novo amor — anchor
Вид знакомого дома, в котором Донхек был не раз, заставляет его сердце забиться быстрее — то ли от нахлынувших воспоминаний о времени, проведенном в стенах этой многоэтажки, то ли от страха, что может встретить человека, который здесь живет, а это было бы очень некстати, потому что сегодня юноша планировал остаться незамеченным. Донхек нервно топчется возле подъезда, ожидая, пока кто-нибудь выйдет из дома и позволит ему пробраться внутрь к почтовым ящикам, чтобы подложить в один из них небольшой подарок и письмо, которое он так старательно писал вчера вечером, надеясь, что сможет таким образом объяснить все свои чувства. Наконец какой-то недовольный мужчина лет сорока открывает дверь и окидывает Донхека непонимающим взглядом, но тот, игнорируя это, быстро проскальзывает мимо него и оказывается внутри. Он находит ящик с нужным ему номером и всовывает туда небольшой конверт, внутри которого лежит сложенный в три раза лист бумаги с маленьким посланием и диск с музыкой в красивой обложке. За все время общения с Юкхеем Донхек успел узнать о нем много разных вещей, и может, он оказался не лучшим партнером, но как друг он действительно интересовался Юкхеем. Их вкусы совпадали почти стопроцентно, но больше всего это было заметно по музыке, которую они оба слушали. Однажды старший сказал, что было бы хорошо иметь диск с его любимыми песнями детства, потому что он был бы не против вспомнить, что ему нравилось десять лет назад. Это слова были произнесены не всерьез и без намека, но Донхек запомнил и позже решил составить плейлист из песен, которые Юкхей любит сейчас, чтобы подарить его старшему на рождество. Правда, он не рассчитывал на то, что они расстанутся так скоро, и ему придется буквально скрываться, чтобы передать свой подарок, потому что он собирался сделать это при любых обстоятельствах. Последнее время Донхек много размышляет о том, что в своей жизни он делал правильно, а в чем ошибался. В голове до сих пор крутятся слова Минхена о том, что юноше нужно найти способ понять себя. Донхек знает, что должен сделать это, но он думает, что он, наверное, еще слишком молод для этого, потому что ему это дается с большим трудом. И, юноша думает, что самое печальное в том, что когда ты взрослеешь, тебе приходится постоянно искать способы понять себя, иначе однажды настолько запутаешься, что уже никогда не сможешь распутаться. «Дорогой Юкхей, ты, наверное, задаешься вопросом, почему я написал письмо вместо того, чтобы поговорить лично, но сначала подумай: захотел бы ты меня видеть? Мы оба знаем, что нет. К тому же, честно говоря, я полнейший трус и не смог бы сказать все это тебе в лицо. Я никогда не заслуживал тебя, твоей заботы, твоего понимания, но я не жалею о времени, проведенном с тобой. Мои чувства к тебе были настоящими, и я действительно благодарен за то, что ты делал для меня. Однако я не был достаточно хорош, чтобы дать тебе то же самое в ответ, и поэтому мне действительно очень, очень, очень жаль. Я не жду, что ты простишь меня, потому что я знаю, что не заслуживаю прощения, но я искренне надеюсь, что ты сможешь отпустить все это. Пожалуйста, будь счастлив. Надеюсь, тебе понравится мой небольшой подарок. И с рождеством. Донхек». Огромные хлопья, падающие с неба с самого утра, беспрепятственно расстилаются по всему Сеулу белоснежными одеялами, образуя небольшие сугробы. Донхек плетется сквозь знакомые дворы и видит на площадках детей, бросающих друг в друга снежки, пока их родители о чем-то мило беседуют. Наверное, вот оно — настоящее рождество; в такую погоду дух этого праздника многократно увеличивается в сердцах людей. Ныне зима слишком теплая, и потому снег не задерживается на земле надолго: обычно через пару дней все тает, возвращая город к состоянию промозглой осени, которая по факту уже месяц как кончилась, а потому никто и не надеялся на снегопад прямо в рождество, но вопреки всему чудо свершилось. И Донхек, наверное, тоже должен бы радоваться чуду, только вот ему совсем не хочется: сегодня он вынужден проводить праздник, который так любил в детстве, в абсолютном одиночестве. Юноша старательно отгоняет воспоминания, то и дело всплывающие в памяти: как он в семь лет наряжает елку, пытаясь дотянуться до верхней ветки, и чуть ли не падает со стула, но в последний момент его ловит мама; как он в девять лет сидит в гостиной, укутанный в теплый плед, пьет горячий шоколад и смотрит мультфильмы по телевизору, пока мама на кухне готовит что-то очень вкусное; как он в одиннадцать лет непонимающе наблюдает за родителями, которые сидя за праздничным столом, избегают взглядов друг друга и практически не разговаривают; как он в тринадцать лежит на кровати в своей комнате, слушая музыку, чтобы заглушить крики родителей, и глотает слезы, а перед глазами отчетливая картинка — осколки посуды, сверкающие на полу под светом ламп, и разбросанные вещи. Донхек входит в пустую квартиру и включает свет, с печальным вздохом оглядывая прихожую. Он лениво разувается, медленно стягивает с себя верхнюю одежду, и чтобы отвлечься от неприятных мыслей, плетется на кухню, достает из шкафчика шоколадные хлопья, высыпает остатки в тарелку и заливает их молоком: — Отличный рождественский ужин, — усмехаясь, бормочет юноша, глядя на то, как хлопья размокают в молоке. Он отправляется в гостиную, поудобнее устраивается на диване и включает телевизор, начиная переключать каналы один за другим, и в итоге останавливается на каком-то кулинарном, не найдя ничего интереснее — отвлечься от скуки в любом случае поможет. В детстве Донхек редко оставался один дома допоздна, и потому каждый раз для него был как маленький праздник: бегать по квартире можно сколько угодно, играть в приставку до тех пор, пока не надоест, есть конфеты сколько влезет и даже можно смотреть мультфильмы до одиннадцати. Одиночество казалось роскошью, а сейчас — это обыденность. «Интересно, как там остальные?», — думает Донхек, переводя взгляд куда-то за окно, откуда видно только ветки деревьев, покрытые снегом. Наверное, только ему так не повезло, и он сегодня единственный проводит рождество в пустой квартире, где кроме него — никого, перед телевизором, еще и простуда время от времени дает о себе знать. Ему немного лучше, чем было вчера, однако кашель никуда не делся, а голова до сих пор болит. Но Донхек привык к такому состоянию и почти не обращает на него внимания: единственное отличие лишь в том, что приходится принимать лекарства время от времени. Ближе к вечеру в дверь звонят, Донхек удивляется: он ведь никого сегодня не ждал. Юноша идет в прихожую и заглядывает в глазок, чтобы узнать, кто является неожиданным гостем, но никого не обнаруживает: подъезд