Я должен был сдохнуть, лежать среди камней, Так хуле мне бояться этих тупых свиней? Brutto
2013
В этом тайном месте пахло опилками, пылью и мышиным помётом. Тихо потрескивало старое дерево перекрытий, нагревшееся под жарким весенним солнцем. Иногда сверху, когда на скамейки приземлялся голубь, разглядевший зёрнышко попкорна, оставшееся после человеческого пиршества, осыпался мелкий мусор. Когда труха и песок с шелестом опадали вниз, приходилось опускать голову, но стряхивать этот неприятный осадок, припудривший ему волосы, было недосуг. Красноватый свет пробивался сквозь его закрытые веки. Немного подташнивало и голова кружилась так, что встать с места казалось сейчас непосильной задачей. Приходилось сидеть, держаться обеими руками за деревянную подпорку и ждать, пока пройдёт эта дурнота, заставлявшая землю под ногами то взмывать вверх, то резко опадать вниз, словно доску сёрфингиста на гребне капризной океанской волны. Ждать пришлось довольно приличное время, и солнце, спрятавшееся за кроны деревьев, больше не простреливало узкими яркими полосами замусоренное пространство под школьными трибунами. Сразу стало заметно прохладнее, будто кто-то выкрутил термостат. В дальних углах, ещё недавно прекрасно просматривавшихся и пустых, сгустились тени, сделавшие их какими-то небезопасными, таинственными и недружелюбными, наполненными странной и мистической жизнью. Словно вместе с темнотой подкрадывались какие-то неведомые бесшумные твари на мягких лапах, учуявшие запах крови, всё ещё сочившейся из разбитого носа и израненных губ. Треск рассохшихся досок из умиротворяющего стал каким-то зловещим. Теперь он больше походил на треск сучьев, которые ломаются под чьей-то тяжёлой ногой. К слабости прибавилось чувство безотчётного страха, которое сложно было подавить усилием воли. Слишком уж оно было иррациональным, берущим начало в памяти далёких предков, точно так же боявшихся прихода ночи и темноты. Пора было отсюда убираться. Он снова ощупал лицо трясущейся рукой, но так и не смог выяснить, насколько плохо он сейчас выглядит. Ему бы сильно помогло зеркальце или любая отражающая поверхность, но откуда же её здесь взять? В очередной раз прислушавшись, он отметил, что звуки голосов на стадионе и школьном дворе уже не слышны, как не было слышно шума автомобилей или музыки. Определить время ему было вовсе не сложно, несмотря на то, что телефон с разбитым экраном не подавал никаких признаков жизни. Предположительно было около восьми часов вечера. А это означало, что соседи вернулись со своих работ и сидят по домам, ужинают перед включёнными телевизорами. Уже неделю новостные передачи надрывались, клепая наперегонки специальные репортажи и журналистские расследования по следам апрельского теракта в Бостоне. В курилках, барах, кафе, школьных классах, в парках на лавочках и в спортивных залах только и разговоров было, что об этом взбудоражившем страну событии. Пройдёт ещё неделя-другая, и кошмарное происшествие начнёт стираться из памяти, люди найдут другой повод для негодования, осуждения правительства и работы спецслужб, для выплеска своей застоявшейся злости и неудовлетворённости жизнью. Но сегодня, на его счастье, они наверняка сидели по домам и смотрели экстренные выпуски, жадно внимая всё новым и новым раскрывающимся подробностям этого громкого преступления. Он с усилием поднялся, издав постыдный непроизвольный всхлип. Подавив рыдание, он сделал несколько шагов к низенькой дверце, толкнулся в неё и понял, что её подперли снаружи чем-то тяжёлым, видимо рассчитывая на то, что он проведёт здесь незабываемую ночь, подвывая от холода, страха и одиночества, погружаясь в отчаяние, которое должно было окончательно подавить его волю. Это был отличный и безжалостный план. Он оценил цинизм своего врага и подумал о том, что сам бы так сделать не смог. Пожалел бы противника. А зря. Следовало выучить этот урок для своей же пользы. К счастью для пленника, в этом жестоком плане присутствовал некоторый изъян. Ему, конечно, пришлось проковылять под трибунами на противоположный конец поля и изрядно потрудиться, оттаскивая в сторону сложенные штабелем тяжёлые доски. Зато потом под ними открылся небольшой подкоп, больше похожий на собачий лаз, который выводил на заросший высоким не знавшим газонокосилки бурьяном пустырь. Этот «аварийный выход» пришёлся как нельзя кстати, хотя после того как он прополз по волглой, пахнущей плесенью земле, на джинсы и светлую толстовку было больно смотреть. Что ж, значит, появился ещё один повод быть осторожным и не попадаться людям на глаза. Ему нужно было успеть домой вовремя, привести себя в порядок, насколько это вообще было возможно без посторонней помощи, и уже в безопасности продумать план дальнейших действий. Большую часть пути до дома он преодолел без особого труда: улицы и впрямь обезлюдели. Вот только иногда приходилось останавливаться и хвататься то за ствол раскидистого старого клёна, то за фонарный столб, то за почтовый ящик, слегка покачнувшийся в тот момент, когда он буквально повис на нём. Переждав, пока рвотные позывы утихнут, он приготовился преодолеть последние двести футов, которые были самыми опасными. Нужно было пригнуться, чтобы его не заметили за живой изгородью соседи, любившие торчать тёплыми вечерами на веранде. Он двигался почти бесшумно, насторожённо прислушиваясь, не хлопнет ли входная дверь, не зашуршит ли гравий на дорожке, ведущей к тротуару. Всё было тихо. Он выдохнул и уже поверил в то, что сможет проскользнуть мимо крыльца незамеченным. Но вдруг он учуял запах сигаретного дыма. Полсекунды ему потребовалось на то, чтобы осознать этот факт, ещё секунда на то, чтобы попытаться отступить, но было слишком поздно. — Ты чего это тут крадёшься? — раздался негромкий и, как обычно, недружелюбный голос мистера Ханта, который стоял прислонившись спиной к вязу, отлично маскировавшему его в своей тени. Только огонёк сигареты вспыхнул, когда Хант поднёс её к своему лицу. — Оглох? Отвечай, когда к тебе обращаются! — Его рука ткнула сигарету, рассыпавшую мелкие искорки, в ствол ни в чём не повинного дерева, а окурок отправился в полёт и, описав широкую дугу, приземлился на соседском газоне. Гэвин проследил его траекторию и стиснул зубы. Это был его газон. Хант подошёл ближе, и на его лице расцвело удивлённо-брезгливое выражение. Гэвин выпрямился. Прятаться больше не имело никакого смысла, и было вдвойне обидно то, что он попался практически на пороге своего дома, в двух шагах от него! Чёртов мистер Хант! И его чёртова привычка курить, спрятавшись от своей жёнушки, которая свято верила в то, что муж бросил свою вредную привычку год назад. Хотя... она также была уверена, что он больше не наведывался в гости к улыбчивой и миниатюрной миссис Нортон, что было ещё одним её заблуждением наряду с тем, что волшебные китайские пилюли, купленные в «Магазине на диване», вернут ей былую стройность. — Кто это тебя так разукрасил? — деловито поинтересовался Хант, которому, в общем-то, плевать было на паршивого соседского щенка, но профессиональный долг обязывал выяснить, кто это распускает руки на вверенной ему территории. Гэвин предсказуемо ответил: — Никто. Я с велосипеда упал. — Да что ты говоришь? — Хант недобро прищурился на него. Он очень не любил, когда ему врали. Но