cigarettes after sex — apocalypse
Просторная ванная в доме Енхо, к счастью, оказывается абсолютно пустой, и Донхек надеется, что никто не будет против, если они с Минхеном займут ее на несколько минут. Он закрывает дверь на защелку изнутри и затем усаживает Минхена на край ванны, прося его аккуратно смыть водой кровь с лица. Донхек знает, что как раз на такие случаи у Енхо хранится аптечка в шкафчике, поэтому тут же открывает его, начиная искать коробку с медикаментами. Он опускает аптечку на мраморную столешницу и вытаскивает оттуда все подряд, чтобы найти необходимые вещи. Рана у Минхена не слишком глубокая и большая для того, чтобы требовалась помощь специалистов, поэтому Донхек решает, что может справиться с этим сам. Раньше ему довольно часто приходилось обрабатывать собственные ссадины на разных частях тела, поэтому он уже приловчился и знает, что нужно делать. Донхек подходит к Минхену почти вплотную, и рукой наклоняет его голову назад, чтобы было удобнее промывать рану. — Закрой глаза, — тихо просит он, и Минхен сразу же повинуется. (Ему кажется, что он мог бы доверить Донхеку не только свои раны, но и жизнь тоже, если бы пришлось). Минхен слишком красив в этот момент при приглушенном свете (из-за того, что одна лампочка давно перегорела, а чинить ее у Енхо нет никакого желания), он абсолютно спокоен и расслаблен, только веки слегка подрагивают. Донхек осознает, что Минхен сейчас полностью в его руках, под его контролем, и ощущает острое желание прикоснуться к мягкой коже старшего. Прежде, чем Донхек успевает подумать о том, что делает, он тянется к лицу Минхена и подушечками пальцев почти невесомо проводит по щеке, заставляя его дернуться от неожиданности. Донхек ловко обставляет ситуацию так, словно сделал это для того, чтобы придерживать голову Минхена, пока обрабатывает рану. Он осторожно выливает немного перекиси на порез и видит, как жидкость немного вспенивается. Минхен недовольно жмурится от неприятного ощущения, и Донхек не придумывает ничего лучше, кроме как подуть на рану, чтобы облегчить боль, как мама делала в детстве ему, когда он падал с велосипеда и разбивал коленки. Донхек отходит к столешнице, оставляя Минхена в таком положении, и достает из аптечки пластыри, выбирая из них тот, на котором нарисованы маленькие дольки арбуза. Он аккуратно приклеивает пластырь на лоб Минхену, несколько раз проводя по нему пальцами, чтобы тот хорошо держался, и в этот момент Минхен открывает глаза. Он только сейчас замечает, что высохшие волосы Донхека забавно завились, и ему кажется, что это выглядит очаровательно. Их лица разделяют несколько сантиметров, и юноши беспрерывно держат зрительный контакт всего несколько секунд, но отчего-то кажется, что целую вечность, которая затягивает их обоих в свой омут, заставляя думать слишком мало и чувствовать слишком много. Донхек сдается первым, опуская взгляд вниз. — Вот и все, — шепчет он, делая шаг назад и разворачиваясь к столу, чтобы убрать аптечку на место в шкафчик. Минхен возвращает голову в нормальное положение, поднимаясь с края ванны, и подходит к зеркалу. Он, усмехнувшись, зачем-то дотрагивается указательным пальцем до пластыря и благодарит. Донхек неловко переминается с ноги на ногу, на выдохе произносит: «мне пора домой», отчего-то так и не решаясь посмотреть Минхену в глаза. Старший внезапно предлагает проводить его до дома, и Донхек, не успев подумать, что делает, отрицательно мотает головой, удивленно глядя на Минхена, но в ответ не произносит ни слова. Тогда Минхен лишь пожимает плечами, говоря: «ну нет, так нет», а Донхек, возможно, благодаря шестому чувству (если бы оно у него вообще было) зачем-то решает проверить карманы и обнаруживает полное отсутствие у себя денег. «Ладно, пошли» — обреченный вздох и легкое сожаление о том, что все-таки согласился на это, а у Минхена на лице довольное выражение, которое он тщетно пытается скрыть от глаз Донхека. — Все равно одного я тебя отпустить не могу, — объясняет Минхен, когда они выходят из дома на холодную улицу в самый разгар темной ночи, и Донхек смущается из-за проявления заботы со стороны старшего. — Я бы вызвал тебе такси, но у меня есть только на одну поездку. Донхек уверяет себя в том, что просто не хочет идти один, потому что мало ли что может произойти в такое позднее время, совершенно не принимая во внимание тот факт (или же просто не желая этого делать), что он не раз ходил по ночам без компании, и ему ни капли не было тревожно от мысли, что на него могут напасть и отнять все, что у него есть. Они бок о бок идут по оживленным улицам, что освещают только тусклые фонарные столбы и неоновые вывески различных заведений. На часах недалеко за полночь, и жизнь в городе до сих пор кипит, проявляясь в ярких красках, громкой музыке и веселящейся молодежи. Минхен с Донхеком идут слишком близко друг ко другу, изредка по случайности касаясь ладонями, (и из-за