? Ничего не почувствовал?       — Не знаю, — тихо ответил он и откинулся на спинку скамейки.       — Не осень, а какой-то шлак, — сказала я, сводя взгляд с собеседника.       — Не, ну у тебя-то должно получиться, — Лёлик встрепенулся и положил ногу на ногу. — Василиса Андреевна — не плохой вариант для тебя, Элина. — Я вопросительно на него посмотрела. — Женщина статная, богатая, работящая, образованная, умная…       — А ей всего двадцать семь…       — Ну вот! Она еще даже не женщина!       Скамейка заполнилась смехом двух друзей. Лёлик закончил курить, а я всё переваривала его слова.       — Может по кофе? — спросил он.       — С каких пор ты предлагаешь мне кофе, а не пиво? — Лёлик пожал плечами. — Лан, погнали.       Честно сказать мы купили не только кофе. Время восемь часов и сорок пять минут вечера, а я стою приправленная двумя бутылками эссо («Для храбрости, » — сказал Лёлик) перед подъездом Василисы Андреевны. Да, может побриться мне так и не удалось, зато я купила себе такой ахуенный костюмчик, как у настоящей порно-актрисы: черные прозрачные трусики, бюстгальтер без чашек (прозрачная кружевная ткань) и черный кошачий хвост. Лёлик сказал, что Василиса — дама хищная и хвостик должен её возбудить. Мы нарвали непонятных цветов около того же секс-шопа. Цвет был единственный — желтый. Букет выглядел не плохо, будто я купила его на последние, но всё же средние деньги. Лёлик пшикнул на меня какими-то духами, сказав, что это очень приятный аромат самого дорогого бренда. Ну, а мне что? Я уже под двумя бутылками пива, мне главное не отрубиться. Маме я сказала, что пошла к Лёлику, да и она сама куда-то уходила.       Не успела я подойти к домофону, как меня крикнули:       — Эй, Петрова? — звук донесся с правого плеча. Мужской, почти госпкий, озлобленный на весь мир голос ещё раз повторил мою фамилию. — Это же ты — Петрова, да? — я повернулась к нему. Сердце стучало, как от просмотра самого страшного фильма, но на моем лице не шевельнулась ни одна жилка.       — Если тебе автограф, то ты рано — я не на столько популярна.       — О-о-о, — протянул мой собеседник, — Ты не представляешь на сколько ты популярна. — Он сделал паузу и будто вышел из темноты к фонарю над подъездом. Его лицо было не сильно видно, но некоторые черты я разглядела: острые скулы, пухлые оттопыренные губы и длинный нос. Кого-то он мне напомнил… — Помнишь Машу? — он всё приближался, — Ну, ту, что в кабинете немецкого… Ту, что показала тебе свою работу? Ту, которую ты трахнула пультом от колонок… — «Да, ебать, подруга моя, конечно, помню пф-ф» — А ты знала, что она в седьмом классе? — он был уже вплотную ко мне.       — Ну, это хуево, что на панель идут с седьмого класса… — легкомысленно ответила я ему в лицо.       Эта фраза — единственное, о чем я пожалела тогда, — за этим утырком вышло ещё два парня. На секунду я подумала, что троится в глазах.       — Ещё скажи, что тебе жаль её родных, — один из них плюнул мне под ноги, но я осталась на месте.       — Мне… - прорычала я, смотря прямо в черные круги вместо глаз разговорчивого парня, - … плевать как на Машу, так и на её родных, — тут мне прилетел кулак прямо в челюсть.       Меня резко перекосило, ноги обмякли, и я отошла на два шага назад. Десну пронзила ноющая боль, а губа вздулась и немного треснула. Пролилась кровь. Я сразу забыла о назначенном свидании с Василисой.       — Нападать втроем на девушку ночью, — я коснулась мобильника в своем кармане, — Это так благородно.       — Пожалуй, бить лесбиянок, — амбалы окружили меня, и я нажала на кнопку вызов. — Это даже круче, чем бить геев.       — Не повезло твоей девушке… — сказала я ему, сплюнув в бок. — Я тебя узнала, Кирюша.       — Чо ты там вякнула? — схватил меня за горло парень слева.       — Говорю, что трахнула его Алинку.       — Не пизди, — послышался грузинский акцент, — Шмигорский теперь с Настюхой гоняет. — К нему повернулись остальные пацаны типа «Ну ты и долбаеб…»       — Так ты и Алинку трахнула? — повернулся ко мне Шмигорский.       — Вот ты бандой управляешь, а мозгом не можешь, — он залетел мне по солнечному сплетению. В глазах потемнело, плечи сами пошли вниз. Мое горло уже никто не держал, но дышать попрежнему было тяжело.       — Я задал вопрос, — наклонился он ко мне.       — Она визжала, как резаная свинья, пока мои пальцы были в ней, — прорычала я ему в губы, но после меня пропнули прямо по ребрам, и я завалилась на бок.       Цветы, которые были для Василисы, послужили мне щитом в некотором роде, но и они дали трещину. Через три минуты желтый букет валялся под крыльцом подъезда. Я была, как эти цветы: не понятное желтое пятно, изрядно потрепанное, но вкусно пахнущее, чтобы произвести впечатление. Но отличае у нас все-таки есть: пнув букет ногой, из его рта не пойдет кровь (хотя бы потому, что у них нет ни рта, ни крови). Я принимала удары, ибо знала, что троих я не потяну. Дыхание сперло окончательно, в ушах стояли звон и ржач гопников, мол «очищает страну от пидарасов» или «ебать я натурал и горжусь этим». Я все надеялась, что натыкала правильно, и телефон вызовет хоть кого-нибудь, или может Василиса услышыт мой вой, или тот прохожий вернется и поможет мне встать, но нет. Мой живот по целовался уже с шестым кроссовком фирмы "Рибок». Тот, который «родственник», не унимался. Он поставил ногу на мою щеку и произнес:       — Ты надругалась над моей сестрой, я надругаюсь над тобой. — Он стал растегивать ширинку джинс.       — Надеюсь, у тя в штанах, как у твоей сестры — узко и влажно, — ведь я люблю, когда подо мной стонут, — прорычала я, сплюнув кровь, но мне опять прилетело по лицу. На этот раз в глаз. На этот раз я отключилась, но не на долго.       Я увидела желтый приближающийся свет фар. Машина резко затормозила. Из нее выбежали Арчи, Лёлик и Сэв. Азиат с ноги влетел в драку и повалил Шмигорского. Лёлик со всей злобы бил парня, что некогда держал меня за горло, а Сэв добивал третьего.       — Не надо, Арчи, — промычала я и с последним выдохом мои глаза закрылись.