цитрус

frank ocean — cayendo

      Настойчивый звон будильника разносится по всей комнате, заставляя Донхека почти мгновенно проснуться. С закрытыми глазами он тянется к своему телефону и на ощупь пытается отключить будильник, пока не понимает, что звук почему-то никак не отключается — это не его будильник. Сквозь нежелание приоткрыв один глаз, он находит взглядом телефон Минхена и наконец нажимает на кнопку «стоп».       Юноша разворачивается на кровати и, к своему огромному удивлению, обнаруживает рядом с собой Минхена. Впервые Донхек проснулся не один, не в пустой кровати. Сейчас сбоку от него лежит Минхен, тихо и размеренно дыша; раньше от него в постели оставались только мятые простыни и неаккуратно скомканное одеяло, указывающие лишь на то, что кто-то на них спал, а кто и когда — уже другой вопрос и в момент пробуждения не такой уж важный. Гораздо важнее пустое место, оставленное этим человеком. Вот же следы его пребывания здесь, еще можно уловить отголоски его тепла — только его самого уже давно тут нет.       Донхек решил бы, что это даже метафорично: Минхен совсем скоро точно так же исчезнет из его жизни, и от него останутся лишь мятые простыни да зияющая пустота в сердце. Однако сейчас, пока тепло старшего так отчетливо ощущается рядом, юноше об этом думать совершенно не хочется. Он откладывает всю боль на потом.       Донхек нагло пользуется тем, что Минхен спит, без стеснения любуясь им. Он подносит руку к лицу старшего и невесомо касается пальцем небольшой горбинки на его носу — даже такие мелочи заставляют сердце Донхека пропускать удары. Он не верит, что Минхен настоящий: он словно какой-то принц из сказки (пусть и не самый правильный, и легкие отравлены едким дымом, и костяшки вечно разбитые), не верит, что он правда сейчас лежит в его кровати, а не с кем-то более достойным.       Старший вдруг двигается и неожиданно для Донхека открывает глаза, фокусируя взгляд на нем и понимая, что юноша бесстыдно разглядывал его последние пару минут:       — Ты чего? — произносит Минхен, вопросительно приподнимая брови и обхватывая ладонь юноши пальцами.       Младший тут же смущенно одергивает руку и отворачивается, осознавая, что Минхен, кажется, тоже проснулся из-за будильника, а не только сейчас.       — Ничего, — отвечает Донхек, вздыхая. — Зачем тебе будильник так рано?       Старший не отвечает на вопрос, он лишь улыбается и касается щеки юноши, поворачивая его обратно к себе. От пронзительного взгляда Минхена Донхек сразу же невольно вспоминает все, что произошло между ними ночью, и не осмеливается взглянуть ему в глаза.       В памяти настолько отчетливо возникают ощущения и запахи, что на одно мгновение юноше кажется, будто он снова вернулся в тот момент — они касаются тел друг друга, медленно и чувственно целуются и доводят один другого до исступления. Воспоминания об этом одновременно взбудораживают и смущают Донхека, заставляя его раз за разом мысленно проживать каждый момент их близости.       Минхен будто понимает, что именно тревожит юношу, и потому меняется в лице, заботливым голосом привлекая его внимание: — Эй, — почти шепотом произносит он, и Донхек пересиливает стеснение, все же заставляя себя посмотреть на него. — Все в порядке, — уверяет старший.       Юноша коротко кивает в ответ на это, выдыхая и расслабляясь, и мысленно говорит сам себе, что ничего постыдного в произошедшем нет; просто перед Минхеном так тяжело держать лицо и оставаться невозмутимым, особенно когда он проявляет заботу и внимание. Донхек, словно птица, потерявшая крылья, камнем падает вниз в объятия своей горькой, безнадежной влюбленности, но больше уже не боится разбиться. Ему лишь больно от осознания того, как много он потерял в своих метаниях. И больше всего он сожалеет о том, что не смог раньше понять свои истинные чувства к Минхену.       — Так зачем будильник? У тебя какие-то дела? — вновь спрашивает Донхек, пытаясь отвлечься от тяжелых мыслей. Минхен в ответ согласно хмыкает и кивает головой, но ничего о своих делах не говорит, а младший дальше и не интересуется: ему достаточно того, что Минхен остался у него на ночь, несмотря на какие-то его планы с утра.       Старший сам немного погодя рассказывает: — Нужно Енхо помочь с курсовой, иначе он ее никогда не сдаст, а его куратор… мягко говоря, видимо, когда его нанимали, руководствовались правилом «чем хуже, тем лучше». В общем, его не стоит злить, — и Донхек тихо хихикает над словами Минхена, вызывая у него ответную улыбку.       Всего через пару минут они уже оба в ванной лениво приводят себя в порядок, до сих пор сонные и не выспавшиеся. Донхек достает из шкафчика не вскрытую упаковку с новой зубной щетку и вручает ее Минхену, грустно про себя подмечая, что старший вряд ли еще когда-то ей воспользуется.       Встретившись взглядами в зеркале, висящим над раковиной, они улыбаются друг другу, затем смущенно опуская головы вниз. Из крана течет холодная вода, разрушая тишину, стоящую в помещении.       Донхек не уверен, каким образом они оказались в такой ситуации, но сейчас к холодной стене его собственной ванной комнаты его прижимает Минхен, мягко целуя и поглаживая теплыми ладонями его спину. Вкус зубной пасты отчетливо ощущается в поцелуе, но целовать старшего оттого не менее приятно.       Если бы кто-нибудь несколько месяцев назад сказал Донхеку, что он будет целоваться с Минхеном в своей ванной после ночи, проведенной вместе, он бы ни за что не поверил — с их прежними отношениями такой расклад был невозможен. Но вот они здесь, и юноша рад такому исходу; он жалеет о многом, но только не о том, что сблизился со старшим, потому что то, что Донхек к нему испытывает, кажется ему слишком значимым — такое он чувствует впервые в жизни, и это намного важнее, чем все проблемы, с которыми они столкнулись.       В дверь внезапно стучат, и из коридора раздается женский голос:       — Донхек, вы скоро ванную освободите? Пятнадцать минут прошло! — недовольно произносит мама. Минхен тут же отстраняется от юноши, а тот переводит испуганный взгляд на дверь.       — Еще пару минут! — с трудом скрывая свое тяжелое дыхание, отвечает Донхек, поднимая глаза на старшего и замечая на его лице растерянную улыбку. Они тихо смеются, глядя друг на друга, и оба понимают, что настолько увлеклись друг другом и поцелуем, что, кажется, потеряли счет времени и совсем забыли, что находятся дома не одни. Донхеку вновь хочется прижаться к Минхену и коснуться его губ, но сложившаяся ситуация пока не позволяет им продолжить.       Впрочем, позже, когда мама юноши покидает квартиру, направившись на встречу с адвокатом по разводам, Донхеку уже ничего не мешает сделать это прямо на кухне: он расставляет руки по бокам от Минхена на столешницу, возле которой тот стоит, тем самым преграждая ему путь.       — Что ты делаешь? — усмехаясь, спрашивает старший, и заглядывает юноше в глаза.       — Возможно, пытаюсь поцеловать тебя, — без капли смущения выдает младший, награждая Минхена таким же насмешливым взглядом: — А что, есть возражения?       Старший ничего не произносит в ответ, а лишь кладет ладони на талию Донхека и придвигает его ближе к себе, заставляя сердце младшего пропустить удар, а затем тяжко вздыхает, укладывая голову ему на плечо, и обнимает. Не ожидав подобного, Донхек сначала даже замирает, но быстро соображает и перемещает руки со столешницы на спину старшего, обнимая его в ответ.       Минхен просто действительно устал от мыслей о переезде, о том, насколько важен для него Сеул и люди, ставшие ему родными за годы жизни в Корее, и больше всего устал от стен, которые сам же и выстроил между собой и Донхеком; все, чего он хочет сейчас, это ни о чем не заботиться и обнимать юношу, вдыхая отголоски аромата цитрусов, исходящего от его тела. Порой Минхену кажется, что он зависим от него, и, наверное, действительно прав — не от самих духов, естественно, а от Донхека. Старшему не верится, что он так сильно привязался к нему.       «Ты слишком много для меня значишь», — думает Минхен, но вместо этого вслух говорит:       — Ты в курсе, что пахнешь апельсинами? — констатируя очевидный для младшего факт. — Мне нравится.       — Так вот почему ты все время апельсины таскал мне, когда я болел, — усмехается Донхек, вспоминая, как ему порой приходилось каждый раз объяснять удивленной маме, откуда на подоконнике такой большой пакет апельсинов. — Твой любимый фрукт?       Минхен в ответ согласно мычит куда-то в шею юноше, неподвижно стоя в его объятиях. Младший хочет спросить, в порядке ли он, но не решается сделать этого, потому что боится, что Минхен отстранится. Поэтому Донхек просто молча прижимает его к себе, стараясь запомнить, каково это — быть в его объятиях и испытывать чувства к нему.       Он понимает, что быть рядом с Минхеном становится приятной привычкой, от которой ему будет крайне тяжело избавиться.       — Так и не поцелуешь? — шутливо спрашивает Донхек, разрушая царившую последние пару минут тишину.       Минхен поднимает голову и выпускает юношу из объятий, заглядывая ему в глаза. Мягкая улыбка на его лице заставляет Донхека ощутить слишком много всего за одно лишь мгновение; он выжидающе смотрит на старшего, и тот, усмехнувшись, подается вперед и оставляет легкий поцелуй на лбу юноши. Донхек чувствует себя так, словно его ударили в грудную клетку чем-то тяжелым, но боль слишком приятная, чтобы отказаться от нее. Минхен тихо произносит:       — Мне уже пора.       Юноша смотрит на него самым наивным и чистым взглядом в мире; на секунду Минхену даже кажется, что в его глазах мелькнула любовь, и он понимает, что ему-то сейчас тяжело уходить, не то что прощаться с Донхеком насовсем. Но остаться ради этой иллюзорной взаимности ни сейчас, ни потом Минхен не может, поэтому через некоторое время он уже стоит в прихожей, надевая куртку, пока младший пристально рассматривает его, облокотившись на стену и сложив руки на груди.       Закрывая дверь за Минхеном, Донхек тяжело вздыхает и возвращается в свою комнату, падая на кровать и хватая в руки телефон. Его взгляд цепляется за небольшой бутылек, стоящий на тумбе возле его кровати — нужно спрятать обратно под кровать, пока мама не заметила.       Но прежде чем сделать это, Донхек замирает с пакетом в руке, так и не решившись убрать бутылек под кровать; он вспоминает прошлую ночь и осознает, что не хочет, чтобы на ней все заканчивалось.       Донхек прикидывает, сколько у него есть времени: мама вернется домой не раньше обеда, поэтому он решает оставить гель-смазку на тумбе, сам едва веря в то, что задумал делать.       Схватив со стола ноутбук, Донхек садится на кровать и ждет, пока компьютер включится, нервно постукивая пальцами по корпусу. Когда все загружается, юноша тут же открывает браузер, но его руки замирают над клавиатурой. «Боже, неужели я правда делаю это?», — проносится в его мыслях перед тем, как он, собравшись с духом, уверенно вбивает в строку поисковика нужный запрос. Ему еще кое-что предстоит выяснить. Для науки и из чистого любопытства, разумеется.       