этого вздрагивая и отдергивая руки, словно от удара током в несколько миллионов вольт). Они идут не спеша: то ли это неосознанно, то ли просто оба хотят немного растянуть время, чтобы подольше побыть вместе. Почти не разговаривая, плетутся по широкому тротуару навстречу незнакомым людям. Донхек думает о своем: как бы ему не заболеть, учитывая, что на улице градусов не больше десяти, а он в одной толстовке мерзнет. Минхен для посторонних мыслей времени не находит, он внимательно следит за каждым движением Донхека, за каждым вздохом, взглядом; видит, как тот мелко подрагивает от пронизывающего холода. Минхен отчетливо чувствует, что окончательно теряет голову. Нельзя, нельзя так глубоко и безвозвратно тонуть в ком-то. Он снимает с себя джинсовку, оставаясь теперь только в одной футболке, и вручает ее Донхеку прямо в руки. Тот благодарно кивает, принимая одежду, и быстро надевает ее, пока она еще сохраняет в себе тепло минхенового тела. Донхек на самом деле сам словно полуденное палящее солнце в середине лета: от него исходят невидимые лучи, согревающие если не замерзшие руки, то точно сердце, но почему-то самого себя он элементарно согреть не может, (и, наверное, поэтому-то это и делает за него Минхен). Чуть меньше, чем за час, они добираются до дома Донхека, за весь путь так ни разу нормально и не поговорив. Но, правда, по каким-то причинам странной неловкости от затянувшегося молчания они совсем не ощущают, и Донхеку в голову приходит мысль о том, что с Минхеном ему комфортно даже тогда, когда они просто молчат. Донхек предлагает Минхену подождать с ним, пока прибудет такси, чтобы тот один не стоял. Минхен на это ничего не успевает ответить, потому как у него внезапно звонит телефон, и он отвлекается, чтобы взять трубку. По мере разговора он почти ничего не говорит собеседнику, будто бы только выслушивает чью-то гневную тираду, из-за этого не имея никакого права хоть слово вставить. Донхек осторожно подходит ближе, пытаясь уловить чужую речь, доносящуюся из трубки. Прежде, чем сбросить звонок, Минхен тихо произносит короткое: «ладно, пока», а затем, тяжело вздыхая, убирает телефон обратно в карман. — Это мама, — объясняет Минхен, неловко опуская взгляд в землю и разглядывая носки своих кроссовок. — Иди домой, я подожду один. — Минхен, я слышал, что она сказала, — уверенно возражает Донхек, складывая руки на груди и понимающе глядя на юношу. — Где ты живешь? — В часе езды отсюда, — чуть ли не шепотом отвечает расстроенный Минхен, наконец смотря в глаза Донхеку, в которых видно искреннее удивление. — Если через пятнадцать минут не буду дома, она меня не впустит. Я, наверное, поеду обратно к Енхо и переночую у него. Донхек думает… нет, он уверен, что быть такого не может, чтобы мама своего сына оставила ночевать на улице, и прямо высказывает эту мысль, но Минхен только горько усмехается и говорит, что такое было, и не раз. Донхек не находит слов в ответ, потому что представить не может, каково это — быть в таких отношениях с мамой. Он кладет ладонь Минхену на плечо, одаривает его сочувственным взглядом и слегка поджимает губы, еле собираясь с духом, чтобы сказать следующее: — Может, останешься у меня? — неуверенно спрашивает Донхек. Для подтверждения своих слов Донхек, убрав руку с плеча Минхена, отходит и открывает дверь в подъезд, жестом приглашая Минхена внутрь дома. Но Минхен стоит некоторое время на месте, продолжая рассматривать младшего и смущать его этим, и будто даже не думает пока принимать предложение. Сейчас Донхеку почему-то хочется провалиться сквозь землю от неловкости, хоть он и не делает ничего сверхъестественного; просто ведь по-дружески хочет помочь. Однако Минхен благодарно улыбается и треплет Донхека по волосам (Донхек это вообще-то не очень любит, но именно в этот момент ему почему-то не кажется это действие таким уж ужасным и раздражающим). Что ж, по крайней мере, он заставил Минхена улыбнуться, а это, думает Донхек, уже хорошо, ведь не каждый день увидишь его таким… настоящим. Донхек ощущает, как неизбежно привязывается к Минхену, но это его — странно — совсем не пугает, а наоборот разжигает интерес. Квартира у Донхека небольшая, но довольно уютная, с хорошим ремонтом. Минхен был здесь всего несколько раз вместе с Джено и от силы пару-тройку раз один, когда Донхек болел, потому что это была единственная причина, по которой он мог прийти, но сейчас ему кажется, что даже у Донхека дома находиться намного уютнее и спокойнее, чем в собственном. — А где твоя мама? — заметив, что мамы Донхека нет, спрашивает Минхен, разуваясь и оставляя кроссовки в прихожей. Донхек скрывается в коридоре, чтобы пройти в кухню, и Минхен идет следом за ним. — Она часто работает в сутки, — объясняет Донхек, включая в помещении свет, и подходит к холодильнику, чтобы посмотреть, что там есть. — Да тут мышь повесилась, — вздыхает он, несильно хлопая дверцей, — будешь чай? Минхен