особенно не любил, когда врали так нагло, как этот пацан. Нормальные дети всегда терялись под суровым взглядом строгого полицейского. Они уважали авторитеты, уважали закон в его лице. А этот... Даже в его позе было что-то нестерпимо дерзкое, такое, за что хотелось его пришибить. Но славные времена, когда можно было наградить такого малолетнего уёбка подсрачником и заставить уважать взрослых, безвозвратно ушли в прошлое. А если бы Хант попытался проделать нечто подобное в воспитательных целях, то его карьере вмиг пришёл бы конец. И Хант пошёл другим путём: — Сдаётся мне, что я только что видел твой велосипед у крыльца. И он стоит там с самого утра. Так что, наверное, стоит позвонить твоей матери и спросить, почему её малолетний сын врёт полиции и ходит по улицам в таком непотребном виде. Удар почти попал в цель. Почти. Шантажировать звонком матери было подлым, но предсказуемым приёмом. Они все без исключения жаловались его матери. По любому поводу он слышал это неизменное: «Я сообщу твоей матери, Рид!» Однако на этот раз у Гэвина нашёлся козырь в рукаве, и он без всякой застенчивости его выложил: — А я на чужом катался. На велосипеде Сэнди Нортон. Ну... вы же знаете её маму? Губы Ханта побелели. Такого унижения он в жизни не испытывал! И от кого? От этого змеёныша, которого он мог бы плевком перешибить! Этот паршивец ему... угрожал! Намекал на такие вещи, о которых одиннадцатилетним соплякам ещё рановато знать. Гэвин смотрел на полицейского, насторожённо ожидая его следующего хода. Он не знал точно, что конкретно делал этот надоедливый мужик с мамой Сэнди. Но судя по обтекаемым и сбивчивым рассказам глупой болтливой девчонки, что-то очень мерзкое и наверняка противозаконное. Сэнди даже говорила, что мама кричала и стонала, когда Хант был в доме, долго и жалобно. И Сэнди заплакала, вспоминая эти ужасные, так напугавшие её звуки. Она ужасно боялась грозного полицейского, после прихода которого её выпроваживали из дома и просили поиграть во дворе. Сам Гэвин не разглядел синяков на миссис Нортон, как бы ни присматривался. Но может быть, Хант бил миссис Нортон по... — Пошёл вон... — процедил полицейский, и Гэвин понял, что на этот раз ему удалось выкрутиться. Это придало ему сил. Но когда он прошёл мимо соседа, то явственно услышал произнесённый вслед вердикт: «Выродок». И хотя это его не удивило, но как всегда болезненно укололо куда-то в самую чувствительную часть его души. Он безотчётно ссутулился и опустил голову, подходя к своему дому. Достал из тайника ключ и юркнул за дверь. Ему очень-очень хотелось сесть здесь же, на пол в прихожей, и жалобно заплакать, вдыхая запахи родного дома, такие успокаивающие и знакомые. Но было нельзя. Скоро мать вернётся со смены, и нужно подготовиться к её приходу. Он сбросил грязные кроссовки и спрятал их в кладовке, запихнув в самый дальний угол. Времени отмывать их дочиста всё равно не было. Цепляясь за перила лестницы, поднялся в свою комнату, разделся и поступил с испачканной одеждой точно так же, как с кроссовками. Спрятал подальше от глаз. Теперь следовало отмыться от грязи и крови. Так была хоть какая-то вероятность того, что в историю с велосипедом мать поверит. Но когда он голый зашёл в ванную комнату и увидел себя в зеркале, то все сомнения отпали. О версии с велосипедом и мечтать было нечего. Если следы на теле можно было скрыть, натянув водолазку с длинным рукавом, то вспухшие губы с запекшейся на них кровью, подбитый и заплывший глаз вряд ли можно было спрятать. Лицо ведь не жопа, приходится им постоянно светить... Самое печальное зрелище представлял собой нос. Он распух так, что казался раза в два больше обычного, и переносица страшно чернела от подсохшей крови. Нос уже почти не болел, но когда Гэвин, доставший бутылочку с перекисью водорода, попытался обработать рассечённую кожу, то не удержался и заорал от бритвенно острой боли. Немного отдышавшись, он снова наклонил флакон и уже молча, сопя и покрываясь потом, поливал рану. Пришлось повозиться. Страшноватый порез с проглядывающей сквозь разорванную кожу розоватой плотью он неумело стянул пластырем. Залез в душ, быстро вымылся и поспешил к себе в комнату, попутно глянув на часы. До прихода матери оставалось минут пятнадцать-двадцать. Он потратил их с умом и пользой. Оделся в чистое, высушил волосы, включил в гостиной телевизор и бросил на диван скомканное одеяло. Рядом с диваном, на пол, поставил миску с брошенной в неё горстью чипсов. Полюбовался. Выглядело правдоподобно. Наверху он тщательно имитировал следы своей привычной вечерней деятельности: устроил бардак на столе, раскидав тетради и бросив раскрытый корешком кверху учебник истории на пол. Выключил свет и нырнул под одеяло, пытаясь выбрать позу, которая бы позволила ему не вызывать подозрений. Повернувшись спиной к двери и спрятав изуродованное лицо в подушке, он принялся ждать. Когда Дэбора Рид, смертельно уставшая после долгой смены, зашла в дом, она не заметила ровным счётом ничего необычного. Кроме того, что Гэвин, видимо уставший от занятий в школе, лёг спать довольно рано. Она склонилась над ним, прислушиваясь к ровному и глубокому дыханию сына. Легко, так чтобы не разбудить, прикоснулась к волосам и погладила их, чувствуя, как усталость понемногу отступает и на душе у неё становится легче. День был трудным. Много недовольных и раздражённых людей, которые не могли сорваться на своих начальников, клиентов или супругов, частенько набрасывались на безответную официантку, которая молча выслушивала их нелепые и несправедливые претензии. Она старалась не расстраиваться по этому поводу. Тихо и согласно кивала в ответ на гневные проповеди, но после работы ей бывало тяжело забыть их обидные слова. И, как всегда после такого напряжённого дня, она спешила домой. Чтобы удостовериться в том, что в её маленьком доме всё по-прежнему. Что здесь царит тишина, уют, и ждёт Гэвин, ласковый и послушный ребёнок, который всегда знал, как поднять ей настроение. Ей и сейчас хотелось поболтать с ним о чём-нибудь весёлом и приятном, посмеяться над его шутками и забавными историями, которые он сочинял буквально на ходу. Но будить его она не посмела. — Доброй ночи, малыш, — очень тихо прошептала она и поцеловала завитки волос над тонкой и беззащитной шеей сына. Полюбовалась его хрупкой фигуркой, свернувшейся калачиком под одеялом, и вышла прочь, прикрыв за собой дверь. До того момента, пока Дэбора не погасила свет в своей спальне и дом не затих, погружённый в ночную тишину, Гэвин не шевелился. Он ждал и размышлял. Прокручивал в голове сценарии, перебирал варианты, придумывал способы разрешения этой ситуации. В конце концов он пришёл к выводу, что именно сейчас самое подходящее время для ответного шага. Они думают, что Гэвин Рид обливается слезами и молит о помощи, сидя запертый, как шавка, в импровизированной тюрьме. Значит, эффект неожиданности будет обеспечен. А это всегда даёт несколько очков преимущества. Неожиданность и напор. Он откинул одеяло и встал. Итак. Кто же из этих пяти сегодня будет его целью? Мартин? Нет. Этот жирдяй, который подхихикивал, как умственно отсталый, когда пинал упавшего Гэвина, не стоил пристального внимания. Такие всегда только за компанию, только вместе со стаей. В одиночку он бы к нему не приблизился. Слишком