—

      Минхен пробегается глазами по последней строке курсовой, убедившись, что она закончена, и поворачивается на стуле к Енхо, уткнувшемуся в телефон:       — Вроде готово, прочитаешь?       — Да отправляй так, все равно, как ни старайся, этот дьявол найдет к чему придраться, — устало отвечает Енхо, откладывая мобильник в сторону.       Минхен усмехается, пожимая плечами, и возвращается к компьютеру, чтобы отправить курсовую.       — Отправил, — докладывает он, откидываясь на спинку стула и прикрывая глаза от усталости.       — Ты мой спаситель, Ли Минхен… или мне тебя Марк теперь звать? — жалобно протягивает Енхо и тут же ловит на себе хмурый взгляд младшего, но игнорирует его, — что я буду без тебя делать, когда ты уедешь?       Младший заметно мрачнеет и с прищуром глядит на друга: — В Канаде есть интернет.       — Это не то, — отвечает Енхо, обиженно надувая губы и пытаясь выразить наигранную печаль, чем вызывает улыбку у Минхена, — я буду скучать по твоей занудной заднице.       Младший усмехается, закатывая глаза, а потом вдруг спрашивает: — Слышал, гроза вчера была?       Енхо, не понимая, к чему клонит Минхен, хмурится, но кивает: — Слышал. Джэхен мне все уши прожужжал о том, как жалеет, что не заснял.       Младший хмыкает, думая «Джэхен как всегда», и произносит: — Вчера я был с Донхеком и думал: «вот бы появился хоть какой-то знак, который подскажет мне, что делать», и прогремел гром. Посреди января, — заметив непонимающий взгляд старшего, Минхен вздыхает, прежде чем продолжить: — Думаю, я и правда должен ехать. Гроза зимой — это неправильно. Наверное, так же как и то, что происходит между мной и Донхеком.       — Изучаешь физику, и несешь такую чушь, — фыркает Енхо, — кто сказал, что неправильно? Да, явление редкое, но ты сам подумай: это же делает его особенным.       — Я не думал об этом в таком ключе, — задумчиво хмыкая, отвечает младший.       — Минхен, я сейчас буду предельно серьезен, — произносит Енхо, уверенно заглядывая младшему прямо в глаза. — Ты правда позволишь такой мелочи влиять на твою жизнь? Ты должен не грозу слушать, а свое сердце.       Минхен пару секунд обреченно глядит на Енхо, понимая, что тот прав, но не находит, что сказать в ответ. Телефон, лежащий позади на столе, загорается и издает звук, оповещающий о новом сообщении, и Минхен поворачивается к столу, чтобы взять мобильный.       — Черт, я обещал Еын, что встречусь с ней, — прошипев, произносит он, понимая, что у него не так много времени, чтобы добраться до места встречи. — Я пойду, ладно?       — Снова Еын? — удивляется Енхо. — Я думал, ты не очень хочешь с ней общаться.       — Это в прошлом, — возражает Минхен, вздыхая. — Она не так давно связалась со мной, примерно месяц назад, после того, как мы оказались на одной вечеринке впервые за долгое время, и… бутылочка указала на нас.       — Вы целовались? — широко раскрывая глаза, спрашивает Енхо.       — Нет, конечно, я не участвовал в игре, просто так вышло, — тут же отрицает младший. — Да и там был Донхек, мне не хотелось никого целовать. Особенно под его взглядом, хоть он тогда и… — Минхен прерывается на мгновение от неприятных воспоминаний, —… был с Юкхеем.       Енхо думает: «так любишь его, да?», но лишь усмехается, решив тактично промолчать, и акцентирует внимание на другом: — Думаешь, она отпустила прошлое? — спрашивает он, бросая на друга многозначительный взгляд.       Минхен пожимает плечами: — Кто знает. Хочется надеяться, что да. В любом случае... ты знаешь, что я не могу отказать.       — Не боишься, что снова будет к ней тянуть? — выжидающе глядя на младшего, произносит Енхо.       Минхен горько усмехается и отрицательно мотает головой: — Скорее человечество Эриду освоит, чем меня будет тянуть к кому-то, кроме Донхека. Еын мне не интересна в этом плане.       Он и сам не понимает, как однажды проглядел тот самый момент, когда Еын посмотрела на него иначе, совсем другими глазами, в которых таился намек на нечто более глубокое, чем простое влечение; когда их встречи стали для нее долгожданными, а не вызванными потребностью. Не понимает, как упустил этот момент, когда еще мог вовремя все прекратить и не позволить ей влюбиться.       Он знает, что не ответственен за чужие чувства, но почему-то все равно считает себя виноватым. Если бы он только раньше прекратил с ней видеться, то он мог бы… а мог ли он в самом деле предотвратить чувства Еын?        Сколько бы раз Донхек ни отталкивал Минхена, он все равно никак не выходил у старшего из головы, а его сердце каждый раз пропускало удар от мысли о юноше.       Возможно, не важно, как сильно ты пытаешься оттолкнуть человека, ты все равно никогда не сможешь уберечь его от нежелательных чувств и боли от разбитого сердца.              

— 橙子 —

             «Снова куришь?» — неожиданно звучит над самым ухом Ренджуна, заставляя его вздрогнуть. Сильные руки обхватывают его торс, а на плечо ложится голова, дыханием щекоча шею.       — Не подходи так внезапно, — произносит старший, поворачивая голову к довольному Джемину. Его глаза хитро прищурены, и Ренджун тут же понимает, что младший от него чего-то хочет. — Чего тебе?       — Мне нужна твоя помощь, — объясняет Джемин, невзначай водя ладонью по животу старшего сквозь футболку. — Ты же знаешь, у моей сестры свадьба весной. На следующей неделе вернутся родители, и Джиын хочет устроить ужин, чтобы поближе познакомить родителей Минсока с нашими. На самом деле… это даже, скорее, вечеринка для всех родственников с обеих сторон.       — Причем тут я? — непонимающе спрашивает Ренджун и, затушив сигарету, обхватывает руку Джемина и останавливает ее, не давая младшему поглаживать его тело.       — Во-первых, мне нужно подобрать костюм, потому что Джиын сказала, что если я приду в своей обычной одежде, она убьет меня, — поясняет младший, — а во-вторых… я там умру от скуки один, — жалобно протягивает Джемин.       — Ты хочешь, чтобы я помог тебе выбрать одежду? — приподняв брови, предполагает Ренджун, и младший быстро кивает головой. — И чтобы я пошел с тобой на вечеринку, на которой будут одни взрослые?       — Из твоих уст это звучит ужасно, но поверь мне, у Джиын с Минсоком шикарный дом, мы найдем, чем заняться, — произносит Джемин, умоляюще глядя на старшего, таким образом не давая тому и шанса отказаться. — Джиын сказала, что я могу позвать друзей… У тебя же есть приличная одежда?       — Есть, но… — начинает Ренджун, однако младший перебивает его:       — Не бросай меня одного, — хнычет Джемин, качая старшего из стороны в сторону в своих объятиях. — Ты ведь свободен на следующей неделе?       Ренджун тяжело вздыхает: — Хорошо, я пойду, но только при одном условии: ты сейчас отпустишь меня.       Джемин недовольно цокает, но все же выпускает старшего из объятий и отходит от Ренджуна. Старший облегченно выдыхает, однако его спокойствие длится недолго, и он едва не давится воздухом от восхищения и неожиданности, потому что младший внезапно стягивает с себя футболку и подходит к шкафу, доставая оттуда какую-то одежду, которую Ренджун прежде на нем никогда не видел.       — Ты что делаешь? — нервно сглотнув, спрашивает старший. Он глазами бегает по оголенному телу Джемина и с восхищением разглядывает его, не в силах заставить себя отвернуться.       Мысль о том, что он видел его прежде раздетым уже много раз, совершенно не помогает оставаться безучастным. После того, что между ним и Джемином произошло, Ренджун просто не может смотреть на него, как на друга, скрывать то, как сильно его тянет к юноше. Он больше не знает как.       Его чувства будто копились, копились, копились где-то, оставаясь глубоко внутри, а теперь сосуд с ними вскрыт, и они неконтролируемо рвутся наружу, заставляя Ренджуна думать, что он, наверное, сошел с ума, раз теперь так реагирует на Джемина.       — Собираюсь подбирать костюм? — непонимающе нахмурив брови, больше спрашивает Джемин, чем утверждает, продолжая искать в шкафу что-то.       — Обязательно делать это… без футболки? — стараясь показать как можно меньше эмоций на своем лице, произносит Ренджун, но бегающий по сторонам взгляд выдает его с головой, и Джемин усмехается:       — Я тебя смущаю? — на его лице расцветает довольная, на грани похоти улыбка.       Ренджун удивленно усмехается, поражаясь наглости младшего: — Скорее, раздражаешь, — чем смешит Джемина.       Но тот секундной позже становится серьезнее: — Ты же видел меня много раз. Что изменилось?       — После вчерашнего… — старший запинается, не в силах продолжать говорить дальше. Ему удается только выдавить из себя: — Много что.       «Господи, когда я стал таким стеснительным? Почему так тяжело сказать это?», — мысленно ругает себя Ренджун.       — Что? — заинтересованно спрашивает Джемин, подходя ближе, и старший упирается спиной в подоконник, понимая, что ему некуда деваться. Ни от Джемина, ни от этих чувств к нему.       — Я слишком долго сдерживал свои чувства, а теперь ты… я не знаю, как с ними теперь справляться, — произносит Ренджун, пряча от юноши взгляд. Сейчас ему почему-то так неловко признавать свою давнюю влюбленность; ощущение, будто весь мир узнал его самый страшный секрет.       — Просто выпусти их на волю, — шепчет Джемин, пальцами приподнимая старшего за подбородок.       Ренджун усмехается, думая «как будто это так просто», а младший вдруг придвигается к нему чуть ближе, практически прижимаясь к нему всем телом. Он заглядывает в глаза Ренджуну, будто спрашивая у него разрешения, и не находит в них ни капли возмущения или несогласия, лишь привычную тоскливую нежность. А затем целует.       Целует так медленно и тягуче, так глубоко и нежно, что у Ренджуна по всему телу проходит приятная дрожь и подкашиваются ноги. Он не привык к такому; ему кажется, что все это — просто галлюцинация, но ощущения слишком реальные, чтобы им не доверять. Джемин водит широкими ладонями по спине старшего, прижимается своим пахом к его, с каждой секундой превращая поцелуй в нечто большее, чем просто чувственные касания их губ.       Вопреки нарастающему напряжению, старший отстраняется, руками толкая юношу в грудь. Тяжело дыша, он произносит: — Джемин, я… давай выбирать тебе одежду.       — Сбежишь, как вчера? — в шутку спрашивает младший, покорно отступая и показывая, что ничего дальше предпринимать не будет.       Ренджун благодарно смотрит на него, зная, что его желаниями Джемин пренебрегать не будет. Когда-нибудь он будет готов и не станет сбегать, но пока он может быть полезен младшему только в выборе одежды. Он подходит к шкафу, вытаскивая оттуда понравившиеся брюки, и поворачивается к Джемину:       — Может, эти?       

