цитрус

zayn — it’s you

      Донхек уже не помнит, как он уснул ночью, но хорошо помнит, что засыпал в одиночестве. Минхен долго не возвращался, возможно, ждал, пока младший уснет, чтобы избежать неприятного разговора (или хотя бы отложить его до утра). Но Донхек и не собирался начинать его, потому что понимает: говорить им не о чем.       Юноша садится на кровати, замечая, что на подушке, лежащей с другой стороны, нет никаких складок и вмятин — значит, Минхен уже давно не в комнате. Стоящие на тумбе часы показывают десять часов утра; наверное, все остальные еще не проснулись. Донхек тихо поднимается с постели и заглядывает в зеркало, висящее над той же тумбочкой, чтобы поправить растрепавшиеся за ночь волосы.       Он вздыхает, глядя на свое отражение, и почти тут же отворачивается, не желая даже смотреть на себя; чем дольше он глядит в свои глаза, тем отчетливее ощущает разочарование и стыд из-за своего очередного опрометчивого поступка. Что, если Минхен тоже больше не захочет видеть его?       Донхек выходит из комнаты, тут же чувствуя, как его ноги обдает холодным воздухом, идущим по полу из другой комнаты. Юноша недовольно хмурится, уже догадываясь, откуда идет холод, и ступает дальше по коридору: окно оказывается открытым на кухне, где за столом сидит Минхен, сбрасывая пепел с сигареты в стеклянную баночку.       — Ты с ума сошел? — удивленно спрашивает младший, подходя к окну и наглухо закрывая его. — Ты же простудишься. На балкон не мог выйти?       — Не хотел тебя будить, — хрипло отвечает Минхен и пожимает плечами, вдавливая сигарету в крышку от банки, чтобы затушить.       — А в гостиной? — вздыхает Донхек, складывая руки на груди.       — Ручку заклинило, — тут же отвечает старший, раздраженно глядя на юношу.       — Не смотри на меня, как на врага, — тихо произносит Донхек, опуская взгляд в пол. Кажется, закон бумеранга действительно работает: больнее всего осознавать, что именно таким взглядом он всегда раньше одаривал Минхена. — Я знаю, что я снова все испортил, но, пожалуйста, не смотри на меня так.       У старшего сжимается сердце от сокрушенного вида юноши; выражение лица Минхена вдруг меняется на виноватое: — Донхек… — только и говорит он, не зная, как закончить это предложение.       — Я пойду собираться домой, ладно? Предупредишь остальных, что я ушел пораньше, — просит юноша спустя пару секунд, поняв, что ничего дельного от старшего не услышит, и тяжело вздыхает, добавляя: — нам с тобой нужно держать дистанцию и все такое. Не волнуйся, я понял.       Старший так и молчит, глядя на расстроенного Донхека, и осознает свое полное бессилие в этой ситуации. Он не может сделать ничего, чтобы устранить это напряжение между ними, потому что это правда: им действительно следовало бы держаться друг от друга подальше.       — Черт, — раздраженно шипит Минхен, тихо ударяя кулаком по столу, чтобы никого не разбудить, когда младший скрывается в коридоре.       Старший всегда верил, что не важно, с какими трудностями сталкиваются любящие друг друга люди, они всегда воссоединятся, но время идет, и его отношения с Донхеком только усложняются, а до отъезда Минхена осталось всего две недели. Наверное, иногда бесполезно надеяться на судьбу, и порой нужно брать все в свои руки, иначе есть риск потерять кого-то очень важного. Вопрос в том, хочет ли старший что-то предпринимать и готов ли он упустить возможность вернуться в Канаду, к своей прежней жизни?              

— 橙子 —

             Острые лезвия коньков рассекают лед — забавно: Джемин делает то же самое с сердцем Ренджуна, но совсем по-другому. Более приятно; крепко держа его за руку. Юноша уверенно двигается вперед по огромному катку и тянет старшего за собой, отчего-то счастливо улыбаясь. Ренджун совсем не мастер в катании на коньках и сам бы никогда не пошел кататься, но, в конце концов, глядя на довольного Джемина, он понимает, что идея сходить на каток оказалась не такой уж плохой.       Ренджун чуть не теряет равновесие, когда младший слегка расслабляет руку, а затем осторожно переплетает их пальцы вместе. Старший хотел бы понять, что у Джемина на уме, но он не умеет читать мысли, а младший ничего сам не говорит, поэтому Ренджуну остается только прятать свое удивление, притворяться, что все эти мелочи для него ничего не значат, и молча двигаться за Джемином, позволяя ему вести. И не только на льду.       В какой-то момент младший замечает, что у него почти развязались шнурки, и отпускает ладонь Ренджуна, вынуждая его ехать самостоятельно, к чему он, как оказалось, не совсем готов. Джемин останавливается и присаживается на корточки, только теперь понимая, что оставлять старшего одного на льду — плохая идея, когда видит, что тот едет прямо к дереву, не замечая его из-за того, что смотрит в пол на свои ноги, пытаясь удержаться. Младший машет рукой и кричит:       — Осторожно, там дерево! — но оказывается слишком поздно, и Ренджун поднимает голову лишь в тот момент, когда встречается лицом с веткой. Он едва уворачивается, но край ветки все равно успевает полоснуть по его щеке, а юноша от неожиданности теряет равновесие, приземляясь на лед.       Закончив завязывать шнурки, Джемин быстро доезжает до Ренджуна, чтобы помочь ему подняться. Он садится на колени рядом со старшим и обхватывает ладонями его лицо, с хмурым видом рассматривая длинную царапину, оставленную на его щеке.       — Думаю, нам уже пора домой, — заключает Джемин, вставая и отряхивая джинсы от снега, а затем подавая Ренджуну руку.       — Почему все на нас так смотрят? — тихо спрашивает старший, шипя от несильной боли в пояснице.       — Даже не знаю, — с явной иронией в голосе отвечает младший, усмехаясь. Он закидывает себе на плечо руку Ренджуна, а сам подхватывает его за талию, после чего они осторожно доезжают до выхода — небольшой калитки в ограждении катка.       Джемин усаживает старшего на скамью и опускается перед ним на корточки, оттягивая концы шнурков на коньках Ренджуна.       — Ты что делаешь? — удивляется старший, чуть ли не краснея. Немного смущающая картина: он, взрослый парень, сидит тут на скамейке, пока другой взрослый парень развязывает его шнурки. Если бы на улице не было темно, Ренджун уверен, ему было бы еще более неудобно перед всеми этими людьми.       — Помогаю, — младший пожимает плечами и стаскивает с юноши коньки, а затем подает ему его кроссовки: — Дальше сам.       Быстро переобувшись в свою обувь, Джемин подхватывает две пары коньков и через несколько шагов скрывается в маленьком здании, где юноши взяли эти самые коньки на прокат. Ренджун упирается ладонями в скамью, пряча лицо в воротнике куртки, и долго смотрит в деревянную дверь, ожидая, пока она откроется.       Почему-то он совсем не ожидал, что его сердце забьется так быстро, когда Джемин наконец выйдет из здания и мягко улыбнется женщине, которая поблагодарила его за то, что он придержал для нее дверь. Старший делает глубокий вдох и прикрывает глаза, надеясь, что это чувство как можно быстрее пройдет.       — Что с тобой? — нахмурившись, интересуется младший. Ренджун никак не реагирует на заданный вопрос, и тон Джемина сменяется на взволнованный: — Что случилось?       «Ты, На Джемин, ты случился».       Ренджун открывает глаза и глядит на младшего. Как ни старайся, его сердце рядом с Джемином никогда не утихает. Особенно тогда, когда тот ведет себя подобным образом: заботится, волнуется, держит за руку, улыбается, просто присутствует в жизни старшего.       — Может, ко мне пойдем? — спрашивает Джемин после того, как понимает, что на предыдущие вопросы он ответов не услышит. Впрочем, как и всегда, Ренджун слишком скрытен и молчалив для того, чтобы отвечать на такое. — Все равно здесь недалеко.       Джемин протягивает старшему руку, и Ренджун почему-то вспоминает, как однажды на школьной лестнице, ведущей к крыше, так же протянул ее ему, вкладывая в это действие намного больше, чем могло показаться. Губы младшего растягиваются в легкой улыбке, а Ренджун пару секунд смотрит на его ладонь, думая только об одном: значит ли это все для Джемина столько же?       — Чего ждешь? Особого приглашения? Ты и так мой единственный… — младший прерывается на мгновение, хитро улыбаясь, —…гость.       — Что у тебя вообще в голове? — вздыхает Ренджун, обхватывая ладонь Джемина и поднимаясь со скамейки.       — А у тебя? — усмехается младший. — Ты-то не особо разговорчивый.       «Хочешь поговорить о том, что я влюблен в тебя уже три года?», — думает Ренджун, осуждающе глядя на Джемина.       — Ладно-ладно, не смотри так, я уже привык к этому, — сдается младший, обхватывая юношу за талию. — Просто пошутил.       Спустя пару кварталов пустая квартира Джемина встречает юношей привычной тишиной, и младший как-то слишком печально (будто до сих пор не привык, что всегда один) вздыхает, спрашивая у Ренджуна:       — Останешься на ночь?       Ренджун мычит согласное «угу» и принимается вешать свою куртку в шкаф, старательно игнорируя здравый смысл, говорящий ему, что лучше было бы отправиться домой. Джемина слишком много, и он и в мыслях, и физически рядом. И чем дольше, тем больше Ренджуну кажется, что он скоро совершит какую-нибудь глупость. Если Джемин не опередит.       Они так ни разу и не обсудили, что между ними происходит, но Ренджун слишком боится спросить, а Джемин не торопится говорить. И старший сходит от этого с ума, потому что чем дальше они заходят, тем сложнее ему становится сдерживать чувства, а младший даже не дает понять, где грань, за которую не стоит переходить; наоборот лишь подталкивает к действию. Однако Ренджун стойко держится, боясь, что для Джемина все это — лишь игра, временная забава, чтобы отвлечься от мыслей о Джено.       — Тогда я поищу, во что тебе переодеться, а то вся твоя одежда мокрая от снега, — отвечает Джемин и затем быстро скрывается в своей комнате. Немного порывшись в шкафу, он находит какую-то чистую футболку и штаны и приносит их старшему, выдавая ему их в руки и заталкивая его в ванную.       Не успев даже возмутиться по поводу размера одежды, Ренджун оказывается один за закрытой дверью, и ему не остается ничего, кроме как послушаться и переодеться — все-таки в промокшей и холодной одежде не очень комфортно. Юноша тяжело вздыхает, заглядывая в зеркало, и кончиками пальцев касается царапины на щеке. Холодной водой он смывает кровь с лица, чувствуя легкую боль, а затем хватает предоставленную ему одежду, чтобы переодеться.       Спустя пару минут Ренджун с недовольным лицом выходит из ванной, чувствуя себя так, будто сейчас утонет в футболке и штанах Джемина: — Твоя одежда на мне висит, — хмурясь, замечает он.       — И что? — удивляется младший, пытаясь скрыть довольную ухмылку. Ренджун выглядит так очаровательно в его одежде и так… правильно. — Это мило. Тебе идет.       Старший еле прячет свое смущение от чужих глаз, пихая друга в плечо, чтобы не выглядеть слишком задетым его словами: — Еще раз назовешь меня милым — получишь.       — Я сказал, что мило, что одежда висит, я не говорил, что ты милый, — специально выделяя слово «ты», произносит Джемин, и довольная ухмылка появляется на его губах: — Слышим то, что хотим, да?       — Ты невыносим, — Ренджун закатывает глаза и отталкивает юношу в сторону, чтобы пройти в его комнату.       Старший как ни в чем не бывало садится на кровать Джемина и берет в руки пульт от телевизора, абсолютно игнорируя присутствие младшего рядом. Он быстро переключает каналы, стараясь выглядеть как можно более непринужденно, но Джемин, севший рядом, близко наклоняется к его лицу и находится в таком положении долгие несколько секунд.       — Может, стоит обработать? — вдруг грустно произносит Джемин, разглядывая рану на щеке старшего. — Давай я достану аптечку и…       — Я промыл водой, все в порядке, — отвечает Ренджун, не дав младшему договорить. Возможно, Джемин отчасти прав, но старший просто не вынесет, если тот снова будет касаться его и находиться слишком близко. — Посмотрим кино?              