согласно кивает, усаживаясь за стол, и наблюдает за тем, как Донхек достает из навесного шкафа две кружки, чайные пакетики и сахар. Он поворачивается к Минхену, но не успевает ничего сказать, потому что старший опережает его, догадавшись, что хочет спросить Донхек. — Я без сахара пью, — оповещает он, будучи уверенным, что это то, что нужно было узнать Донхеку, и складывает руки на поверхности стола, ложась на них головой. — Я знаю, — Донхек усмехается, насыпая три ложки сахара в свою кружку и оставляя вторую нетронутой. Минхен удивленно вскидывает брови: он не ожидал, что Донхек может знать такое. — Я просто подумал, может быть, тебе нужна другая одежда? Ты же не будешь спать в этом. Несколько секунд Минхен сидит с приоткрытым ртом, глупо уставившись на Донхека, а затем внезапно выдает: — Вообще-то я привык спать без одежды… — и продолжает глядеть в упор, ставя Донхека в немного неловкое положение. — Оу, — низким голосом произносит Донхек, пытаясь прогнать из головы внезапно появившиеся неуместные мысли, и хмурится, уверенно продолжая: — Ну, раз ты в моем доме, то будь добр одеться подобающе для гостя. — Я имел в виду не совсем, а только без верхней одежды, — дополняет Минхен, заставляя Донхека тут же с облегчением рассмеяться из-за того, что изначально он подумал совсем о другом. Донхек отправляет Минхена в свою спальню, дабы он там переоделся, и предварительно уточняет, что домашняя одежда находится в верхнем ящике комода. Минхен спешно покидает кухню, а Донхек еще некоторое время ждет, пока наконец вскипятится чайник, чтобы он смог заварить чай. Донхек бесшумно входит в комнату только с одной кружкой, даже не постучавшись, и чуть не проливает все на пол, потому что застает Минхена в забавном положении — пытающимся натянуть на себя его серые штаны. Донхеку открывается весьма привлекательный вид на длинные подкачанные ноги Минхена, и он невольно засматривается, не отдавая себе в этом отчет. Он тихо кашляет в кулак, чтобы привлечь внимание Минхена, тем самым пугая его и заставляя вздрогнуть от неожиданного звука за спиной. Донхек крепко сжимает губы, чтобы не засмеяться над реакций старшего, но все же тихо хихикает над ним в итоге, из-за чего тот чувствует себя немного смущенным. Донхек ставит чай на прикроватную тумбу и отправляет Минхена в ванную умыться, пока юноша сам будет переодеваться в домашнюю одежду. Он быстро стягивает всю верхнюю одежду, достает из комода свободные штаны и огромную чистую футболку наугад, надевая это все на себя. Потом он внезапно врывается в ванную, не обращая внимание на находящегося там Минхена, закидывает мокрые джинсы в стиральную машину вместе с худи старшего и своей футболкой, которая так же промокла, и вываливает в барабан еще несколько вещей из корзины для грязного белья. Он включает машинку, затем быстро покидая помещение. — У тебя вся одежда со мстителями что ли? — вернувшись в комнату, с интересом спрашивает Минхен, разглядывая халка, нарисованного на футболке Донхека. У Минхена же на ней красуется яркий принт с железным человеком. — Только домашняя, — с улыбкой отвечает Донхек, поднимаясь с кровати и собираясь куда-то уходить из комнаты. — Ты спи здесь, а я в гостиной на диване. Меры предосторожности. Спокойной ночи. Минхен даже возразить не успевает, как перед ним закрывается дверь. Он переводит взгляд на остывающий чай, от которого уже не исходит пар, и раздосадовано вздыхает, беря кружку в руки и отпивая немного. Минхен садится на мягкую кровать, поджимая под себя ноги, и думает: откуда все-таки Донхек знает, что он пьет чай без сахара? И что еще за меры предосторожности?—
Едва Донхек успевает уснуть после того, как достает одежду из стиральной машинки и развешивает, чтобы она сохла, как слышит, что кто-то пытается попасть ключом в замок, но сначала юноша не придает этому значения, думая, что это просто мама вернулась с работы. В сонном состоянии до Донхека никак не доходит, что на дворе до сих пор ночь, а мама приходит обычно только к девяти утра. Ключ наконец проворачивается и дверь открывается, а затем Донхек слышит какое-то копошение в прихожей и «твою мать, где они» знакомым мужским голосом. Донхек широко распахивает глаза и лежит несколько секунд затаив дыхание, пытаясь понять, куда идет мужчина. Донхек как можно тише поднимается с дивана и на цыпочках пробирается по квартире в свою комнату, стараясь не попасться на глаза внезапному ночному гостю. Донхек приоткрывает дверь, надеясь, что она не будет скрипеть, и замечает Минхена со включенным телефоном в руках, совсем не спящим (хотя он уже, наверное, давно должен был заснуть). Комнату слабо освещает небольшая стоящая на тумбе лампа, сонный Минхен сидит на двухместной кровати, откинувшись на ее спинку, и сосредоточенно что-то читает, медленно пролистывая страницы. — Эй, ты чего не спишь? — спрашивает Минхен, когда Донхек входит в комнату и аккуратно закрывает дверь без