тупой и трусливый. Бил он не больно, скорее исключительно ради участия в этом весёлом, по его мнению, мероприятии. Барни был того же сорта, что и Мартин. Только злее и напористее. Этот не пихал ногами куда ни попадя, он старался не промахиваться, бил прицельно и точно. Парочка его пинков до сих пор отзывалась в теле тягучей болью. Он явно ловил кайф от процесса и если бы ему дали волю, то Гэвин на своих двоих до дома бы не добрался. Это уж как пить дать. Но и Барни не был зачинщиком. Он был грубой силой, которая исполняет чужой замысел. С тем же удовольствием он бил бы кого угодно. Молотил бы своими тяжёлыми ботинками любого слабака, на которого укажет вожак. Малыш Говард? Это обычный шакал, который в избиении не принимал участия, но зато радостно науськивал остальных и отпускал одобрительные шуточки. Трепло. Скользкий, как улитка без панциря. Пожалуй, заслуживает доброго пинка под зад, но не сегодня... Его можно оставить на потом. Лесли был более достойным кандидатом на роль лидера. Сильный. Самый высокий в классе, будущая звезда местной футбольной команды, как его называл тренер. Любой другой счёл бы этого громилу главным в тусовке. Но не Гэвин. Он знал, что Лесли и в голову бы не пришло марать руки о сопляка, который учился на класс младше. Он вообще не замечал Гэвина до этого дня. И вдруг ни с того ни с сего он ударом в лицо свалил Гэвина на землю и смотрел, как шестёрки тешатся, издеваясь над тощим малолеткой. Внезапная и немотивированная вспышка агрессии от спокойного, как слон, старшеклассника выглядела странно. Оставался только последний вариант. Тот, кому не понравился заносчивый и слишком громкий шутник из младшего класса. Так не понравился, что он захотел его проучить и навсегда заставить заткнуть свой «поганый рот». Гэвин прокрутил в памяти сцену на стадионе. Многого он просто не мог увидеть, прикрывая голову руками и свернувшись на земле под градом ударов. Но он помнил этот финальный аккорд, когда его схватили за волосы и, отведя голову назад, с размаху впечатали лицом в деревянный ящик. А после, почти бесчувственного, втолкнули в помещение под трибунами и оставили там. Гэвин бесплотной тенью проскользнул в коридор и бесшумно спустился вниз. Он знал каждую коварную и скрипучую ступеньку на этой лестнице и с успехом избегал наступать на них. На кухне, очень медленно, стараясь не шуметь, выдвинул ящик и, пошарив в его глубине, схватил охотничий нож в кожаном чехле. Он был найден когда-то на чердаке дома и принадлежал то ли покойному деду, то ли предыдущему жильцу. Оружие было что надо, с широким внушительным лезвием, желобком для стока крови и удобной костяной рукояткой, приятно умещавшейся в длиннопалой руке Гэвина. Он напился воды, собрался взять кусок хлеба, чтобы пожевать, но при одной мысли о еде его снова затошнило. Тогда он прихватил тёмную ветровку с капюшоном и, обувшись, вышел в ночь. Двигаться он предпочёл вдоль заборов, растворяясь в черной тени, которую они отбрасывали. Ночной воздух его бодрил, а ещё больше бодрило чувство азарта. Боль, которую он до сих пор испытывал, стала острой приправой к блюду, которое он решил подать горячим. Когда он приблизился к дому Грэгори Лима, то увидел, что рядом с ним сегодня не был припаркован большой и приметный Додж Рам. Сердце забилось быстрее. Неужели ему повезло и отец Грэгори сегодня в отъезде? Это была невероятная удача и знак свыше. Гэвин крадучись обошёл дом, заглядывая в окна. Темно и тихо. В дом он проник с заднего хода: дверь была не закрыта то ли по рассеянности мистера Лима, то ли из-за типичного тэйлорского пофигизма, присущего многим местным жителям. Так или иначе, перед Гэвином больше не стояла задача карабкаться наверх по трубе или залезать в дом через окно. Он разулся, связал свои кеды шнурками и повесил на шею. Ступал он осторожно, но быстро: в доме Лима ориентироваться было совсем не сложно. Обычный дешевый дом с самой заурядной планировкой. Прокравшись наверх, он прошёл мимо большой спальни, не постеснявшись в неё заглянуть: пусто. На всякий случай он проверил другие комнаты, минуя детскую с плакатом Линкин Парк на двери. Сомнений не оставалось: в доме было только двое — он и Грэгори. Гэвин вошёл в детскую и, встав рядом с кроватью, вгляделся в черты своего заклятого врага. Грэгори спал, как ангел. Чистое и светлое лицо со вздёрнутым носом, вьющиеся светлые волосы, руки, лежащие поверх одеяла. Не мальчик, а рождественская картинка. Гэвин вытащил нож из чехла. Ловко впрыгнул на кровать, прижимая коленом грудь Грэгори, и, когда тот, взмахнув руками, открыл круглые, полуслепые от сна глаза, Гэвин наклонился над ним, прижимая острое лезвие к его горлу. — Грэ-го-ри, — сладко и нараспев произнёс Гэвин, наслаждаясь произведённым эффектом, — просыпайся, солнышко. Я пришёл за тобой.2039
Подложив руки под подбородок, Гэвин думал о том, что минуты безмятежного отдыха бегут неприлично быстро. Скоро придётся вставать, хотя ему так хотелось поваляться ещё часок-другой в приятной прохладе кондиционированного помещения, а не изнывать, обливаясь потом, в адской, аномальной для этих широт жаре. Дома было хорошо, тихо и уютно. И руки, мягко скользившие по его коже, были приятно прохладными. — Откуда это? — вдруг спросил Ричард, медленно проводя пальцем по лопатке Гэвина и очерчивая контур старого узловатого шрама. Недовольно дёрнув плечом, Гэвин хрипло пробурчал: — Не помню... — Не помнишь, как получил трёхдюймовый рубец? Ты что, в коме лежал? — усмехнулся Ричард. Было похоже на то, что он всерьёз заинтересовался происхождением этих отметин на теле напарника, а если его что-то интересовало, то сложно было избежать въедливого допроса. — Отъебись. Я миллион раз тебе говорил... — Гэвин перевернулся на спину и потянулся за пачкой сигарет, — у меня хреновая память. Спроси, что вчера было, я и то не вспомню. — Правда? — Ричард улыбнулся так, что у Гэвина внутри что-то сжалось мучительно и вместе с тем приятно. Чёрт его знает, что такое. И это было даже не желание снова по-быстрому, перед работой, получить дозу острого, нелегального удовольствия. А что-то пронзительное и тревожное, будто Ричард был чем-то большим, чем умелая и довольно хитрая машина, занявшая в его жизни слишком много места. Непозволительно много. К тому же эта машина бывала иногда чрезмерно любопытной. Он сделал вид, что сосредоточен на своей первой утренней сигарете. Но когда голова андроида удобно устроилась на его животе, Гэвин не удержался от прикосновения к мягким тёмным волосам. Ему нравилось, когда Ричард выглядел так: словно большой, хищный, но прирученный зверь. Не домашний котик, а тигр, который может к херам откусить тебе ебальник, похрустывая лицевыми косточками и урча, но пока что предпочитает ластиться к человеку. Накручивая гладкую прядку на палец, взъерошивая поблескивающие на свету волосы андроида, он уже гораздо спокойнее ответил: — Ну про вчерашнее я немного преувеличил. А вот что было на прошлой неделе, можешь даже не спрашивать. Считай, что у меня амнезия. — Я понимаю. Ты просто не хочешь делиться травмирующими воспоминаниями, — вкрадчиво и исподволь начал Ричард. И расчувствовавшийся Гэвин в первое мгновение даже попался на эту удочку: — Это ещё как посмотреть, у кого там остались травмирующие... — он осёкся. Перестал перебирать