Заснеженные розы

Следующие три дня Астафуров не разговаривал с Воропаевым, дистанционно наблюдая за его поведением. Большую часть времени тот лежал, отвернувшись к стене. Несмотря на плохой аппетит, мужчина с трудом съедал свою порцию, пребывая в своих пространных и причудливых думах. Когда Руслан пригласил Андрея к себе в кабинет, за окнами уже расстилался синий бархат осеннего вечера. В окнах домов зажигались огни, тяжёлые чёрные тучи, низко висящие над Ленинградом, неслись на запад, а случайный прохожий, торопящийся домой, обязательно попадал в лужу, на серебристой поверхности которой лежали жёлтые листья. Астафурову отчего-то не хотелось возвращаться в пустую квартиру, хотя обычно он не чурался одиночества. Именно поэтому психиатр решил уделить время Воропаеву, несмотря на то, что скоро должен был начаться ужин. — Как вы себя чувствуете? — всем своим видом выражая искренний интерес, спросил Астафуров. — Средне, — глухо отозвался Воропаев, с подозрительностью глядя на врача. — У вас что-нибудь болит? — Слабость… она почти невыносима… — Андрей, вас всё ещё беспокоят голоса? Воропаев поджал губы, его лицо выражало какое-то мятежное упрямство. Должно быть, он решал, соврать или нет, но в конечном счёте сказал правду: — Слышу. — Что они говорят? — Архип говорит, что я должен сбежать отсюда. — Кто такой этот Архип? — Старик. Не знаю, как он меня нашёл, но он посещает меня очень давно. — Он желает вам зла или наоборот? — Скорее, наоборот. Он хочет помочь, — речь Воропаева была заторможенной, в зелёных глазах блестело какое-то болезненное чувство, которое пока что Руслан не мог разгадать. — Когда вы поступили сюда, то говорили о каком-то чёрном человеке… — Было дело, — ухмыльнулся Воропаев. — Этот ублюдок притаился. Уверен, он ещё даст о себе знать. — Когда он впервые появился? Можете припомнить? — медленно откинувшись на спинку кресла, спросил Астафуров, слегка склоняя голову набок. — Лет пять назад. Я считал его дьяволом. Он жил под моей кроватью, хватал меня за ноги и кусал. Сукин сын! — И вы смогли установить, в какие моменты он появляется? Когда вам хорошо или плохо? — Когда плохо, скорее. — Что же случилось несколько лет назад, когда он впервые посетил вас? — тихо спросил Астафуров, внимательно наблюдая за больным. Андрей отвёл взгляд в окно и начал с силой чесать руки и ноги, его лицо исказила судорога. Руслан понимал, что коснулся щепетильной темы, и не собирался менять тактику. Ему нужны были эмоции, пусть и искажённые. — Что случилось, когда чёрный человек появился впервые? — мягкий голос психиатра обволакивал, толкал на откровенность. — Он сказал, что нашёл другого. Всё к этому и шло. Последний месяц между нами словно выросла стена, — продолжая чесаться, напряжённо ответил Воропаев, неотрывно глядя в окно. — Мы поругались. Он сказал, что я отвратительный партнёр. Ушёл, хлопнув дверью. И вдруг комната начала менять очертания, крутиться, искажаться… И с потолка сполз этот чёрный урод… — Что вы тогда испытывали? — Страх и боль. Мы были вместе два года, я привязался к нему и думал, что между нами что-то настоящее… — И что тогда сказал вам этот чёрный человек? — Сказал, что я должен убить себя. Он всегда это говорит. Ну, было ещё что-то о том, что я избран, что за мной следит космический шпион… — Воропаев перестал чесаться и перевёл на Астафурова тяжёлый взгляд: — Вы верите в переселение душ? — Не знаю. Наука не доказала существование этого явления, — подумав, ответил Астафуров. — Каждый человек — чья-то реинкарнация. Суть жизни — вспомнить прошлую и не повторить старых ошибок. Я ходил в церковь, часто ходил. Но и там бесы преследовали меня. Они стояли под иконами и наблюдали за мной. Они не хотели, чтобы я узнал о своей прошлой жизни, — речь Воропаева стала более сбивчивой и взволнованной, он тяжело задышал. — Я бы мог послушаться дьявола и покончить с собой, но тогда меня бы ждал ад… — Когда вы в последний раз были в церкви? — Может полгода назад. Не помню… — Воропаев встал и медленно подошёл к окну. Положив ладонь на стекло, он наблюдал за тем, как в каких-то окнах зажигаются огни, а в каких-то гаснут. — Не люблю осенние сумерки. Сколько боли. Вы чувствуете? Весь город стонет от боли. Всё одиночество бытия всплывает на поверхность. Ничего не скрыть, всё обнажено… Астафуров невольно сглотнул, рассматривая