— 橙子 —

             Донхек оглядывает себя в зеркале, тяжело вздыхая, и нервно поправляет волосы каждые несколько секунд. Джено с подозрением глядит на друга вот уже пару минут, покачиваясь на стуле, и пытается понять, почему его друг так переживает.       — Ты что-то задумал? — предполагает он, и Донхек тут же поворачивается к нему с непониманием в глазах. Джено показательно оглядывает юношу сверху вниз: нежно-розовая рубашка, не застегнутая на верхние пуговицы, и рваные обтягивающие джинсы, дополняющие образ. Донхек, почти всегда одетый в кофты больших размеров и широкие штаны, выглядит сейчас слишком непривычно.       Джено пожимает плечами, поднимая с компьютерного стола стакан с водой, принесенный ему мамой друга, и с иронией в голове произносит: — Даже не знаю. Ты так оделся… Если ты это ради Минхена, то не думай, что это компенсирует все разы, когда ты был в стельку пьяный перед ним.       — Эй! — возмущенно восклицает Донхек, хватая с кровати маленькую подушку и кидает ее прямо в друга. Джено удается поймать брошенный в него предмет, и он смеется над поведением юноши:       — Осторожнее, я чуть воду на себя не пролил!       — Что ж, ты заслужил, — фыркает Донхек, отворачиваясь от него.       — Но серьезно… Что между вами? Я думал, вы держите дистанцию и все такое, — тихо спрашивает Джено, заставляя юношу обреченно вздохнуть:       — Ничего, Джено. Он уезжает в свою дурацкую Канаду, а мне остается только до конца своих дней думать о том, какой я придурок, потому что не понял раньше, что люблю его, — раздраженно произносит Донхек, только через секунду осознавая, что сказал. Он удивленно прикрывает рот ладонями, тут же переводя взгляд на Джено и надеясь, что тот его не услышал.       Тот чуть ли не давится водой: — Ты его что, прости?       — О боже… Нет, нет, нет, нет, — тараторит Донхек, — Я не… я не это хотел сказать, — пытаясь оправдаться, говорит он.       — Ты только что сказал, что любишь Минхена, — с насмешкой произносит Джено, скрывая довольную улыбку. — Не могу поверить.       Донхек садится на кровать, опуская голову: — Я не знаю… что за чувства у меня к нему. Но знаю, что не хочу его отпускать.       Джено заметно грустнеет: — Ты уверен, что он уедет?       Донхек горько усмехается и кивает, добавляя: — Я просто постараюсь сделать все возможное, чтобы не потратить оставшееся время впустую.       Джено поджимает губы, не зная, что должен ответить на это. Он поднимается со стула, подходит к другу, и, положив руку ему на плечо, произносит: — Ты хорошо выглядишь в этой рубашке, — Донхек издает смешок и слабо толкает друга локтем в бок. Отшатнувшись в сторону, Джено улыбается в ответ и добавляет: — Нам уже пора ехать. Вечеринка вот-вот начнется.              

—

      Холодное солнце медленно опускается за горизонт, унося с собой последние лучи и предоставляя искусственному свету фонарей и неоновых вывесок возможность освещать дороги и улицы Сеула. Красный кабриолет пролетает мимо заполненных жизнью тротуаров, пока его водитель сосредоточенно следит за движением, краем глаза замечая на себе чужой кроткий взгляд.       В последнее время Минхен видится с Еын намного чаще, чем с Донхеком — его он видел три дня назад. И хоть они и переписывались каждый день в их общем чате, Минхен должен признать, что внутри него зарождается легкая тоска по юноше, но он отгоняет эти мысли, раз за разом соглашаясь на предложения Еын о встрече, думая, что это хоть как-то отвлечет его.       — Спасибо, что согласился подвезти меня, — произносит девушка, пытаясь завести разговор.       — Пустяки, — безучастно отвечает Минхен, плавно проворачивая руль в руках. — Мне все равно нужно туда же.       — Так ты остаешься на вечеринку? Ты говорил, не хочешь идти, — удивляется Еын, явно обрадовавшись тому, что Минхен передумал.       — Друзья ждут меня там, — пожимая плечами, обьясняет он.       Девушка понимающе хмыкает и отворачивается к окну, погружаясь в свои мысли, и больше за всю дорогу до дома Юты ни разу на Минхена не смотрит. Ему от этого только спокойнее, потому что каждый раз, как он ловит на себе взгляд Еын, он словно чувствует, как много она хочет ему сказать, но продолжает молчать то ли из гордости, то ли из страха быть вновь отвергнутой.       Еын с легкой грацией, присущей ей, покидает салон автомобиля и, прежде чем захлопнуть дверцу, с мягкой улыбкой на губах произносит: — Увидимся внутри позже.       Донхек, стоя на другой стороне дороги, издалека наблюдает за тем, как высокая девушка в длинном пальто бежевого цвета, наклонившись придерживает рукой дверь машины и что-то говорит человеку, который находится за рулем. И конечно, Донхек знает, чья это машина, кто за рулем, и знает, кто эта девушка, но так не хочется признавать это сейчас. Уведомление на телефоне, лежащем в кармане куртке, отвлекает его:       [джено] 20:13 «ну где ты там? видишь его машину?»       Донхек тяжело вздыхает и отправляет ответное сообщение, убирая телефон обратно:

      [вы] 20:13 «вижу, он с еын»