волосы андроида. «Какой же ты доёбливый сукин сын, Рик. Без мыла в жопу норовишь пролезть...» — с неудовольствием думал он. Ему не нравилось, что напарник частенько стал затевать вот такие разговоры и начинал он их всегда в постели. Расспрашивал о детстве, об учёбе, о доме, когда Гэвин был расслаблен, благодушен и норовил впасть в сладкое дремотное оцепенение. Хорошо хоть во время секса не додумался задавать неудобные вопросы о прошлом. А ведь мог бы вырвать парочку чистосердечных признаний, когда Гэвин вообще не соображал, на каком свете он находится, изнывая от страсти и наслаждения. — Жизнь всех бьёт тем или иным способом. Я ничем особо не выделяюсь, — философски заметил Гэвин. — Очень глубокомысленное высказывание. Но хочу заметить, что не у всех остаются такие шрамы. — Пора на работу, — пресекая дальнейшие разговоры на эту тему, сказал Гэвин, — чую, что нас сегодня ждёт весёлый денёк. Ну, шевелись уже, чёртов андроид — солнце высоко! И он не ошибся. Денёк действительно выдался славный. То ли жара плавила мозги и заставляла закипать дурную кровь в жилах людей, то ли общее напряжение, которое аккумулировалось в последние несколько месяцев, вылилось в грозу, разразившуюся над городом. Перестрелки, поножовщина, нападения на андроидов, районные разборки местных с поджогами автомобилей и членовредительством. Работы было до ебени фени. Только успевай говно отгребать. — Куда? — спросил Ричард, получивший пять вызовов одновременно. — В Норт-Энд, Ричард. Давненько меня в эти дивные места не заносило, настоящий зверинец. Тебе обязательно понравится. — Однако Ричард остался недоволен выбором, особенно после того, как Гэвин вспомнил, что в прошлый раз в этом районе его едва не убил почтовый ящик, в котором взорвалась самодельная бомба. — Местные детишки развлекались. Вместо школы, — пояснил он как ни в чём не бывало. А потом вспомнил ещё парочку «забавных» случаев. Ричард становился всё мрачнее и мрачнее после каждого рассказа, а Гэвин, наоборот, был полон энергии и готовности к действиям. Он был в своей стихии. Когда их машина, максимально снизив скорость, сворачивала с Браш-стрит на Хармон, он высунулся по пояс из окна и крикнул: — Эй, Люси! Чо нового-хренового на районе? — А сам замахал Ричарду, мол, остановись. К полицейскому автомобилю подошла не слишком юная леди, вид которой мог бы шокировать морально неустойчивых гостей этого приветливого и живописного райончика. Расхлябанной, но не лишённой некоторого кокетства походкой Люси подошла к автомобилю, упёрлась одной рукой в борт, другой — в игриво оставленное бедро, обтянутое леопардовым платьем. Вблизи она выглядела ещё старше, и Ричард почувствовал, что, помимо сомнительных внешних достоинств, она также сильно перебарщивает с косметикой. Люси пахла, как целая парфюмерная лавка. К удушливому аромату её дешёвых духов примешивался запах табака и ментолового освежителя для рта. — Ну, рассказывай, перешла с герыча на метадон, как обещала? — Люси широко улыбнулась, демонстрируя почерневшие и рушащиеся зубы. Заглянув в салон, она спросила: — А это кто у нас такой красивый? — Кто? — сначала не понял Гэвин. — Ну этот твой... андроид. — Гэвину пришлось обернуться, чтобы внимательно посмотреть на Ричарда. Фыркнул. — Скажешь тоже. Красивый. И вообще, я его, знаешь ли, не особо рассматриваю. Когда он начинает мне сношать мозг, я думаю только о том, какая он заёба и почему именно на мою голову, — они засмеялись, а Ричард не подал виду, что вообще слышит их разговор. — Я таких раньше не видела, это какая-то новая модель? Гэвин попытался припомнить, что Ричард там рассказывал о себе, и смог выдать только отрывочные сведения: — Типа планировали серийное производство. По красавчику в каждое отделение полиции США. Но вовремя одумались. Наверное, в Киберлайф решили, что для Апокалипсиса рановато. Поэтому страдаю я один. За ваши грехи, Люси. — А мне нравится, — резюмировала проститутка, с видом знатока оценив внешний вид андроида. — Ага, кто бы сомневался, что ты променяешь меня на первого встречного хуя в белом пальто. Но-но-но! — прикрикнул он, когда Люси самовольно открыла дверь и плюхнулась на заднее сиденье. — Какого хера ты... — Тебе же, как всегда, информация нужна, сладкий? — спросила она. — Так что обеспечь мне эту... — Конспирацию, — немедленно подсказал Ричард. Люси одобрительно похлопала андроида по плечу и потянулась к его щеке, видимо намереваясь потрепать по ней хорошего догадливого мальчика, но Гэвин грозно шикнул на неё: — Руки, блядь! Мне его потом после тебя на дезинфекцию придётся отдавать. — Ой, да брось. Я свежа, как утренняя роза, у меня и справка есть... Хм... Наверное, в другой сумочке оставила. Но ты можешь проверить прям сейчас, на заднем сиденье. — Я бы с удовольствием, милашка, но вот не захватил свой биозащитный костюм. Так что в следующий раз, моя красавица. Люси пожала плечами и, игнорируя саркастические замечания Гэвина, закурила. Она прекрасно знала, когда можно позволить себе вольности. — И какого хрена тебе нужно на районе на этот раз? — поинтересовалась она. Ричард показал ей фото дома по Хармон-стрит. А Гэвин задал уточняющий вопрос: — Что насчёт хозяина? Местный? Гостеприимный? — Ещё бы, — подтвердила проститутка, — помню его вот таким пиздюком. Не знаю, чем его кормили, но сейчас это двести восемьдесят фунтов живого веса; и дёрганный, как взбесившийся хорёк. И да. Очень гостеприимный: накормит свинцом, а на десерт запихнёт тебе в жопу во-о-от такущее самодельное дилдо с гвоздями. И что-то я сомневаюсь, что у тебя ордер есть, чтобы напрашиваться к нему в гости. — А я здесь как частное лицо. Воздухом дышу, общаюсь с приятными людьми. Да и животных люблю. — Короче, Рид, — серьёзным тоном произнесла Люси, давая понять, что ей уже не до шуток, — если вы по чьей-то наводке, то я пас. Разбирайтесь сами. Я к этому быку не попрусь, только чтобы тебе приятно сделать. — Ладно, ладно, Мата Хари, не кипятись. Никто тебя не заставляет. Мы сами сходим. Ты только обрисуй нам, чем этот миляга любит заниматься в свободное от накурки время. Какое у него хобби? Нам тут одна пташка напела, что набор «Юный химик» ему больше по вкусу, чем занятия филателией. Люси обрисовала. Добрый сосед умудрился заебать даже привычных ко всему местных жителей. Настолько, что кто-то не вынес и прислал анонимный донос. Причём Люси подтверждала все претензии по пунктам. К тому же у подозреваемого был брат, который частенько у него гостил. Тоже отбитый на всю голову, а когда эти два дебила выходили на прогулку, весь район стоял на ушах. — Нет, — сказал Ричард, когда проститутка вернулась на свой пост, получив гонорар и ещё кучу комплиментов от Гэвина. — Что значит «нет»? Я сейчас полтинник спустил, и ещё на химчистку салона придётся потратиться. Дело верняк. Постучимся, типа номера домов перепутали. — Нет, — повторил Ричард. — Думаешь, не поверят насчёт того, что ты адресом ошибся? Ну тогда скажешь: «Не хотите ли поговорить о господе нашем Иисусе Христе?» Или скажешь, что ищешь пропавших животных и не пробегала ли здесь вот такая болонка на трёх лапах. И хватит так смотреть. Мы работаем или как? Гэвин попытался выйти, но Ричард больно ухватил его за запястье. Детектив дёрнулся, но ему пришлось вернуться к разговору. Ричард негромко, но очень