спину своего пациента. Это было алогично, но почему-то этот мужчина касался каких-то струн в душе Руслана, заставляя его испытывать волнение. — Не люблю ходить по улицам, особенно осенними сумерками. Жалко собак, бродяг, им ведь никто не поможет, совсем никто, — Андрей медленно убрал ладонь со стекла и рассмотрел свои пальцы. — Но там, далеко, есть другой мир. Прекрасный. Там нет этой осенней тьмы. Вам не страшно? Посмотрите, какая глубокая синева, словно пучина океана… Астафуров встал и подошёл к окну. Они стояли плечом к плечу и их призрачные отражения в оконном стекле казались иллюзией. Странно, а ведь эти двое мужчин были как бы на разных берегах реки. Воропаев жил в своих мирах, считая их единственно реальными, а Астафуров должен был лечить это, зная иную сторону этой сладостной экзистенции. В эти секунды Руслан понял, что именно его привлекает в Воропаеве… Он глубокий. В нём можно утонуть и так и не отыскать дна. Астафуров чувствовал, что пытаться познать его душу опасно — может засосать, но, словно грудью на тернии… — Иногда ночами я слышу музыку из тех миров. Она красива. Вам её не услышать, — прошелестел Руслан, исподволь наблюдая за профилем психиатра. — Вы такой… правильный, для вас важны только ваши рамки нормальности. И меня вы уже приписали к душевнобольным, да? — Вы проницательны. Я «правильный», — чуть улыбнувшись, Астафуров повернул голову и со странным трепетом рассмотрел бледную кожу лица, уставшие и лихорадочно блестящие светло-зелёные глаза, тонкие искусанные губы… — Невесело вам живётся, — хмуро ответил Андрей, теперь уже в упор глядя на врача. Серебристый взгляд схлестнулся с мятным. — И ведь вы должны убедить меня, что всё это только в моей голове, верно? — А вы сами думаете, что это всё правда или только в вашей голове? — Что мешает находиться правде в моей голове? — совершенно серьёзно спросил Андрей, удерживая взгляд Астафурова на себе, не давая прервать зрительный контакт и как бы давая понять, что он сильнее, мощнее, и только он решает, когда Руслан сможет отвести взгляд. Астафуров ощутил невероятно сильную энергетику, исходящую от Воропаева. Это лишь подтверждало его мысль, что Андрей — опасный человек. И вовсе не потому что может схватить нож и всадить его кому-нибудь в сердце. — Почему вы не идёте домой? Уже поздно, — пристально глядя в серые глаза, строго спросил Воропаев. — Иногда работа требует жертв… — Вы хотите узнать, мечтаю ли я сейчас вскрыть себе вены? Нет. Чёрный ушёл на дно. Поэтому можете быть спокойны, я не порешу себя. Или вы хотели узнать что-то ещё? — голос Андрея звучал твёрдо и властно. — Я хочу, чтобы вы нарисовали мне, — негромко отозвался Астафуров, не разрывая напряжённого зрительного контакта. — Что? — Например, тот мир, из которого вы слышите музыку. Воропаев ухмыльнулся и нехотя отвернулся. Постояв в задумчивости несколько мгновений, он вернулся на своё место и с вызовом уставился на Астафурова. Руслан подошёл к столу, взял чистый лист бумаги и карандаш. Положил их перед мужчиной и сел в кресло. Воропаев взял карандаш и начал рисовать. В его мозгу возникали картинки с синим пространством, сиреневым туманом и россыпью звёзд, всё блестело и манило в свои сказочные чертоги, а на листе появлялись лишь неровные линии и кружки, чудаковато сплетающиеся между собой. Закончив рисовать, Воропаев тупо уставился на то, что получилось. — Позволите? — мягко спросил Астафуров и забрал лист. Каракули, таящие в себе целые миры, безумную глубину мироздания… Мозг шизофреника поистине удивителен. — Я окончил школу с красным дипломом, был одним из лучших студентов. Так что если вы считаете меня дурачком, я пошлю вас к чёрту, — вдруг произнёс Воропаев, до боли сжимая колени пальцами. — Я не сомневаюсь в ваших умственных способностях. Вы великолепный собеседник, — без капли лести заметил психиатр и отложил листок. Их взгляды снова утонули друг в друге. Так продолжалось достаточно долго, пока Астафуров, наконец, не вырвался из странного оцепенения и не посмотрел на часы. — У вас начинается ужин. Идите. Мы ещё поговорим. Андрей как-то странно посмотрел на Руслана. Ничего не говоря, он неспешно встал и столь же заторможенно вышел из кабинета. Астафуров посмотрел на рисунок мужчины и ощутил болезненное воодушевление, отдающееся новым ощущением в районе солнечного сплетения.