в поле его видимости оказывается пуст. Донхек усмехается, решив, что, наверное, дети балуются, но в дверь звонят еще раз, и юноша настороженно оборачивается. — Доставка пиццы! — из подъезда раздается голос, обладатель которого явно пытается сделать его ниже и грубее, чем он есть, но с треском проваливается, и Донхек тут же узнает, кому принадлежит голос. Он с трудом сдерживается, чтобы не засмеяться, и решает притвориться, что ни о чем не догадался. — Но я не заказывал пиццу, — удивленно произносит юноша, подходя ближе к двери. — Наверное, вы перепутали. До свидания! — Подождите! — восклицает «доставщик» своим обычным голосом и прокашливается, вновь меняя его звучание, — это подарок от ваших друзей. Донхек прислоняется головой к двери и прислушивается к тому, что происходит в подъезде, и до его ушей доносится недовольный шепот препирающихся Джисона и Джено: «Ли, подвинься!», «Заткнись, Пак, он сейчас из-за тебя поймает нас!». — О, нет, это вряд ли, — хитро улыбаясь, отвечает Донхек, — мои друзья — полнейшие придурки, они бы никогда такого не сделали. За дверью воцаряется тишина: кажется, никто не ожидал такого поворота. Юноша ухмыляется и продолжает: — Знаете, мистер доставщик, вместо этого они бы сами пришли, а Джемин бы притворился курьером. — Ваши друзья очень забавные, — произносит Джемин низким голосом, заметно нервничая, но все еще отчаянно пытаясь выдать себя за доставщика, однако в следующую секунду он вскрикивает, обращаясь к кому-то другому: — Ай! Зачем ты меня ударил? — Он догадался! — возмущаясь, громко говорит Джено, — я же говорил, надо было мне это делать! Донхек смеется и наконец открывает дверь, видя на лестничной клетке друзей, спрятавшихся по разным углам, которые не попадают в поле видимости глазка. Внизу, на пол-этажа ниже, стоят Ренджун и Чэнлэ, а рядом с ними на подоконнике несколько коробок пиццы и пакет с газировками и парой бутылок соджу. Джисон и Джено прижаты к стене возле двери, где лишь совсем маленькая область не захвачена глазком (поэтому-то они и толкались), а Джемин сидит на корточках на одну ступеньку ниже этажа и глупо улыбается: — С рождеством? — с вопросительной интонацией произносит он, разводя руки в стороны. Ренджун обреченно вздыхает и хватает пиццу с подоконника, начиная подниматься наверх, и Чэнлэ следует его примеру. — Что вы здесь делаете? — интересуется Донхек, впуская друзей в квартиру. Он действительно не понимает, почему они пришли к нему в рождество вместо того, чтобы проводить этот день со своими родными, как и положено. — Почему вы не по домам? — Минхен сказал, что ты сегодня совсем один, вот мы все и отпросились на ночь к тебе, — отвечает Чэнлэ, демонстративно позвякивая бутылками в пакете. — Только он сам не придет, сказал, дела у него какие-то. — А зачем этот цирк устроили? — спрашивает Донхек и закрывает за юношами дверь, игнорируя упоминание Минхена. Не хочется сегодня думать о нем совершенно, и о делах его тоже. — Так веселее, — пожимает плечами Джемин, быстро разуваясь и снимая куртку, а затем проходит в гостиную, откуда прикрикивает: — Разве я не превосходный актер? — У тебя и так низкий голос, а когда ты делаешь его ниже, то похож на маньяка, а не курьера, — отвечает ему Донхек, забирая у Ренджуна из рук коробки с еще горячей пиццей и унося их на кухню. — К тому же я сразу узнал тебя. — Я сказал Джемину то же самое! — все еще возмущается Джено, вешая пуховик в шкаф. — Надо было мне притворяться. Когда все собираются в гостиной, разложив по столу пиццу и напитки, они начинают думать, какой фильм будут смотреть, но это сразу же перерастает в очередной спор, и по итогу мнения разнятся ровно пополам: трое за Мстителей, трое за любой фильм ужасов. Путем долгих обсуждений друзья решают посмотреть и то, и другое, но сначала все-таки Мстителей, дабы отдать дань уважения любимым кинокартинам. Донхеку этот вечер напоминает о том, как они в средней школе так же собирались у кого-нибудь дома с пиццей и газировкой и смотрели Мстителей; у них даже было распределение, кто каким героем является. Правда, их было тогда еще шестеро, и их Капитан Америка появился позже, чем все остальные, когда в один день Джено привел его познакомить с друзьями. Юноша улыбается, глядя на друзей, увлеченных фильмом, и понимает, что скучал по этому. И пусть Минхен присоединился к ним позже, без него теперь немного пусто. И не только Донхеку, но все об этом молчат, чтобы не нагнетать и не портить себе настроение. Потому что скоро так будет всегда; после того, как Минхен уедет домой в Канаду, их, скорее всего, уже никогда не будет снова семеро. Под конец фильма Джено уходит на кухню, чтобы унести две пустые коробки из-под пиццы, и через пару минут он внезапно кричит оттуда: — Мстители, общий сбор! — Что случилось? — смеясь из-за слов юноши, спрашивает Джемин. Джено возвращается в гостиную и вручает ему телефон в руки. — И что? Ты что, сидишь в этой беседе с учителем Кимом? Там же только отличники активничают… — Вообще-то я тоже отличник, — фыркает Джено, толкая Джемина в плечо. — Читай сообщение. — «Вечеринка в школе по случаю Рождества и Нового года». И зачем это нам? — удивляется Джемин. — С каких пор мы ходим на школьные вечеринки? Там даже алкоголя не будет… Джено раздраженно вздыхает и выхватывает телефон из рук у юноши: — Какая разница? Будто так тяжело перелить соджу в бутылку из-под спрайта. — И когда это? — спрашивает Ренджун, пытаясь заглянуть в телефон Джено. — Двадцать седьмого декабря, то есть послезавтра, — отвечает тот. Друзья переглядываются и решают: на вечеринку они идут. Все-таки это хоть как-то разнообразит их каникулы; не сидеть же им целыми днями дома друг у друга или шататься по улицам в минусовую погоду. Уже поздним вечером, когда от пиццы практически ничего не остается и юноши сидят на полу перед телевизором, погруженные в атмосферу фильма ужасов, Донхеку приходит уведомление о новом сообщении. Друзья жалуются на то, что юноша не отключил звук, и из-за этого телефон испортил весь момент. Но Донхек не обращает на это внимание, и его губы трогает легкая улыбка, когда он видит имя отправителя и текст смс, а с плеч словно спадает тяжелый груз, который он нес на себе так долго. [юкхей] 21:23 «ты не виноват в том, что чувствуешь или не чувствуешь. не нужно извиняться за то, чего ты не мог изменить. и спасибо за диск. с рождеством». Друзья рядом, потому что не хотят, чтобы Донхек был один в этот праздник, снова спорят друг с другом из-за всяких мелочей, толкаются из-за недостатка места на диване, смотрят любимые фильмы и всеми силами отвлекают юношу от одиночества. И, кажется, сейчас Донхек впервые за долгое время чувствует себя почти что счастливым. Но только почти, ведь в такие моменты всегда будет чего-то не доставать. Исключение в том, что сегодня юноша знает, чего именно.— 橙子 —