— 橙子 —

             Тихая музыка льется из наушников, заглушая мысли Донхека, но не его ноющее сердце. Время от времени экран телефона подсвечивается из-за входящих сообщений от друзей в их общей беседе, но юноше совершенно не хочется сегодня ни с кем разговаривать.       Донхек лежит на кровати, раскинув руки и ноги широко в стороны, и глядит в потолок, потому что заняться больше особо нечем, да и не хочется. Хочется только забыть о Минхене, но стоит юноше закрыть глаза, как перед ним предстает его образ. Воображение то и дело подкидывает воспоминания о том, как они наблюдали за самым красивым рассветом в жизни Донхека; как они впервые поцеловались во время игры в правду или действие; как пронзительно, но в то же время мягко Минхен смотрит каждый раз, когда их взгляды пересекаются.       Все эти моменты занимают слишком много места в сердце юноши, и забыть их все равно что забыть себя. Донхек понимает, что не готов отпустить Минхена сейчас и стать его прошлым. Глубоко в сердце живет призрачная надежда хотя бы на настоящее.       Из абстрагированного состояния Донхека вырывает громкий стук мамы в дверь. Юноша вытаскивает один наушник и вопросительно глядит на женщину, заглянувшую в комнату через небольшой проем.       — К тебе пришли, — поясняет она и уходит, прикрыв за собой дверь, чтобы дать сыну несколько секунд привести себя в порядок.       Донхек вздыхает, чувствуя себя слишком ленивым сейчас, чтобы выходить из комнаты, но он все же поднимается с кровати и хватает со стула футболку, затем быстро ее натягивая.       Только завернув за угол в коридоре, юноша замирает на месте, замечая в прихожей Минхена, облокотившегося на стену. Недолго подумав, Донхек подходит ближе, обувает домашние тапочки и выталкивает старшего в подъезд, выходя следом за ним и прикрывая за собой дверь, чтобы мама не могла услышать их разговор.       — Зачем пришел? — сложив руки на груди, с толикой недовольства спрашивает юноша.       — Ты футболку надел задом наперед, — вместо ответа на вопрос замечает Минхен и поджимает губы. Донхек только обреченно вздыхает и вытаскивает руки из рукавов, чтобы перевернуть футболку и надеть ее нормально.       — Так ты ответишь? — не сдается юноша.       — Я просто… проходил мимо, — отвечает Минхен наверняка первое, что пришло в голову, чтобы не выдавать настоящую причину. Весь день его не покидали мысли о том, как правильнее будет поступить, но ни один из «правильных» вариантов не был ему по душе, поэтому он пришел к выводу, что легче пустить все на самотек. Зачем держать дистанцию, если так сильно хочется быть рядом?       Донхек сначала молчит, с недоверием глядя на старшего, а затем вдруг тихо смеется, заставляя Минхена улыбнуться и заметно расслабиться. Его сердце, кажется, пропускает удар каждый раз, как он слышит мягкий смех Донхека, и этот раз — не исключение. Он был почти что уверен, что младший прогонит его после всего сказанного им, однако этого не происходит, и к Минхену приходит облегчение.       Донхек смотрит ему в глаза и глубоко вздыхает, чувствуя, что дышать отчего-то стало труднее. Он неуверенно делает шаг вперед и обвивает руки вокруг талии старшего, укладывая голову ему на плечо: — Проходи мимо почаще, — шепчет Донхек, прикрывая глаза. Прошло чуть меньше года с тех пор, как он познакомился с Минхеном, многое в их отношениях изменилось, но кое-что всегда остается неизменным — необъяснимое чувство комфорта и безопасности рядом со старшим.       — Ладно, — так же тихо отвечает Минхен. Он вдыхает едва заметный аромат цитрусовых духов Донхека, думая, что сейчас, наверное, это его самый любимый запах в мире. Его сердце болезненно сжимается от того, насколько Донхек непривычно нежен. Не сказать, что Минхен удивлен, но он до сих пор не может привыкнуть к подобным проявлениям чувств со стороны юноши, поэтому старается ценить каждый такой момент так сильно, как только может. — Не хочешь прогуляться?       Младший отпускает Минхена и отходит на шаг назад, неловко опуская взгляд в пол и прокашливаясь: — Я только переобуюсь и возьму куртку, — произносит он, проводя рукой по растрепанным волосам. Ему вдруг становится так неудобно перед Минхеном за свой разбитый внешний вид, за свои чересчур очевидные чувства к нему, так он еще и футболку неправильно надел. Но почему-то теплая улыбка старшего неизменна, как бы Донхек ни выглядел, что бы ни делал, поэтому юноша успокаивается. Может быть, теперь все наладится?       

—

      Высокие фонарные столбы освещают пустые, занесенные снегом улицы, по которым медленно идут двое юношей, слегка касаясь локтей друг друга, будто бы случайно и почти незаметно. Прохладный ветер раздувает волосы Донхека во все стороны, и он немного ежится от холода. Редкие снежинки падают с неба, оседая на его куртке и тая за считанные секунды. Минхен недовольно вздыхает и хватает младшего за капюшон, надевая его ему на голову.       Донхек не сдерживает смешка и слабо толкает старшего в бок, заставляя того непонимающе взглянуть на него. Младший поджимает губы и в смущении отворачивается, а Минхен внезапно точно так же толкает его рукой. Они оба улыбаются, но смотрят в разные стороны — Донхек себе под ноги, а старший в небо, в котором время от времени мелькает луна, спрятанная за тучами. И оба думают друг о друге.       У них нет определенного маршрута, но чуть позже дорога, по которой они идут, заводит их в небольшой круглосуточный магазин, где из посетителей только две молодые девушки и взрослый мужчина со своим на вид пятилетним сыном. Кассир лениво пересчитывает деньги в кассе, сверяясь с сегодняшними продажами, наверняка думая только о том, чтобы поскорее передать свою смену другому работнику и отправиться домой.       — Ты куда? — спрашивает Минхен, глядя в спину Донхеку, который через секунду исчезает за стойкой с лапшой быстрого приготовления. Старший не собирался не покупать ничего, кроме сигарет, поэтому не планировал идти вглубь магазина, но внезапно ушедший Донхек все же заставляет его проследовать за ним.       Младший проходит между стеллажами, пытаясь отыскать отдел с алкоголем, и натыкается на тех двух девушек, которых увидел еще пару минут назад сквозь прозрачное стекло магазина. Теперь подойдя поближе, он узнает в одной из них свою бывшую одноклассницу Енхи, которая его тоже сразу же замечает и приветливо улыбается, здороваясь.       — Не ожидала встретить тебя здесь, — произносит девушка с такой интонацией, будто действительно рада видеть Донхека, — как ты? Какими судьбами тут? Как каникулы проходят?       — Да неплохо в общем… — неловко отвечает юноша, опешив от количества вопросов. На последний он предпочел бы вообще не отвечать: все свободные дни он тратит на собирание осколков своего разбитого сердца и на мысли о Минхене, а не отдыхает, как нормальные подростки. — Я вообще-то живу неподалеку, поэтому и оказался здесь, — юноша понимает плечами, — никакой судьбы.       — А это кто? — заинтересованно спрашивает девушка, заглядывая за спину Донхека. Юноша оборачивается и замечает в другом конце помещения Минхена, смотрящего прямо на них. Он молча стоит и будто ждет чего-то, то ли Донхека, то ли тоже ответа на вопрос его одноклассницы.       «Кто?», — думает юноша, вздыхая. Минхен разводит руками в стороны и приподнимает брови в немом вопросе к младшему. — «Хотел бы я сам знать».       Подруга Енхи наклоняется к ее уху и, надеясь, что Донхек не услышит, шепчет: — Разве это не тот друг Ли Джено, который в университете учится, Минхен?       Донхек невольно усмехается, слыша это. Порой он забывает, что Минхен так популярен в определенных кругах, хотя это даже не удивительно: сложно не обратить внимание на такого, как он. Донхек вдруг чувствует себя той самой героиней из подростковой мелодрамы, влюбившейся в плохого парня, в котором она изначально была не заинтересована. За тем маленьким исключением, что он тоже парень, а Минхен совсем не плохой.       Донхек уверен, если спросить некоторых людей, почему им нравится Минхен, они все скажут, в основном, одно и то же: богат, красив, притягателен, сексуален… Если спросить об этом Донхека, то он, наверное, сказать ничего дельного не сможет.       Потому что Минхен приносит ему апельсины, когда он болеет, а может, потому что всегда отдает свою ветровку, если младшему холодно; потому что рядом с ним комфортно, потому что у него самый теплый смех и самая мягкая улыбка, потому что в его глазах видна бесконечная боль, которую юноше хочется у него забрать; потому что он любит чай без сахара, потому что любит сигареты винстон, потому что любит его, Донхека, такого глупого и порой безрассудного.       Хоть всем этим людям и не дано разглядеть то, что находится за маской популярности старшего, юноша все еще уверен, что тоже никогда не заслуживал такого шанса. Наверное, это даже глупо, что такой зрелый для своих двадцати одного года Минхен проводит время с Донхеком, подростком, неспособным разобраться в своих чувствах.       Минхен, видимо поняв, что если он так и будет стоять, то Донхек не придет, направляется прямиком к нему, и, когда подходит, кладет ему руку на плечо, первым вежливо склоняя голову перед незнакомыми девушками, несмотря на то, что те младше. Девушки почти незаметно переглядываются друг с другом, стараясь сдержать улыбки, и Донхек невольно прищуривается, чем чуть не выдает свое недовольство.       — Хек, — вдруг говорит Енхи, и у юноши внутри что-то скручивает от этого обращения одноклассницы к нему; мгновенно возвращаются воспоминания о прежних временах, и стоять рядом с девушкой становится ужасно неловко. — Извини за странную просьбу, но не мог бы ты со своим другом проводить нас до остановки?       Донхеку очень хочется отказать, потому что он прекрасно видит, какими глазами девушки смотрят на Минхена, но в позднее время в столь тихом районе лучше не стоит ходить одним, поэтому юноша вздыхает и поворачивается к старшему в поиске ответа. Минхен согласно кивает, поджимая губы, и глядит на Донхека так, будто бы чувствует его растерянность и неловкость рядом с Енхи, но не понимает, почему это происходит.       Он проходит мимо девушек к холодильнику с алкоголем и достает оттуда бутылку соджу, показывая ее Донхеку и спрашивая: — Ты будешь? — хоть Минхену и неизвестна причина беспокойства младшего, но он видит, что ему нужно расслабиться. Немного подумав, Донхек все же отвечает согласием, и старший вытаскивает еще одну бутылку.       На кассе Минхен берет привычные винстон блю, оплачивает покупку и выходит на улицу, где его уже ждут Донхек и две девушки. Он вручает бутылку младшему в руки, и тот ее тут же открывает, делая глоток. Енхи удивленно глядит на юношу: — Ты в порядке?       — Да, просто жажда замучила, — отвечает Донхек, чувствуя, как в груди разливается тепло от высокого градуса алкоголя, и облизывает губы от капель соджу, смотря Минхену прямо в глаза. И старший почти сразу отворачивается, боясь, что его мысли сейчас направятся совсем не в то русло.       Всю небольшую дорогу до остановки Донхек упорно молчит, полагаясь на умение Минхена переводить все внимание на себя. Девушки расспрашивают старшего об университете, о том, как он познакомился с Джено, с Донхеком, будет ли он на следующей вечеринке Юты, которая буквально через несколько дней, и Минхен честно отвечает на все их вопросы, стараясь поддерживать разговор так, чтобы девушкам даже не пришло в голову спросить что-нибудь у Донхека; старший еще в магазине заметил, что юноша не очень настроен на беседу с ними.       Уже на остановке подруги уговаривают парней подождать автобус вместе с ними, чтобы поболтать еще немного, и они вчетвером усаживаются на скамью, терпеливо ожидая транспорт. Донхек так и не произносит ничего, только молча пьет соджу и разглядывает пустую дорогу, на которую тонким слоем ложится снег, видный лишь под светом фонарей.       — Минхен, не пойми неправильно, но я слышала, у тебя есть девушка, — смущенно говорит подруга Енхи, наконец привлекая внимание Донхека, до этого не следившего за беседой. — Это правда? Просто ты нравишься одной моей подруге, и я хотела бы узнать для нее.       Старший усмехается и на пару секунд поворачивается к юноше, будто проверяя его реакцию. Донхек лишь едва заметно фыркает и вновь делает глоток из бутылки, но Минхену вполне достаточно этого, чтобы понять, что юноше неприятна эта тема.       — У меня никого нет, — отвечает старший, и у подруги точно загораются радостью глаза:       — О, правда? Тогда…       — Но я не заинтересован, извини, — перебивая ее, произносит Минхен. Он незаметно для глаз девушек касается ладони Донхека, лежащей между ними на скамье, и слабо сжимает, словно успокаивая этим жестом юношу. Донхеку действительно становится немного легче от его прикосновения, но легкость эта такая иллюзорная и мгновенная: с каждым таким касанием на самом деле будет становиться только хуже.       Как раз наконец подъезжает автобус, и подруги поднимаются со своих мест, прощаясь с парнями. Енхи ненадолго задерживает тоскливый взгляд на Донхеке и как-то обреченно вздыхает, а затем следом за подругой входит в транспорт. Как только автобус отъезжает от остановки, младший облегченно выдыхает и кладет голову на плечо Минхену, чувствуя абсолютное спокойствие.       — Почему тебе так не комфортно с ними? — все же интересуется старший, надеясь узнать причину странного поведения юноши.       — Когда был твой первый раз? — внезапно спрашивает Донхек, казалось бы, специально переводя тему.       — То есть первый раз? — опешив, отвечает Минхен. — Ты имеешь в виду…       — Секс, Минхен, — на выдохе резко произносит юноша, будто стесняясь обсуждать подобное со старшим. — Да.       — Мне было шестнадцать, — чуть подумав, говорит Минхен. Донхек этому даже не удивляется; наверное, другого ответа он и не ожидал услышать. — А что?       — И… как это было? — сквозь смущение продолжает спрашивать младший, потому что прежде чем рассказывать про себя, ему хочется узнать, как это было у такого опытного человека, как Минхен.       — После этого раза я думал, что больше никогда не буду заниматься сексом, — усмехается старший и ловит на себе вопросительный взгляд Донхека. — Мой партнер был не очень нежен. А твой первый раз когда был?       — Никогда, — отвечает юноша, неловко пожимая плечами. — Между мной и Енхи было кое-что пару лет назад, но до… — Донхек запинается, — до самого главного так и не дошло. Мне очень странно находиться рядом с ней. На самом деле это был просто кошмар, я совсем не понимал, что должен делать. Возможно, потому что она мне не так уж сильно нравилась.       — Не обязательно любить человека, чтобы спать с ним, — хмыкает Минхен и достает из куртки запечатанную пачку сигарет.       — Возможно, но разве не намного приятнее, когда любишь? — отвечает юноша, поднимая голову с плеча старшего и заглядывая ему в глаза.       — Ты прав, — Минхен согласно кивает головой и зажимает сигарету между губ, поджигая ее. Он затягивается и медленно выдыхает дым, затем добавляя: — Но не все могут позволить себе такую роскошь.       Донхек больше ничего не говорит, но над словами Минхена серьезно задумывается. Способен ли он показать ему, каково чувствовать прикосновения любимого человека, или уже слишком поздно для этого? Да и значит ли он вообще для старшего так много, чтобы хоть немного выделиться среди всех тех людей, с которыми Минхен когда-либо спал?       