единого звука. Донхек ничего не отвечает и прижимает указательный палец к своим губам, призывая Минхена соблюдать тишину или хотя бы говорить не так громко. Он прислушивается к звукам в коридоре, пытаясь разобраться, где находится мужчина, и затем поворачивается к Минхену. — Что случилось? — шепотом произносит тот, удивленно рассматривая встревоженного чем-то Донхека, у которого на лице выражается легкая паника. — Мой отец пришел, — объясняет он, присаживаясь на кровать рядом с Минхеном. — Он ищет деньги. Минхен больше ничего не спрашивает, собираясь узнать все, что его интересует, с утра, потому что сейчас расспрашивать Донхека бесполезно. Вряд ли он все спокойно расскажет и разложит по полочкам, к тому же сейчас, судя по поведению Донхека, лучше постараться быть как можно тише. Младший устало выдыхает и ложится совсем-совсем рядом с Минхеном, даже не подумав о том, что это может быть странно. Ему так хочется спать, что уже действительно все равно, в каком он положении в данный момент. Минхен же чувствует себя немного неуютно, находясь в подобной близости к человеку, к которому испытывает далеко не дружеские чувства. Он с трудом сдерживает желание прикоснуться к мягким волосам юноши, но в итоге все же сдается и пропускает пальцы сквозь высветленные пряди, нежно перебирая их. К его удивлению, Донхек совсем не сопротивляется, а спокойно лежит, прикрыв глаза, и, кажется, даже сам подставляется под мягкие касания чужой руки. За пределами комнаты все еще раздаются звуки тщетных поисков, потому что денег там, где отец их ищет, вероятнее всего, нет, и Донхек боится, что этому человеку хватит наглости ворваться к нему в комнату и забрать их у него. Но ничего не происходит, и Донхек так и лежит почти вплотную к Минхену, ощущая, как медленно начинает проваливаться в сон. Через несколько минут на всю квартиру раздается громкий хлопок — входная дверь автоматически закрывается на замок. Видимо, отец все-таки нашел, что искал. Минхен думает, что Донхек уже, должно быть, заснул, поэтому предпринимает попытку подняться с кровати, и, дабы не мешать, собирается уйти спать на диван в гостиной. Он блокирует телефон, кладет его в глубокий карман домашних штанов и с предельной осторожностью встает, чтобы случайно не разбудить Донхека. Но не успевает Минхен и шага сделать, как его хватают за руку, немного оттягивая назад. И Минхен усмехается проскользнувшей мысли о том, что все это — какая-нибудь подростковая драма о любви, где они с Донхеком в главных ролях, потому что эта сцена ну настолько клишированная, настолько шаблонная, что становится смешно. Только вот любовь несчастная. — Останься, — сонно шепчет Донхек, слабо сжимая в ладони тонкое запястье Минхена. И кто Минхен такой, чтобы сказать Донхеку «нет»?— 橙子 —
Сквозь сладкий сон Джемин слышит противный звон будильника, который забыл выключить вчера вечером. Он приоткрывает один глаз, пытаясь понять, где находится источник раздражающего звука. Голова будто вот-вот расколется на части от боли, Джемин не может ее даже немного приподнять над подушкой; по ощущениям свое состояние он оценивает как «кажется, ночью меня переехал грузовик». Стоит Джемину подумать о прошлой ночи, как в голове резко всплывают все события, произошедшие несколькими часами ранее. Все до единого. Джемин всегда ненавидел эту способность своего мозга запоминать абсолютно каждую деталь, даже если он напивался до полуобморочного состояния и еле-еле мог разговаривать. К крайне отвратительному самочувствию прибавляется еще и ужасное настроение, потому что теперь Джемин полностью осознает плачевность своего положения, и он понятия не имеет, что ему делать. На часах всего около одиннадцати утра, и после неудачного пробуждения Джемин пытается уснуть еще пару раз, но у него ничего так и не выходит, ко всему прочему в один момент о себе дает знать голодный желудок, поэтому в итоге Джемину приходится оставить попытки поспать и пойти на кухню. К его счастью, завтрак он обнаруживает в холодильнике с запиской от мамы: «не будь эгоистом, оставь отцу», и, когда прочитывает ее содержание, не может сдержать улыбки. Он сминает бумажку и выбрасывает ее, затем отправляя в микроволновку тарелку с едой. Проведя около часа за самобичеванием и просмотром первой попавшейся серии любимого сериала, Джемин все же отключается, проваливаясь в сон, но совсем ненадолго — его снова будит громкий звук, оповещающий о новом сообщении. — Да когда же ты заткнешься уже, — вслух произносит Джемин, протягивая руку к компьютерному столу, чтобы взять телефон. [джено] 12:51 «прости, что так резко, но… что вчера было?» Кажется, словно сердце Джемина пропускает один удар, а затем и вовсе разбивается, стоит ему прочесть смс от Джено. Он на самом деле даже понятия не имеет, что должен ответить на поставленный в лоб вопрос, требующий от него конкретики, поэтому Джемин решает пойти простым путем.[вы] 12:54 «о чем ты?»