Тихая мелодия льется из колонок, установленных в потолке. Джемин нервно закусывает губу, ожидая, пока кассирша пробьет его пачку мармелада и посчитает сдачу. Девушка на секунду поднимает взгляд, замечая беспокойство на лице юноши, и как-то снисходительно улыбается, будто подумав, что Джемин так переживает из-за нее. Они раньше уже встречались: это та самая новая работница супермаркета, которая дала юноше жевательную резинку в подарок несколько дней назад. Джемин хмыкает и вежливо улыбается в ответ, оборачиваясь назад и высматривая среди стеллажей черную макушку. Даже после совершения покупки, юноша никуда не уходит и остается ждать Ренджуна возле кассы, неловко переглядываясь с девушкой за прилавком. — Что Вам попалось тогда? Если не секрет, — внезапно спрашивает она, заставая задумавшегося Джемина врасплох. Он с недоумением смотрит на девушку, не сразу понимая, о чем она, но затем все же отвечает: — «Любовь — это когда ты можешь доверить ему все без исключения», — и пожимает плечами. — На самом деле, как бы глупо это ни звучало, это мне помогло кое-что понять. — О, правда? — интересуется работница, аккуратно раскладывая вещи, лежащие на маленьком столике позади нее. Она заглядывает юноше в глаза и обреченно вздыхает, будто сама чувствует то, о чем говорит: — Любовь сложная для понимания вещь. Джемин улыбается и отрицательно мотает головой: — Рано говорить о любви, но… — он замолкает на пару мгновений, видя Ренджуна, наконец вышедшего из-за стеллажей и направляющегося к кассе. — Я точно к нему что-то чувствую. Удивленная кассирша не успевает ничего произнести в ответ на признание Джемина, потому что уже подходит Ренджун с несколькими бутылками алкоголя и выставляет их на ленту, бегло показывая работнице водительские права, якобы подтверждающие, что он совершеннолетний. Пока девушка пробивает товары, старший оборачивается и хмуро глядит на юношу, махая рукой перед его лицом: — Ты чего так смотришь? Джемин тут же опускает взгляд, понимая, что все это время пялился, но затем враждебно смотрит на Ренджуна и контратакует: — А ты чего так долго? Я тут уже состарился, пока ты там выбирал. Старший усмехается и отворачивается к работнице, а Джемин, глядя девушке прямо в глаза, подносит к губам указательный палец, тем самым прося ее сохранить его секрет. Она незаметно кивает юноше и открывает кассу, начиная высчитывать оттуда сдачу. Юноши выходят на улицу с рюкзаками, полными бутылок, и уверенным шагом направляются в школу на вечеринку. Джемин достает из кармана куртки телефон, открывая беседу с новыми непрочитанными сообщениями. [ли донхек🤒] 19:48 «встречаемся на третьем этаже в левом крыле через пятнадцать минут, там никого нет и не горит свет».[вы] 19:49 «уже идем».
[джисон] 19:49 «вечеринка пока тухлая, мы скоро протрезвеем, так что не опаздывайте».[вы] 19:49 «ой, да кто из нас еще опоздает >.< ».
Джемин и Ренджун приходят на место раньше назначенного времени, действительно обнаруживая совершенно пустой и темный этаж, по каким-то причинам не украшенный и никем не используемый для вечеринки. Только лунный свет немного освещает коридор, равномерно падая на высокие стены белого цвета. Юноши усаживаются на парту, почему-то стоящую возле подоконника, а не в кабинете, и ждут, пока придут друзья. Младший вытаскивает из бокового кармана рюкзака мармелад, который купил в супермаркете, и с характерным звуком вскрывает пачку. С каждой минутой сладости становится все меньше: Джемин быстро ест одну за другой, почему-то даже не думая предложить Ренджуну. — Эй, поделись, — вдруг обиженно произносит тот, пихая Джемина в бок. — Ты же не любишь мармелад, — удивляется Джемин и закидывает в рот очередного сладкого мишку. — Этот мне нравится, — вздыхая, отвечает Ренджун и отводит взгляд в сторону, пристально рассматривая двери, словно от этого друзья быстрее придут, но этаж пока что остается пуст. Джемин усмехается и берет в рот еще одну мармеладку, неожиданно кладя руку на щеку Ренджуна и поворачивая его к себе лицом. Старший теряется, когда понимает, что пытается сделать юноша. Здравый смысл еще не совсем покинул Ренджуна, и он хочет отвернуться, убрать чужую ладонь, остановить Джемина, не дать ему наделать глупостей, но мозг словно не желает воспринимать сигналы тревоги, и Ренджун только продолжает молча смотреть юноше в глаза, понимая, что он совсем не в силах сопротивляться. И то ли дело в количестве алкоголя, выпитого им сегодня, то ли в самом Джемине, который тянет к себе как неодимовый магнит. Не услышав отказа и не заметив хоть какого-нибудь протеста со стороны Ренджуна, юноша наклоняется к нему, оставляя между ними буквально миллиметры; старший послушно, словно загипнотизированный, приоткрывает рот, и они слегка касаются губами и оба замирают в этом положении на несколько секунд. Ренджун забирает мармелад из чужого рта, и Джемин тут же расплывается в улыбке, чуть-чуть отодвигаясь. Они смотрят друг другу в глаза, но со стороны дверей внезапно раздается чей-то смех, и юноши резко отстраняются друг от друга, прежде чем на этаже показываются их друзья. — Сам попросил, — улыбаясь, шепчет Джемин и отодвигается на парте, с непринужденным видом отправляя в рот новую мармеладку из пачки. Друзья подходят к ним, начиная о чем-то расспрашивать, но Ренджун их не слушает, все еще находясь в небольшом шоке, и медленно прожевывает сладость. Однако Джемин, кажется, совсем не волнуется о произошедшем и ведет себя так, будто не сделал только что ничего глупого. По всей видимости, Ренджуну снова придется притвориться, что этого почти-поцелуя не было, как он всегда и делал, каждый раз, когда Джемин выпивал слишком много и переставал видеть границы между тем, что можно, а что нельзя.—