—

      Донхеку кажется, что весь мир вокруг него кружится, и ровно идти получается с трудом. Виной тому Минхен, не допивший свою бутылку соджу и отдавший ее младшему, который без сомнений довольно быстро выпил весь оставшийся алкоголь. Градус не успел сильно взять Минхена, но все же легкое помутнение сознания его настигло; правда, это не идет в сравнение с тем, как себя чувствует сейчас Донхек.       Спустя полчаса бесцельных блужданий по городу они добираются до реки, покрытой слоем непрочного льда. Юноши спускаются к берегу, чтобы прогуляться по самому его краю, несмотря на то, что в их состоянии это не лучшее занятие. Вдалеке мерцают огни ночного Сеула, а река медленно и размеренно двигается по своему течению, с годами не меняясь, пока у кого-то полностью переворачивается мир. Воздух на берегу кажется намного холоднее, чем в центре города, и Донхек, приоткрыв рот, выдыхает, глядя на пар, тут же взмывающий к небу.       — Мне нравится приходить сюда, когда в голове беспорядок. Помогает собраться с мыслями, — вдруг произносит Минхен, отвлекая Донхека от рассматривания высоток на другой стороне берега реки. Почему-то эти слова мгновенно становятся для младшего такими ценными и важными; приятное чувство окутывает его от понимания того, что Минхен достаточно доверяет ему, чтобы рассказывать такие мелочи о себе. А Донхек только рад узнавать о нем больше — все связанное с ним имеет для него большое значение.       — Почему именно сюда? — спрашивает младший, искренне желая узнать причину.       — Когда мы только приехали с родителями в Корею, река Хан была первым местом, которое я посетил. Я скучал по дому в Канаде, поэтому мне было немного грустно, но, придя сюда, я почувствовал что-то вроде умиротворения, знаешь? — рассказывает старший с ностальгической улыбкой на губах. — Здесь хорошо.       — Все еще скучаешь по дому? — тихо говорит Донхек, опуская взгляд в землю. Упоминание Минхеном Канады, как дома, больно режет по сердцу. Его дом не здесь, в одиноком Сеуле, а в живом и ярком Ванкувере, и именно поэтому младшему следует отпустить его. Но так хочется, чтобы Минхен остался и сделал Сеул чуть менее одиноким.       — А кто бы не скучал? — усмехается старший, пожимая плечами. Донхек замечает, что ему грустно и сейчас, но он пытается скрыть это. — Это неизбежно.       Юноша понимает, что атмосфера стала слишком тоскливой и это надо исправлять, поэтому резко останавливается и садится на корточки, чтобы собрать в руку немного снега и слепить комочек: — Знаешь, что еще неизбежно? — хитро улыбаясь, спрашивает он. Минхен одаривает его вопросительным взглядом и невольно отодвигается от него на шаг назад, будто чувствуя какой-то подвох в вопросе. — Мои атаки снежками!       И снег, неаккуратно собранный в шарик, прилетает прямо в спину успевшему увернуться (благодаря превосходной реакции) Минхену.       — Ты что творишь? — удивляется он, круглыми глазами глядя на Донхека и отряхивая куртку от снега.       Юноша не отвечает и успевает только замахнуться новым снежком, как Минхен выставляет перед ним руки и просит остановиться — ему от кого-то пришло сообщение. Донхек разочарованно вздыхает и бросает комок снега на лед, покрывающий реку; поиграть не удалось, но по крайней старшего от грустных мыслей он все же отвлек. Снежок разлетается в стороны по замерзшей поверхности реки, прямо как сердце Донхека разбивается каждый раз, когда Минхен рядом.       Донхек поднимается с земли и замечает, что внимание старшего сейчас полностью направлено на телефон, а точнее на человека, который пишет ему. Юноша как можно более незаметно подкрадывается к Минхену и заглядывает за его плечо: он успевает увидеть только имя контакта — Еын, — а затем старший улыбается и слабо отталкивает Донхека от себя, больше ничего не давая подсмотреть.       Юноша не подает виду, но ему становится неприятно от понимания того, что Минхену пишет именно Еын. Он знает, это невежливо, но ему не просто интересно, ему жизненно необходимо знать, о чем старший с ней сейчас разговаривает, так что он снова предпринимает попытку заглянуть в телефон Минхена.       — Донхек, хватит, она просто зовет меня в кафе, — старший пытается сохранять серьезное выражение лица, но сдается и тихо смеется, когда юноша надувает губы и приподнимает брови, грустно глядя на него. — Ничего такого, правда.       — Тогда покажи, раз там «ничего такого», — передразнивает Донхек. Хоть его и успокоили слова Минхена, его попытки узнать содержимое переписки уже переросли в своего рода поединок, и теперь юноша просто обязан победить. Донхек смеется и тянется руками к телефону, делая вид, что хочет его выхватить, но старший воспринимает это слишком серьезно и пытается защититься.       Телефон выскальзывает из рук Минхена и мгновенно скатывается вниз к реке, приземляясь на лед в метре от берега.       — Ой… — испуганно произносит Донхек, видя, как далеко укатился телефон, и виновато глядит на старшего. — Извини, я достану его…       — Не нужно, — Минхен тут же преграждает ему путь рукой и уверенно добавляет: — я куплю новый.       Младший непонимающе глядит на него, а затем спустя мгновение разражается громким смехом, искренне удивляясь тому, насколько порой Минхен бывает странный. Старший смотрит на Донхека с легкой улыбкой и недоумением, словно действительно не понимает, как абсурдно прозвучали его слова для юноши.       Донхек, все еще немного посмеиваясь над Минхеном, подходит к самому краю берега, пытаясь прикинуть, сколько шагов ему надо сделать, чтобы достать телефон.       — Зима и правда очень теплая в этом году, лед, наверное, тонкий, — задумчиво говорит он и делает шаг вперед, в тот же момент слыша хруст под ногами.       — Ты с ума сошел? А если провалишься? Ты ведь воды боишься, — произносит взволнованно Минхен, затем сменяя тон на более твердый: — Донхек, не смей идти дальше.       — А что, боишься? — с игривой интонацией спрашивает юноша, одаривая старшего довольной ухмылкой. — Ладно тебе, ничего не случится! Я же у самого берега.       — Я не буду тебя спасать, — раздраженно фыркая, отвечает Минхен. Нет и шанса, что этот лед выдержит вес человека, поэтому старший практически уверен, что Донхек не решится.       Однако слова Минхена для него звучат скорее как вызов, чем то, что должно остановить его.       Донхек аккуратно подставляет вторую ногу на лед, делает еще один широкий шаг вперед и наконец оказывается возле телефона. Он медленно наклоняется к нему, поднимает его и кладет себе в карман куртки. Развернувшись к старшему, юноша победно улыбается, однако его радость длится не долго, потому что лед под его ботинками внезапно начинает трескаться сильнее, и веселое выражение лица мгновенно сменяется на испуганное.       — Минхен, — встревоженно произносит Донхек, глядя на старшего глазами, полными ужаса. — Мне всего лишь восемнадцать, я не хочу умирать. Я ведь еще не успел купить маме посудомоечную машину…       — Сейчас не время для шуток, — раздраженно отвечает Минхен.       — Это помогает мне не паниковать! — возражает Донхек. На льду проступают новые трещины, и юноша делает глубокий вдох и зажмуривает глаза, пытаясь отогнать от себя мысли о том, как он провалится в воду и не сможет выплыть, как жидкость заполнит его легкие.       Повезло, что Донхек ушел не слишком далеко от берега, и сейчас Минхену нужно лишь как-то изловчиться, чтобы ухватить его за руку и помочь выбраться. Он встает на самый край, сгибает ноги в коленях и протягивает юноше руку:       — Донхек, возьми меня за руку, — произносит он, но младший не реагирует. Похоже, страх все же овладел им и сейчас контролирует его тело. Минхену кажется, что он готов вот-вот сойти с ума от отчаяния, но ничего сделать, кроме как продолжить говорить с юношей, он не может. — Донхек, ты слышишь?       К счастью старшего, тот будто просыпается и быстро кивает в ответ. Он открывает глаза и пытается ухватиться за руку Минхена, но ему не хватает всего пару сантиметров, чтобы дотянуться.       — Попробуй чуть-чуть сдвинуться, — просит старший, удивительным образом сохраняя невозмутимое спокойствие. — Если я встану на лед, тогда он точно провалится.       Донхек вновь кивает и осторожно двигает ногу по льду вперед, ближе к берегу, но под ногами все равно раздается треск, заставляя сердце юноши падать в пятки раз за разом. Он тянется дрожащей ладонью к руке Минхена, и наконец ему удается крепко взяться за старшего.       Минхен, убедившись, что находится в устойчивом положении, резко дергает на себя Донхека: тот удачно падает прямо в объятия старшего, приземлившегося на снег, а секундой позже лед в том месте, где стоял Донхек, проваливается. Юноши оба тяжело дышат, и их сердца быстро бьются от только что пережитого стресса, но Донхек вдруг облегченно выдыхает, понимая, что все позади, и укладывает голову на плечо Минхену.       Старший аккуратно пробирается ладонью под куртку юноши, обхватывает его за талию, и у Донхека по всему телу проходит дрожь от прикосновения его холодной руки. Минхен немного поворачивает голову вбок, чтобы сказать:       — Я же предупреждал.       — Прости, — бормочет младший куда-то ему в шею. Рядом с Минхеном так спокойно, что юноша довольно быстро успокаивается, и страх, окутывавший его, отпускает. — Спасибо, что спас. Если бы со мной что-то случилось, тебе пришлось бы потом искать меня где-нибудь в Индии, как в фильме «Я начало». Только у меня глаза совсем обычные…       Минхен, не веря своим ушам, усмехается: — У тебя правда ужасное чувство юмора, — и как только Донхеку удается так плохо шутить в неподходящие моменты? Голос старшего затем смягчается: — Но глаза красивые.       — Заткнись, — смущенно отвечает юноша. — И готов поспорить, твое чувство юмора еще хуже, — посмеиваясь, добавляет он, чуть двигая рукой и тем самым толкая старшего локтем в бок. Он вытаскивает его телефон из своего кармана и вкладывает ему его в руку.       — Зачем ты полез туда? — спрашивает Минхен, став вновь серьезным, и, убрав телефон в куртку под замок, медленно забирается рукой под одежду Донхека и поглаживает его спину, то ли успокаивая его, то ли убеждая себя, что юноша рядом и в порядке. — Ты меня до смерти напугал.       — Ну… я виноват в падении телефона. Мне не стоило пытаться его забирать у тебя, просто я… — тихо отвечает Донхек, боясь продолжить говорить. Он чувствует себя просто полной катастрофой сейчас, самым глупым человеком в мире, но все же шепотом добавляет: — Я ревновал к Еын. Прости, я не должен, я знаю.       Минхен тяжело вздыхает: — Она просто друг.       Донхек понапрасну переживает о Еын, старшему это кажется даже немного глупым и забавным, но только потому, что он абсолютно уверен в своих чувствах к Донхеку, который слишком много думает и волнуется. Если бы Минхен мог, он бы показал юноше, какой он в его глазах: нужный, любимый. Единственный. Дал бы ему почувствовать то, что он чувствует каждый раз при взгляде на него: тепло, солнце, цитрусы, прибрежный ветер, нежность. Потому что Донхек — лето, и Минхен любит лето больше всего на свете, даже если сейчас зима.       — Я тоже, — произносит младший, чувствуя, как неприятно бьет по сердцу осознание этого факта. — Просто друг.       Юноша расставляет руки по бокам от головы Минхена и слегка приподнимается, будто собираясь встать, но рука старшего под его курткой крепко держит его и не дает сдвинуться с места. Донхек непонимающе смотрит на Минхена, и тот глядит на него в ответ грустными глазами, полными отчаяния, и, кажется, чего-то ждет. У юноши щемит сердце: видеть Минхена таким почему-то невыносимо тяжело и больно.       Юноши сохраняют зрительный контакт еще пару секунд, и Донхек, не выдержав, отводит взгляд и вздыхает, затем вновь поднимая глаза на Минхена. Он наклоняется вперед и оставляет легкий, почти незаметный поцелуй на губах старшего, и даже от такого невинного прикосновения по их телам словно проходит электрический ток, заставляя их тянуться друг ко другу снова и снова, чтобы почувствовать это еще раз.       Минхен пропускает пальцы сквозь пряди волос юноши и притягивает его ближе к себе, целуя уже более уверенно. Их поцелуй, медленный и нежный, наполнен их неизмеримой тоской друг по другу, которая с каждым днем только увеличивается, словно бездонная пропасть. Страшно представить, во что она превратится, когда им придется расстаться насовсем. Они так привыкли к присутствию друг друга в своих жизнях, что теперь вряд ли смогут забыть обо всем, что между ними когда-либо было.       Юноши разрывают поцелуй, и Донхек прижимаются лбом ко лбу Минхена. Они соприкасаются носами и оба тяжело дышат, ощущая быстрое сердцебиение друг друга.       — Разве друзей так целуют? — шепчет Минхен, водя пальцами по спине юноши и заставляя его вздрагивать от каждого касания. — Зря мы это делаем. Потом будет только хуже.       Старший говорит это спокойно, преподнося как какой-то бесполезный факт, словно рассказывает о погоде, и продолжает одной рукой обнимать Донхека за талию, а второй гладить его по волосам, потому что понимает: бессмысленно на самом деле игнорировать то, что они оба чувствуют. И пытаясь сдерживаться, они делают только хуже.       — Мы все равно будем друзьями, если тебе так проще, — обреченно вздыхая, отвечает младший. — Вам с Ютой ваши отношения не мешали.       — С Ютой было иначе, — возражает Минхен.       «Потому что он никогда не был тем, кого я в действительности желал».       — И чем он отличается от меня? Лучше в сексе? — обиженно выпаливает Донхек, удивляясь самому себе. Даже он сам не ожидал, что может такое сморозить. — Прости… глупость сказал.       Минхен в ответ ничего не произносит и только тихо смеется над юношей, который от смущения прячет лицо в изгибе шеи старшего.       Помимо очевидных вещей, на самом деле Юта очень многим отличается от Донхека. К нему никогда не было таких чувств, ради него не хотелось все бросить и остаться в Сеуле, рядом с ним было спокойно и ничуть не больно, в то время как находиться рядом с Донхеком — сплошное испытание. С Ютой не хотелось быть таким осторожным и заботливым, потому что он был тем, кто заботился и всегда оставался сильным, несмотря ни на что. Однако, невзирая на все положительные качества и стороны Юты, сердце Минхена, впрочем, как и сердце самого Юты, всегда тянулось к другому человеку. Но обо всем этом сейчас он умалчивает.       — Минхен, — шепчет Донхек в шею старшему, обдавая его кожу горячим дыханием.       — М? — тихо мычит тот в ответ.       — Поцелуй меня еще раз, — просит младший почти отчаянно. — Пожалуйста.       — Донхек, ты пьян, — вздыхая, произносит Минхен. Он всеми силами старается не показывать то, как на самом деле ему трудно сдерживаться перед таким Донхеком, который просит о поцелуе столь жалобным тоном.       — Я знаю. Ты тоже, — отвечает юноша, приподнимаясь и заглядывая старшему в глаза. — Так поцелуешь или нет?       Минхен смотрит на Донхека устало, чувствуя себя проигравшим, даже самым худшим игроком, потому что совершенно не может сопротивляться младшему. Никогда не мог. Он подается вперед и прикусывает Донхека за нижнюю губу, затем оставляя на ней короткий поцелуй, как бы намекая на то, что продолжения не будет, но младший не дает ему и шанса отстраниться: он прижимается ближе и обхватывает лицо старшего своими замерзшими ладонями, наоборот углубляя поцелуй.       Целовать Минхена до безумия приятно и так сладко, что внизу живота скручивается тугой узел и что-то слабо тянет. Еще немного и Донхек совсем потеряет себя в Минхене, в его прикосновениях, в мыслях о нем, поэтому он разрывает поцелуй и в очередной раз смотрит ему в глаза, замечая в них лишь бесконечную нежность. Когда старший так смотрит, юноше хочется исчезнуть, раствориться, но только не испытывать это странное чувство внутри, напоминающее тех самых бабочек в животе, о которых все говорят в фильмах и пишут в книгах. Оно пугает и заставляет его осознавать, насколько он подконтролен Минхену.       Донхек слезает со старшего и ложится рядом с ним, поворачивая голову вбок и рассматривая его профиль. Он вновь ловит себя на мысли: «красивый», но не замечает, как произносит это вслух.       — Что? — переспрашивает Минхен, поворачиваясь к юноше, который тут же понимает, что только что сказал, и смущается.       — Ничего, — отвечает Донхек, переводя взгляд на небо, и надеется, что старший действительно его не расслышал. Минхен усмехается, понимая, что младший точно не повторит сказанное, и тоже отворачивается. Однако он все слышал, просто не подает виду. — Мы сейчас почти как в твоем любимом «вечном сиянии чистого разума», только на снегу вместо льда. Река Хан подвела.       — Ты помнишь это? — спрашивает Минхен, удивляясь тому, что Донхек действительно помнит его любимый фильм.       Младший в ответ пожимает плечами: — А должен был забыть? Мне интересны такие вещи о тебе.       — Просто… непривычно, — произносит старший. Он видит, что у Донхека есть к нему чувства, но все равно каждый раз удивляется таким вещам. Донхек, который раньше смотрел на него раздраженно и неприязненно, сейчас помнит его любимый фильм.       — Я немного замерз, — говорит младший, вжимаясь в куртку посильнее в доказательство своим словам. — Может, в кафе?       

—

      Прогуливаясь по улицам, юноши выбирают небольшое и не самое примечательное круглосуточное кафе, внутри которого с потолка свисают большие лампы, излучая приглушенный свет и создавая комфортную атмосферу. Большинство столиков оказываются никем не занятыми, и Донхек ведет Минхена за собой в самый угол кафе, где их не будет особо видно другим немногочисленным посетителям.       Юноша плюхается на мягкий диван, побивая рукой по месту рядом с собой, чтобы старший сел туда, и затем хватает в руки маленькое меню, лежащее на столе перед ним.       — Я не очень голоден на самом деле, я бы съел что-нибудь легкое, — задумчиво произносит Донхек, — а ты?       Минхен не отвечает на вопрос юноши — он совсем не слушал его, пока осматривался по сторонам и разглядывал само кафе, — поэтому младшему приходится пощелкать пальцами у него перед лицом, чтобы привлечь внимание.       — Мне все равно, — старший пожимает плечами.       — Тогда какое мороженое ты любишь? — спрашивает Донхек.       — С печеньем, — не задумываясь, сразу же отвечает Минхен.       — Тут такого нет, — грустно вздыхая, говорит младший. — Давай я отведу тебя к себе домой и сам покрошу печенье в твое мороженое?       Старший поворачивается к Донхеку лицом и хитро ухмыляется: — Ты приглашаешь?       — Будешь так на меня смотреть, и вместо печенья я покрошу тебя, — толкая Минхена в плечо, смущенно произносит юноша.       — Мы что, вернулись в прошлое? — произносит старший, наигранно удивляясь, и прижимает руку к сердцу, притворяясь, что слова Донхека задели его.       «Значит, будешь издеваться», — думает юноша, недовольно приподнимая брови и толкая языком щеку. Минхен тут же меняется в лице, заметив странный взгляд Донхека на себе: тот смотрит на него с вызовом и даже насмешливо, будто замышляет что-то.       — Донхек, ты… — старший не успевает договорить: младший резко хватает его за воротник куртки и притягивает к себе, прижимаясь губами к его губам. Растерявшись от неожиданности, Минхен даже не успевает ответить на поцелуй, и Донхек так же быстро, как притянул его к себе, разрывает поцелуй и медленно, едва ощутимо проводит кончиком языка по его нижней губе, затем отодвигаясь и с довольной улыбкой спрашивая:       — Разве такое было в прошлом? — и отворачивается, с непринужденным видом вновь хватая в руки меню.       Минхен не уверен, что способен после такого адекватно мыслить, поэтому оставляет вопрос юноши без ответа. Что-то было в этом коротком поцелуе такое будоражащее и соблазнительное, что заставило старшего почувствовать совершенно новые эмоции. Донхек всегда целует либо нежно, либо страстно, но он никогда не целовал его так дразняще, будто испытывая его на прочность, проверяя, как долго он сможет терпеть.       И Минхен не знает, сколько еще выдержит.              