***

То, что Воропаев — человек образованный и умный, Руслан не сомневался с самого начала. Вечерние беседы с ним, постепенно ставшие традицией, лишний раз это подтверждали. Андрей говорил странные, а порой даже жуткие вещи, в то время как Астафуров делал пометки в карточке своего пациента и в ходе бесед следил за развитием его заболевания. Так продолжалось около недели. И Руслан соврал бы сам себе, если бы сказал, что не ждал этих вечерних встреч. Он задерживался в больнице только ради них, упорно уверяя себя, что его интерес носит сугубо профессиональный характер. В глубине души уже зародилось сомнение насчёт этого, но Астафуров не позволял себя даже допустить возможности… Ни один психиатр не может испытывать личные симпатии к пациенту. Это противоречит врачебной этике. Это аморально. — Руслан Владимирович, там Воропаев избивает Кондратьева! — выпалила ворвавшаяся в кабинет медсестра Женя. Астафуров отложил бумаги и поспешил в третью палату, где лежал Андрей. Он вошёл как раз в то мгновение, когда санитары отдирали взбесившегося Воропаева от плачущего Кондратьева и наносили ему жёсткие удары. Сердце психиатра ёкнуло. — Отпустите его, — приказал он, с трудом контролируя свой голос. Санитары отпустили Андрея и нехотя отошли от него. Мужчина сидел на полу, трогая синяк на виске. Кондратьев подтянул ноги к груди, упиваясь своими рыданиями. — Успокойте Ивана, — велел Астафуров, глядя на медсестру. — Воропаев, а вы идите за мной. Слышите? Они вошли в кабинет и Руслан плотно прикрыл за собой дверь. Он видел, что его пациент более-менее адекватен, следовательно, им было, о чём поговорить. Вкалывать галоперидол или снова подвергать его вязке Астафурову не хотелось. — Из-за чего вы подрались с Кондратьевым? — усаживаясь за стол, поинтересовался Руслан. — Он сказал, что переселения душ не бывает. Придурок. — Больше никаких драк. Иначе мне придётся корректировать ваше лечение и назначать более тяжёлые препараты, — глубокомысленно отозвался Астафуров. — Договорились? Воропаев кивнул и посмотрел в пол. Его трясло. На лбу проступили капли пота. В покрасневших глазах стояли слёзы. Он снова ощущал себя маленьким ребёнком, потерявшимся в чужом городе. Всё вокруг было ужасающе опасным и угрожающим. Животный страх медленно, но верно поглощал мужчину. — Что с вами? — спросил Астафуров, подходя к Андрею и касаясь его плеча. Воропаев вскинул на него устрашающий взгляд и содрогнулся. Несколько мгновений он рассматривал доброе и умное лицо психиатра, а потом вдруг уткнулся горячим лицом в его живот, втянул запах накрахмаленного халата… У Астафурова всё внутри перевернулось. Сглотнув, он с трудом поднял руку и коснулся влажных волос Андрея. Дав себе волю, он поглаживал его по горячей голове, испытывая странный сладостным трепет, понимая, что всё это неправильно. — Мне страшно, — хрипло пробормотал Воропаев, сильнее вжимаясь лицом в живот психиатра. — Не бойтесь. Я с вами. Странно, но этих слов, произнесённых уверенным голосом, оказалось достаточно. Воропаев сглотнул и замер, откровенно наслаждаясь происходящим… В ту ночь Астафуров почти не спал. Сминая тёплое одеяло, он испытывал слабость и дурноту. Перед глазами стоял образ Андрея, мозг снова и снова прокручивал их разговор. Воропаев, как болото, поглощал психиатра. Нужно было бежать, спасаться, но почему же этого так не хотелось делать?.. Утро встретило Астафурова дождём. Не выспавшись, мужчина ощущал себя особенно неуютно. Он подготавливал выписку для Сысоева, когда в дверь несмело постучали. Пришедшей оказалась Татьяна Любина, жена одного из пациентов Руслана. — Вы говорили, что Максима скоро выпишут, — в нерешительности начала молодая женщина, с надеждой глядя на Астафурова. — Поэтому я хотела попросить вас помочь мне советом… — Я постараюсь помочь, — сцепив пальцы в замок, Руслан вопросительно посмотрел на Любину. — У Максима шизофрения с десяти лет. Она будет давать о себе знать, вы говорили… Я готова к этому, но я не знаю, как мне жить с ним, то есть, как себя вести? Все подруги советовали уйти, когда я узнала, что он болен шизофренией, но я люблю его. Хочу быть рядом… — Для