Звезды с крыши кажутся ближе, чем на самом деле есть. Донхек протягивает ладонь вверх, прикрывая ей небесные светила и представляя, что так он до них дотрагивается. Он думает, что Минхен, наверное, похож на звезды: сколько руку ни тяни к нему, никогда не дотянешься и будешь лицезреть лишь его свет без возможности прикоснуться. Из динамиков, установленных на крыше школы, тихо играет медленная песня на китайском языке, и пары неспешно качаются в такт нежному пению женщины. Гирлянды ярко мерцают, освещая всю крышу, и придают вечеринке особую атмосферу; возможно, ребятам, которые все организовывали, все-таки удалось создать рождественское настроение. Несмотря на то, что на улице не так тепло, как хотелось бы, и все в куртках, кажется, всех все устраивает. — Неплохо они подготовились, — произносит Джено, прерывая молчание, и делает глоток из бутылки из-под газировки, куда они перелили алкоголь. — Да, — соглашается Донхек и усмехается, — только с медленными танцами не предусмотрели, что не у всех есть пара. Мы с тобой сегодня одиночки. — Я не буду с тобой танцевать, — недовольно морщится Джено, немного отодвигаясь от юноши, но затем смеется и садится обратно. — А Чеен ты никогда не отказывал, — обиженно бурчит Донхек, и Джено вмиг становится серьезным, из-за чего младший понимает, что ему следовало промолчать, и виновато смотрит на друга: — Прости, само вырвалось. До сих пор не могу привыкнуть, что вы, ребята… ну… — Все в порядке, — отмахивается старший, не давая другу закончить, и делает еще глоток. — Не знаю почему, но мне кажется, я скучаю по ней. — После всего, что она сделала? — удивляется Донхек. — Я тоже совершал ошибки, — Джено пожимает плечами и вздыхает, — ее, наверное, можно понять. Она не хотела рассказывать мне, что Джемин влюблен в меня, чтобы не ранить всех нас, поэтому и запретила ему приближаться ко мне. Это неправильно, но я и сам не знаю, что делал бы на ее месте. А ты? — Не знаю, — отвечает Донхек, задумчиво хмыкая. — Думаю, невозможно предполагать, потому что все знают, как будет правильно, но оказавшись в сложной ситуации, теряются и делают наоборот. — Мне кажется, Чеен догадалась, что я сомневался в своих чувствах к Джемину, — рассуждает Джено, а затем горько усмехается и опускает взгляд в пол. — Лучшее, что я могу сделать, это оставить ее в покое. Когда любишь кого-то, не хочешь, чтобы этот человек страдал, верно? Особенно из-за тебя самого. — Наверное, — пожимает плечами Донхек. Он думает, что точно не хотел бы, чтобы Минхен страдал из-за него, но проблема в том, что желания не всегда совпадают с реальностью. Иногда человек не в силах повлиять на происходящее, и в итоге кому-нибудь обязательно плохо. — Не хочешь уйти отсюда? — вдруг спрашивает Джено, состроив недовольную гримасу, и добавляет: — Возьмем остальных и прямиком в кафе. Донхек лишь кивает в ответ на предложение и поднимается с парапета, выбрасывая пустую бутылку из-под «газировки» в стоящее рядом мусорное ведро. Джено достает из кармана телефон, чтобы кому-то позвонить, и отходит недалеко в сторону, пока говорит. Закончив беседу, он возвращается и сообщает о том, что к ним присоединится Минхен — приедет на своем красном отцовском кабриолете прямо к школьным воротам и заберет их, а затем отвезет в какое-нибудь кафе. Все как в старые времена. Донхек улыбается приятным воспоминаниям и мысли о предстоящей встрече со старшим и говорит: — Я тогда пойду вниз, ну… встретить Минхена, а ты собери остальных. Джено усмехается, глядя вслед юноше, быстро покидающему крышу. Донхек хоть и не показал этого, но старший все равно заметил, как тот оживился, услышав о Минхене. Иногда поражает, как сильно изменилось поведение юноши за последние полгода по отношению к нему; только Джено не может уверенно сказать, что все происходящее к лучшему, ведь чем сильнее Донхек успеет привязаться, тем больше он будет разбит через две недели, когда Минхен покинет Корею. Проблема в том, что, наверное, он уже и так привязался настолько сильно, что в глубине души понимает, что не готов отпускать старшего. Только духу не хватает сказать об этом. Спустя несколько минут юноша уже стоит у ворот, пряча замершие руки в карманах, и вглядывается вдаль, откуда должен появиться автомобиль. Внезапно в глаза Донхеку ударяет яркий свет фар, и юноша прищуривается, видя знакомый кабриолет, который подъезжает к школе, а затем паркуется на противоположной стороне дороги. Минхен открывает дверцу и вылезает из машины, тут же расплываясь в мягкой улыбке и махая рукой, как только замечает юношу. И в очередной раз сердце Донхека начинает биться быстрее лишь при взгляде на старшего, будто бы в нем установлен какой-то специальный механизм, заставляющий его так реагировать. Или просто сам Минхен такой, что по-другому на него не взглянешь — без восхищения, как минимум, или без вскружившего голову чувства влюбленности, как максимум. Донхек подходит к старшему и вдруг нахмуривается, понимая, что на нем нет головного убора: — Где твоя шапка? Холодно ведь. — Я же в машине, мне тепло, — пожимает плечами Минхен, но, как назло, в этот же момент дует сильный ветер, и старший вздрагивает от холода, заставляя юношу обреченно вздохнуть. — Я же говорил, — возмущенно бормочет тот и неожиданно тянется рукой к волосам Минхена, аккуратно поправляя взъерошенные порывом ветра пряди. Старший замирает на месте и, кажется, даже забывает, как правильно дышать; на секунду юноши оказываются в опасной близости друг к другу, но Донхек будто не замечает, как мгновенно между ними нарастает напряжение. Минхен терпеливо стоит на месте, разглядывая чуть покрасневшие от холода щеки юноши, его длинные ресницы и розовые пухлые губы, а тот лишь спокойно приводит его волосы в порядок и затем отстраняется, довольно улыбаясь. — Так-то лучше. Донхек садится в машину на привычное пассажирское место впереди, а Минхен так и остается снаружи, потрясенный этим жестом со стороны юноши, этой мимолетной близостью, совсем немного уменьшившей пропасть между ними. Чуть позже наконец подходят остальные, кое-как умещаются в кабриолет, и старший заводит автомобиль, направляясь в ближайшее кафе. Тихая рождественская музыка, играющая из колонок, установленных в потолке, незаметно проникает в сердца людей, поселяя в них надежду на новогоднее чудо. Все помещение переливается золотистым цветом гирлянд, развешенных вдоль окон. Компания друзей сидит за столом в самом углу кафе, громко смеясь и разговаривая на разные темы, пока ждет свои заказы. Позже, когда еду уже приносят, Джемин кормит Ренджуна жареным картофелем, пока тот безэмоционально просматривает социальные сети, а потом берет салфетку и аккуратно вытирает соус с уголка губ старшего. Друзья поглядывают на этих двух с подозрением, но ничего не говорят, предпочитая не комментировать странное поведение юношей. Один Чэнлэ только вырывает их из их собственного мира, оповещая о том, что на них уже даже официанты косятся. — А что такого мы делаем-то? — возмущается Джемин, поднося очередную картофелину к лицу Ренджуна. Через какое-то время, возможно, по воле судьбы Донхек с Минхеном остаются наедине: Джисон и Джено долго стоят у кассы, выбирая и заказывая что-то еще, Ренджун выходит на улицу покурить, Джемин, естественно, следом за ним, а Чэнлэ в уборной болтает с девушкой по телефону, кажется, не собираясь возвращаться еще ближайшие минут десять. Донхек усмехается, вспоминая, как раньше в подобных ситуациях они с Минхеном начинали спорить из-за какой-нибудь ерунды или вовсе не разговаривали, полностью игнорируя существование