— 橙子 —

             В каком-то смысле идея Ренджуна посмотреть фильм оказывается провальной, потому что кино, которое они нашли, переключая каналы, не то чтобы скучное, но рядом лежащий Джемин намного интересней, поэтому через некоторое время старший совершенно забывает о фильме и поворачивает голову вбок.       — Как думаешь, любовь правда живет три года? — с задумчивым видом спрашивает Джемин, размышляя над главной темой фильма. Он не отрывает взгляд от экрана телевизора, но Ренджун уверен, что юноша заметил его пристальный взгляд. Старший в ответ только пожимает плечами. — Просто если это так, то это немного грустно.       — Во всем есть плюсы, — произносит Ренджун, заставляя Джемина повернуться к нему и изумленно взглянуть на него.       — Какие в этом могут быть плюсы? — удивляется он, не понимая, как в такой печальной вещи может быть что-то хорошее.       — Безответно влюбленным не придется страдать больше трех лет, — хмыкая, отвечает старший, и так и продолжает не сводить с Джемина взгляда. Выражение лица младшего тут же смягчается, и он тихо говорит:       — Что, если на их чувства ответят в последний момент? — уголки губ Джемина слегка растягиваются в мягкой полуулыбке. На этот вопрос у Ренджуна точно нет ответа.       Чувства переполняют юношей, но старший сдерживает себя, не позволяя эмоциям накрыть его с головой, поэтому они молча лежат на кровати почти в полной темноте, глядя друг другу в глаза и ничего не предпринимая, пока на них падает неяркий свет от телевизора. Кажется, будто время застыло, и сейчас есть только Ренджун и Джемин, они и их не озвученные чувства.       Внезапно боль в ране на щеке дает о себе знать, и Ренджун морщит лицо, прикладывая ладонь к щеке, но делает этим только хуже.       — Ты уверен, что все в порядке? — обеспокоенно спрашивает Джемин, хватая руку старшего и убирая ее от его лица, чтобы посмотреть на царапину.       — Да, просто немного болит, — отнекивается Ренджун, отворачивая голову в другую сторону от юноши. Джемин обреченно вздыхает и поднимается с кровати, бросая приказным тоном:       — Пошли, — и скрывается за порогом комнаты, направляясь в ванную.       Ренджун недовольно фыркает, но все же подчиняется и идет следом за младшим. Джемин роется в шкафчиках, пытаясь найти маленькую коробочку с медикаментами, а старший, зайдя в небольшое помещение, усаживается на стиральную машинку и упирается ладонями в ее края.       Наконец найдя перекись, Джемин берет ватную палочку, стоящую на тумбе рядом, и затем окунает ее в средство.       — Подойди сюда, — произносит он мягко.       — Я же сказал, что все в порядке, — вздыхает Ренджун, все еще пытаясь стоять на своем. Тогда Джемин сам подходит к старшему почти вплотную, устраиваясь между его ног, чтобы было проще достать до раны на щеке.       — Надо обработать, — отвечает юноша, аккуратно прикладывая вату к царапине на щеке Ренджуна. Тот шипит от неприятных ощущений и инстинктивно пытается отодвинуться назад, на что Джемин усмехается и кладет ладонь на затылок юноши, притягивая его обратно ближе к себе. Ренджун морщится от прикосновений к ране, но на этот раз сидит смирно, а младший складывает губы трубочкой и дует на царапину, чтобы не так щипало.       Старший отводит взгляд в сторону, в очередной раз за вечер чувствуя себя смущенно из-за заботы со стороны Джемина, а тот перемещает руку с шеи Ренджуна на его щеку, затем аккуратно убирая челку с его лба. Старший глядит на юношу и приподнимает брови в немом вопросе «что ты делаешь?», но Джемин игнорирует его. Сейчас Ренджун словно в ловушке, и ему некуда сбежать. Джемин проводит пальцами сквозь пряди волос старшего, медленно опускает ладонь до затылка и тянется вперед, одновременно придвигая юношу.       Он в одно мгновение сокращает расстояние между их лицами, накрывая губы Ренджуна своими. Сначала Джемин целует мягко, осторожно, неторопливо, но как только к старшему приходит осознание происходящего, и он начинает целовать в ответ, поцелуй перерастает в напористый, местами даже слегка грубый. Их чувства сплетаются в поцелуе, переполняя их.       Джемин водит ладонью по спине Ренджуна, придерживая его лицо другой рукой, а старший сжимает плечи юноши. Футболка младшего действительно слишком большая для Ренджуна, из-за чего сейчас она открывает его шею и ключицы, предоставляя Джемину большее пространство для поцелуев. Он отстраняется от губ старшего и оставляет поцелуй на линии челюсти, затем спускается чуть ниже и невесомым прикосновением целует кадык. Ренджун запрокидывает голову назад и судорожно выдыхает, когда чувствует, как джеминовы губы касаются его ключиц.       — Стой, — произносит он, слабо отталкивая от себя юношу. — Не надо.       Джемин послушно отстраняется и облизывает губы, затем вновь пододвигаясь и обнимая Ренджуна за талию. Он резко стаскивает его со стиральной машинки, и старшему приходится обхватить юношу ногами, чтобы не упасть.       — Ты с ума сошел? — вскрикивает он от неожиданности. Младший смеется в ответ, наслаждаясь реакцией юноши, и кружится на месте. Ренджун угрожающе добавляет: — Отпусти меня, Джемин, или пожалеешь.       Осторожно, стараясь ни во что не врезаться, младший доходит до своей комнаты и, подойдя к кровати, медленно наклоняется, опуская Ренджуна на нее. Затем он тоже забирается в постель и нависает сверху над юношей, смотря ему прямо в глаза каким-то проникновенным и пронизывающим взглядом, заставляя его осознавать свое безвыходное положение, потому что от этих глаз никуда не скрыться, а сердцу от их глубины тяжело.       Джемин наклоняется и оставляет короткий поцелуй на губах Ренджуна. Они недолго молча смотрят друг на друга, а затем словно в один момент осознают, что между ними произошло, и неловко отворачиваются друг от друга, едва не краснея. Джемин перекатывается на спину и укладывается рядом с Ренджуном.       — Может быть, любовь живет и не три года, — вдруг разрушает тишину старший. Джемин не сдерживает довольной улыбки; он находит ладонь Ренджуна и осторожно, будто боясь, что его оттолкнут, переплетает с ним пальцы. — Только вот правда ли безответно влюбленным ответили на чувства?       Джемин, не сомневаясь ни секунды, тут же отвечает: — Правда.       — Уверен? — Ренджуну пока трудно поверить в то, что его трехлетние чувства действительно не остались в итоге без ответа.       — Как никогда, — произносит младший, крепче сжимая ладонь юноши.       От слов Джемина Ренджун чувствует облегчение, будто с его плеч наконец упал тот тяжелый груз, который он нес на себе в течение последних лет. И большего ему и не надо. Уверенность к нему придет позже, а пока достаточно того, что говорит Джемин.       

—

      Позже ночью к юношам совершенно не идет сон, поэтому Ренджун привычно сидит у открытого окна и курит, сбрасывая пепел во всю ту же баночку, заботливо поставленную для него Джемином, который сейчас лежит на кровати с телефоном в руках, просматривая социальные сети.       За окном сильнейший снегопад, какой Ренджун только видел в своей жизни, и из-за этой погоды на улице кошмарная видимость: с третьего этажа едва видно детскую площадку во дворе. Кажется, будто вокруг только один снег и больше ничего.       На мгновение Ренджуну кажется, что он сошел с ума, когда перед его глазами возникает яркая вспышка, и следом он слышит грохот в небе. Он тут же переводит взгляд на Джемина, который смотрит на него напуганными глазами, и старший понимает, что ему не привиделось.       — Ты ведь тоже это слышал? — тихо спрашивает Джемин дрожащим от страха голосом. — Я не схожу с ума?       Ренджун вспоминает кое-что со школьных уроков физики, на большей части которых Джемин спит, и произносит:       — Гроза бывает зимой, но это редкое явление, — он тушит сигарету и закрывает окно, затем подходя к юноше.       — Отлично, — с иронией замечает Джемин, все еще чувствуя себя неуютно, — гроза до меня и зимой добралась.       — Ты в порядке? — спрашивает Ренджун, присаживаясь на кровати рядом и поглаживая младшего по руке.       Джемин сразу же блокирует телефон, откладывает его в сторону и внезапно подползает к Ренджуну, обнимая его и прижимаясь головой к его груди. Он ощущает запах его сигарет, уже успевший стать родным, и чувствует себя спокойнее: — Теперь да, — старший кладет подбородок на макушку юноши и глубоко вздыхает. Джемин шепотом добавляет: — Прости меня.       — За что? — удивляется Ренджун.       — За то, что причинял боль, — отвечает ему младший, крепче обнимая его, будто пытаясь этими объятиями компенсировать все те обидные вещи, которые сотворил по отношению к старшему. — За то, что так долго разбирался в своих чувствах.       — Все нормально, — говорит Ренджун, наверное, больше пытаясь убедить в этом себя.       Он ложится на кровать, утягивая Джемина за собой, и одной рукой прикрывает себя и его одеялом. Младший окончательно успокаивается и, кажется, через какое-то время засыпает, лежа у Ренджуна на груди. Старший слушает размеренное дыхание юноши, чувствует тепло его тела и оттого сам начинает проваливаться в сон.       Все же есть одна вещь, которая его до сих пор тревожит, однако пока что он не готов говорить об этом Джемину. Скажет, когда придет время, а пока Ренджун убирает все плохие мысли в дальний ящик на замок и концентрирует внимание лишь на юноше, которого сейчас обнимает.       Пока что это самое важное.              