[джено] 12:55 «ты пытался меня поцеловать?» Джемин тяжело вздыхает, откладывая телефон в сторону. Сказать правду или соврать? Ложь кажется сейчас таким привлекательным и действительно правильным вариантом, потому что только так Джемину удастся сохранить хоть какие-то отношения с Джено. Но что, если Джено все хорошо помнит, и Джемин, соврав ему, выставит себя полным придурком? А с другой стороны, стал бы он спрашивать, если бы помнил? Пусть Джено и не отличается хорошей памятью после таких вечеринок, Джемину все равно страшно лгать, однако он должен сделать выбор.[вы] 12:58 «джено, сам подумай. зачем мне это делать? тебе наверняка это приснилось или… не знаю в общем, но нет, я не пытался»
Даже если Джено в это не поверит, Джемин надеется, что он хотя бы подыграет ему и сделает вид, что между ними ничего не произошло прошлой ночью. Хотя, по сути, ничего ведь и вправду не было. (И вообще это даже не они были, а кто-то другой: это не Джемин смотрел на губы Джено, будучи не в силах оторвать взгляд, и это не Джено, словно зачарованный, медленно наклонился вперед для поцелуя, а затем отскочил от Джемина, как от огня). Джено долго не отвечает, и Джемину начинает казаться, что он ошибся, когда решил соврать, поэтому он убирает телефон на тумбу и пытается отвлечься с помощью уборки комнаты: думать обо всем этом слишком утомительно. Но Джемин аж подскакивает на месте от неожиданно пришедшего сообщения и еще где-то минуту боится посмотреть ответ Джено. На ум приходят только самые ужасные исходы. [джено] 13:14 «окей, ты прав, прости. я, наверное, просто слишком много выпил, хаха» [джено] 13:14 «придешь сегодня? мы с чэнлэ устраиваем марафон мстителей 🤓»[вы] 13:15 «я под домашним арестом…»
[джено] 13:15 «серьезно??? и на сколько на этот раз?»[вы] 13:15 «до начала второго семестра»
Казалось бы, все разрешилось, но что-то Джемину совсем не стало легче. Как бы он ни хотел, все уже никогда не вернется на свои места, потому что прошлая ночь повлекла за собой слишком много последствий, и Джемин не имеет права ни на одну ошибку, иначе он потеряет Джено, (если уже не потерял). Джемин знает, что повел себя как самый настоящий трус, и ненавидит себя за это. Он больше не сможет даже нормально посмотреть Джено в глаза, не только из-за своего поступка, но и потому что вчера пообещал Чеен молчать обо всем, что произошло. В каком-то смысле он даже понимает, почему она так поступила, но от этого ему не менее тяжело. «Если ты хоть словом обмолвишься, я ему все расскажу, а ты прекрасно знаешь, какую боль ему это причинит». Джемин пытается убедить себя в том, что так действительно будет лучше, что он делает это исключительно для Джено, потому что меньше всего он хочет ему навредить, но этот самообман пока что не совсем хорошо работает: Джемин ведь понимает, что в итоге Джено все равно будет больно. (А еще не обязательно кому-то знать, что отсутствия Джемина мама вообще-то не заметила, и под домашний арест его на самом деле никто не сажал).— 橙子 —
Донхек просыпается один и оглядывает комнату, лишенную каких-либо ярких красок из-за того, что погода сейчас пасмурная, и солнца, обычно проникавшего сквозь тонкие занавески, за тучами не видать. Он тут же берет в руки телефон, лежащий на полу, и смотрит на время — два часа после полудня. Здесь нет следов присутствия Минхена, и Донхеку на каких-то несколько секунд даже кажется, что все, что произошло ночью, ему просто приснилось на нетрезвую голову. Юноше смутно помнятся все эти события, к тому же в голове все настолько перемешалось, что Донхек не может понять, что было на самом деле. Однако в комнату как раз неожиданно входит Минхен, уже давно проснувшийся и переодевшийся обратно в свою собственную одежду. — Доброе… эм, утро, если это еще можно так назвать, — тихо произносит он, привлекая к себе внимание Донхека. — Твоя мама приходила утром и просила передать, что она куда-то поехала и вернется вечером. Как ты себя чувствуешь? — А, да, спасибо… Я в порядке, — сонно отвечает Донхек, тут же принимая обеспокоенный вид. — Как твоя бровь? — Со мной все хорошо. Но мне пора домой уже, так что… я пойду? — Минхен не дожидается ответа и только собирается уходить, но Донхек не дает ему этого сделать — говорит «стой, подожди» — поэтому он останавливается в проеме и поворачивается, вопросительно смотря на младшего. — Я плохо помню, что произошло после того, как Юкхей и Тэен ушли… Ты можешь вкратце рассказать? У меня в голове просто каша, — чуть ли не хныча, жалобно просит Донхек, глядя на немного опешившего Минхена. — Ты совсем ничего не помнишь? — вместо того, чтоб выполнить просьбу Донхека, спрашивает Минхен, опираясь о дверной косяк и вздыхая; он почему-то вдруг выглядит расстроенным. — Ну, помню, как мы шли сюда, а еще мой отец приходил, да? — хмурясь, предполагает Донхек. Он действительно пытается вспомнить и собрать в кучу картинки, оставшиеся в памяти с прошлой ночи, но получается все еще не очень хорошо, потому что он, видимо, слишком много выпил. — Да, все так примерно и было, а потом ты уснул, и