друг друга. В голове не укладывается, как все могло так измениться: еще полгода назад, сидя в этой же кофейне, Донхек был уверен, что терпеть Минхена не может, а сейчас ему хочется только придвинуться поближе, обвить руками талию старшего и остаться так примерно на вечность (или хотя бы на пару минут — даже этого будет достаточно). Но никто из них ничего не предпринимает. Они так и сидят, касаясь лишь коленями, и каждый думает о своем. Наверное, было бы странно, если бы они перешли границы дружбы, пусть даже если очень хочется. Нельзя касаться друг друга так, как не касаются друзья, нельзя смотреть друг на друга так, как этого не делают друзья, нельзя влюбляться. Между ними все кончено, давно предопределено, что им не быть вместе, но почему же тогда так сильно хочется нарушить все эти запреты и забыть обо всех ограничениях? Донхек тяжело вздыхает, стараясь подавить все свои желания и перевести внимание на посторонние вещи. Он замечает двух симпатичных девушек примерно его возраста, сидящих в другом конце зала кафе; они пытаются незаметно подглядывать за ним с Минхеном, переговариваясь и над чем-то очаровательно хихикая, но им не удается оставаться скрытными долго. На лице юноши вдруг появляется ухмылка и он вытаскивает шоколадную палочку из коробки, лежащей на столе, и подносит сладость ко рту. — Подыграй мне, — внезапно шепчет он, смотря Минхену в глаза, и зажимает печенье меж зубов. Донхек, кивая в сторону двух девушек, приближается к лицу старшего, и тот переводит непонимающий взгляд на школьниц, которые тут же отворачиваются, как только понимают, что их заметили, и вновь хихикают. Минхен усмехается и, немного подумав, откусывает сладость с другого конца. Миллиметр за миллиметром палочка постепенно становится меньше, сокращая расстояние между юношами, и когда остается совсем чуть-чуть, когда они едва ли не касаются губами, Донхек вдруг кладет руки на плечи старшему и опускает его вниз, укладывая на диван, и нависает сверху так, будто собирается поцеловать, но не делает этого, а лишь тихо смеется, прекрасно понимая, что за спинкой дивана тем девушкам совершенно ничего не видно. Их воображение должно самостоятельно дорисовать картинку, скрытую от них. Минхен с нескрываемой нежностью смотрит на младшего, не сдерживая мягкой улыбки, и чувствует легкое разочарование из-за того, что не может притянуть его к себе и прильнуть к его губам. Когда Донхек замечает на себе теплый взгляд старшего, то тут же перестает смеяться, и на его лице остается лишь едва заметная тень улыбки. На несколько мгновений он даже забывает дышать и понимает это только тогда, когда ему приходится сделать глубокий вдох, чтобы восстановить дыхание; он неловко отводит взгляд в сторону, сразу же поднимаясь и переводя внимание на девушек. Судя по шокированным лицам, они действительно купились на небольшой розыгрыш Донхека, и их реакция того стоила. Правда, юноша соврет, если скажет, что сделал это только ради веселья, потому что Минхена хочется поцеловать по-настоящему. Как раз возвращаются Джено с Джисоном, и последний подозрительно прищуривается, заметив, что Минхен нервно стучит пальцами по столу, а Донхек задумчиво смотрит в одну точку: — Вы какие-то странные. Опять поссорились что ли? — Не обращай внимание, — усмехается Джено, усаживаясь за стол и хватая в руки картофель. — Ты же знаешь, влюбленные всегда странные. Донхек тут же выходит из отрешенного состояния, недовольно вздыхая, и в ответ на реплику друга лишь закатывает глаза, пиная его ногой под столом. Джено ойкает от неожиданности и хватается за ушибленное место: — За что? — За то, что язык за зубами держать не умеешь, — фыркает юноша, поворачиваясь к Минхену, чтобы посмотреть на его реакцию, но, кажется, что старший все это время совсем не слушал, а думал о чем-то своем. У него вдруг звонит телефон, и он вздрагивает — наверное, тоже витал где-то в облаках; Минхен тут же встает и уходит на улицу, чтобы ответить на звонок. — Я бы поспорил, кто из нас не умеет этого делать, — хитро улыбается Джено, чувствуя теперь свободу, когда старший ушел, — не я тут пару минут назад целовался. — Мы не целовались! — Донхек в шоке широко распахивает глаза и снова пихает друга под столом. — Я просто хотел пошутить над теми девушками, которые не переставали смотреть на нас. — Мне можешь не врать, — смеется Джено, пережевывая еду и отбиваясь от атак юноши под столом. «Если бы», — думает Донхек, вздыхая, и сдается после того, как друг закидывает ноги на диван и скрещивает их, чтобы до него невозможно было дотянуться, — «если бы целовались».— 橙子 —
Минхен выдыхает и непричастно наблюдает за тем, как серый дым поднимается вверх, растворяясь в воздухе. Мимо проходят несчастные уставшие студенты, пересдававшие некоторые зачеты, а Минхен все смотрит на то, как открываются и закрываются двери университета, в котором он учился последние три года, и понимает, что через пару недель он уже больше никогда не войдет в это здание. Через две недели вообще много чего останется лишь в его воспоминаниях, но он твердо убежден в том, что сделал правильный выбор. Даже если боль пронзает грудную клетку лишь от одной мысли, что придется все оставить позади и привыкнуть к другой жизни. Минхен утешает себя тем, что совсем скоро увидит всю свою семью и отца, а еще он только вновь обрел маму, поэтому он не может остаться в Сеуле один и отпустить ее так далеко. Минхен знает: глупо так переживать из-за человека, которому он даже не нужен, глупо из-за него даже допускать вариант остаться в Корее. Но еще он знает, что сердцу не прикажешь, и потому не может перестать думать о Донхеке и о том, как между ними внезапно все изменилось. Минхен чувствует себя совершенно бессильным перед этим юношей. — Ты готов? — внезапно раздается голос над студентом, вырывая его из мыслей. Он поднимает взгляд и замечает рядом с собой чему-то довольно улыбающегося Енхо. — Ты пересдал? — прищурившись, спрашивает Минхен и делает последнюю затяжку. — Да, к тому же на «отлично», — гордо заявляет Енхо, поиграв бровями. — Так что, ты готов напиться? — Ты же знаешь, всегда готов, — усмехается Минхен и выбрасывает сигарету в мусорный бак, поднимаясь со скамьи. У него слишком много вещей на уме, из-за которых порой хочется перестать думать вообще, но пока что человечество не придумало лучшего способа, чем напиться, чтобы добиться такого эффекта, поэтому Минхен охотно соглашается на подобные предложения Енхо. Однако это не приносит никакого удовольствия или расслабления. Он пьет, слушает болтовню друга о том, как тот переспорил преподавателя и в итоге получил высший балл, и снова пьет, но ничто не помогает ему забыть Донхека хотя бы на время. Наверное, странно