— 橙子 —

             В кафе Донхек и Минхен проводят недолгое время. Младший поедает свое мороженое, с неподдельным интересом слушая рассказы Минхена о его университетской жизни, любимом сериале и еще какой-то теории струн и мультивселенной, которые тот изучает на парах по физике. Донхек в ней почти ничего не понимает, кроме закона о силе притяжения, да и то, формулу никогда сам не вспомнит, однако слушать Минхена настолько интересно, что юноша невольно пытается разбираться и спрашивать какие-то непонятные или удивительные для него моменты.       — Хочешь сказать, что параллельные вселенные действительно могут существовать? — спрашивает он, не веря в то, что такие вопросы действительно рассматриваются в физике. Ему всегда казалось это лишь сказками, которые придумывали писатели-фантасты. — Ты веришь в это?       — Не знаю, — Минхен пожимает плачами и задумчиво хмурится, — мне кажется, это имеет смысл. Когда ты делаешь выбор выбор между тем, какое мороженое тебе съесть, шоколадное или клубничное, вселенная расщепляется на две ветви, в одной из которых ты выбираешь шоколадное, а в другой клубничное. И так до бесконечности с каждым подобным событием, у которого есть несколько исходов.       — Это значит, одно такое событие может настолько повлиять на нашу судьбу в параллельной вселенной, что в другой вселенной ты можешь быть, например… — Донхек задумывается, — капитаном космического корабля? А я… каким-нибудь флористом? И все это существует прямо сейчас?       — Именно, — с довольным видом кивает Минхен, полагая, что младший его наконец-то понял, но в следующую секунду его радость рушится:       — Разве это не странно? — возражает Донхек, поднося ко рту ложку с шоколадным мороженым. — Как в один момент в одном месте может существовать несколько параллельных вселенных? Неужели это совсем никак не ощущается… За столько лет могла бы появиться хоть какая-то лазейка.       — Есть теория о том, что декогеренция не позволяет параллельным вселенным взаимодействовать, — объясняет Минхен, встречаясь с непонимающим взглядом юноши. Старший вздыхает, осознав, что говорит слишком сложно, и пытается перефразировать: — Проще говоря, у каждой вселенной есть волновая функция, и все вселенные колеблются по-разному, из-за чего не подозревают о существовании друг друга.       — Ты сказал «проще говоря», но я так ничего и не понял, — усмехается Донхек, заставляя старшего нахмуриться и задуматься над тем, как доступнее всего преподнести информацию.       — Это как радио. Сигналов куча, но ты можешь настроить его только на одну частоту, а с остальными он при этом теряет когерентность, то есть связь, — наконец вспомнив самый простой пример, произносит Минхен. — Если совсем упрощать, то декогеренция — это когда нет связи, а когерентность — когда есть. Связи нет, поэтому мы не видим другие вселенные, они не видят нас.       Донхек тихо протягивает «а-а», в конце концов поняв, что пытался ему объяснить старший. — Как думаешь, мы с тобой когерентны? — спрашивает он, переводя взгляд за окно и с удивлением замечая на улице настолько сильный снегопад, что за снежной пеленой ничего не видно дальше пары метров.       — Не знаю, — отвечает старший, опешив. — На этот вопрос у физики нет ответа.       — А у тебя? — тут же спрашивает юноша, поворачиваясь к Минхену и заглядывая ему в глаза. Тот удивленно смотрит на Донхека, не представляя, что должен вообще на это сейчас сказать. Благо, младшему вовремя приходит сообщение, и он отвлекается на него, доставая телефон из кармана джинс.       Если переносить значение когерентности на них, простых людей, и размышлять чисто философски, то раньше Минхен бы без сомнений ответил «нет», но теперь он уже ни в чем не уверен. Когда-то они были подобны паралелльным вселенным, между которыми невозможно установить какую-либо связь из-за декогеренции, а теперь все вдруг изменилось — их взаимоотношения налаживаются с поразительной скоростью. Может, они и есть та самая лазейка между вселенными, о которой говорил Донхек. Но насколько долго эта лазейка может просуществовать? Это невозможно просчитать даже с помощью теории вероятности: в этой ситуации числа Минхену ничего не дадут, а выбор так и останется лишь за ним.       [мама] 00:12 «у меня есть новость. ты скоро домой? погода жуткая»

[вы] 00:13 «я сейчас в кафе с минхеном, но скоро буду дома. не теряй»