      Минхен кивает Еын в ответ, и она аккуратной походкой, стуча каблуками по асфальту, направляется к дому, где проходит вечеринка. На мгновение ее и Донхека взгляды пересекаются, но Еын быстро переводит внимание на других людей, не успев даже вспомнить, кто перед ней находится, а юноша оборачивается и смотрит ей вслед.       Она красивая — тогда в кафе он этого не заметил, может, из-за того, что она была одета иначе, чем сейчас, а может, из-за того, что ему было совсем не до этого, — и не просто красивая, а неоспоримо, поразительно красивая. Именно такая, в которую влюбляются такие, как Минхен.       Донхек вздыхает, отгоняя неприятные мысли, и переходит дорогу на пути к кабриолету с намерением спросить у Минхена, почему он сидит в машине и не идет в дом.       Тихий стук по стеклу со стороны пассажирского сидения вырывает Минхена из мыслей, и он резко поворачивается к источнику звука, ожидая увидеть там Еын, которая, вероятно, что-то забыла, но, к своему удивлению, видит Донхека. Юноша открывает дверцу и заглядывает в салон, спрашивая:       — Почему ты тут?       — Ты на дороге стоишь, мешаешь другим проезжать. Залезай и закрой дверь, — вместо ответа с укором произносит Минхен. Донхек послушно выполняет указания старшего и садится в машину, поднимая взгляд на него:       — Привет, — и все мысли вдруг вылетают из головы.       — Привет, — отвечает Минхен, улыбаясь уголком губ.       В воздухе повисает неловкая тишина: она давит на юношей, и они вдруг совершенно не знают, что сказать, хотя еще три дня назад спали в одной кровати и целовались, всецело доверяя свои чувства друг другу. Кажется, будто все это было сном, а они сейчас просто чужие люди, случайно оказавшиеся в одной машине.       Они несколько секунд молча смотрят друг на друга, а затем Донхек, не выдержав, отводит взгляд в сторону. Минхен первым разрушает образовавшуюся тишину:       — Как провел последние дни?       Это заставляет Донхека вновь повернуться к старшему. Он, пожав плечами, отвечает: — Ничего особенного. Гулял с Джено, с Джисоном, позавчера почти весь день пробыл у мамы на работе. А что?       — Интересно, как ты, — объясняет Минхен, на самом деле желая сказать кое-что другое. Он знает, что если сейчас он не скажет то, что чувствует, то, возможно, уже никогда не сможет в этом признаться, поэтому произносит: — Я скучал.       Изумление на лице Донхека заставляет его довольно усмехнуться. «Я скучал», — звучит эхом в голове юноши и отдается приятной вибрацией во всем теле. Вся неловкость, до этого витавшая между ними, мгновенно испаряется, оставляя место лишь для нежности.       — Я тоже, — шепчет Донхек, едва веря в то, что это не остается лишь неозвученной мыслью в очередной раз, что это не остается между ним и его трескающимся по швам сердцем.       Минхен мягко улыбается в ответ и кивает на дверцу:       — Идем?       Эта минхенова улыбка… каждый раз она отдается болезненным уколом в сердце Донхека, но ему кажется, что он бы многое отдал, лишь бы видеть ее чаще, даже если больно. Жаль, что так это не работает. Юноша с трудом отгоняет эти мысли и кивает в ответ на вопрос Минхена; убедившись, что сзади нет машин, он осторожно открывает дверцу и покидает салон. Из дома немного слышно играющую музыку недавно начавшейся вечеринки; люди стоят небольшими компаниями на улице, наверное, решив немного проветриться. Донхек уверенным шагом направляется к дому, предвкушая веселье, ждущее его сегодняшней ночью, и оставляет Минхена позади, пока тот закрывает машину.       Когда они оба оказываются на другой стороне дороги и уже приближаются к порогу дома, старший вдруг останавливается и произносит:       — Ты иди, я покурю, — он достает из кармана куртки пачку привычных винстон блю в подтверждение своих слов. Донхек сначала даже хочет остаться с Минхеном, но понимает, что на улице достаточно прохладно, а он надел легкую куртку, поэтому он все же решает не рисковать своим здоровьем и секундами позже скрывается за массивной дверью.       Внутри оказывается очень шумно и тепло, в нос тут же ударяет запах алкоголя и сигарет. Донхек снимает с себя куртку и, открыв шкаф-купе, достает оттуда вешалку и убирает куртку. Стоит ему развернуться ко входу в гостиную, как он с кем-то неожиданно сталкивается и тут же отступает назад, поднимая глаза.       Как ни странно, перед ним стоит очень знакомый ему человек, вторая встреча с которым случилась при похожих обстоятельствах. Они не пересекались уже больше пары недель, но Донхеку кажется, что прошла целая вечность. Он видит Юкхэя и на мгновение даже замирает, не зная, что сказать, но тот, умело спрятав за улыбкой удивление, произносит:       — Давно не виделись. Ты как? — он облокачивается на дверной косяк, держа в руке красный стаканчик с какой-то жидкостью, скорее всего, с алкоголем.       — Неплохо, — замявшись, отвечает юноша, понимая, что сказать правду сейчас было бы слишком глупо. — А ты?       Юкхэй усмехается и пожимает плечами: — Тоже. Даже очень неплохо.       — Я рад, — мягко улыбаясь, говорит Донхек, и слабо толкает кулаком старшего в плечо. Ему легче на душе от мысли о том, что Юкхэй в порядке, что он продолжает веселиться и со всем справляется. Действительно справляется.       — Симпатично, — произносит Юкхэй, кивком указывая на рубашку юноши, и одобрительно сжимает губы.       — А, да… спасибо, — отвечает Донхек, опуская взгляд вниз из-за внезапно возникнувшей неловкости.       Разговор у них дальше никак не складывается — странно, как раньше у них было так много тем для обсуждения, а сейчас им совершенно нечего друг другу сказать. Но Донхек все же искренне благодарен Юкхэю за все хорошее, что между ними было. В каком-то смысле он даже помог ему осознать его истинные чувства к Минхену, несмотря на то, что ему было тяжело говорить об этом напрямую в ту ночь.       В дом как раз входит Минхен, стряхивая с капюшона рукой снег; Донхек в том, как он хмурится, сметая снежинки, находит нечто очаровательное, и невольно его выражение лица смягчается, что не ускользает от внимания Юкхэя, который лишь понимающе хмыкает, подметив это. Минхен замечает юношу и, сфокусировав на нем взгляд, на несколько секунд откровенно зависает; Донхек уже даже собирается спросить, что не так, вот-вот приоткрывает рот и набирает в легкие воздух, но Минхен, вовремя опомнившись, быстро отводит взгляд и прочищает горло, а затем, за мгновение изменившись в лице, непонимающе смотрит на Донхека: — Почему ты все еще в прихожей? — а затем его взор привлекает Юкхэй, и таким образом Минхен тут же получает ответ на свой вопрос. Юкхэй приветственно кивает ему и переводит взгляд на Донхека, произнося:       — Я пойду, рад был видеть тебя.       Юноша улыбается и прощается с Юкхэем, чувствуя, как в груди расползается неприятное чувство вины. Он поворачивается к Минхену, надеясь, что тот ничего не скажет, но сталкивается с его обеспокоенным взглядом:       — Ты в порядке? — спрашивает он, заметив странную смену настроя Донхека.       — Да, просто чувствую себя виноватым перед ним, — вздыхая, отвечает младший и отмахивается рукой. И, глядя на это, Минхен понимает, что лучше не лезть к Донхеку с вопросами на эту тему, поэтому сдается, а юноша добавляет: — Пошли, нас уже ждут.       Минхен тоже убирает куртку в шкаф, и они вместе проходят в гостиную, где посреди толпы наконец рассматривают своих друзей — рядом с барной стойкой и неподалеку от нее на черном большом диване. Они уже явно подвыпили, и особенно это видно по Джемину, который без остановки улыбается, повиснув на Ренджуне, который хоть и выглядит слегка раздраженным, но явно не против этого.       Увидев Минхена, Ренджун салютует ему, а Джемин и Чэнлэ, хитро ухмыляясь, переглядываются, когда замечают Донхека рядом. Джено и Джисон сначала не обращают внимание на пришедших друзей, что-то увлеченно смотря в телефоне, но затем поднимают головы и радостно восклицают, здороваясь с Минхеном.       — Наш Капитан Америка! Все-таки решил прийти, — шутит Джисон, приветственно сжимая руку старшего.       На лице Донхека невольно расцветает улыбка от мыслей о том, как много все-таки старший значит для их компании; может, он и не был с ними с самого начала, но теперь, хоть никто и не осмеливается этого сказать — никому не хочется нагнетать обстановку, — без него все будет совсем не то.       Донхек для себя твердо решает, что сегодня много пить не будет — только совсем чуть-чуть. Для смелости. Завтра ему снова нужно будет провести с утра как минимум несколько часов в больнице, в кабинете его мамы, рассортировывая карты больных и какие-то документы, потому что сейчас из-за процесса развода мама практически ничего не успевает, а Донхек не может не помочь ей. Нужно быть в трезвом состоянии, чтобы не наделать ошибок, которые потом придется разгребать маме.       С начала вечеринки проходит уже два часа, и все достаточно напившись и натанцевавшись, устают, и начинается более спокойная часть вечера: играет тихая музыка, большинство компаниями болтают или играют в игры, некоторые в шутку танцуют медленные танцы. Ренджун в одиночестве сидит у барной стойки, медленно попивая из стаканчика какой-то сладкий невкусный коктейль, сильно отдающий спиртом. Вдруг позади него кто-то появляется и наклоняется к нему:       — Ренджу-у-ун, — обняв со спины юношу, пьяно протягивает Джемин над его ухом. — Ты всю ночь будешь хмуриться?       — Что-то не так? — недовольно спрашивает Ренджун и поводит плечом, отталкивая младшего.       — Все-е-е, — тянет Джемин, не давая юноше себя отпихнуть. — Улыбнись, — добавляет он и резко подается вперед, оставляя легкий поцелуй на щеке Ренджуна. Старший вздрагивает, как от неприятных ощущений, и этим настораживает Джемина: младший отпускает его и делает шаг назад, тут же взволнованно спрашивая: — Эй, что случилось?       — Мне нужно выйти, — без какой-либо эмоции произносит Ренджун, повернувшись к Джемину. Он слезает со стула и просто уходит в неизвестном направлении, оставляя младшего удивленно смотреть ему вслед в попытках понять, что он мог сделать не так, чтобы Ренджун себя так вел. Но ответа на этот вопрос Джемин пока что явно не получит; догонять старшего он тоже не решается — сейчас его присутствие точно будет лишним. Поэтому он садится туда, где до этого сидел Ренджун, и укладывает голову прямо на барную стойку: настроение веселиться совершенно пропало, и из всех эффектов алкоголя теперь осталось только головокружение и какое-то неприятное чувство в районе грудной клетки. Но вполне вероятно, что второе уже из-за Ренджуна.       Минхен подсаживается к Донхеку, сидящему на диванчике рядом с Джено и Джисоном, и протягивает ему стаканчик с чем-то, юноша принимает его в руки, благодарно кивая, и немного отпивает — внутри оказывается лишь простая содовая, — он возвращает стакан Минхену, вопросительно смотря на него, и тот, тут же поняв почему, поясняет:       — Я за рулем ведь.       — Ты не останешься на ночь? — заметно поникнув, спрашивает младший.       — Не планирую, — отвечает Минхен и забирает у юноши газированную воду.       Донхек вздыхает и предпочитает ничего ему на это не отвечать; он придвигается к Минхену и укладывает голову ему на плечо, позволяя себе расслабиться. Он до сих пор сам не знает почему так происходит, но бесконечное умиротворение наполняет его тело и разум, когда он находится рядом с Минхеном и чувствует его присутствие.       Между их лицами остается очень маленькое расстояние, и это застает старшего врасплох, но он, все же переняв настрой Донхека, осторожно обхватывает его спину рукой и всего на пару мгновений проникает под рубашку, касаясь кончиками пальцев горячей кожи юноши — Донхек вздрагивает от прикосновений, а Минхен затем опускает руку и оставляет ее аккуратно обнимать талию младшего.       Долго они в таком положении не проводят: у Минхена звонит телефон, и ему приходится нехотя подняться с дивана, чтобы взять трубку. Донхек тут же слишком резко ощущает его отсутствие, будто их и так шаткая связь резко оборвалась, стоило старшему отпустить его талию. Когда Минхен видит, кто ему звонит, его выражение лица меняется на озадаченное, и он вдруг куда-то уходит, а Донхек теряет его из виду уже спустя несколько секунд.       Минхен поднимается по лестнице на второй этаж, открывая первую попавшуюся дверь: перед ним предстает просторная комната, в которой никто не живет — слишком для этого пустая. Он замечает дверь, ведущую на большой балкон, и тут же направляется туда, перед этим прикрыв дверь в комнату. Звонок давно уже сбросили, пока Минхен поднимался, но он набирает номер и перезванивает.       — Я думала, уже не дозвонюсь, — раздается с другого конца трубки недовольным женским голосом.       — Прости, мам, я просто пытался найти менее шумное место, — объясняет Минхен с виноватым видом, будто бы его сейчас кто-то может видеть. — Что-то срочное?       — Нам придется раньше уехать, чтобы уладить кое-какие проблемы с моей работой, — произносит мама и вздыхает: она знает, что эта новость не понравится сыну. — Руководство сошло с ума, и... — но Минхен дальше не слушает, его волнует только одно:       — Насколько раньше? — спрашивает Минхен, готовясь к самому худшему, (что мама скажет, например, завтра), но его опасения, к счастью, не подтверждаются:       — На неделю, — отвечает женщина.       — Значит, через три дня… — тихо произносит Минхен, прикрывая глаза и устало вздыхая. Все же его время в Сеуле значительно урезается, и это не может не угнетать. — Ладно, я понял. Это все?       — Нет, — уверенно отвечает мама, продолжая: — Завтра утром приезжает отец, чтобы помочь мне еще кое с чем. Надеюсь, ты будешь дома к этому моменту, потому что я сегодня остаюсь у подруги, у нее проблемы... в общем, это не так важно. Но ты должен впустить отца утром, иначе он под дверью стоять будет.       Минхену едва удается скрыть удивление и произнести спокойно: — Я постараюсь, — после чего он прощается с мамой и заканчивает разговор. Он и не знает, как переварить услышанное. Мало того, что он уезжает раньше, чем он думал и планировал, так еще и отец завтра прилетает. Последний раз он был в Сеуле год назад на новогодних праздниках, и с тех пор Минхен его не видел — только иногда общался с ним по телефону.       Порой Минхен вспоминает детство в Канаде и понимает, что больше всего скучает по огромной качели, которая стояла у них на заднем дворике — особенно он любил ночью выбираться из дома и смотреть на звезды, качаясь на ней, — скучает по бабушке и ее секретным рецептам корейских блюд, по отцу и его рассказам о механике, и еще по чипсам со вкусом кетчупа.       Минхен достает из джинсов пачку винстон блю с зажигалкой в ней, зажимает сигарету меж губ и поджигает ее, с наслаждением затягиваясь дымом. Интересно, по чему он будет скучать, когда вернется в Канаду?       Или по кому?       Умиротворенность момента разрушает, как ни странно, музыка, играющая в доме, и крики людей, пьющих и веселящихся на вечеринке, на которой Минхена быть вообще не должно. Он не собирался приходить, и сам не знает, почему поддался на уговоры друзей, которые тремя часами ранее умоляли его в общем чате появиться сегодня у Юты.       Облокотившись на стену, Минхен разглядывает светящиеся небоскребы, расположенные вдалеке, слышит далекий шум переполненных машинами шоссе и понимает, что, наверное, будет скучать и по этому тоже.       Вдруг звенит телефон, оповещая о новом сообщении:       [хек] 23:19 «куда ты ушел?»       Минхен усмехается, видя имя отправителя, и быстро печатает ответ одной рукой:

      [вы] 23:20 «я на балконе, можешь прийти сюда»