сурово потребовал: — Держишься позади меня. Будешь лезть вперёд — я тебя свяжу и посажу в багажник до конца смены. Понял? — Да понял я, понял. Пойдём, заебал уже своей техникой безопасности. Я тоже не вчера на свет родился, знаешь ли... И освобождённый Гэвин выскочил из автомобиля. — Чисто посмотрим на реакцию. Знаешь, типа такой психологический тест. Они увидят офицера полиции на пороге, и нервишки не выдержат. Тут-то мы их и... Первая пуля звонко влетела в мусорный бак за спиной Гэвина. Вторая и третья полетели вразнобой куда-то мимо, будто целившийся сидел на механическом быке-родео. Прытко рванув в сторону, Гэвин схоронился за соседским домом, Ричард рассчитал, что ему лучше укрыться у дома напротив, вне поля зрения стрелявшего. Между напарниками теперь пролегал хорошо простреливавшийся участок улицы. — Как видишь, мой метод сработал на все сто! — громко похвалился Гэвин, кивая на дом стрелка. — Всполошились, как девки на обувной распродаже. Любо-дорого смотреть. Теперь можно и подкрепление вызывать. А можно попробовать обойти его. Палил какой-то один уёбок. Если бы у них было две волыны, поверь, они бы жахали по нам из обоих стволов. — Стой на месте, — потребовал Ричард, тревожно наблюдая, как Рид достаёт табельное, — я уже вызвал подкрепление. Войдём, когда... Но Гэвину не терпелось доказать излишне осторожному андроиду, что оружия в доме больше нет и, вообще, расклад сил в их пользу. И ещё — совсем немного — ему хотелось покрасоваться перед напарником. Показав жестом «оставайся здесь», он в одно мгновение проделал следующий фокус: присел, напружинившись, прыгнул вперёд, к стене дома, попав в слепую зону. И уже там, выпрямившись, скользнул за угол, на задний двор. Ричард, выбежавший из укрытия, хотел нагнать его и выполнить своё обещание насчёт багажника, но логика подсказывала, что лучше отвлечь внимание на себя, пока преступники не подозревают о проникновении в дом полицейского. «Полицейского-психа», — с досадой добавил он про себя. Ричард был великолепной мишенью, да ещё в таком контрастном наряде, который бы даже слепой мог различить, но стрелявший явно был под веществами и с меткостью у него были проблемы. Обдолбанный снайпер пару раз перезаряжал магазин, но пули уходили в молоко. Неизвестно, как долго Ричарду, маячившему перед домом, ещё бы везло, но, когда он услышал Гэвина, что-то невнятно крикнувшего, он перестал играть в эту своеобразную русскую рулетку и бросился на выручку напарнику. Ворвавшись в дом с чёрного хода, он обнаружил, что дела обстоят не так трагично, как ему сначала показалось: Гэвин пытался скрутить какого-то здоровяка, но тот оказывал активное сопротивление, стараясь стряхнуть со своей необъятной спины детектива, вцепившегося в него мёртвой хваткой. Гэвин болтался на нём, как бульдог на загривке у медведя. Краем глаза Ричард заметил пистолет Гэвина, который, очевидно, выбили из его руки при попытке выстрелить. Он подхватил оружие и без всяких размышлений послал пулю в ногу нападавшему. Прострелил всего лишь мягкие ткани, но мгновенно получил безотлагательный эффект. Здоровяк покачнулся и, не произнеся ни звука, с грохотом повалился на колени. Пока Рид доставал наручники и утирал пот со лба, Ричард осмотрелся. Дождавшись, пока детектив прикуёт громилу к перилам лестницы, он, не слушая Гэвина, излагавшего свои дальнейшие планы по захвату помещения, просто подхватил его за талию и увлёк в боковую комнатушку без окон. Рид и опомниться не успел, как оказался внутри, а Ричард исчез за закрывшейся дверью, попутно успев включить свет. Он недоуменно уставился на дверь, пожал плечами и попытался выйти. Дверь оказалась заперта. Он уставился на неё, пытаясь понять, что сейчас произошло, и когда понял... — Блядь, я поверить не могу! Нет, Ричард, нет, нет, нет! — рычал Гэвин, пытаясь открыть дверь. На вид она была довольно хлипкой. Из тех, что можно вышибить, если хорошенько ударить куда следует. Он прицелился и врезал ногой в место рядом с замком. Удивительно, но эта тонкая на вид дверь не поддалась ни с первой, ни с пятой попытки. Риду хотелось завыть, так он был взбешён тем простым и ошеломительным фактом, что Ричард просто-напросто запер его от греха подальше. Как собачонку. Не хотел, чтобы Гэвин путался под ногами. Спрятал его от опасного злодея, и, пока он с ним разбирался, Рид вынужден был томиться в этой ловушке. Снаружи раздался сначала звук выстрелов, потом шум борьбы. Невыносимое ощущение вынужденного бездействия бесило Гэвина так, что он чувствовал внутри только закипающую ярость и такую хорошо ему знакомую ненависть к андроиду. К андроиду, который снова взялся за старое. Положение усугублялось ещё и тем, что было вызвано подкрепление, а если они обнаружат Рида, отсиживающегося в этой тесной клетушке, то смеха будет на весь участок. — Ёбаный свет! — Рид от души пнул дверь ещё раз и полез за сигаретами в карман куртки. Всё равно придётся ждать, пока Ричард не вернётся за ним, но он недоуменно спросил: — Что за нахер?.. Сигарет не было. Вместо них нашлась упаковка фруктового ментоса, которую он точно не покупал. Надо отметить, что Гэвин уже не в первый раз замечал, как пачки курева куда-то незаметно испаряются из ящика стола, из бардачка автомобиля, из его карманов. Но он списывал это на свою рассеянность. И упаковки со сладостями, оставляемыми настырной конфетной феей, считал всего лишь случайностью. Сейчас же его озарило. Это всё был Ричард. Этот в край охуевший андроид прибрал к рукам Рида и стал превращать его в своё комнатное растение. В злоебучую алую розу под стеклянным колпаком. — Ричард! — снова заорал Гэвин что есть мочи и заколотил кулаками по двери, — открой, сука! Немедленно! Но ему всё-таки пришлось потерпеть. За то время, пока он ожидал своего тюремщика, у него была возможность как следует подумать. Он пришёл к выводу, что его площадная ругань и неподдельная злость не произведут на Ричарда никакого впечатления. Андроид всё это уже видел и слышал раньше. Его таким не проймёшь после полугода работы с Ридом. Надо было объяснить ему как-то иначе. Так, чтобы он понял, что Гэвин не его комнатная собачонка... Риду действительно удалось удивить Ричарда, когда он молча вышел из кладовки и спокойно принялся за работу. Ни слова упрёка, ни тени раздражения на лице, ничего, что говорило бы о том, что он недоволен поведением Ричарда. Они сдали обдолбанных и усмирённых андроидом братьев с рук на руки прибывшим полицейским. Обыскали дом и нашли массу всего интересного, анонимный доброжелатель явно был очень хорошо осведомлён о привычках и занятиях хозяина. — Поздравляю, дело «Мой весёлый сосед варит мет» раскрыто, — резюмировал Гэвин. Ричард довольно кивнул ему, радуясь, что может наконец увезти Рида из этого крайне неспокойного места. Но когда они сели в автомобиль, Гэвин вернулся к их личным делам. — Ты меня запер. — Для твоей же пользы, Гэвин. — Где мои сигареты? — Там, где ты их оставил. Стало ясно, что разговор не заладился с самого начала. Гэвин чувствовал, как снова накаляется, глядя в это спокойное и довольное лицо. Андроид был полностью удовлетворён результатами своей работы. Но орать Гэвину не хотелось, хотелось донести свою мысль до Ричарда каким-то цивилизованным способом. Взбалмошному детективу давненько не приходилось включать