      — Слушай, — виновато скривив губы, произносит Донхек, — может, пойдем уже? Не хочу, чтобы мама переживала.       Минхен пожимает плечами: — Хорошо. Я провожу тебя.       Младший в его словах улавливает явное «только провожу и все, не буду оставаться на ночь», но делает вид, что его это совсем не задевает. Несмотря на то, что это единственное, чего Донхек хочет: чтобы Минхен остался (и не только на эту ночь).       Из-за недовольства юноши старший сам оплачивает его шоколадное мороженое, стоящее почему-то незаслуженно дорого, хотя кафе не такое уж популярное и мороженое не такое уж вкусное, чему возмущался Донхек в самом начале, когда ему только принесли его заказ. Юноши выходят на улицу, и их тут же заносит снегом со всех сторон: такого снегопада младший в своей жизни еще никогда не видел.       — Ого, — произносит Донхек, натягивая капюшон, — это как ливень, только снежный. Ты видел такое когда-нибудь?       — В Канаде это нормальная погода, — шутит Минхен, улыбаясь тут же нахлынувшим воспоминаниям из детства о холодной канадской зиме. Хоть он и не очень любит это время года, — впрочем, он не любил даже будучи ребенком, — сейчас его накрывает легкая ностальгия. Смотреть в Рождество на белый, заметенный снегом Ванкувер за окном… Было в этом что-то особенное, что шестилетний Марк — как его называют бабушка с отцом — тогда не был способен понять.       Не заметив бордюр, Донхек запинается об него и летит, к счастью, прямо в сугроб, все равно каким-то образом умудряясь удариться ногой об стоящий рядом фонарный столб. Минхен тут же бросается к нему:       — Ты в порядке? — обеспокоено спрашивает он, вместо ответа слыша лишь внезапный смех юноши над своим эффектным падением. Старший подает Донхеку руку, и тот с его помощью поднимается, но чувствует резкую боль в ноге.       — Точно будет синяк, — раздосадовано вздыхает юноша и садится обратно на асфальт. — Кто вообще сюда поставил этот дурацкий фонарь?       — Сильно болит? — заботливо спрашивает Минхен, присаживаясь на корточки рядом с Донхеком. — Идти можешь?       — Не могу, — честно отвечает младший, а затем корчит мученическое выражение лица, притворяясь тем самым персонажем фильма, который задерживает всех из-за своей травмы: — Минхен, оставь меня! Иди один…       Старший снисходительно улыбается, оценив шутку юноши: — Раз не можешь идти, я донесу тебя, — и встает, затем помогая Донхеку подняться тоже. Он разворачивается к младшему спиной и произносит: — Запрыгивай.       Донхеку ничего в этой ситуации не остается, кроме как послушаться. Выбора нет: нужно торопиться домой, иначе их либо просто занесет снегом, либо он простудится и пролежит в постели половину зимних каникул, выпивая невкусные сиропы. Благо, идти не так уж далеко.       Донхек обвивает руки вокруг шеи Минхена, а тот подхватывает его за ноги и приподнимает чуть выше, чтобы было удобнее нести юношу на спине. Донхек прижимается щекой к щеке старшего, ощущая тепло, исходящее от его тела. Поддавшись порыву, он на мгновение касается губами его шеи, и Минхен едва заметно вздрагивает от неожиданности, но ничего не говорит против, и младший довольно улыбается, возвращая голову в прежнее положение.       Только вот пока Донхек радуется тому, что Минхен позволяет делать с ним такие вещи без слов о том, что им стоит держать дистанцию, сам Минхен думает о том, правильно ли все это. Какой-то невинный поцелуй в шею вызывает у него столько эмоций, сколько никогда не вызывал даже секс с его бывшими партнерами. Минхен всегда боялся своих чувств к Донхеку, потому что знал, что они отличаются от всего того, что он чувствовал к людям раньше. Он — компас, Донхек — магнитная аномалия, постоянно сбивающая его с верного пути. А может, никакой аномалии и нет, и с младшим все в порядке, просто сам компас неисправен и тянется не туда, куда ему положено.       Решение давно принято, и, казалось бы, больше не о чем думать, но Минхен все продолжает пытаться понять, правильно ли он поступает, правильно ли вообще проводить последние дни в Сеуле с Донхеком, а не держа дистанцию с ним. Ему в принципе все с Донхеком кажется неправильным, но слишком необходимым, чтобы отказаться. И как они вообще докатились до этого?       Минхен отчетливо помнит, как впервые увидел Донхека. Скептический взгляд его красивых карих глаз, настроенных чуть ли не враждебно без какой-либо на то причины. Напряжение между ними, которое ощутили все. Притяжение, которое почувствовали они оба. И обоих одолел глупый страх; у каждого свой. Донхек не знал, каково любить, а Минхен знал, что это больно. Знал, каково это, когда твое сердце разбивают вдребезги, а ты все равно любишь и не знаешь, что с этим делать. В этом природа людей — избегать того, что вызывает страх.       Внезапно улицу освещает яркая вспышка, а затем в небе раздается грохот: юноши оба дергаются от неожиданности.       — Это что, гроза? — удивленно спрашивает Донхек, не веря тому, что только что услышал. Минхен в ответ кивает:       — Зимой случается такое, но очень редко.       — Бедный Джемин, — тут же тихо произносит младший, вздыхая. — Надеюсь, он не один сейчас.       — А что с ним? — непонимающе спрашивает старший.       — Он боится грозы, ты не знал? — говорит Донхек без какого-либо осуждения.       — Не знал, — отвечает Минхен. — Он никогда не рассказывал.       — Мне тоже. Я сам заметил, как он вздрагивает от каждого раската грома, — рассказывает юноша, — он пытался скрыть это, чтобы мы не посмеялись над ним. Такой дурак, — улыбаясь, произносит Донхек.       Минхен в ответ лишь усмехается, в очередной раз осознавая, насколько юноша внимательный и проницательный, когда дело касается чувств других людей. Может, если бы он немного больше думал о своих чувствах, сейчас все было бы иначе, но нет смысла винить его, потому что в этой ситуации есть и вина Минхена. Недосказанность, страх перед чувствами, слишком позднее их осознание разрушили все. Может, между ними ничего быть и не должно было вообще, как грозы зимой.       Может, гроза — это знак, что нужно все прекращать.       Снегопад понемногу стихает к тому моменту, когда юноши доходят до дома Донхека. Минхен опускает его со своей спины на землю и отходит в сторону, глядя на то, как младший достает ключи от квартиры из кармана джинс.       — Как твоя нога? — обеспокоенно спрашивает старший. — Сам поднимешься?       В ответ Донхек лишь уверенно кивает головой. Казалось бы, сейчас Минхен и должен уйти, но он стоит на месте, не решаясь сдвинуться. Он мысленно пытается заставить себя попрощаться с Донхеком, но не может сказать и слова. Младший наконец смотрит на него, замечая сомнения и борьбу с самим собой в его взгляде. Донхек вздыхает, понимая, что старшему слишком сложно сейчас самому что-либо произнести, и первым разрушает тишину:       — Зайдешь? Я обещал тебе мороженое с печеньем, — уголки его губ приподнимаются в слабой улыбке.       Минхен молчит, пытаясь принять решение. Он знает, что это не приглашение зайти: это приглашение остаться на ночь, и потому это не кажется такой уж хорошей затеей, учитывая обстоятельства. Однако время уже позднее, а Минхен ясно понимает, что не хочет прощаться с Донхеком.       — Если теория о мультивселенной верна, это значит, что не важно, что ты решишь, в одной из вселенных ты все равно согласишься зайти, — сдавшись, произносит младший. Минхен удивленно смотрит на него, потому что не ожидал услышать от юноши это. — Решай, чего ты хочешь в этой вселенной.       — Используешь мои слова против меня, — наконец отвечает старший, усмехаясь.       — Уверен, что против? — приподнимая бровь, спрашивает Донхек и смотрит на Минхена с вызовом. — Против тебя из нас двоих тут только ты.       У старшего вырывается смешок, и он неверяще глядит на юношу. Но понимает, что Донхек прав: Минхен идет против своих же чувств, и это не приносит ему ничего хорошего, поэтому он делает шаг вперед, слыша, как под ногами скрипит снег. — Твоя взяла, — произносит он, забирая у младшего ключи и самостоятельно открывая ими дверь в подъезд.       Они медленно поднимаются по лестнице, и Донхек пытается за это время придумать, как он представит Минхена маме. За все время знакомства юноши с ним мама младшего видела Минхена всего несколько раз и практически ничего о нем не знала. И хотя Донхек близок с мамой, и она знакома со всеми его друзьями, сейчас почему-то ему становится страшно от мысли, что мама действительно будет разговаривать с Минхеном, спрашивать у него всякое.       Когда Донхек прокручивает ключ в замке и наконец открывает массивную дверь, он слышит возмущенный голос мамы, доносящийся с кухни:       — Неужели явился? — невысокого роста женщина появляется в коридоре. У нее недовольный взгляд, и брови сведены на переносице, но как только она замечает рядом с сыном другого юношу, выражение ее лица меняется и смягчается. — Ох, ты привел друга.       — Да, он останется на ночь, ничего страшного? — спрашивает Донхек, растягивая губы в виноватой улыбке, и неловко добавляет: — Это Минхен. Ты его видела сегодня, он приходил.       — Здравствуйте, — старший наклоняется, вежливо приветствуя женщину. Та сразу же улыбается и слегка кивает головой в ответ.       — Ну проходите, проходите, чего в коридоре встали! — произносит она, махая рукой в сторону кухни.       Юноши переглядываются и, разувшись и повесив куртки в шкаф, послушно следуют за женщиной. Они садятся за стол, и в комнате наступает неловкая тишина, но как только мама собирается что-то произнести, Донхек тут же перебивает ее и не дает ей сказать и слова.       — Мам, только давай сегодня без вопросов? Завтра спросишь у Минхена все, что тебя интересует, — жалобным тоном произносит он, зная, как мама любит расспрашивать его друзей, которые все через это прошли в первую встречу. Больше всех она любит Джено, потому что он всегда с удовольствием с ней разговаривает, и Донхек не может ее винить: Джено действительно обаятельный и слишком всем нравится.       — Все в порядке, — тихо возражает Минхен, чуть касаясь пальцами руки юноши, чтобы заверить его в своих словах.       Раскладывая посуду по полкам, женщина задает Минхену самые обычные вопросы о том, сколько ему лет, чем он занимается, как давно он дружит с ее сыном (на этом вопросе Донхек едва ли не плачет от ироничности ситуации), есть ли у него невеста (а на этом вопросе он буквально готов пробить лоб рукой).       — Нет, невесты у меня нет, — вежливо улыбаясь, отвечает Минхен.       Мама пожимает плечами: — Тогда жених?       Вот тут-то Донхек, кажется, готов сгореть от стыда, потому что старший ничего не может ответить. К счастью, у него звонит телефон, и на экране высвечивается «мама». Минхен говорит, что отойдет предупредить маму, что сегодня не будет дома, а Донхек поднимается со стула и подходит к своей маме:       — Ты написала, что у тебя есть новость.        — Да, — соглашается женщина, кивая. — Но прежде скажу, что твой друг мне нравится.       