      Минхен убирает телефон в карман и слышит внезапный звук хлопнувшей двери. Он прислушивается к шагам, подмечая ритмичный стук каблуков.       — Вот ты где, — протяжный женский голос привлекает внимание Минхена. Он поворачивает голову и видит, как Еын, слегка пошатываясь от опьянения, открывает двери и входит на балкон. Она одаривает юношу странной улыбкой, заметив его взгляд на себе, и говорит: — Твои друзья тебя ищут.       — Ты пьяна? — проигнорировав слова девушки, спрашивает Минхен.       — И что с того? Ты ожидал, что я буду трезвой на вечеринке? — удивляется Еын. — Хотя вот ты почему-то трезвый, — она пытается подойти ближе, но запинается об ступеньку и едва не падает. Ее тут же ловко подхватывает Минхен одной свободной рукой. Она заглядывает ему в глаза, и ей кажется, что ее сердце пропускает удар, и все внутри замирает от одного лишь пронзительного взгляда Минхена.       — Осторожнее, — с ранящим Еын равнодушием произносит тот и отпускает ее, отводя взгляд в сторону.       Девушка в неверии усмехается и подходит к ограждению, опираясь на него руками: — Здесь красиво, да?       Минхен не отвечает на ее вопрос, но согласно мычит и выдыхает дым.       — Знаешь, — начинает Еын, разворачиваясь на каблуках лицом к юноше, — мне казалось, между нами было что-то. Что с нами стало?       Минхен продолжает молчать, давая девушке возможность высказать все, что она чувствует. В глубине души он знал, что рано или поздно этот разговор состоится, но все же глупо надеялся, что Еын смогла забыть его. Он тушит сигарету о пепельницу, стоящую на кофейном столике рядом, и складывает руки на груди, показывая готовность к тому, чтобы выслушать девушку.       Еын по понятным причинам не подумала о том, чтобы закрыть за собой дверь на балкон, из-за чего теперь свидетелем их разговора может стать кто угодно, кому понадобится зайти в ту комнату, через которую Еын прошла. Ни Минхен, ни она даже не догадываются, что сейчас их кое-кто прекрасно слышит, прислонившись спиной к стеклянной двери.       — Ты ведь правда нравился мне, — продолжает свой монолог Еын, подходя все ближе к Минхену. Слишком увлеченная им, она не замечает чью-то макушку, выглянувшую из своего укрытия. — И те слухи про то, что я бросила университет из-за тебя… Отчасти правда. Ты не был причиной, но стал поводом. Было невыносимо смотреть на то, как ты игнорируешь меня.       Еын оказывается совсем рядом с Минхеном: — Разве ты не хочешь, чтобы все было как раньше? — она касается рукой щеки юноши и с надеждой смотрит ему в глаза. — Ты помнишь, как нам было хорошо?       Еын тянется к лицу Минхена, но когда между их губами остается всего несколько сантиметров, юноша наконец впервые за несколько минут произносит: — Еын, — девушка тут же замирает, не решаясь поцеловать, — нет.       Это «нет» по сердцу Еын режет больнее ножа. Она судорожно выдыхает и быстро хлопает ресницами, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы, но послушно отступает назад и, гордо расправив плечи, говорит: — Хорошо. Я поняла.       Она разворачивается и, все так же чуть пошатываясь, покидает балкон, из-за заполнивших глаза слез не заметив юношу, прижавшегося к стеклянной двери со стороны комнаты.       Минхен все это время не отводит взгляд от входа на балкон, а затем вдруг перед ним показывается знакомое лицо, и ему едва удается сохранить невозмутимый вид. Донхек с полными вины и разочарования глазами смотрит на старшего, а затем все же выходит из своего укрытия полностью. Он подступает ближе, и Минхен спрашивает его:       — Ты все видел?       Донхек в ответ лишь виновато опускает голову: — Прости, я не должен был подслушивать. Я пришел, а она тут, и я не смог уйти, и…       — Эй, — Минхен перебивает его, мягко произнося: — все в порядке, — старший переводит взгляд на высотки Сеула. Фонари мерцают вдалеке, напоминая о том, что город никогда не спит. — По крайней мере, теперь ты точно знаешь, что между мной и Еын ничего нет.       — Она любит тебя, — непонимающе возражает Донхек.       — Я знаю, — равнодушно отвечает Минхен.       — И все? Тебе не кажется, что это слишком жестоко? — немного даже разозлившись, спрашивает Донхек. Неужели Минхен так легко разбил сердце Еын?       — Разве можно мягко сказать человеку, что ты не любишь его? — прищурив глаза, спрашивает старший, вновь посмотрев на юношу. — Боль в любом случае будет невыносимой.       Настрой Донхека тут же слегка смягчается, потому что он понимает, что Минхен прав, но все же продолжает: — Тебе даже не жаль ее?       — Мы не выбираем, кого любить, — отвечает старший и опускает взгляд в пол.       — Что, если бы на ее месте был я? — произносит Донхек с вызовом. — Не в этой вселенной, так в параллельных? — вспомнив их недавний разговор в кафе, добавляет юноша.       Минхен хмурится в неверии и заглядывает младшему в глаза, медленно проговаривая:       — Ты бы никогда не был на ее месте. Ни в одной из вселенных.       Донхек приоткрывает рот в удивлении, чтобы что-то сказать, но не находит слов. Он вздыхает и произносит только: — Прости, — а затем подходит ближе и обвивает руки вокруг его талии, бормоча ему в шею еще раз: — Прости.       — Ты не замерз? — спрашивает Минхен, заметив, что юноша дрожит, а затем понимает: — Черт... тут же слишком холодно для тебя.       — Немного, — отвечает Донхек, и в следующее мгновение его обхватывают сильные руки Минхена, прижимая ближе к себе на несколько секунд и передавая тепло от своего тела. Юноша едва успевает осознать происходящее, как старший уже выпускает его из объятий.       — Идем в дом, — командует он. Когда они выходят с балкона, Минхен закрывает стеклянные двери, задвигая шторы, и намеревается уходить из комнаты, но Донхек хватает его за руку, умоляюще глядя ему в глаза, и не дает сдвинуться:       — Давай побудем здесь немного? Закрой дверь на замок.       Юноша падает на кровать, раскидывая руки и ноги в стороны в форме звездочки, и довольно улыбается. В комнате темно, выключены все лампы, и видны лишь мягкие очертания предметов. Свет луны, медленно плывущей по ясному небу, проникает в помещение через тонкие занавески, совсем немного освещая комнату. Минхен закрывает дверь, подходит к постели и садится рядом с юношей, не понимая, что должен делать. Тот вопросительно смотрит на старшего, а затем жестом приглашает его лечь рядом. Минхен выгибает бровь, хотя младший этого наверняка не видит, и, решив не задавать лишних вопросов, послушно ложится прямо напротив юноши. Они сталкиваются взглядами, несколько мгновений просто смотря друг на друга, а затем вдруг оба тихо смеются и отворачиваются.       С нижнего этажа доносится спокойная, медленная мелодия — звуки гитары проникают в помещение сквозь закрытую дверь, и мужской голос начинает петь что-то на испанском.       — Кажется, там начался медленный танец, — с насмешкой произносит Донхек. — Я бы предложил станцевать, но я слишком трезв для этого и не умею.       — Я тем более, — серьезно отвечает Минхен, чем заставляет младшего рассмеяться. Его звонкий смех отдается едва слышным эхом от стен, и старший, не сдержавшись, сам невольно улыбается. Он прикрывает глаза и вдруг начинает тихо подпевать песне, играющей на вечеринке этажом ниже. Донхек замолкает, поворачивая голову к Минхену, и в изумлении смотрит на него.       — Мне нравится эта песня, — говорит тот, не глядя на младшего.       Эти слова напоминают Донхеку о том, как однажды они ехали ночью в автобусе, слушая одну из его любимых песен через его же наушники: тогда Минхен сказал, что музыку слушает крайне редко, потому что у него совсем нет на это времени. Поэтому сейчас юноша с замиранием сердца вслушивается в тихий голос старшего, запоминая каждую ноту, каждый звук, чтобы никогда не забыть этот момент. Для Донхека это действительно важно — хранить в памяти подобные мелочи, потому что старший так мало о себе рассказывает, а Донхеку не хочется, чтобы со временем образ Минхена стерся из его головы.       — Si puedo soportar lo que siento, ¿por qué me estoy cayendo? — подпевает старший, ощущая, как каждое слово проходит острой иглой через его сердце, слишком сильно напоминая ему его собственные чувства к Донхеку.       — Твой испанский ужасен, — шепчет Донхек совершенно безобидным тоном, из-за чего Минхен, прервавшись, тихо смеется. Младший с по-глупому влюбленной улыбкой наблюдает за реакцией старшего (сам того не подозревая), и понимает: он в нем пропал глубоко и надолго. И возможно, он совсем не это хотел сказать. Возможно, он сказал это только для того, чтобы самого себя убедить в том, что ему не нравится произношение Минхена, потому что сердце уж больно резво бьется и норовит вырваться из груди.       — Эта строчка означает: «Если я могу справиться со своими чувствами, то почему же тогда я продолжаю падать?», — поясняет старший, поворачивая голову к Донхеку и, насколько это возможно в темноте, заглядывает ему в глаза. — Думаю, перевод именно такой.       Младший растерянно смотрит на него, пытаясь отыскать ответ на эту загадку — он уверен, эти слова должны что-то значить, но Донхек пока не понимает что именно. Он чувствует нежное прикосновение минхеновой руки к своим волосам: старший медленно проводит пальцами сквозь пряди юноши, молча рассматривая его при лунном свете, и тяжело вздыхает:       — Я уеду раньше, чем планировалось, — произносит он. И прежде чем Донхек успевает что-либо понять и задать последующий логичный вопрос, Минхен добавляет: — Через три дня.       Эта новость обрушивается на юношу лавиной, беспощадно разбивая ему сердце и выбивая землю из-под ног. Осознание того, что у них осталось мало времени, и совсем скоро ему придется отпустить Минхена, абсолютно не радует его. Донхек не находит подходящих слов, поэтому вместо того, чтобы сказать что-то в ответ, он произносит совершенно неожиданную для старшего в этой ситуации фразу:       — Тогда... — он немного заминается, чувствуя себя неуверенно из-за того, что в последний раз Минхен проигнорировал подобную просьбу. — ...можешь ли ты поцеловать меня прямо сейчас?       