думать о ком-то так часто, однако чем ближе дата отъезда, тем больше Минхен понимает, что без юноши его жизнь будет совсем другой. И это пугает даже больше, чем сильные чувства, которые он испытывает по отношению к нему. Игры воображения или нет: Минхен почти уверен, что видит его прямо сейчас. В этом дорогом клубе, куда его восемнадцатилетнего точно не впустила бы охрана. Но он здесь. Танцует с незнакомыми людьми и вливает в себя алкоголь, словно пьет простую воду. И вдруг будто чувствует на себе чужой взгляд, направленный на него через весь этот огромный зал, заполненный людьми. Донхек хитро улыбается, разворачивается и направляется прямо к старшему, которого какие-то неведомые силы заставляют подняться с дивана и направиться навстречу юноше. Они встают друг напротив друга, не решаясь приблизиться, но неуверенности не хватает только старшему, потому что Донхек смотрит явно выжидающе. Минхен делает осторожный шаг вперед, и младший медленно обвивает его талию руками, прижимаясь лбом к его плечу. Старший чувствует отдаленный запах апельсинов, такой далекий и едва уловимый, словно это какое-то воспоминание. Он крепче обнимает Донхека, расслабляясь и прикрывая веки, и время, кажется, перестает существовать. Внезапно все люди куда-то исчезают, а музыка превращается в тишину. Минхен открывает глаза. Приподнимается, садится на кровати и оглядывает окружающую обстановку: вокруг него лишь привычные полки, компьютерный стол, заваленный учебниками, и шкаф. Со лба спадает небольшое мокрое полотенце, сложенное в несколько раз. Это был всего лишь сон. Минхен тяжело вздыхает и падает назад на подушки. Он даже не помнит, как добрался из клуба до дома, но при этом так и не смог выбросить из головы ни Донхека, ни аромат его духов. — Проснулся? — внезапно шепотом произносит голос со стороны двери, и юноша оборачивается к проему, пытаясь разглядеть, кто там стоит, но из-за яркого света, проникающего из коридора, он не может открыть глаза шире. И вспышка головной боли тут же дает знать о себе, но человека узнать все же удается — Джено. — Закрой дверь, а то я ослепну! Черт, сколько же я выпил… — шипит Минхен, хватаясь за голову, и слышит в ответ смех. — Точно не знаю, но, думаю, Енхо не позвонил бы мне с просьбой о помощи просто так, — улыбается Джено, прикрывая дверь, и проходит глубже в комнату, садясь на кровать рядом. Откуда-то с кухни раздаются странные звуки, будто кто-то хлопает дверцами шкафчиков, пытаясь что-то отыскать. — С тобой кто-то еще или ты мою маму разбудил? — хмурится Минхен. — Я был с Донхеком, когда позвонил Енхо, так что… — Джено разводит руками, и довольная ухмылка появляется на его лице. — Он здесь? Боже, я думал, что сошел с ума, — старший расслабленно выдыхает. — Из-за звука с кухни? Да ладно тебе, это же не так сложно объяснить, — успокаивает друга Джено, похлопывая ему по плечу. — Дело не в этом. Из-за сна, — поясняет Минхен, задумчиво вглядываясь в угол комнаты, — Донхек казался таким реальным. Даже его запах. Я словно правда его чувствовал. — Ладно, давай только без подробностей, — прерывает его младший, расширяя глаза от удивления и выставляя перед собой руки. — Донхек был здесь, накладывал тебе компресс. Может, поэтому он тебе и приснился. В комнату как раз входит Донхек с разными таблетками и стаканом воды в руках. Он обеспокоенно осматривает Минхена, пока ставит принесенное на тумбу, и спрашивает: — Ты как? Я не знал, что именно тебе нужно, поэтому принес все. Старший не уверен: может быть, он все еще под действием алкоголя, но ему кажется, будто он очень давно не видел младшего, очень-очень большое количество дней, и из-за этого вдруг хочется обнять его и никуда не отпускать. Волнение в его темно-карих глазах, чуть заметная дрожь в мягком голосе, аромат апельсинов — эти вещи кажутся такими родными сейчас и так сильно отвлекают, что Минхен забывает ответить на вопрос и вместо этого начинает разглядывать юношу, заставляя того почувствовать себя неудобно. Джено пихает старшего в бок, и тот вздрагивает, но наконец понимает, что уже неприлично долго молчит. — Я… в порядке. Спасибо, — слабо улыбаясь, наконец произносит он. Младший кивает и снова выходит из комнаты, чтобы унести ненужные лекарства, а Минхен издает обреченный стон и утыкается лицом в подушку. — На вас смотреть больно, — говорит Джено, прикрывая ладонью лицо, — такими темпами вы с ним будете вместе только в твоих снах. Старший берет упаковку таблеток и вытаскивает две штуки, поочередно запивая их водой. Он ставит стакан на тумбу и вздыхает: — Ты несешь чушь. Случайно услышав разговор друзей по пути обратно, Донхек останавливается у входа в комнату, прижимаясь спиной к стене. — Мы никогда не будем вместе, — добавляет Минхен, — ты же знаешь, я уезжаю. — Не думаю, что это проблема, — усмехается Джено, понимая, что это всего лишь отговорка. — Тебя ведь никто не заставляет уезжать. — Я не могу бросить маму, — произносит старший, пожимая плечами, — но ты прав. Не в переезде проблема. Просто у нас ничего не получается. Я хочу остаться с ним друзьями. Донхек и сам понимает, что Минхен прав, но почему-то слышать подобные слова от него оказывается больнее, чем он думал. Он знает, что справится, непременно переживет это, но от этого не становится легче; его не покидает неприятное чувство того, что от него ускользает нечто крайне важное, а он так просто позволяет себе упустить это. — Видел бы ты себя со стороны. Ты сам хоть веришь в то, что говоришь? — спрашивает Джено, приподнимая бровь и складывая руки на груди. Но ответа на этот вопрос он уже не получает: Минхен не успевает и слова сказать, как в помещение входит Донхек, натянуто улыбаясь. Джено тут же сменяет тему разговора: — Ну, раз ты в порядке, то я пойду. Хек, ты со мной? — Да, я только… компресс поменяю, — кивает юноша, подходя к кровати. — Тогда жду тебя внизу, — отвечает Джено и тут же покидает комнату, оставляя двух юношей наедине. Донхек находит полотенце, спавшее со лба Минхена, и ненадолго уходит в ванную, чтобы намочить его. Когда юноша возвращается, он присаживается на край кровати и медленно кладет компресс на лоб старшему, будто пытаясь растянуть время. Он ловит себя на том, что все эти несколько секунд смотрит на Минхена, изучает глазами уже знакомые черты лица и чувствует, как внутри него все переворачивается от того, что он просто находится рядом. Мучительно больно даже сидеть так близко к старшему, но при этом почему-то необходимо. Минхену не остается ничего, кроме как разглядывать Донхека, и тот, заметив это, неловко кашляет и отводит взгляд в сторону. — Ты все слышал, да? — тихо спрашивает старший из-за того, что заметил резкую перемену в поведении юноши еще когда