начала, не слушайте никаких подруг. Главное — ваши отношения и чувства. Да, жить с человеком, больным шизофренией, непросто, но с кем просто? Любой человек — потенциальная опасность. Исходите только из своих чувств и ощущений. — Спасибо… — Что касается всего остального… Шизофреники нуждаются в любви и принятии, как и все люди. Только в ещё большей. Любовь и терпение вам помогут, больше ничего. Помните, что вы ему нужны, даже если иногда будет казаться, что всё наоборот. Когда за Любиной закрылась дверь, Астафуров направился к Деникину и попросил его забрать себе Андрея Воропаева. Руслан старался не думать о том, что он банально смалодушничал. Он чувствовал, что нужно прекратить, пока ещё не стало слишком поздно. Но то, что последовало после этого решения, было за гранью. Воропаев устроил забастовку. Он отказывался от еды, огрызался и почти не вставал с кровати. Всё это сопровождалось требованиями привести ему Астафурова. Руслан, слушая об этом от медсестры, ощущал нездоровое волнение и бешеный стук сердца. Он надеялся, что Андрей оставит свой бунт, но вскоре к нему нагрянул Деникин и сообщил, что отказывается от Воропаева. — Ты его начал лечить, ты и заканчивай. Он не идёт на контакт. Совсем. И Руслан, ощущая дрожь в руках, спустя три дня после принятия решения, пришёл к Воропаеву. Тот лежал, отвернувшись к стене. — Андрей, почему вы отказываетесь от пищи? — строго спросил Астафуров, садясь на стул. Воропаев вздрогнул и повернулся. В нежно-мятных глазах плескалась такая надежда, что у психиатра ёкнуло сердце. — Вы говорили, что рядом. Почему же решили уйти? — прошипел Андрей, злобно поджимая губы. — У меня была слишком большая нагрузка, вы шли на поправку, я отдал ваше дело доктору Деникину, — безлико ответил Астафуров, бледнея. — Не врите, — выплюнул Воропаев. — Вы, похоже, всю жизнь врёте. Не себе, так другим. Лишь бы ничто не нарушило ваше правильное и тихое существование. Руслан не нашёлся, что ответить. Самое страшное в этих словах было то, что они являлись правдой. И психиатру было нечем крыть. — Вы побоялись. Как только поняли, что среди всего этого дерьма, сраного суррогата чувств, нашли настоящее. Вы испугались того, что могло бы быть что-то… искреннее. Не примитивное, — слова Воропаева звучали, как приговор. — Вы должны поесть, — прошептал Астафуров, медленно поднимаясь. — Обязательно поешьте. Выйдя из палаты, он припал плечом к стене, стараясь перевести дух. Медсестра Женя коснулась его плеча: — Руслан Владимирович, всё в порядке? — Д-да… Приведите ко мне после обеда Воропаева. — Да, конечно. Когда спустя несколько часов в кабинете возник Андрей, Руслан ощутил прилив сладострастной дурноты, которая уже посещала его с тех пор, как состоялось их знакомство. Астафуров жестом пригласил Воропаева сесть и, не говоря ни слова, подошёл к нему. Он изучил полость его рта и язык, а затем зрачки. Когда врач убрал руки, намереваясь отойти, Андрей перехватил его запястья и, встав, начал покрывать исступленными поцелуями лицо Руслана. Тот опешил, забыв, как дышать. «Нет, нельзя!» — билось в мозгу. Астафуров понимал, что нужно оттолкнуть Воропаева, но почему горячие губы словно оставляли ожоги на его лице, а от тёплых рук, сжимающих его бёдра, попросту съезжала крыша? Не в силах сдерживать чувства, Руслан отвечал на сумасшедшие поцелуи, лишь иногда попадающие в губы. Он пришёл в себя спустя некоторое время. Воропаев вжимал его в стену, сопя и глядя в лицо совершенно безумными глазами. Подавшись вперёд, Андрей требовательно поцеловал тонкие губы психиатра и толкнулся языком в его раскалённый рот. Языки сплелись, и у Руслана закружилась голова. Поцелуй вышел долгим, глубоким, страстным. Астафурова ещё никто и никогда так не целовал. — Руслан Влади… — чей-то звонкий голос повис в воздухе. Воропаев обернулся, облизывая припухшие губы. Стоящая в дверях Женя взвизгнула и побежала прочь. Астафурова словно облили ледяной водой. Он сглотнул, не в силах отвести взгляд от двери. — Скажешь, что я набросился на тебя, всё поймут, — прошептал Воропаев и с нежностью поцеловал психиатра в висок. Он явно не понимал всю