—

      Джемин посильные кутается в свою куртку, прячась от прохладного ветра, и направляется за дом к бассейну, почему-то думая, что может сейчас обнаружить Ренджуна там.       Его догадки подтверждаются минутой позже, когда Джемин, завернув за угол, видит силуэт юноши, который сидит на краю покрытого снегом бассейна, свесив ноги вниз. Ему тут же вспоминается, как недавно он так же сидел в одиночестве у бассейна, а потом его нашел Ренджун. Он тогда ему признался в любви, только на улице была погода немного теплее.       Холодный воздух немного отрезвляет, да и Джемин уже сам за последние полчаса отошел и понимает, что с Ренджуном сейчас нужно быть серьезным. Потому что, кажется, он ему не совсем верит. И младший намерен узнать, что именно юношу тревожит.       Подойдя ближе, он думает: «Хорошо, что хоть куртку догадался надеть, а то выскочил бы, вспылив как обычно...».       — Эй, — Джемин тихо зовет Ренджуна, привлекая к себе его внимание. — Так и будешь от меня бегать?       Старший даже не оборачивается, отвечает: — Я не бегаю. Просто хотел побыть один.       — Ренджун, я уважаю твои желания, но... — Джемин подходит к юноше и подсаживается рядом, — очевидно же, что проблема не в этом и что тебя что-то беспокоит. И это связано со мной.       Старший на это ничего не отвечает, только недовольно фыркает и опускает голову вниз, принимаясь разглядывать снег, лежащий на дне бассейна.       — Лучше все рассказать, чем держать в себе, — добавляет Джемин, надеясь заставить Ренджуна сказать хоть что-то. — Я не хочу недопониманий с тобой. Если ты хочешь, чтобы я ушел, я уйду. Только скажи причину.       Но юноша так и продолжает молчать, не желая даже взглянуть на младшего. Тогда Джемин тяжело вздыхает и только собирается вставать, как Ренджун дергает его за штанину, произнося:       — Стой.       — Так мне остаться или уйти? — спрашивает младший спокойно, стараясь не давить на Ренджуна.       — Просто сядь и выслушай меня, раз так хочешь все знать, — недовольно отвечает старший, отпуская штанину Джемина. Когда тот садится рядом, Ренджун тихо, уже без капли прежнего раздражения начинает: — Раньше ты часто лез ко мне, когда напивался. Но тебе нравился Джено, и я просто мирился с этим.       Джемин искренне удивляется, слыша это: он не помнит ни одного раза, когда такое происходило.       — Странно, правда? Я знаю, ты думал, что ничего не забываешь с вечеринок, но, похоже, ты помнишь только то, что для тебя важно, — горько усмехаясь, произносит старший. — Ты часто так делал, а потом об этом забывал, и...       — Ты подумал, что это произойдет снова? — Джемин заканчивает мысль Ренджуна за него. Тот наконец поднимает на младшего грустный взгляд и кивает.       — Я не могу избавиться от мыслей о том, что все это не правда. Ты вел себя так же, — объясняет старший, нервно теребя край своей куртки. — Я не хотел тебе говорить.       — Хорошо, что сказал, — возражает Джемин и берет в свои руки ладони Ренджуна, заставляя его посмотреть ему в глаза. — Мне правда очень-очень жаль, клянусь, я бы отдал все, чтобы исправить это. Я был таким придурком, я не думал ни о ком, кроме себя. Мне нет оправдания.       — Джемин, не нужно... — Ренджун предпринимает попытку остановить младшего, но тот ему не дает:       — Нет, теперь я скажу, а ты внимательно послушаешь, — твердо произносит Джемин. — Я был эгоистом и думал только о том, что мои чувства к Джено не взаимны, меня больше ничего не волновало. Но прошу тебя, поверь мне, я никогда к нему не чувствовал того, что чувствую к тебе, — младший прерывается на пару секунд, прежде чем продолжить: — Ренджун, ты мне очень нравишься. И я начинаю понимать, что нравился всегда, но я был так одержим Джено, что не мог заметить этого. Я докажу тебе, что теперь все иначе. И я не прошу верить мне, просто дай нам немного времени, хорошо?       Ренджун недолго молчит, а затем устало вздыхает и отвечает: — Ладно.       Джемин облегченно улыбается и отводит взгляд в сторону, замечая, как красиво на землю падает снег под светом фонаря. Это ему напоминает о том дне, когда он с Ренджуном ночью в парке лежал на траве, покрытой тонким слоем снега.       Ренджун вдруг кладет голову на плечо Джемина и касается его руки, сжимая ее в своей маленькой по сравнению с джеминовой ладони. Младший понимает, что все же смог его успокоить, и напряжение между ними рассеивается. Он уверен в своих словах и надеется, что со временем в них сможет поверить и Ренджун, а пока у него есть только время, чтобы убедить его в своих чувствах. Однако ему достаточно и этого, главное — Ренджун рядом.              

—

lana del rey ft. the weeknd — lust for life

      Минхен молчит и долго смотрит на Донхека, не выражая никаких эмоций, однако внутри в этот момент у него происходит конфликт с самим собой: стоит ли сейчас поддаться желанию и потерять самообладание, или же ничего не предпринимать?       Минхен придвигается к юноше так, что их тела оказываются тесно прижаты друг ко другу. Он рукой убирает челку со лба юноши, и тому кажется, что старший вновь собирается поцеловать его в лоб, как это случилось в прошлую их встречу, но Минхен так ничего и не делает, и Донхеку остается лишь с замиранием сердца и легким предчувствием разочарования ждать чего-то, чего может и не случиться вовсе.       Но вопреки всем его ожиданиям, старший подается вперед и мягко прикусывает нижнюю губу юноши. В одно мгновение Донхек забывает, как дышать, и судорожно выдыхает, когда Минхен чуть отстраняется, но все еще находится чересчур близко, чтобы это можно было расценить как конец. Реакция младшего заставляет его усмехнуться, и он вновь тянется к его губам. И наконец целует; так, как этого хотел Донхек. Чувственно и медленно, нежно сминая его пухлые розоватые губы.       Внезапный прилив нежности помогает юноше почувствовать себя увереннее, и он углубляет поцелуй, не давая Минхену и шанса отстраниться и сбежать на этот раз. Донхек медленно переворачивается, в тот же момент давя рукой на старшего, намекая на то, чтобы тот лег на спину. И когда юноше удается уложить его, он резко нависает над Минхеном, расставляя ноги по бокам от него. Он тянется к его губам еще и еще за новыми поцелуями, а тот водит руками по его телу, то задирая край рубашки вверх и оголяя спину, то зарываясь пальцами в его волосы.       — Хочешь уехать с вечеринки? Прямо сейчас, — отстранившись, тихо спрашивает Донхек и хитро прищуривается.       Минхен смотрит на него с подозрением, но не сдерживает смешка и кивает: — Прокатимся по городу.       