Юноша усмехается, думая «знала бы ты, как мне он нравится», но вместо этого произносит: — Даже больше, чем Джено?       — Нет, дорогой, Джено — номер один, — смеется мама, но затем становится серьезной: — С утра у меня встреча с адвокатом по разводам.       — Что? Зачем? — удивленно спрашивает юноша, не веря тому, что слышит.       — Хочу развестись с твоим отцом, — довольно произносит женщина, глядя на то, как выражение лица сына меняется с шокированного на радостное. Но на мгновение ей даже становится грустно от осознания того, что в их семье это воспринимается, как хорошая новость. — Прости, что у тебя такой отец.       Юноша обнимает маму и покачивает ее из стороны в сторону: — Плевать на него. Мне достаточно тебя.       На пороге кухни появляется Минхен и вдруг чувствует себя неудобно из-за того, что вошел не вовремя. Донхек стоит к нему спиной, а вот его мама смотрит прямо на него: она замечает, какие у Минхена добрые, даже невинные глаза, и мягко ему улыбается, затем отстраняясь от сына. — Хек, я пойду спать, хорошо? Не шумите сильно.       Женщина проводит рукой по волосам юноши, и тот кивает в ответ на ее просьбу, произнося: — Спокойной ночи.       — И тебе, — отвечает мама. — Приятно было наконец познакомиться, Минхен, — добавляет она на выходе из кухни и вновь по-доброму улыбается. Юноша вновь кланяется ей, а затем женщина уходит в свою комнату, закрывая за собой дверь.       — Не знал, что твоя мама настолько милая, — говорит Минхен, вновь усаживаясь за стол. — Но я не удивлен, потому что ты такой же.       Донхек усмехается, надеясь, что старшему незаметно то, как он смутился от его слов: — Наверное, — он подходит к холодильнику, открывает его и достает оттуда большую упаковку пломбира. — Вот, осталось найти печенье.       Порывшись в навесных шкафчиках, юноша наконец вытаскивает оттуда шоколадное печенье и крутит упаковку в руке, пытаясь найти срок годности. — Отлично, — произносит он, видя, что печенью жить еще долгое время, — это съедобно.       Кое-как выудив ложкой мороженое из банки, он выкладывает его в пиалу, крошит туда печенье и вручает ту же ложку Минхену, приторно-вежливо добавляя: — Ваш заказ.       — Эта пиала же для риса? — непонимающе произносит старший, разглядывая небольшой предмет посуды.       Младший фыркает, закатывая глаза: — Это тебе не пятизвездочный ресторан, — и садится рядом с Минхеном за стол.       — А официанты как в пятизвездочном, — шутит старший, заставляя Донхека изумленно всхлипнуть. Но юноша берет себя в руки, наклоняется ближе к Минхену и отвечает:       — Засматриваться на официантов невежливо.       — Я только на одного, — шепчет старший и протягивает Донхеку ложку мороженого. Тот усмехается и подается вперед, съедая десерт. Облизывая губы от сладости, он глядит Минхену прямо в глаза с насмешкой, зная, как это подействует на него. — Прекрати так смотреть, — вздыхая, просит старший.       — Как? — выжидающе глядя, спрашивает юноша, на самом деле прекрасно осознавая, что он сейчас делает.       — Будто хочешь съесть все мое мороженое, — неожиданно произносит старший.       Донхек удивленно смотрит на него, а затем смеется и прикрывает рукой рот, пытаясь быть тише, чтобы не мешать маме. Минхен улыбается, чувствуя удовлетворение от того, что смог рассмешить юношу, и думает, что Донхек очаровательный, когда смеется. Он вообще всегда такой, но когда улыбается, а не грустит из-за чего-либо — особенно.       Юноша оставляет Минхена на кухне одного, сказав, что пошел в свою комнату переодеваться в домашнюю одежду и чтобы старший, когда доест мороженое, шел к нему. Когда Минхен входит в комнату, Донхек взбивает подушки и поправляет одеяло на кровати. В помещении практически темно, только горит лампа, стоящая не тумбе рядом с кроватью. Заметив присутствие старшего, юноша поворачивается к нему и кивает головой в сторону стула:       — Переоденься.       На Донхеке короткие свободные шорты, открывающие большую часть его стройных ног и безразмерная футболка с изображением мстителей, и Минхен в очередной раз ловит себя на мысли о том, насколько все-таки по-своему сексуален Донхек. Никакой вульгарности и сознательного стремления казаться привлекательным, лишь его природная красота и притягательность.       Старший подходит к стулу, на котором висит одежда для него, и начинает стягивать с себя свою кофту, оставаясь в одних лишь джинсах. Донхек, будто очарованный, разглядывает его широкие плечи, ровную спину и крепкие мышцы, восхищаясь его телом, ощущая сильное желание прикоснуться. Перед Минхеном на стене находится зеркало, благодаря которому он прекрасно видит, как на него смотрит юноша, и усмехается такой реакции. Когда старший поднимает футболку, чтобы надеть ее, Донхек подходит к нему сзади и мягко останавливает его рукой:       — Не надевай, — шепчет он рядом с ухом Минхена, обдавая горячим дыханием его шею.       Старший не ожидал услышать такую просьбу, поэтому на мгновение замирает на месте, но все же вешает футболку на спинку стула. Они пересекаются взглядами в зеркале, удивленный, ждущий чего-то — Минхена, пронзительный, будто испытующий — Донхека. Младший придвигается совсем вплотную и чуть наклоняется, губами прижимаясь к правому плечу Минхена. У того едва не сбивается дыхание и тут же напрягаются плечи; он кожей чувствует, как улыбается Донхек от осознания того, что так одурманивающе действует на него.       Юноша не прекращает и оставляет следующий поцелуй на затылке старшего, а затем медленно, растягивая момент, ласково касается губами его шеи и челюсти. Минхен чуть наклоняет голову вбок и прикрывает глаза, позволяя Донхеку делать с ним все, что ему захочется, и юноша пользуется молчаливым согласием старшего, стараясь целовать каждый сантиметр его плеч и шеи, чтобы не осталось не единого места, которого он не коснулся.       Минхен разворачивается к Донхеку лицом и заглядывает ему в глаза, на пару секунд опуская взгляд на его губы. Младший проводит кончиками пальцев по его груди, ощущая, как сильно бьется его сердце, спускается к животу и снова возвращается к его плечам, оставляя ладони на них и слабо сжимая. Старший кладет руки на талию Донхека, притягивая его ближе, и легко касается своими губами краешка его губ. Донхек закрывает глаза и судорожно выдыхает из-за трепетных чувств, волной накативших на него от этого мимолетного прикосновения.       — Это запрещенный прием, — на выдохе произносит он.       — Кто сказал? — удивленно спрашивает старший.       — Я, — тут же отвечает юноша, заставляя Минхена усмехнуться.       — Ты первый начал.       — Хочешь поговорить о том, кто первый начал? — с толикой возмущения спрашивает Донхек. — Давай я тебе напомню, кто поцеловал меня, когда мы играли в «правду или действие».       — Молчи, — устало отвечает старший и смотрит на губы юноши, теперь надолго задерживая на них взгляд. — Поцеловал тогда, поцелую и сейчас.       — И что тебя останавливает? — спрашивает Донхек, тем самым призывая Минхена к действию. Он глядит на старшего такими затуманенными глазами, полными искреннего обожания, что Минхену становится не по себе от его взгляда. Он осторожно отталкивает младшего, подхватывая его за руку, и ведет его к кровати, затем садясь на неё.       Донхек подходит ближе и вновь укладывает руки на плечи Минхена, а тот обхватывает его за талию. Старший скользит по нему взглядом, вновь подмечая то, насколько же красив Донхек, и тот невольно смущается, чувствуя, будто не достоин того, чтобы на него смотрели такими влюбленными глазами. Минхен выжидающе глядит на юношу, и тот, поняв, что от него хотят, наклоняется и резко целует Минхена, чуть прикусывая его нижнюю губу. Донхеку кажется, что ему никогда Минхена не будет достаточно: хочется целовать его только больше и больше, касаться его везде, обнимать, находиться как можно ближе. Ему кажется безумием то, что сейчас это взаимно.       Юноша садится старшему на бедра, чтобы было удобнее, и сжимает руками его плечи, затем двигая ладони вверх и обхватывая ими его лицо. Минхен водит рукой по спине Донхека, напористо целуя его и прижимая его еще ближе к себе, и едва не теряет рассудок, когда юноша двигается и проезжается ягодицами по его паху. Старшему кажется, будто ему выбили весь воздух из легких, и он чувствует, как к низу живота приливает кровь.       Он тут же разрывает поцелуй, опуская руки на поясницу юноши, и пытается восстановить дыхание. Донхек тоже тяжело дышит, непонимающе глядя на Минхена, и вновь неосознанно двигает бедрами, заставляя старшего резко выдохнуть.       — Ты в порядке? — спрашивает младший, нахмурившись. Он предпринимает попытку посмотреть Минхену в глаза, но тот избегает его взгляда, уткнувшись лбом ему в плечо, и шепчет:       — Нам лучше сейчас прекратить, иначе… будет проблема, — пытается намекнуть старший, и Донхек, к счастью, понимает, о чем идет речь, но лишь потому, что чувствует сквозь свои шорты и джинсы Минхена, как ему что-то упирается в ягодицы.       — Уверен? — произносит Донхек, и Минхен пару раз кивает головой в ответ.       Юноша разочарованно вздыхает и слезает с бедер старшего, затем ложась на кровать. Минхен следом за ним ложится рядом и поворачивает голову к юноше, тихо говоря: — Прости.       А за что? За то, что не дает больше целовать себя, хотя Донхек хотел бы целовать его всю ночь напролет? Мелочи.       Юноша молча смотрит на старшего, будто решая, как поступить, а затем ложится лицом к нему и придвигается ближе, обнимая его одной рукой. Он оставляет короткий поцелуй на шее Минхена, щекоча его кожу горячим дыханием, и понимает, что не хочет ограничиваться лишь этим, что не хочет останавливаться лишь на поцелуях. Что хочет доставить Минхену удовольствие.       Донхек опускает руку на живот старшего и поглаживает ладонью его торс, продолжая оставлять легкие касания губ на его плече. К удивлению младшего, Минхен ничего не говорит против и не убирает его руку, поэтому юноша, почувствовав прилив смелости, опускает руку так низко, как того позволяют джинсы старшего. И Минхен вздрагивает от невесомых прикосновений к своей коже, когда пальцы младшего приближаются к самой нижней части живота.       — Могу я кое-что попробовать? — шепчет Донхек, заглядывая Минхену в глаза и понимая, что теперь тот, кажется, готов на все, о чем он его попросит. Старший сглатывает и, не в силах сопротивляться, робко кивает, давая юноше согласие. — Я никогда раньше этого не делал. Ну, только себе.       Минхен уверен, что Донхек специально сейчас над ним издевается, потому что от последних слов старший ощущает, как у него начинает кружиться голова — картинки, которые вырисовываются у него в голове, совершенно не добавляют спокойствия. Донхек выводит пальцами какие-то узоры на животе старшего, каждым прикосновением вызывая у него дрожь во всем теле.       