я ушел в гостиную, — дополняет Минхен, не переставая смотреть в упор на Донхека, будто бы он из-за чего-то зол. Донхеку кажется, что Минхен что-то недоговаривает, но спросить не решается. — Ладно, мне пора. Отдыхай. Входная дверь громко хлопает, Донхек вздрагивает от неприятного звука. Он вспоминает, что с сегодняшнего дня — последняя неделя каникул, а затем начнется второе полугодие, и он вновь с головой погрузится в учебу. Донхек любит отдыхать и ничего не делать, но только тогда, когда ему это позволено. Раньше он ненавидел учиться, пока не повзрослел и не понял, что хорошего будущего ему не видать, если он продолжит так относиться к учебе. Не то чтобы он стал отличником — нет, однако он значительно улучшил свои оценки и теперь может похвастаться довольно внушительным багажом знаний. Сейчас Донхек действительно рад, что отдых подходит к концу, потому что ему, если честно, уже надоел тот образ жизни, который он ведет на каждых каникулах. Ему очень хочется отвлечься от всего, что с ним произошло за этот летний период.— 橙子 —
День за днем медленно тянулась последняя неделя, половину которой Донхек провел дома из-за того, что почувствовал, что снова заболевает, и решил это предотвратить самым простым способом — не выходить на улицу. Чэнлэ наконец начал встречаться с той милой девушкой из Китая, которая ему нравилась еще с тех пор, как она только приехала в Корею и поступила в их школу, поэтому у них был этот конфетно-цветочный период в отношениях, Джисон больше общался со своими одноклассниками, а Минхен все время проводил то с Ютой, то с Енхо. Ренджуна вообще уже давно никто не видел, потому что он постоянно был чем-то занят, и каждый раз находил причину избежать встречи с друзьями. Джено, кажется, просто напрочь забыл, что такое друзья — Чеен никуда его не пускала, но не целенаправленно, конечно, просто так получалось, что они слишком часто куда-то ходили вместе, а Джемин так и сидел дома под домашним арестом. По крайней мере, все так думали, потому что верили его словам: мама у него очень хорошая, но действительно строгая. Домашний арест, конечно, не означал, что он привязан к батарее на целую неделю, однако гулять с друзьями в такие дни ему категорически запрещалось. Их небольшая компания медленно разваливалась, и, Донхеку казалось, что это видел только он. Ему было грустно наблюдать за этим, но самое неприятное — он даже не заметил, как это началось. Когда все успело стать таким?—
Вскоре начинается второй семестр, и, кажется, что практически все снова в сборе, только Чэнлэ и Джисон учатся в классе на год младше, поэтому в основном они все встречаются на переменах (чаще всего в столовой во время обеда). Но дни идут, и все медленно, но верно возвращается на круги своя; кроме Джемина, правда. Он выглядит подавленным, почти ни с кем не разговаривает, и Донхеку откровенно больно смотреть на него. Раньше трудно было найти кого-то счастливее Джемина, а сейчас он ходит так, словно над ним постоянно висит грозовая туча, из которой льет никак не заканчивающийся дождь. Чеен смотрит на Джемина с неким ехидством во взгляде, но когда Джено говорит ей, что переживает за него, она строит беспокойный вид и поддакивает: «Да, я тоже волнуюсь. Что-то он совсем расклеился, надеюсь, с ним все хорошо». Донхек замечает все эти вещи в поведении Чеен, и они ему кажутся слегка подозрительными, но он предпочитает не лезть не в свое дело. Ренджун ведет себя не страннее, чем обычно. Только Донхек подмечает, что он, видимо, слишком мало спит, судя по темным синякам под глазами, и слишком много курит: довольно часто можно увидеть его выходящим на пожарную лестницу в перерывах между уроками. А еще Ренджун так и не рассказывает настоящую причину, по которой последнее время не проводил время с ними, и никто больше на самом деле и не интересуется. Донхек вообще слишком многое пытается анализировать: поведение друзей, их состояние, мимолетно брошенные слова или многозначительные взгляды, только вот все эти задачи никак не решаются, все больше и больше забивая голову Донхека различными мыслями. А про себя он, к слову, напрочь подумать забывает.—
Осень набирает обороты, становится все холоднее, и термометр каждый день показывает все более низкую температуру, заставляя людей надевать теплые кофты и пальто, а Донхек так и продолжает ходить в легкой одежде, наивно полагая, что не заболеет в очередной раз. Дожди льют практически постоянно, и такая погода не вызывает ничего, кроме неприятного чувства тоски где-то в груди, но Донхеку все равно почему-то нравится. Занятия наконец закончились, и юноша только-только вышел из здания школы, размышляя о том, как проведет остаток дня: может быть, посмотрит с мамой фильм или просто пролежит в кровати до самой ночи. Судя по сгущающимся тучам и поднимающемуся ветру, он с сожалением понимает, что вряд ли завтра утром проснется без температуры, если не доберется до остановки через несколько минут. Вдруг кто-то кричит его имя, и он замирает на месте, не веря своим ушам. Донхек оборачивается в ту