тот вошел в комнату. Младший в ответ лишь только робко кивает, убирая руки от Минхена. — Прости, я не хотел… — Я с тобой согласен, — Донхек заставляет себя улыбнуться в попытке скрыть от старшего свое разочарование, — ты прав, нам лучше оставаться… друзьями. Юноша в последний раз оглядывает Минхена, задерживаясь на глазах, которые с нечитаемыми эмоциями смотрят в ответ. Донхек тяжело вздыхает и кусает нижнюю губу, не зная, что сделать еще, чтобы подольше побыть здесь. Однако ему незачем оставаться и уже пора уходить, да и Джено его ждет, так что юноша поднимается с кровати и направляется к выходу из комнаты, но у порога останавливается и оборачивается, чтобы сказать: — Сегодня вечером мы собираемся у Чэнлэ. Приходи, ладно? Мне... Нам тебя не хватает. Минхен недолго сомневается, стоит ли ему вообще идти туда, где он гарантированно пересечется с Донхеком, потому что их встречи приносят им обоим лишь боль, но вновь посмотрев юноше в глаза, все же поддается ему и слабо кивает головой, давая понять, что придет. Если они будут видеться так часто, это ни к чему хорошему не приведет, но Минхену тяжело отказать, особенно когда дело касается не только его отношений с Донхеком, но и его друзей. После этого юноша совсем уже уходит, закрывая за собой дверь в помещение. Он спускается по лестнице, проходит по коридору и замечает в прихожей Джено, который смотрит на него сочувствующим взглядом, словно догадавшись, о чем Донхек говорил с Минхеном. Он похлопывает младшего по плечу в молчаливой поддержке, и накидывает на себя куртку, затем выходя на улицу. Юноша на несколько секунд задерживает взгляд на лестнице, обреченно вздыхая, и после покидает дом следом за другом.—
Донхек немного опаздывает, быстрым шагом направляется к дому Чэнлэ, перешагивая лужи, и попутно читает гневные сообщения от друзей в беседе по поводу того, что он должен был прийти еще двадцать минут назад. Разочаровываться так сильно не хочется, но за сегодня от Минхена не было слышно ни слова: возможно, он снова не пришел из-за каких-то дел или просто не захотел. Юноша наконец добирается до нужного места, громко стучит в дверь и ожидает увидеть за ней Чэнлэ или кого-то еще, но точно не Минхена, который оказывается за порогом. Донхек вмиг забывает все слова и глупо пялится на старшего, будто не осознавая, что он в действительности здесь. Минхен улыбается и отходит в сторону, впуская юношу вовнутрь. Тот скорее рефлекторно делает шаг вперед, чем осмысленно, и проходит дальше в прихожую, чтобы снять верхнюю одежду. — Ты до сих пор не сказал ничего, — Минхен первым прерывает тишину. — Ты в порядке? «Рядом с тобой — и да, и нет», — думает Донхек, но вслух произносит совсем другое. — Просто не ожидал тебя увидеть, — отвечает он и усмехается, вешая куртку на крючок. Юноша только сейчас обращает внимание на интересный атрибут на голове старшего: ободок с маленькими оленьими рогами. Он хмурится и спрашивает: — Что это ты надел? — Это? — Минхен указывает на свою голову, — это Джемин, — пожимает плечами он, и его тихий смех отдается эхом от стен. Сердце Донхека снова пропускает удар. — Тебе идет, — только и может выдавить из себя младший, опуская взгляд в пол. У них сегодня много еды и «вечер кино» — так сказал Чэнлэ. Правда, они и так почти всегда смотрят фильмы, когда собираются вместе у кого-нибудь дома, но никто не возражает другу на эту формулировку. Джемин, как и обычно, сидит на полу и одной рукой играет в игру на телефоне, а второй обнимает Ренджуна, выдыхающего дым в потолок. Чэнлэ несколько раз просит его выйти на балкон, но Ренджуну так не хочется сейчас двигаться, что он незаметно для Джемина поднимает жалобный взгляд на хозяина квартиры, надеясь, что тот поймет и разрешит остаться. — В следующий раз выкину тебя на улицу, — вздыхает Чэнлэ, поднимаясь с пола и подходя к окну, чтобы открыть его и немного проветрить помещение от дыма. Джисон с видом занятого человека ищет в поисковике фильм, а Джено лежит рядом с ним на полу, глядя на экран большого плазменного телевизора. Донхек тихо здоровается с друзьями, привлекая к себе их внимание, и его тут же сносит волной претензий о том, какой он медленный, и еще ему говорят, что приди он позже, ему бы не досталось и кусочка пиццы. Юноша смеется и извиняется, понимая, что на самом деле, даже если бы он опоздал на несколько часов, друзья все равно бы ему что-то оставили, как всегда и делали, несмотря на свое недовольство. — Я заказал еще еды, — довольно улыбается Донхек, прерывая гневную тираду компании. — За свой счет… — А я говорил, Донхек-хен — лучший! — тут же поменявшись в лице, восклицает Джисон, за что получает легкий шлепок по плечу от сидящего рядом Джено. — Ай, за что? — Взяточник! — недовольно произносит Джемин, глядя на Донхека, а затем поворачивается к самому младшему из друзей: — А ты — подлиза. — Ну, раз вы не хотите, мне придется все съесть самому, — с наигранной печалью в голосе отвечает Донхек и громко вздыхает, резко разворачиваясь, чтобы пройти по коридору на кухню. Несмотря на вялые попытки друзей остановить его, он все же уходит за своей пиццей, которую они ему точно оставили — иначе и быть не может. И юноша оказывается прав: на столе стоит коробка с его частью, правда, немного покусанной (наверняка Джисоном). Донхек в предвкушении облизывает губы и хватает пиццу, тут же кусая ее. Из гостиной играет какая-то музыка, похожая на ту, что обычно слушает Джемин, и юноша невольно начинает пританцовывать, продолжая жевать пиццу. Он поворачивается к проходу, чтобы пойти обратно к друзьям, но сталкивается с Минхеном, судя по всему уже стоявшим некоторое время за его спиной. Юноша застывает на месте, понимая, что старший видел его ужасный танец с пиццей в руке, и от смущения поджимает губы. — Осторожнее, — усмехается Минхен, приподнимая бровь. — У тебя на лице кетчуп. — Где? — удивляется Донхек, чувствуя себя глупо, и тут же пытается стереть соус рукой, а затем вопрошающе глядит на старшего. — Все? — Нет, дай мне, — предлагает Минхен и, подойдя вплотную, будто специально медленно пальцем проводит по краю губ юноши, на пару мгновений задерживая ладонь на лице Донхека и почти шепотом добавляя: — Теперь все. На какое-то время они замирают в этом положении и смотрят друг другу в глаза, словно зачарованные, и Минхен медленно опускает взгляд на губы юноши. Опасно находиться так близко. Он понимает, что сейчас не в силах сопротивляться своему желанию поцеловать Донхека. «Как ты собираешься быть друзьями, когда так смотришь на меня?» — мысленно возмущается юноша, чувствуя, как сердце бьется в несколько раз быстрее от одного лишь взгляда старшего, наполненного слишком многими эмоциями, и важнее всего — непреодолимым желанием. От этой ошибки их спасает только вовремя зашедший Чэнлэ, говорящий о том, что приехал курьер, и Донхек должен пойти заплатить. Юноши резко отстраняются друг от друга, надеясь, что их друг ничего не заметил, а Чэнлэ виду и не подает, однако на самом деле он просто тактично промолчал, зная, что его шутки сейчас будут неуместны. Впрочем, не только Чэнлэ решает сделать вид, что ничего не произошло: остаток вечера Минхен и Донхек держат дистанцию, совсем немного общаясь, чтобы не выглядеть подозрительно. Они будто хотят доказать остальным, что между ними ничего нет, но на деле пытаются убедить в этом только самих себя. И у них это почти получается, только вот их все равно неимоверно друг ко другу тянет, и забыть о чувствах, которые они испытывают, они никак не могут. Донхек почти не смотрит фильм — все его внимание направлено на сидящего на полу Минхена, медленно жующего соленый попкорн; младший его не очень любит, ему больше по душе карамельный, и они снова расходятся во вкусах даже в подобной мелочи. Как настолько полярные люди могли влюбиться друг в друга? В какой-то момент старший словно чувствует на себе чужой взгляд и оборачивается, замечая, что на него смотрит Донхек. Минхен мягко улыбается ему и выглядит настолько непозволительно хорошо, что юноше ничего не остается, кроме как смущенно опустить взгляд и глупо улыбнуться в ответ, зная, что это выдаст все его чувства. Но со старшим иначе никак — с ним чувства только наружу, хаотично, наизнанку, но только не где-то внутри под тяжелым замком, ключ от которого давно потерялся. Потому что если кто и потерялся, то это Донхек в непредсказуемом урагане своих чувств. Ближе к ночи компания друзей начинает решать, кто, где и с кем будет спать, старым рабочим способом: камень, ножницы, бумага. Первые трое выбывших на большом раскладном диване в гостиной, следующие двое в комнате родителей Чэнлэ и победившие двое в комнате самого Чэнлэ. Ренджун, Джемин и Джисон становятся первой тройкой и отправляются спать на диван, но никто из них не возражает: младший занимает большую часть всей постели, раскинув руки и ноги звездочкой, а Ренджун с Джемином засыпают в обнимку, даже не воспользовавшись всем оставшимся у них пространством. Вторые — Чэнлэ и Джено, ушедшие спать в комнату родителей, а третьи — Минхен и Донхек, которые даже не посмели возразить, потому что игра честная, и их несогласие никого не волнует, а только заставляет выглядеть странно. Все-таки они уже спали раньше в одной кровати, так что это не должно быть для них проблемой. Тем более они ведь всего лишь друзья, а значит в этом нет ничего необычного и ничего страшного не произойдет. Ведь так? Донхек бесконечно ворочается на этой удобной — даже слишком — кровати, мысленно считает овец, потом до ста, пытается найти воображаемую кнопку выключения чересчур быстрого сердцебиения, но сон к нему никак не идет. Оно и понятно — совсем рядом ведь Минхен, только вот он давным-давно спит крепким сном, а юноша так и мучится. Донхек думает, что еще немного, и он сойдет с ума. Бросив тщетные попытки заснуть, он поворачивается на бок и подпирает голову рукой — Минхен оказывается даже ближе, чем юноша ожидал. Грудь старшего медленно вздымается и опускается, а лунный свет, проникающий сквозь шторы, аккуратно ложится на его руки, ловко избегая лица (будто боясь разбудить). Донхек тоже боится, поэтому невольно замирает, стараясь не издавать лишних звуков, чтобы не помешать чужому сну. «Красивый», — проносится у юноши в мыслях наряду с внезапным желанием прикоснуться. «Нельзя», — проносится следом. Но когда чувства идут вразрез с тем, что диктует разум, Донхеку тяжело совладать с искушением и отказаться от своих желаний. Особенно если дело касается Минхена. Он медленно протягивает руку вперед и осторожно касается кончиками пальцев волос старшего, аккуратно убирая челку с его лба. Донхек проводит ладонью по щеке Минхена и судорожно выдыхает, осознавая, что его тянет к старшему слишком сильно, чтобы отказаться от всего, что между ними было и есть. Донхек знает, что должен пересилить себя и отвернуться, забыть об этом порыве и как-нибудь уснуть, но вместо этого он пододвигает голову к старшему ближе и медленно наклоняется вперед, оставляя между их лицами миллиметры. В голове внезапно лишь пустота и отсутствие какого-либо понимания того, что сейчас происходит, и слышен только стук собственного сердца, быстро бьющегося от страха быть пойманным, от эмоций, рвущихся наружу. Прикрыв глаза, Донхек робко касается мягких минхеновых губ, замерев в этом положении всего на пару мгновений, а потом так же осторожно отстраняется. Минхен спит крепко, значит проснуться не должен, однако не должен — не значит, что не проснется, и юноша вдруг чувствует себя каким-то отчаянным безумцем. Он чувствует нежное прикосновение чужой руки на своей щеке, и по всему его телу проходит легкая дрожь; Минхен проводит ладонью по лицу Донхека и притягивает его ближе к себе. — И это все? — шепчет он, провоцируя юношу закончить начатое, хотя понимает, что еще немного, и он сам тоже потеряет самообладание. Донхек, ничего не произнося в ответ, подается вперед и смелее целует губы Минхена. А в груди что-то бесконечно болит, ноет, тянет — «не хочу отпускать». Юноша дает волю своим чувствам, вкладывает в этот поцелуй все накопившиеся в нем нежность, тоску, боль, которые он так долго сдерживал. И в прикосновении их губ сгорают все невысказанные друг другу слова, которые они никогда не осмелятся сказать вслух. «Только попроси, и я останусь». «Пожалуйста, останься». Минхен целует донхековы алые губы, упиваясь им, отдавая всего себя полностью и чувствуя себя наконец завершенным, будто Донхек — это все, что ему когда-либо было нужно. Юноша целует так, словно любит в ответ, и Минхену так нравится эта иллюзия, что если бы он мог, он бы навсегда остановил время на этом моменте и крутил бы его бесконечно по кругу, влюбляясь в Донхека снова и снова. Но к ним обоим приходит осознание того, насколько все происходящее неправильно, и они прерывают поцелуй; нехотя отстраняются, тяжело дыша. За последнюю неделю они сделали все, чтобы только еще больше сблизиться, вместо того, чтобы скорее забыть друг друга. — Прости, — тихо произносит Донхек, первым решив высказаться, — я не должен был. Юноша отодвигается от старшего и переворачивается на спину, устремляя взгляд в потолок. Что он только что натворил? Что они только что натворили? — Я тоже, — тяжело вздыхает Минхен и поднимается с кровати. Он хватает с тумбы свою пачку сигарет с зажигалкой, надевает футболку, висящую на спинке стула, и выходит на балкон. И у обоих в голове одна и та же мысль: «Не должен был влюбляться».