серьёзность произошедшего. — Ты иди к себе, хорошо? Увидимся позже, — рассеянно проговорил Астафуров. Андрей кивнул. Ему совершенно не хотелось уходить, но пришлось сделать так, как просил Руслан. Не прошло и двадцати минут, как к Астафурову заглянула старшая медсестра и сообщила, что его ждёт главврач. «А Евгения быстрая», — подумал Руслан, внутренне беря себя в руки. Возможно, уже вся больница знает о том, что он страстно целовался со своим пациентом. Главврач, Санаев Александр Александрович, всегда благосклонно относился к Руслану, но теперь в его взгляде было некое презрение или холодное отторжение. Сухо поздоровавшись с подчинённым, он сразу же перешёл к делу: — Вы закрутили роман со своим пациентом, это так? Астафуров промолчал. Ему не хотелось врать этому пожилому человеку, которого он всегда уважал. — Я не знаю, как это получилось. Вы ведь прекрасный врач, кандидат наук, профессионал. По идее, сейчас я должен сообщить о вас, сломать вашу карьеру, но… нет, я не стану этого делать. Астафуров провёл ладонью по лицу, словно пытаясь таким образом снять напряжение. — Но и оставить всё так я не могу. Вас рассчитают по собственному желанию. Я не могу подвергать опасности своих пациентов, поэтому прошу вас завтра уже не приходить. Руслан ощущал на себе укоризненные взгляды персонала, поэтому был даже рад, что ему не придётся возвращаться. Жизнь врача рушится в один миг. Он всегда это знал, но никогда не думал, что окажется в подобной ситуации.

***

После резкого увольнения последовали дни затворничества. Астафуров пытался собраться с мыслями и решить, что ему делать дальше. С его знаниями и опытом ничто не мешало устроиться в другую больницу, благо, психиатры были на вес золота, но пока что Руслан чувствовал себя дезориентированным. Большую часть размышлений мужчины занимал Андрей. Астафуров понимал, что идёт на риск, но этот человек пленил его. Да, будет непросто. Но Руслан погрузится в эти отношения, руководствуясь не только сердцем, но и своим рациональным умом. Когда в пятницу Деникин позвонил Астафурову и сообщил, что Воропаева выписывают, у мужчины внутри всё затрепетало. Накинув кожанку и схватив с комода связку ключей, психиатр поспешил к бывшему месту работы. Когда из старых ворот вышел Андрей, начал накрапывать дождь. Мужчины смотрели друг на друга, словно ожидая подвоха, но вот Воропаев сорвался с места и, схватив Астафурова за грудки, впился в его губы тягучим поцелуем. Он ужасно соскучился.

***

— Что ты делал после увольнения? — тихо спросил Воропаев, поглаживая мужчину по плечу. Он был бледен и заторможен, находясь под действием нейролептика. Руслан смотрел на Андрея и испытывал тихую радость, странное тепло, разливающееся в груди. Поскольку Воропаев остался совсем один, Астафуров принял решение переехать к нему. Так он мог наблюдать за течением болезни мужчины и по необходимости корректировать его. Андрей не оставлял психиатра одного, везде следуя за ним и не в силах перестать им любоваться. Он волновался, поскольку уже давно потерял надежду на то, что кто-то согласится жить с ним под одной крышей. Возвращение домой после психушки — стресс, который скрашивало только присутствие Астафурова. — Наводил порядок в душе. Отделял главное от вторичного. Понял, что увольнение не так уж и страшно — я могу найти работу в другой больнице. Санаев решил пощадить меня… — Надеюсь, тебе будет удобно… — резко сменил тему Воропаев, что было свойственно людям с его диагнозом. Он обнял психиатра за талию и прижал к себе. Они лежали на кровати в комнате, освещённой приглушённым электрическим светом. Астафурову ещё предстояло привыкнуть к тому, что теперь он не один, предстояло привыкнуть к новому дому, но что-то ему подсказывало, что это будет не так уж и сложно. — Тебе нужно поспать. Закрывай глаза, — убаюкивающе произнёс Руслан, укрывая обоих широким одеялом. Вскоре Андрей крепко спал, видя сюрреалистичные сны и крепко прижимая к себе Астафурова. Как же прекрасно было чувствовать тепло его тела и терпкий запах одеколона. Руслан рассматривал умиротворённое лицо спящего и думал о том, сколько же всего их ждёт впереди.