сторону, откуда его окликнули, и раздраженно закатывает глаза, как только видит знакомый красный кабриолет, а в окне и его владельца — Минхена, который машет ему рукой в знак приветствия. Донхек маскирует смешок за кашлем, засовывает руки в карманы легкой толстовки и медленно подходит к машине. — Тебя подвезти? — спрашивает Минхен, кивая в сторону пассажирского сидения. — Какими судьбами тут? — вместо ответа задает свой вопрос Донхек, складывая руки на груди и вздыхая. Он пытается показать всем своим видом, что не очень-то рад видеть Минхена, но в итоге сдается и улыбается, потому что это совсем не правда. Они давно не виделись, поэтому конечно же он скучал по нему. — Мимо проезжал, — безразлично пожимая плечами, отвечает Минхен, и Донхек усмехается, предпочитая промолчать в ответ на это. — Ну так что? Юноша думает еще всего пару секунд над предложением, прежде чем обойти машину и сесть в нее; все-таки погода сегодня не самая теплая и солнечная. Минхен ловко разворачивает кабриолет в обратную сторону и медленно направляется на задний двор школы ко вторым воротам, откуда будет удобнее выезжать. Донхек молчит, разглядывая давно знакомый и выученный наизусть вид здания. Несколько этажей, окна родных кабинетов, старые двери и пожарная лестница, которая тянется от крыши до самой земли. По назначению ее, правда, никто не использовал уже много лет: многие ученики выходят на нее во время перемен перекурить, за что их часто гоняют учителя, но, впрочем, никого это не останавливает. Донхек не слишком часто курит, ведь зависимости от этой дряни у него нет, поэтому практически никогда на лестнице не бывает. Он вообще не понимает, каков смысл сигарет, но, говорят, успокаивает, и Донхек думает, что, наверное, вот почему Ренджун там в последнее время слишком частый гость. Проезжая мимо этой самой лестницы, Донхек видит на ней две фигуры, которые сидят около входа на третий этаж свесив ноги. В них он узнает Ренджуна, у которого снова тлеющая сигарета в руке, и Джемина, глядящего куда-то вниз. Постепенно школа остается позади, и, выйдя на дорогу, Минхен позволяет себе разогнаться. До дома Донхека ехать где-то с полчаса, поэтому уже через пять минут юноши находят тему для разговора; конечно, далеко не самую лучшую — Донхек вообще не уверен, что Минхену интересно слушать об учебе и ребятах, но тот улыбается, кивает и временами что-то отвечает, поэтому младший расслабляется и рассказывает все, что приходит на ум. Минхен достает из бардачка пачку сигарет с зажигалкой внутри, и просит Донхека помочь ему. Юноша вытаскивает зажигалку, берет одну сигарету и зажимает ее меж губ, поднося пламя к кончику. Минхен усмехается, в изумлении приподнимая одну бровь. Донхек затягивается и медленно выдыхает в приоткрытое окошко, затем вытаскивая сигарету и осторожно передавая ее Минхену. С Минхеном почему-то невероятно легко и комфортно болтать даже о такой ерунде как школа, хоть тот сам почти и не говорит ничего, Донхек все равно чувствует его неподдельную заинтересованность и видит, как внимательно он слушает. Минхен моментами с невозмутимым выражением лица шутит в ответ на рассказы юноши, потом жалуется на университет, а еще упоминает в разговоре Юту, после чего Донхек на некоторое время перестает его слушать, отвлекаясь на собственные мысли. Минхен действительно встречается с Ютой, и Донхеку ведь должно быть все равно, верно? В конце концов, они оба его друзья, и он рад за них, если им правда хорошо вместе. Донхек думает, что дружить с Минхеном намного лучше, чем постоянно воевать, и вдруг улыбается этой мысли, что не ускользает от внимания старшего. — Ты чего? — подозрительно щурясь, спрашивает Минхен и сам не может сдержать теплой улыбки. — Задумался, — отвечает Донхек, отводя взгляд к окну и поджимая губы из-за смущения. Минхен хмыкает и понимающе кивает головой, продолжая сосредоточенно управлять автомобилем. Следующие несколько минут они едут в абсолютной тишине, занятые своими собственными мыслями. — Можно спросить? — в какой-то момент ни с того ни с сего говорит Минхен, не отвлекаясь от дороги. — Валяй, — пожимая плечами, отвечает Донхек, переводя взгляд с маленьких магазинов, мелькающих за окном, на юношу. — Откуда ты знаешь, что я пью чай без сахара? — и Минхен все-таки позволяет себе задать этот вопрос, мучающий его уже некоторое время. — Я ясновидящий, — усмехается Донхек, тут же ловя на себе недовольный взгляд Минхена, и делает скучающее выражение лица. — В кафе ты всегда отдаешь сахар Джемину, чтобы он сделал свой этот гадкий приторно-сладко-горький кофе, который невозможно пить. Минхен улыбается уголками губ и почему-то чувствует себя хорошо от мысли о том, что Донхек запоминает такие вещи о нем. Да и вообще в последнее время их взаимоотношения улучшились: если раньше Донхек не хотел даже видеться с Минхеном, то сейчас он по собственному желанию проводит с ним время. И это немного непривычно, (но в хорошем смысле).—