своего внутреннего дипломата. «Спокойно и дружелюбно, Гэвин. Спокойно и дружелюбно», — дал он себе установку. — Рик, ты ведь понимаешь, что это ненормально? Запирать взрослого, дееспособного человека, полицейского, на секундочку, в кладовке во время работы? Это незаконное ограничение свободы, Рик. Ты нарушаешь закон, а должно быть наоборот. — Я смотрю на это иначе. — Гэвин сжал кулаки, но всё же терпеливо продолжил в прежнем тоне и даже немного ласковее, будто говорил с неразумным ребёнком: — Как бы ты ни смотрел на это, Рик, так делать не следует. Меня это... не радует. Давай ты мне сейчас пообещаешь никогда так не поступать со мной. И мы забудем о том, что сейчас произошло. Он встретился глазами с Ричардом и понял, что нет. Он ему ничего не пообещает. Нечего и надеяться. Он был намерен окружить детектива Рида тремя рядами колючей проволоки под высоким напряжением и повесить табличку «Не влезай — убьёт!», а потом лично патрулировать прилегающую территорию, отстреливая всех подозрительных личностей, попавших в зону поражения. Пожалуй, это могло бы порадовать кого-то другого. Такая забота. Такое внимание. Такое желание защитить от опасности. Но Гэвин совершенно точно не чувствовал радости. Наоборот. Он ощущал... удушье. Ричард душил его и не давал вдохнуть полной грудью. Помощником и напарником он был великолепным, но после того как они стали спать вместе, Ричард как-то слишком фанатично начал следить за тем, чтобы Риду никто не навредил. Или чтобы сам Рид не навредил себе. — Говоришь, сегодня дохера вызовов? — холодно уточнил Гэвин, поняв, что ни руганью, ни лаской тут ничего не добьёшься. — Внушительное количество, — поправил его Ричард. — Значит, ты будешь не против оптимизировать процесс. — Что? — не понял андроид. — Разделимся. И даже не пытайся мне сказать «нет», — предупредил Гэвин, — сегодня ты сам по себе, я сам по себе. Ты мне достаточно испортил настроение. А ругаться с тобой я не хочу. И, не видя на лице напарника энтузиазма, он добавил как бы невзначай: — Можешь взять на себя вызовы по огнестрелу и прочей хуйне, если они тебя так возбуждают. А я пока по приличным местам покатаюсь. Тихие мирные кражи, милые семейные убийства. Там хотя бы кондиционеры работают и не воняет, как в норе дохлого енота. Вечером встретимся у меня. Идёт? Таким образом он дал двойное ложное обещание Ричарду не лезть на рожон и устроить новое свидание. Ни то, ни другое он выполнять не собирался. Уж очень его взбесило поведение андроида. — Хрен тебе, а не потрахушки, пизданутый ангел-телохранитель, блядь. Навязался на мою голову, — сказал Гэвин, мило улыбаясь и махая вслед уезжающему Ричарду, который высадил его у департамента. — Значит так, — объявил он, входя в офис, — кому нужен невъебенный профессионал своего дела и напарник на сегодня? Готов исполнить все ваши влажные фантазии. Предложение не включает в себя задушевные разговоры о рыбалке и сиськах Грэйс из отдела кадров. И массаж простаты. И клятву в вечной любви в конце смены. Поработаем и разбежимся. А поскольку все промолчали, Гэвин обиделся: — Так, блядь, я не понял. Тут с утра прям плач Гайаваты стоял, что работы дохуища и рук не хватает. Вот вам руки и кое-что ещё в придачу. — А где твой андроид? — осторожно поинтересовался кто-то из дальнего угла. — Мой карманный терминатор сегодня на вольном выпасе, — и, заметив недоверчивый взгляд, он недовольным тоном пояснил, — нет, он не будет против. «Это уже какое-то ядерное дерьмо. Они реально думают, что получат пиздюлей от Рика, если денёк поработают вместе со мной? Да что происходит вообще?» Он уже подумал, что никто так и не решится с ним поработать и он будет выглядеть как полный дурак, но тут к нему подошёл Шон Маккормик. Шон был новеньким в отделе, нравов не знал, да и с Ридом был знаком только шапочно. Дурная слава детектива его не смущала, а вот подмога, тем более от старшего по званию, в этот жаркий июньский день ему совсем бы не помешала. К его приятному удивлению, Рид оказался довольно дружелюбным и весёлым мужиком, разве что чувство юмора было немного специфическое на вкус Шона. Обрадовавшись такому повороту и возможности положиться на опыт старшего коллеги, он не удержался от откровения, когда они выезжали на вызов: — А меня пугали, что ты того... Бешеный, короче. — Да ладно, это они шутят так, — отмахнулся Рид, мысленно обещая порвать жопу «шутникам», как только выяснит, кто его там обсуждает за спиной, но Шон продолжал: — И про андроида твоего... — Да? — с невинным любопытством спросил Рид. — Что там с моим андроидом? — Что типа он тебя дрессирует... ха-ха, — засмеялся Шон, вызывая желание дать ему в табло и заткнуть этот дебильный смех, — дрессирует... Укротитель. Они так его называют — «Укротитель». Типа как в цирке... — Я понял, — процедил Гэвин улыбаясь. А про себя сказал: «Ах ты ж блядь...» Шон был простой парень, который даже не заметил, что после его слов кровь отлила от лица детектива. Он весь напрягся, застыл, и только ноздри раздувались от ярости, которая приливной волной нахлынула на него. Ричард умел доводить до белого каления, но сегодня творилось что-то совершенно невообразимое. — Итак? Куда рванём? — У меня был вызов в Пинкни. — Гэвин присвистнул. — А чо сразу не в Висконсин? Или не на Луну? И какого хера вообще? Это разве наша территория? Шон пожал плечами, пересказав то, что услышал от начальства. Получалось так, что вызов из Пинкни поступил аж утром, но отправить туда было абсолютно некого, а заявитель продолжал названивать. Отправлять на развлекательную прогулку по живописным лесам своих проверенных работников в самый разгар «жопной жопы» Фаулер не собирался. Необстрелянный Шон, только-только из академии, выполнял обязанности классического салаги-новобранца, на которого свешивают все подобные дела. Рид подумал, что он выхватит от Фаулера пиздюлей за эти покатушки по вызову от какой-нибудь скучающей бабуси. Но раз уж подписался на это дело, то стоит его закончить. Хотя бы ради того, чтобы не видеть Ричарда, которого очень хотелось придушить. До Пинкни они ехали больше часа. За это время Рид успел мысленно несколько раз убить Ричарда самыми замысловатыми способами. Особенно ему понравился вариант с утоплением: «Интересно, сколько времени он будет функционировать, если закатать ему ноги в бетон и бросить в реку? Он же водостойкий. Надо будет у него спросить насчёт этого...» — Ну наконец-то, — потягиваясь и похрустывая костяшками пальцев, сказал Рид, когда они прибыли на место. Городок, а скорее посёлок у парковой зоны Пинкни, был аккуратненьким, с чистенькими домиками и ровными дорожками, словно его перенесло в Мичиган из идиллической Америки, которую показывали в старинных шоу. — Добро пожаловать в Плезантвиль, — саркастически подметил Рид, и Шон заулыбался. Это место ему понравилось гораздо больше страшноватых городских пейзажей Детройта, которые навевали на простого и весёлого парнишку неизбывную тоску. — Не верится, что здесь кто-то может даже думать о том, чтобы совершить преступление, — заметил Шон, двигаясь на малом ходу и разглядывая стройные ряды домов вдоль тенистой аллеи. — Я тебе открою секрет, — промолвил Гэвин, который впервые был в роли старшего напарника и мог дать пару наставлений необстрелянному новобранцу, — многие преступления совершаются