—

      Откидной верх несмотря на все возражения Донхека пришлось оставить закрытым: зимой ветер слишком холодный, а Минхен не хочет, чтобы младший снова простудился, хоть он и не против вновь прийти к нему с апельсинами.       — Куда поедем? — спрашивает старший, заводя машину.       — Звучишь, как таксист, — смеется юноша в ответ, но Минхен, лишь усмехнувшись, приподнимает брови и смотрит на него выжидающе. Донхек вздыхает и говорит: — Честно говоря, не очень хочу сегодня домой...       — Значит, ко мне, — старший пожимает плечами и выруливает со стоянки.       Красный кабриолет рассекает улицы ночного Сеула, по радио громко играет музыка, делая этот момент для Донхека еще более волшебным: в его глазах отражаются неоновые вывески и огни города, а еще какое-то непередаваемое восхищение родным городом, которое Минхену очень хотелось бы понять, но он боится, что ни на одно место никогда не сможет посмотреть тем же взглядом, что и на Ванкувер.       Когда на светофоре приходится остановиться, Донхек поворачивает голову к Минхену и заглядывает ему в глаза. В них отражается далеко не Сеул — лишь нежность, очевидная, чересчур заметная и безграничная. Юноша смущенно отводит взгляд и поджимает губы, стараясь сдержать глупую, влюбленную улыбку.       Через полчаса кабриолет подъезжает к дому Минхена. Донхек тут же поворачивается к старшему и весело спрашивает:       — Сколько я должен тебе за поездку? — напоминая ему о своей шутке про такси.       — Даже не знаю... — Минхен, кажется, серьезно задумывается, но тут вдруг выдает: — Один поцелуй.       — И сколько это в переводе на корейские деньги? — хитро прищурившись, произносит Донхек.       — Миллиард вон, — не задумываясь, отвечает Минхен. — Выбирай.       — Тогда выбор очевиден, — сделав важное лицо, говорит младший. — Подожди, я переведу тебе на карту.       Минхен заезжает в темный гараж, вылезает из автомобиля, и Донхек повторяет за ним. Старший ставит машину на сигнализацию и подходит к стене, на которой находится кнопка для закрытия гаражной двери. Он не замечает, как со спины к нему подходит юноша, и оборачивается только тогда, когда по его плечу стучат пальцами. Дверь с тихим звуком достигает пола, а Донхек внезапно слабо толкает Минхена и прижимает его к ней.       Он чуть привстает на носочки и с нежностью касается губ Минхена, почти сразу же отстраняясь, и шепчет: — Ты же не подумал, что я правда не заплачу?       И Донхек отходит, разворачиваясь, идет к двери, ведущей в дом, но останавливается возле нее:       — Чего застыл? — спрашивает он. — Идем уже.       А Минхену кажется, что сейчас он не способен идти физически — один короткий поцелуй вызвал у него слишком много чувств в этот момент, возможно, потому что получить его он и не ожидал. Он делает глубокий вдох, немного трясет головой, и все же идет следом за Донхеком.       Они за вечер оба устали от вечеринки и шума, поэтому, даже не договариваясь, просто поднимаются в комнату Минхена и молча ложатся на кровать. Донхек все то время, что они проводят в тишине, думает о чем-то своем, прикрыв глаза, пока старший отвечает друзьям на сообщения в социальных сетях.       — Минхен, — в какой-то момент шепотом зовет юноша старшего.       — М? — отзывается тот, вопросительно мыча, и откладывает телефон на тумбу.       Донхеку хочется так много сказать Минхену сейчас. Например, «ты мне нравишься», «я не хочу отпускать тебя», «мне так хорошо с тобой», но ничего из этого не покидает пределы его мыслей, потому что сказать такое вслух будет нечестно по отношению к старшему. — На самом деле мне понравился твой испанский, — совсем тихо говорит Донхек, заставляя Минхена улыбнуться.       — Не переживай, я все равно не претендовал на хорошее произношение, — успокаивает старший, а затем поясняет: — В канадских школах учат французский.       — Правда? — с восторженными нотками в голове спрашивает юноша. — Можешь что-нибудь сказать?       — Я уже почти ничего не помню... — отмахивается Минхен.       — Попробуй, пожалуйста, хоть что-нибудь, — умоляюще произносит Донхек. Ему даже не столь интересен французский, сколько воспоминания Минхена из средней школы и то, как будет звучать его голос на этом языке. Старший смотрит на юношу серьезными глазами, надеясь переубедить, но сталкивается со взглядом, полным интереса, и сдается, вздыхая.       После недолгих раздумий Минхену все же удается вспомнить некоторые слова и правила, и он медленно произносит небольшую фразу: — Tu peux m'embrasser encore une fois?       — Что это значит? — интересуется Донхек, пораженный приятным произношением старшего. Хоть юноша и не смыслит в французском совсем и понятия не имеет, есть ли в этом предложении ошибки, он уверен, что у старшего получается очень хорошо — звучит красиво, и Донхек даже на секунду думает, что жалеет о том, что не учился со старшим в средней школе.       — Ты можешь поцеловать меня еще раз? — отвечает Минхен, не отводя уверенного взгляда от юноши, и ясно дает понять, что это не просто случайная фраза, а просьба. В их случае даже риторический вопрос — разве может Донхек отказать? Младший замирает, осмысливая услышанное, а затем робко кивает и тянется к лицу старшего, мягко касаясь его губ.       И они вновь целуются, только уже долго и по-настоящему, желая быть рядом каждую секунду, желая быть ближе, чем они уже есть. Минхен рисует пальцами на спине Донхека под рубашкой узоры, а тот вздрагивает от каждого прикосновения его холодных пальцев, контрастирующих с его горячей кожей.       Когда юноши все же отстраняются друг от друга, младший внезапно приподнимается и садится на бедрах все так же лежащего Минхена. Пока Донхек переводит дух, старший решает, кажется, окончательно добить его и произносит: — Эта рубашка тебе очень идет, но... — Минхен неосознанно облизывает губы, и юноша готов поклясться, что только что увидел, как в глазах старшего сверкнули искорки возбуждения, — не мог бы ты ее снять?       Не сказать, что Донхек не был к этому готов. Напротив — он даже готовился. Однако просьба Минхена все равно ввела его в ступор, и щеки юноши мгновенно заалели. Донхек тянется руками к пуговицам и аккуратными движениями медленно расстегивает рубашку, пока старший молча наблюдает за ним.       — После... той ночи я... кое-что попробовал, — говорит юноша, отпуская пуговицу за пуговицей. Минхен, предполагая, о чем речь, из-за намеренно выделенного юношей слова, выгибает бровь, ожидая, пока младший продолжит.       — Было немного больно, но я думал о том, как это делал бы ты, и становилось чуть легче, — с непринужденным видом произносит Донхек, зная, как это подействует на Минхена. Он вспоминает, как сидел перед компьютером, читая разные статьи и краснея от одной мысли о том, что бы о нем подумал старший, если бы узнал, чем он занимается. — Я готовился.       И впрямь, глаза Минхена будто темнеют, и взгляд за одно мгновение совершенно меняется, когда он слышит эти слова. Возбуждение накатывает на юношей, накрывая их с головой, но они все продолжают держаться где-то на грани, не позволяя себе сдаться. Однако чтобы проиграть в этой игре против своих желаний, Минхену достаточно только представить то, как Донхек растягивает себя сам, лежа в своей кровати, тихо постанывает и думает о его пальцах в себе. В этом раунде старший точно терпит поражение, понимая, что начинает медленно терять самообладание.       — Я... хочу этого, — шепчет младший, наконец добравшись до последней пуговицы. Шелковая ткань скользит по его плечам вниз до локтей, обнажая ключицы и живот. Минхен тянется руками к телу юноши, пальцами не спеша ведет от его шеи к низу живота, останавливается возле ремня на джинсах, и спрашивает:       — Ты же понимаешь, что я уезжаю через три дня? — старший обреченно глядит на юношу.       Донхек недовольно фыркает, отворачиваясь: — Тебя никто и не держит.       Минхен усмехается и ладонями проводит вдоль боков юноши, а тот вздрагивает в ответ на прикосновения, покрываясь мурашками. Он медленно выдыхает и все же смотрит на старшего, тихо, почти неслышно произнося: — Лучше ты уедешь, сожалея о том, что это случилось, чем сожалея о том, что ничего не было.       Минхен удивляется, но ничего не отвечает. Он с хмурым выражением лица недолго глядит на юношу, мысленно принимая решение, а затем кивает в сторону комода, стоящего в углу.       — Верхний ящик, — командует Минхен, и Донхек послушно слезает с него, после чего подходит к комоду. Как ему и было сказано, он открывает верхний ящик и обнаруживает внутри презервативы и лубрикант.       — Давно покупал? — спрашивает юноша, разглядывая упаковку с контрацептивами и небольшой бутылек у себя в руках. Он подмечает, что они совсем не использованные. Минхен тут же поднимается, садясь на кровати:       — Давно, — отвечает он и пожимает плечами, подтверждая мысли юноши. Донхек догадывается, что это из-за него эти вещи совсем нетронутые. Это одновременно и радует его, и раздражает, но он ничего об этом не говорит, понимая, что может сделать только хуже.       Минхен хватает свою футболку за края и тянет ткань вверх, снимая ее с себя одним небрежным движением — на нем остаются только джинсы, однако с локтей Донхека все так же свисает шелковая рубашка, которая, по мнению старшего, давно уже должна быть не на нем. Стоит только Минхену взглянуть на юношу, как тот мгновенно отводит взгляд от смущения — Минхен слишком красивый, и Донхеку очень нравится его подкачанное тело. А еще он невольно вспоминает их первую близость, и это совсем не прибавляет ему спокойствия и уверенности; заставляет только еще больше краснеть. Лукавая улыбка появляется на лице Минхена:       — Так и будешь там стоять?       Донхек отрицательно мотает головой в ответ и подходит ближе к старшему не спеша. Даже при слабом лунном свете видно, как поблескивают глаза Минхена, он смотрит на юношу исключительно нежным взглядом, заставляя того чувствовать отчаяние:       «Прекрати так смотреть, или я сейчас точно умру», — проносится у Донхека в голове, но сказать это вслух он не решается.       Минхен подходит вплотную к юноше, а затем неожиданно наклоняется и коротко целует его в губы. А затем еще раз. И еще. Донхек едва поспевает за его поцелуями, пытаясь их превратить в один большой, но старший так же внезапно отстраняется и аккуратно забирает у юноши ранее им взятые презервативы и смазку.       — Разденься, — просит Минхен. Донхек робко кивает и, преодолевая стеснение, снимает рубашку — та падает на пол, — а затем он принимается расстегивать ремень на джинсах. Все это время старший пристально наблюдает за ним, за каждым его движением, заставляя юношу испытывать еще большую неловкость. Разобравшись с ремнем, Донхек тянет молнию ширинки вниз, а затем стягивает с себя и джинсы, оставаясь теперь лишь в одном нижнем белье.       — Хорошо, — удовлетворенно произносит Минхен, — теперь ложись, — и кладет упаковку с презервативом на тумбу. Он залезает на кровать, нависая сверху над юношей, и без всякого давления, спокойно спрашивает: — Расскажешь мне, как ты это делал?       Не ожидав услышать такую просьбу, Донхек нервно сглатывает. Он ощущает, как к низу живота приливает кровь и чувствует себя еще более смущенным, но все же ему удается ответить коротким согласием. Довольная усмешка слетает с губ старшего, и он тут же подхватывает пальцами край боксеров юноши, наконец стягивая их вниз.       — Направляй меня, — просит Минхен, ладонью проводя вдоль бедра младшего. Он намеренно смотрит Донхеку в глаза, не отводя взгляд ни на секунд, будто издевается.       — Я взял смазку, — начинает юноша, и Минхен тут же хватает бутылек в руки.       — Ты же не думаешь, что я смогу что-то сделать, пока ты в такой позе? — выжидающе спрашивает старший, приподняв бровь. Донхек издает изумленный смешок, мгновенно заливаясь румянцем, но все же послушно разводит ноги в стороны, закрывая лицо руками от смущения, и Минхен ногтями чуть царапает внутреннюю сторону бедра юноши, заставляя его мелко подрагивать от щекочущих прикосновений. — Дальше, — произносит Минхен.       — Нанес ее на пальцы и... — Донхек прерывается и выдыхает, — Минхен, я не могу.       — Передумал? — старший ухмыляется, в противоречие своим словам выливая щедрое количество лубриканта на руку. Растерев смазку по ладони, Минхен касается пальцами колечка мышц, и Донхек тут же инстинктивно напрягается, дергаясь и отодвигаясь. Другую руку старший кладет на живот юноши, начиная поглаживать, и мягко произносит: — Расслабься.       У Донхека не получается выполнить просьбу Минхена сразу, но через некоторое время он все же расслабляет тело. Старший аккуратно, как можно медленней вводит один палец в него, и Донхек даже задерживает дыхание на несколько мгновений, стараясь привыкнуть к новым ощущениям. Хоть он уже и проделывал это сам, но ему до сих пор непривычно чувствовать что-то внутри себя, особенно когда это другой человек. Минхен не спеша двигает рукой назад-вперед, и поначалу это вызывает у юноши неоднозначные ощущения, но затем Донхек, убедившись, что это не доставляет ему никакого дискомфорта, говорит старшему, что готов двигаться дальше.       Минхен кивает. Он наклоняется к колену юноши, оставляя легкое прикосновение губ на коже и затем, опустив голову ниже, на внутренней стороне бедра, в очередной раз вынуждая тело младшего дернуться — щекотно и заставляет все внутри трепетать. Минхен вводит два пальца, внимательно наблюдая за реакцией юноши и заботливо спрашивая:       — Больно?       — Терпимо, — отмахивается Донхек, больше переживая из-за того, в каком теперь виде предстает перед Минхеном. Дискомфорт временный, а вот старший в таком амплуа его наверняка надолго запомнит. Эта поза юношу ужасно смущает, а Минхен еще и почти не разрывает с ним зрительного контакта, продолжая медленно двигать пальцами внутри него. Донхеку хочется плакать от того, насколько Минхен нежен с ним. Насколько ему нравится Минхен. Насколько ему с ним хорошо и как сильно не хочется его никуда отпускать.       По сравнению с двумя, три пальца намного ощутимей, но Донхек все еще не чувствует резкой боли: может, виной тому количество лубриканта и тот факт, что несколько дней назад он пытался растягивать себя сам, думая о том, как это с ним делал бы старший. Минхен разводит пальцы в стороны, стараясь максимально хорошо подготовить юношу, чтобы избежать боли. Протолкнув два пальца поглубже, старший наконец нащупывает простату и слегка надавливает на нее, заставляя Донхека резко выдохнуть и дернуться от неожиданного приятного ощущения. Такое он чувствует впервые. Растягивая себя сам, он не смог найти эту точку из-за отсутствия какого-либо опыта, но сейчас, одним лишь движением Минхен будто бы коснулся каждого нервного окончания в теле юноши.       И каждый раз, как старший задевал пальцами простату, по телу Донхека проходилась волна колющих, приятных ощущений, заставляя кровь все больше приливать к низу живота. В один момент юноша вдруг перехватает руку Минхена, останавливая его, и произносит, тяжело дыша: — Достаточно. Думаю, я готов.        — Ты точно хочешь этого? — спрашивает старший, вынимая руку.       Томный взгляд юноши говорит за него сам, но он все же отвечает: — Да.       — Уверен, что готов? — произносит Минхен, давая понять, что дальше пути назад уже не будет. Однако, кажется, Донхека это совсем не пугает, потому что он сразу же говорит:       — Уверен.       Минхен хмыкает и, опираясь об кровать чистой рукой, поднимается и подходит к комоду, вытаскивая из ящика бумажные салфетки и вытирая ладонь от смазки. Он бросает смятую бумажку в урну, стоящую под компьютерным столом, и вновь подходит к постели, на которой, уже сдвинув колени, лежит Донхек. Минхену остается только снять с себя джинсы и нижнее белье; полностью раздевшись, он залезает на кровать и, насмешливо прищурив глаза, руками раздвигает ноги юноши и тянется к контрацептивам, ранее оставленным им на тумбе.       — Не молчи, если будет больно. Не надо терпеть, ладно? — произносит старший, вновь нежно касаясь губами коленки юноши. Донхек смотрит на него глазами, полными утаенной любви и искреннего изумления: каждое действие Минхена выражает заботу, и юноша не может поверить, что все это правда сейчас происходит с ним.       Сделав все необходимое, Минхен пододвигается ближе к Донхеку и проводит рукой по его бедру, спускаясь ниже к паху, но обходя эту область стороной и касаясь лишь низа живота. Тело отзывается естественной реакцией на прикосновения к чувствительным зонам, и юноша вздрагивает. Минхен усмехается, видя, как легко его вывести на такие эмоции, и направляет свой член, медленно входя в Донхека и успокаивающе поглаживая ладонью его руку, чтобы отвлечь от боли.       Юноша зажмуривается и кусает нижнюю губу, пытаясь привыкнуть к совершенно новому ощущению: это совсем не похоже на то, когда внутри тебя пальцы. Минхен чувствует, как узко внутри Донхека, и шипит, сжимая челюсти. Он вводит член до основания и затем, чуть покачивая бедрами вперед и назад, дает юноше привыкнуть.       — Я готов, — тихо произносит Донхек, приоткрыв глаза и посмотрев на старшего.       Минхен начинает медленно двигаться, ощущая, как по всему телу расходится волна удовольствия, сердцебиение учащается с каждым движением. Услышав сбивчивое дыхание Донхека, Минхен наклоняется к нему, расставляя по бокам от него руки, и целует его в уголок губ, спрашивая:       — Ты в порядке?       — Да, — на выдохе отвечает Донхек.       После чего старший двигается смелее и входит глубже, задевая простату на верхней стенке, и заставляет юношу рефлекторно сжаться и протяжно, но тихо простонать. Минхен улыбается, заглядывая ему в глаза и вновь оставляя короткий поцелуй на губах.       Такая близость с Минхеном смущает юношу, и он отводит взгляд в сторону, желая спрятаться от пронзительных глаз старшего, а затем и вовсе прикрывает веки. С каждым мгновением дискомфорта становится все меньше, а приятных ощущений больше, пока Минхен толкается бедрами вперед, раз за разом задевая чувствительную точку внутри юноши. Донхек тихо стонет, не в силах сдерживаться, сминает руками простыни, не зная куда деться от нахлынувших чувств. Его грудь высоко вздымается под тяжелым дыханием, а челка, упавшая на лоб небрежными прядями, взмокла от пота.       Свет от тускло горящей настольной лампы мягко оглаживает силуэты юношей. Темная, медового оттенка кожа Донхека поблескивает в полутьме, и Минхен завороженно глядит на него, едва веря в то, что он настоящий, а не игра его воображения — то, насколько юноша красив в этот момент, невозможно передать никакими словами. Минхен бы вечно любовался изгибами его тела, оставлял поцелуи на его нежной коже и говорил ему о том, как он прекрасен.       Донхеку так хорошо с Минхеном, что он едва останавливает себя от того, чтобы прошептать «я люблю тебя». Он смотрит старшему в глаза, одновременно сходя с ума от нежности, окутывающей его, и от кружащей голову близости с ним. Все мысли занимает лишь «люблю», но он не может позволить себе причинить старшему боль громкими словами; чтобы он уезжал с этим грузом на сердце. Донхек не хочет держать его и не имеет на то права, но он ничего не может поделать со своими чувствами и этим чертовым «люблю», в котором он даже сам не уверен.       Они чувственно и ненасытно целуются, касаясь друг друга и тяжело дыша. Минхен отстраняется и прячет лицо в изгибе шеи юноши, слушая его тихие стоны, и чувствует, что уже близок к разрядке. Спустя несколько мгновений его тело пробивает крупная дрожь, и из груди вырывается низкий стон; яркий оргазм накрывает его с головой, затуманивая разум.       Минхен вновь прижимается к губам юноши резким, жарким поцелуем и выходит из него, затем аккуратно снимая презерватив и выбрасывая его в ведро. Он ложится рядом с Донхеком, давая себе буквально минуту, чтобы прийти в себя, и затем, окончательно успокоившись, он произносит:       — Теперь нужно разобраться с тобой, — и вдруг переворачивается и спускается к раздвинутым ногам юноши. Донхек не успевает ни возразить, ни согласиться, как Минхен наклоняется вниз и проводит языком по члену юноши вдоль выпирающей вены.       — Что ты... что ты д-делаешь? А-ах... — шокировано спрашивает Донхек, растерявшись, и невольно издает стон, тут же из-за этого краснея. «Как же это смущает», — думает он, закрывая лицо руками и понимая, что не сможет сейчас смотреть на Минхена.       Старший одновременно двигает рукой на члене Донхека и продолжает дразнить его языком, пока юноша едва не теряет голову от ощущений, подрагивая от каждого прикосновения к чувствительной головке. Тихие стоны слетают с его губ, потому что сдерживать голос сейчас — невозможно. Донхек чувствует, что он уже на пределе: он слышит биение собственного сердца, готового вырваться из груди от переполняющих чувств, тишина вокруг становится оглушительной, и темные углы комнаты вдруг заполняет пелена, возникшая перед глазами. Донхек кончает, резко выгибаясь в спине, и громко стонет, сжимая в руках одеяло. Он чуть отодвигается от Минхена, не давая ему продолжить его действия, и издает тихий то ли смущенный, то ли довольный смешок, встречаясь со старшим взглядами.       Минхен смотрит на его покрасневшие щеки, блеск в глазах, растрепавшиеся волосы, и невольно улыбается — ему хочется запомнить Донхека таким. Счастливым и, кажется, тоже влюбленным. Хотя бы лишь этот один вечер.       — Пойдем в душ? — спрашивает младший, прервав поток мыслей Минхена. Тот, опомнившись, кивает и отвечает:       — Только по отдельности, иначе... смысла в душе не будет, — на последних словах он смеется и поднимается с кровати. — Я первый, приди в себя пока. И да, салфетки на тумбе, — добавляет он, переводя многозначительный взгляд с упаковки на живот юноши. Донхек тут же осознает, что он испачкан и, обреченно вздохнув, зажмуривается:       — Уйди с моих глаз уже, — недовольно протягивает он, заставляя Минхена рассмеяться.       Когда старший выходит из комнаты, Донхек открывает глаза и устремляет взгляд в потолок, мечтательно улыбаясь. Шум воды, исходящий из ванной, заполняет тишину.       Раскинув руки и ноги по всей кровати, Донхек размышляет о том, что, наверное, впервые в жизни по-настоящему так сильно влюбился. Впервые почувствовал, каково находиться так близко к кому-то, кто тебе нравится, каково разделять с этим человеком свой первый раз.       И хоть не поцелуй, но все остальное никем никогда прежде не тронутое принадлежит Минхену. Первая влюбленность отдана Донхеком ему, и мысль об этом сейчас кажется настолько правильной, что юноша готов кричать о ней на весь мир.       Донхеку наивно хочется, чтобы все последнее тоже принадлежало Минхену. Юноша знает, что ему всего лишь восемнадцать, что у него впереди целая длинная жизнь, полная больших возможностей и разных интересных людей, но отчего-то ему кажется, что Минхен для него — то самое сильное чувство, которое все так упорно ищут на протяжении своих жизней. Донхеку просто посчастливилось встретить такого человека раньше, чем остальным. И наверное, слишком глупо в такое верить, когда ты еще подросток, не имеющий опыта и полного представления о мире, но Донхек предпочтет быть глупым и неопытным, чем убежденным в том, что то, что он чувствует к Минхену, когда-нибудь пройдет и потеряет значимость.       Вернувшись из душа в свою комнату, старший обнаруживает юношу лежащим на кровати и так и не воспользовавшимся салфетками. Он вздыхает и сам хватает упаковку с тумбы, с громким звуком открывая ее. Донхек был настолько погружен в свои мысли, что не обращал внимание ни на что вокруг, поэтому услышав этот звук, он резко переводит недоуменный взгляд на Минхена. Тот садится на кровать и, наклонившись, салфеткой проводит по торсу юноши.       — Ты забыл, — произносит он, приподняв брови, и как ни в чем ни бывало следом бросает салфетку в урну.       Донхек глупо хлопает глазами пару секунд, а затем приподнимается, садясь на постели. Их лица оказываются на одном уровне и они недолго смотрят друг на друга, после чего Минхен подается чуть вперед и оставляет на щеке юноши легкий поцелуй, произнося:       — Иди в душ, возьми красное полотенце, оно висит на крючке слева.       Донхек кивает, но слезает с кровати далеко не сразу, увлекшись Минхеном: с его мокрых волос стекают капельки воды, от лица к шее, от шеи к торсу, а нижняя часть тела скрыта широким синим полотенцем, завязанным на бедрах. Юноша ощущает, как внутри все стягивается в тугой узел, и понимает, что если сейчас не уйдет, то уже не уйдет вообще. У него едва получается заставить себя отвести взгляд, но когда ему это удается, он быстро спрыгивает с постели и уходит из комнаты, забавляя Минхена своим поведением.       Закрыв за собой дверь в ванную, Донхек прижимается к двери и облегченно выдыхает. Еще немного, и его собственное тело его бы подвело.       Позже, когда юноша возвращается, он видит, как уже переодетый Минхен неподвижно лежит, обняв подушку. Донхек предполагает, что он уже уснул, поэтому как можно тише проходит к стулу, на котором для него старший оставил одежду. Натянув на себя шорты и футболку, он залезает на кровать и аккуратно, стараясь не издавать лишних звуков, ложится рядом.       Однако не проходит и пары секунд, как Минхен за спиной юноши убирает подушку в сторону и придвигается ближе, внезапно обнимая Донхека за талию и прижимая его к себе.       — Я думал, ты уже спишь, — тихо произносит младший.       Минхен хмыкает и мягко касается губами затылка Донхека: — Нет, я ждал тебя.       По телу юноши пробегаются мурашки от поцелуя старшего, и он думает, что это удивительно, как его организм может реагировать на что-то такое, казалось бы, маленькое и незначительное. И только потому, что это Минхен.       — Знаешь, ты можешь делать со мной все, что хочешь, — вдруг выдает Донхек, придя к выводу, что он готов на все, лишь бы чувствовать это к старшему снова и снова; что он готов доверить ему всего себя без остатка.       Минхен усмехается и спрашивает: — И что это значит?       — Что я теперь твой, — непринужденно произносит Донхек, словно бы в этих словах нет ничего такого, и за ними не стоит слишком большое значение для них обоих, но у Минхена внутри все замирает. — Целиком и полностью.       Старший не находит слов в ответ, а юноша ничего и не требует. Донхек находит руку Минхена, перекинутую через его тело, и переплетает с ним пальцы. В комнате воцаряется полная тишина, и только мысли Минхена кажутся ему сейчас слишком громкими. Сомнения вновь закрадываются в его голову, мешая мыслить рационально, и чем ближе день отъезда, тем больше он понимает: он не готов все оставить.       И кажется, ему пора принять поражение.