Холодный ветер пронизывает все тело, пробирает чуть ли не до самых костей, но Джемина это сейчас совершенно не волнует. Он одиноко сидит на лестнице свесив ноги и раскачивает их в воздухе, разглядывая свои потрепанные белые конверсы и думая о том, что пора уже покупать новые, а то эта пара совсем износилась. Массивная дверь позади него внезапно открывается, и кто-то выходит на лестницу, наверняка, чтобы перекурить, поэтому Джемин даже не обращает внимания, предпочитая наблюдать за торопящимися куда-то прохожими. — Ты невыносим, — произносит знакомый голос, заставляя Джемина замереть и перестать болтать ногами. Он не смотрит на человека, обратившегося к нему, потому что Джемину сейчас не хочется говорить, и он надеется, что если он так и продолжит сидеть не двигаясь, то станет невидимым, и Ренджун сдастся и отстанет от него. Но этого, конечно, не происходит. — Джемин, я не уйду, пока ты не поговоришь со мной. — О чем хочешь поговорить? О погоде, учебе или какой-нибудь вечеринке? Если последнее, то заранее говорю, что я не смогу, потому что я пока завязал с этим, к тому же у меня… — Джемин, — Ренджун тяжело вздыхает, перебивая тараторящего юношу, которому совсем не важно о чем пойдет речь, лишь бы не о том, о чем как раз и пришел говорить Ренджун. — Тогда о погоде? Сегодня довольно прохладно, да? Я уже немного замерз, думаю, пора уходить, — Джемин не успевает что-либо еще сказать и сделать, как ему на плечи падает чужая теплая куртка, и затем ее заботливо поправляют. — Так теплее? — спрашивает Ренджун. В ответ Джемин только кивает, но на юношу так и не смотрит. — Не заговаривай мне зубы, я все равно не уйду, пока не узнаю, что с тобой творится. Ренджун садится рядом с Джемином, так же свешивая ноги вниз, и достает из кармана штанов зажигалку и пачку сигарет. Он предлагает Джемину, но тот отрицательно мотает головой, мягко отталкивая ладонью руку Ренджуна, чем заставляет его сердце пропустить удар, а затем забиться быстрее, хотя внешне он пытается оставаться спокойным. Они долго сидят молча, наблюдая за тем, как медленно пустеет территория школы, и слушая шум проезжающих мимо машин. Ренджун обращает внимание на знакомый кабриолет, а в окне его видит Донхека, смотрящего прямо на них. Все то время, пока Ренджун курит, Джемин мысленно досчитывает до трех и наконец поворачивается к нему. «Дай», — произносит он, кивая на сигарету в руках юноши. Ренджун безразлично пожимает плечами и передает сигарету Джемину в руки, думая, что тот решил сделать затяжку, но он просто тушит ее об железные перила и скидывает вниз. — Эй, она же совсем новая была! — возмущается Ренджун, искренне удивляясь, потому что от Джемина такого поведения он почему-то не ожидал. Ему ведь вроде всегда было все равно на такого рода вещи, потому что он считает, что это дело каждого — сколько пить и сколько курить. — Это была третья, хватит уже дымить, — уверенно произносит Джемин, глядя на Ренджуна так грозно, что тот и слова сказать против не может. — Скажи мне, что с тобой происходит, или я выкурю все оставшееся, — заявляет Ренджун, думая, что это должно сработать. Он кладет пачку и зажигалку обратно в карман, потому что на самом деле знает, что Джемин и так поделится. Он просто морально готовил себя эти несколько минут. И затем Джемин рассказывает Ренджуну все до единой мелочи. И о том, как они с Джено почти поцеловались, и о том, что Чеен все это видела, после чего у них был пренеприятный разговор, в конце которого девушка поставила ультиматум, даже не оставив Джемину никакого выбора, потому что прекрасно знала, куда стоит надавить. «Держись от Джено подальше, иначе он обо всем узнает». Ренджун, конечно, давно догадывался, что Чеен не так уж проста, но он и предположить не мог, что она окажется настолько глупой и ревнивой, что сотворит такое. Его переполняет злость. Джемин не тот человек, с которым можно так обращаться; он вообще последний в мире, к кому Ренджун отнесся бы плохо. В конце рассказа Джемин не сдерживается и обнимает Ренджуна, обхватывая обеими руками его талию и утыкаясь лицом в изгиб шеи. Ренджун удивляется, но не отстраняется, вместо этого он прижимает к себе юношу одной ладонью, а во второй он держит очередную сигарету, затягиваясь и время от времени стряхивая пепел куда-то вниз. А Джемин так и жмется к нему, словно маленький ребенок, ищущий поддержки, и Ренджуну не хочется больше ни на секунду отпускать его от себя. — Спасибо, — шепчет Джемин, выдыхая горячий воздух прямо в шею Ренджуну, чем вызывает у него мурашки по всему телу, и усмехается, думая, что он, наверное, тоже замерз. Джемин пододвигается вплотную к старшему, стягивает его куртку с себя наполовину и накидывает на плечи Ренджуна, чтобы укрыть их обоих от холода. — Прости, я оставил свою в гардеробе. Когда от сигареты ничего не остается, Ренджун тушит ее и выбрасывает, неожиданно для Джемина поднимаясь. Он подает младшему руку, чтобы помочь встать, и юноша сначала смотрит с каким-то недоверием, будто бы решает сейчас совсем не вопрос о том, принять ли эту простую помощь от Ренджуна. Потому что Джемин знает, что это метафора. И, недолго думая, он все же протягивает ладонь.