Он медленно опускает руку вниз к ремню джинс и так же не спеша расстегивает его, будто специально пытаясь растянуть эту пытку. Следом за ремнем идет пуговица, и Донхек неторопливо тянет молнию ширинки вниз. Чем дольше это длится, тем сложнее Минхену сохранять рассудок: юноша сводит его с ума одними лишь легкими прикосновениями, практически ничего не делая, и старший не понимает, когда он стал так слаб и беспомощен перед Донхеком.       Донхек проникает под резинку боксеров Минхена, пальцами чуть опуская белье вниз, и касается головки возбужденного члена, слегка надавливая. Старший громко выдыхает и сразу же напрягается, вызывая довольную ухмылку на лице юноши. Донхек вытаскивает руку и отодвигается от Минхена, переворачиваясь и заглядывая под кровать в поисках одного пакета, который он убрал туда, чтобы мама не нашла. Наконец он достает то, что искал — ту самую смазку, которую не так давно купил еще вместе со старшим.       Юноша кладет баночку рядом на кровать, возвращается в прежнее положение и помогает старшему стянуть джинсы, которые секундой позже в небрежном движении падают на пол. Донхек проводит рукой по члену Минхена сквозь ткань боксеров, заставляя того вновь вздрогнуть, и затем стягивает белье вниз. Юношу вдруг осеняет, почему старший сейчас так чувствителен к прикосновениям, и он решается спросить, чтобы убедиться в своих догадках:       — Как давно ты был с кем-то?       — Два месяца назад, — тихо произносит Минхен, — после Юты никого не было.       И старший умалчивает о том, что больше просто не желал никого, кроме Донхека, поэтому не мог спать даже с незнакомыми людьми, имя которых он бы и не вспомнил с утра. Пытался, но не мог, так что в итоге понял, что проще вообще не заниматься сексом ни с кем, чем каждый раз думать о Донхеке, даже зная, что — как иронично — именно он никогда не будет с ним.       Удовлетворенный ответом, юноша кивает и хватает в руки баночку с лубрикантом. Он открывает ее впервые, даже не зная, сколько нужно смазки, поэтому аккуратно выливает немного содержимого себе в руку и, глядя Минхену прямо в глаза, обхватывает ладонью его член и размазывает по нему смазку. Донхек очень хочет сделать все правильно; он действительно хочет доставить Минхену удовольствие, пусть никогда раньше подобного не делал, и весь его опыт — это то, что он видел в порно. Когда старший слегка выгибается в спине, прикрыв глаза, юноша понимает, что двигается в верном направлении.       Минхену кажется, что еще немного и прикосновения юноши точно сведут его с ума. Донхек медленно водит рукой по его возбужденному члену, и такой темп напоминает очень сладостную пытку — юноша будто нарочно не ускоряется.       — Хек, слишком медленно… — с трудом выдавливает из себя Минхен. Младший довольно улыбается, когда слышит это, и резко меняет темп на более энергичный, вырывая из груди старшего судорожный всхлип. Минхен никогда бы в жизни не подумал, что однажды будет настолько бессилен перед кем-то.       Донхек двигает рукой чрезмерно быстро, и старший, не выдержав, хватает его за запястье, тем самым прося чуть замедлиться. Младший усмехается, но выполняет его молчаливую просьбу и возвращается к умеренному темпу. Он чуть тянется вперед и мягко целует Минхена в щеку, а затем в шею, слушая его тяжелое дыхание и глядя на то, как вздымается его грудь, как он время от времени двигает бедрами навстречу руке. Минхен такой красивый и беззащитный в этот момент, что Донхеку не хочется ничего другого, кроме как сделать ему приятно и еще касаться его везде, где только можно. У Минхена слишком много ощущений, физических и не совсем; от мысли, что все это с ним делает Донхек, он готов сойти с ума прямо сейчас.       Минхен начинает еще чаще дышать, хватая ртом воздух, и младший чувствует, как член в его руке пульсирует. Становится понятно: Минхен на грани. Еще пара резких движений ладонью вверх-вниз, и старший напрягается; низ живота сводит в спазме, по всему телу проходит приятная судорога, а перед глазами словно возникает вспышка. Минхен изливается в руку юноши, попадая и себе на живот, и на несколько мгновений из его головы исчезают все мысли, а затем наступает расслабление.       Донхек приподнимается, садясь на кровати, хватает бумажные салфетки с прикроватной тумбы и вытирает ими сперму с живота Минхена и своих рук, глядя на старшего, все еще восстанавливающего свое дыхание. Его взмокшая челка небрежно разбросана по его лбу, и Донхек чистой рукой тянется к его волосам и аккуратно отодвигает пряди со лба. Минхен распахивает веки и смотрит на юношу каким-то необъяснимо трепетным взглядом, но тот почти сразу отводит глаза в сторону, чувствуя себя слишком смущенно, чтобы суметь выдержать на себе такой взгляд старшего.       — Можно использовать запрещенный прием? — тихо просит Минхен, и Донхек понимает, что речь идет о поцелуе. Преодолевая стеснение, он наклоняется и позволяет старшему коротко чмокнуть его в губы. Однако когда юноша пытается отстраниться, Минхен ему не позволяет. Он ведет ладонями от поясницы Донхека до самых лопаток, задирая его футболку, и целует уже более настойчиво.       Юноша только сейчас осознает, насколько он возбужден, когда прижимается к Минхену и чувствует, как член трется о ткань его свободных шорт, создавая немного болезненные ощущения из-за слишком долгого воздержания.       — Тебе не нужна помощь? — томным голосом спрашивает Минхен, сдвигая руку к резинке шорт Донхека.       У младшего моментально образуется в голове пустота, когда он слышит этот вопрос, и вся его уверенность тут же испаряется. Он нервно сглатывает и отодвигается от старшего, почти дрожащим голосом возражая: — Я в порядке.       Минхен кончиками пальцев проводит вверх по его бедру, касаясь его кожи под шортами, и с некой издевкой задает ему тот же вопрос, который несколькими минутами ранее был задан ему: — Уверен?       Донхек шумно выдыхает, покрываясь мурашками, и отталкивает руку старшего. Как он в самом деле должен ему объяснить, что готов кончить прямо сейчас от малейшего прикосновения? Минхен опытный: у него было много партнеров, и он знает, как доставить удовольствие, а Донхек всего лишь восемнадцатилетний подросток с бушующими гормонами, понятия не имеющий, что такое близость с кем-то. Он даже не рассчитывал, что Минхен захочет сделать для него что-то в ответ, поэтому сейчас просто не представляет, как ему вести себя в такой ситуации.       — Я не хочу давить на тебя, но ты же знаешь, что нельзя так оставлять, — говорит Минхен, вздыхая. — Тебе стоит хотя бы уединиться в ванной, иначе потом будет очень неприятно.       Донхек смотрит на него отчаянными глазами, кое-как заставляя себя сказать: — Нет... лучше... если ты.       — Лучше, если я уединюсь в ванной? — усмехается старший, подмечая то, как сильно изменился настрой юноши, когда они поменялись местами. — Говори конкретнее.       — Лучше, если ты поможешь, — краснея, почти одними губами сдавленно произносит Донхек. — Пожалуйста...       Долго уговаривать Минхена и не приходится; он тут же укладывает юношу на кровать, чувствуя, как тот напряжен, и мягко целует его в щеку, прося: — Расслабься, я же не пытать тебя собрался.       В этом Донхек не совсем уверен.       Такую сторону Минхена юноша видит впервые и вновь осознает безвыходность своего положения: с каждой секундой он лишь влюбляется в него сильнее, не зная, как повернуть этот процесс назад. Один только низкий, глубокий голос Минхена посылает по всему телу юноши невидимые разряды электрического тока, заставляя желать его каждой клеточкой, каждым атомом тела.       Старший поддевает пальцами край шорт: — Можно я?.. — и спрашивает, не договаривая. Донхек прикладывает все возможные силы, чтобы в ответ на это кивнуть, и Минхен одним движением стягивает с него шорты, затем открывая банку с лубрикантом и немного выливая себе на руку. Он обхватывает ладонью член Донхека, и юноша резко выдыхает, наконец чувствуя вместе с тем облегчение.       Когда Минхен начинает двигать рукой, Донхеку кажется, что он теряет связь с внешним миром: перед глазами стоит пелена, а внизу живота чересчур много волнующих, кружащих голову ощущений, которые он прежде не чувствовал. Сильные руки Минхена гораздо лучше, чем его собственные, но юноша и подумать не мог, что это так до безумия приятно.       Донхек теряется в своих чувствах и ощущениях, кусая губы и сжимая пальцами простыни, из-за чего совершенно забывает о том, что не должен шуметь. С его губ срываются негромкие прерывистые стоны наслаждения, и Минхен тянется к его уху, нежно шепча:       — Тише, нас могут услышать.       От ласкового голоса старшего у юноши по всему телу проходит легкая дрожь и разливается тепло, а сердцебиение заметно учащается; его грудную клетку словно разрывает осознание своей безнадежной влюбленности в Минхена. Он глубоко дышит, запрокидывает голову назад и плотно сжимает челюсти, стараясь не издавать звуков.       — Вот так, — одобрительно произносит старший, — молодец.       — Замолчи, — отвечает Донхек, судорожно выдыхая, и ощущает, как Минхен улыбается ему в шею.       Старший оглядывает юношу, не понимая, как он может быть настолько красив. Приоткрытые пухлые губы, покрасневшие от поцелуев, легкий румянец на щеках от смущения и возбуждения, темная кожа, напоминающая сладкую, тягучую карамель, стройные, чувствительные бедра, длинные ресницы, отбрасывающие тень от лампы, стоящей на прикроватной тумбе. Минхен наклоняется к ключице Донхека, слабо прикусывая ее зубами и целуя ее, и юноша всхлипывает, чувствуя, что близок к оргазму.       — Поцелуй меня, — просит он жалобным голосом.       Старший прижимается к губам юноши, целуя его с трепетом, осторожно, и в контраст этому продолжает быстро двигать рукой по его члену, заставляя его сходить с ума от противоположных ощущений и почти неслышно постанывать ему в губы. Донхек разрывает поцелуй и напрягается всем телом в предоргазменной судороге, выдыхая в губы Минхена, когда наконец наступает долгожданная разрядка.       Белесая жидкость оказывается на пальцах старшего и на животе юноши. Минхен берет те же салфетки с тумбы, бережно вытирая торс Донхека и свои руки. Разум юноши проясняется, приятное, щекочущее состояние оргазма отступает, и на смену ему приходит смущение.       — Боже, мне так стыдно, — шепчет он, ладонями прикрывая лицо.       Минхен обхватывает его руки и разводит их в стороны, заставляя юношу посмотреть на него, и успокаивающе произносит: — Все в порядке. Пойдем умоемся и ляжем спать, хорошо?       Донхек не понимает, за что ему достался такой заботливый и внимательный Минхен. Он кивает и с помощью старшего поднимается с кровати, чтобы пойти с ним в ванную.       Позже, когда они возвращаются в комнату и уже ложатся спать, младший долго не может уснуть, думая о том, как хорошо он чувствует себя, ощущая тепло Минхена рядом с собой. И с сожалением осознает, что уже не может представить жизнь без этого ощущения и не знает, что будет делать, когда это закончится.       Донхеку хочется, чтобы эта ночь продолжалась вечно.