спонтанно. Никакой предварительной подготовки и уж тем более размышлений. Простой работяга Джон пьёт с Томом, Том неудачно шутит про его мамку и всё, трах-бах, у Джона десять ножевых ранений, а Том отъезжает на кичу. Как-то так. Шон с уважением посмотрел на матёрого детектива, а Гэвин отметил, что Маккормик совсем ещё молодой пацан, который с таким взглядом на мир ещё успеет дерьма пожрать на такой собачьей работе. Гэвин был не таким, когда пришёл в полицию. Он знал, что мир — говённое место, до того как его стали натаскивать и поучать старшие по званию. Между тем тихая улочка несколько утратила своё пасторальное очарование и приветливый вид. Они свернули в проулок и двинулись дальше. Постройки становились всё скромнее и, наконец, за окном замелькали уже привычные взгляду домишки, которых полно было в любом пригороде. Скособоченные, давно не чиненные, с захламлёнными лужайками и ржавыми пикапами, припаркованными как бог на душу положит. — Местный Беверли-Хиллс закончился, возвращаемся к суровой реальности, в которой бухают, пиздят жён, живут на пособие и барыжат льдом и другими вкусными штуками. — Угу, — немного опечаленно ответил Шон. — Если так любишь кружевные занавески и ровно подстриженные лужайки, то ты не ту профессию выбрал, парень, — наставительно заметил Гэвин, когда они вышли из автомобиля и направились к нужному дому. Дом скорее напоминал форт. Причём строили его из говна и палок. Казалось, что это уродливое жилище притянуло и поглотило все окрестные гаражи, опустевшие собачьи будки и брошенные домики на деревьях. — Даже если донос ложный, всё равно им стоило вызвать полицию раньше, — сказал Гэвин, любуясь этим непотребством, — один вид этого архитектурного шедевра — преступление против человечества, не говоря о том, что тут тысяча и одно нарушение правил застройки. Уже не терпится увидеть хозяина. Надеюсь, он угостит меня чем-нибудь, от чего это уёбище превратится в сказочный замок с сисястой принцессой в башне. Гэвин сделал несколько фотографий на телефон, уж очень ему понравилась местная достопримечательность. Он зуб бы дал, что хозяин этого убожества выглядит ему под стать. Очень хотелось в этом удостовериться. Но у хозяина, очевидно, сегодня был не приёмный день. Устав колотить в дверь, Гэвин предложил «осмотреться», а на испуганный взгляд Шона ответил: — Ладно, посиди в машине, я сам. Шон покраснел, будто его уличили в трусости, и конечно же отказался от предложения детектива подождать. Они двинулись в обход: Шон — с правой стороны дома, а Гэвин — с левой. Рид с тихими проклятиями пробирался через узкий проход между штабелями строительного мусора и разнообразнейшего хлама. Это была настоящая свалка, наподобие тех, что иногда возникают рядом с крупными автомастерскими. Он бы не удивился, если бы здесь рабами торговали или автоматами Калашникова. В таком хаосе и нагромождении барахла можно было спрятать что угодно. Он покрутился на заднем дворе, то и дело прислушиваясь. Но звуков, обычных для человеческого жилища, — топота ног или разговоров — он не слышал. Только ветер тихо подвывал в обрезках старых, поеденных ржавчиной труб и звякали друг о друга пустые бутылки, подвешенные на старом сухом дереве. Полюбовавшись на это уродливое подобие рождественской ёлки, Гэвин решил, что пора вернуться за Шоном и уже вместе отправиться по соседям. Если уж терять время, то по полной. Он прошёл через обширный задний двор, оглядываясь в поисках своего подопечного. Не обнаружив Шона у служебного автомобиля, он вернулся назад и негромко позвал: — Эй, Маккормик? — Шон не откликался. Гэвин пробурчал что-то о бестолковых сопляках, которым нужна карта местности, даже чтобы в сортир сходить и не заблудиться. Какое-то неясное шевеление раздалось со стороны сарая с распахнутыми настежь воротами. Он прищурился, но сложно было разглядеть что-то в прохладном сумраке, среди которого виднелась старая техника с облупившейся жёлтой краской на бортах. Сильно пахло машинной смазкой и дизельным топливом. Шорох стих. Гэвин снова негромко позвал: — Маккормик? — Смутное предчувствие остановило его на пороге, но он всё-таки сделал шаг внутрь и прошёл мимо бесполезного, отжившего свой век катерпилларовского гусеничного трактора. Под ногой что-то чавкнуло, и он сначала подумал, что наступил на пятно чёрного машинного масла. Хотел ругнуться, но переступив через лужицу и сделав шаг вперёд, он застыл как вкопанный. За трактором, на пыльных досках, лежал Шон, уткнувшись носом вниз. Жидкость, в которую только что наступил Гэвин, вытекала из его проломленной головы. Оцепенение длилось недолго, и Рид, схватившись одной рукой за рукоять пистолета, нащупал в кармане телефон и нажал на вызов. Быстрый набор. Единица. Первый в списке. Пистолетом воспользоваться он не успел. Кто-то крупный, но абсолютно бесшумный, будто двигающийся над поверхностью земли, уронил его, подмял под себя и отбросил руку детектива в сторону. Пистолет с шуршанием отъехал в темноту под древней косилкой. А дальше его ударило и поволокло куда-то тёмное нечто, зажимая рот и не давая даже дёрнуться. Перед тем как отключиться от удушливой хватки, перекрывшей ему весь кислород, Гэвин думал только о том, как быстро Ричард сможет...❖
Плавившийся от жары Гаррет с завистью посмотрел на андроида, которому были нипочём палящие солнечные лучи. Отирая пот со лба, он позавидовал и Риду, который наверняка сейчас прохлаждался в офисе, пока его неутомимый напарник делал за него всю грязную и довольно опасную работу. «А премию будет получать так, будто пахал наравне со всеми», — с неудовольствием подумал офицер, который, как многие в управлении, считал, что Риду просто сказочно повезло. Гаррет, конечно же, забыл, как в декабре все сотрудники, которым могла выпасть честь работать с передовым андроидом, в ужасе закатывали глаза и махали руками на капитана Фаулера. Умоляли избавить их от этой незавидной участи. Сейчас он бы не отказался от такого напарника, да кто же ему даст? К тому же сам андроид вряд ли бы согласился перейти под руководство другого полицейского. Так он прикипел к этому Риду, что даже со стороны было заметно. Непонятно было, чего хорошего он нашёл в этом заносчивом и грубом распиздяе. Между тем RK900, усадивший двух буянов на заднее сиденье автомобиля за зарешеченным стеклом, вдруг застыл. Гаррет знал, что с андроидами такое бывает, но всё-таки решил полюбопытствовать, спросив с видом знатока: — Отчёт отправляешь? — Нет, — лаконично ответил андроид, не удосужившись дать разъяснения. «Надменная андроидская жопа», — подумал Гаррет, и перспектива работы с этим неприветливым существом показалась ему уже гораздо менее притягательной. Ричард не видел никакой необходимости сообщать постороннему человеку о том, что он до сих пор следит за телефоном Гэвина. Видит сообщения, который тот получает, знает, кому Гэвин звонил, и сейчас он видел, что Гэвин для какой-то своей надобности сфотографировал странное сооружение. Кажется, это был жилой дом, но Ричард не был до конца уверен. Отследив местоположение телефона, он нахмурился: слишком далеко от департамента, в котором Гэвин должен был его дожидаться, отдыхая от утренних приключений. Следовало бы немедленно позвонить строптивцу и отчитать его за обман, но Ричард и сам не был образцом честности: он давно пообещал, что оставит телефон Гэвина в покое, и, конечно же, не сделал этого. «Значит, поговорим вечером», — решил он, и мысль об ещё одном вечере в квартире Рида несколько смягчила его неудовольствие. Но Рид не заставил ждать разговора до вечера. Входящий звонок от детектива поступил примерно через двадцать минут. Ричард подавил довольную улыбку, не желая показывать особого отношения к детективу перед офицером Гарретом: — Да, детектив, — официальным тоном ответил он. Но голоса Гэвина не услышал. Раздавался шум какой-то неясной возни, и можно было подумать, что Гэвин случайно набрал номер Ричарда, как уже бывало не раз. Ричард собирался отключиться, но вслед за глухим стуком раздался чей-то незнакомый голос: — Тащи эту падаль и второго в фургон. Чего вылупился, Дастин? — И немного погодя тот же голос добавил: — Обыщи их. Рации, телефоны — всё, что найдёшь. Ты знаешь, что с этим делать... — Эй, Ричард, — позвал Гаррет, — ну мы едем или как? В ответ андроид учудил нечто совершенно невероятное. Он остановил автомобиль, быстро и молча выгрузил сопротивляющихся задержанных из автомобиля. Приковал каждого к металлическим поручням у ближайшего магазина. Опешившему Гаррету порекомендовал вызвать другую машину и, оккупировав служебное авто, рванул прочь из переулка, сопровождаемый ошеломлёнными взглядами полицейского и преступников. Эту невероятную и вопиющую историю с похищением тачки Гаррет пересказывал уже в десятый раз, когда в офис заявился сам «ненормальный андроид» и, не ожидая особого приглашения, сразу же направился в кабинет Фаулера. — Что опять у вас за хуйня? Где, мать его за ногу, Рид? И какого чёрта ты Гаррета оставил без средства передвижения с двумя объебошенными качками наедине? Это что? Новый, блядь, инновационный подход к работе от Киберлайф? — Капитан, я и так потерял час времени на то, чтобы вернуться в отделение. Я отвечу на ваши вопросы позже, а сейчас скажите: вы прикрепили Рида к Шону Маккормику сегодня? — Что?! Я не... — Вы не в курсе? — Фаулеру жар бросился в лицо. Вместо того чтобы отчитаться по всей строгости, это чучело имеет наглость с ним разговаривать в таком тоне. Но Ричард не дал ему возможности продолжать. Он очень кратко, сухо и по существу доложил: — У меня есть все основания полагать, что офицер Маккормик и детектив Рид захвачены в заложники либо похищены. Это, — он показал фотографию, — место, в котором Рид в последний раз выходил на связь. Я обнаружил следы крови, но вызванный мной наряд полиции до сих пор не прибыл в Пинкни. В чём дело, капитан? — Что? — Фаулер не верил своим ушам. Элементарный вызов в милое захолустье у лесопарковой зоны, где если что-то и происходило, то раз в декаду. Угон детского велосипеда, например. Вызовов серьёзнее этого оттуда просто не приходило, поэтому их всегда откладывали на потом. Но кровь? Похищение? И Рид? Причём здесь Рид? Он-то там откуда взялся? — Кровь офицера Маккормика, — повторил Ричард, — и, судя по её количеству, у меня для вас плохие новости, капитан. — Да что ты несёшь, боже милостивый?! — Мне нужна помощь в поимке подозреваемого. А также поисково-спасательная бригада. Немедленно. Фаулеру очень хотелось напомнить, что в этом кабинете уже есть один начальник. Но, прикинув, решил, что андроиды могут быть девиантами, но истеричками — это уж вряд ли. Так что весь этот напор явно имел под собой веские основания. А какая некрасивая история получалась с новеньким пацаном! Так обосраться, потеряв человека... будто они были на войне. — Да, я тебе окажу всестороннюю поддержку, но только не забывай, наши силы... слегка ограничены сейчас. Я не могу бросать своих людей после двенадцатичасовой смены на розыски, так что... — Я разберусь, — отчеканил андроид и вышел прочь. Хэнк Андерсон слегка наклонил голову набок и скрестил руки на груди. Первый признак того, что ситуация ему крайне неприятна. Подождал, пока схлынет первая волна раздражения, накатившая на него при звуках этого мелодичного, но отчего-то неприятного для его слуха голоса. — Если ты пришёл просить о помощи, сынок, — Хэнк прищурился на андроида, — то ты её просишь не тем тоном. — Это не просьба, лейтенант. Я всего лишь напоминаю вам о вашем долге. — Долге перед кем? — удивился Хэнк. — Не перед тобой ли, мой жестяной друг? Хотя погоди, мы, блядь, даже не друзья. Андерсону было так же неприятно смотреть на этого андроида, как и на его напарника. Они оба вызывали в нём чувство отторжения. Хотя и по разным причинам. Рид просто был эталонным мудаком, а этот... Обманчивое сходство с Коннором холодило душу всякий раз, когда взгляд Андерсона останавливался на RK900. Почти такой же. Идеальная копия. Всё в нём повторяло характеристики внешности предыдущей модели: от роста и комплекции до прически и расположения родинок на лице. Только глаза не бархатисто-карие, а серые и взгляд такой, что порезаться об него можно. Но почему-то RK900 смотрелся внушительнее, шире, выше, агрессивнее Коннора. И Хэнк иногда задумывался о том, что получилось бы, если вместо RK800 в прошлом ноябре на его голову свалился бы этот андроид. «Нихуя хорошего», — к такому выводу он приходил. Этот не колеблется, не рефлексирует, не знает жалости. Чистая, не замутнённая эмоциями логика. Дрессировать людей он, пожалуй, умеет. А вот быть другом — это уж вряд ли. Впрочем, неуживчивый Рид от этого вряд ли страдает. Нашли друг друга, два одиночества. А андроид между тем продолжал самым невозмутимым тоном: — Я говорю о человеческом долге. Вы ведь коллеги. Детектив Рид вам может не нравиться, но вы не имеете права игнорировать то, что сейчас он в опасности. — Тебе дали поисковую бригаду, и они уже работают, — равнодушно заметил Хэнк, — так что найдётся твой драгоценный Рид. Не переживай. Он хотел было обойти нахального близнеца, который посмел читать ему нотации на тему долга и человечности, но заметил, что Коннор смотрит на него из-за спины RK900. Смотрит так, что... Две пары глаз — одни непроницаемые и пустые, вторые тревожно внимательные, ждущие чего-то, — уставились на Андерсона. — Одиннадцать тысяч акров, — мягко, но убедительно сказал Коннор, — и очень мало времени. И мы до сих пор не знаем, где этот Сид Олсон. Его следует разыскать и допросить, чем раньше, тем лучше. Привлечь местных жителей к поискам: они отлично знают территорию парка. Так что да, Хэнк. Ему пригодится любая помощь. RK900 даже не обернулся на голос андроида, решившего его поддержать, словно не слышал. Он продолжал пялиться на Хэнка, ожидая от него ответа. — Ладно, надеюсь, что в Детройте не случится третья мировая, пока мы ищем никчёмную ридовскую жопу, — Хэнк произнёс это, глядя в глаза Коннору. Ему хотелось как-то задеть RK900, но, как оказалось, тот был абсолютно нечувствителен к таким вещам, как открытое игнорирование, презрительные взгляды и откровенное хамство. Впрочем, это роднило его с Коннором, который в свое время упорно гнул свою линию, будто не замечая дурного характера лейтенанта Андерсона. Хэнка, неохотно согласившегося посетить Пинкни, с души воротило от одной мысли о том, что придётся выступать в роли оратора, да к тому же призывать людей, которые не являлись ни его подчинёнными, ни даже сотрудниками правоохранительных органов или волонтёрских организаций, рыскать по лесу в поисках пропавших полицейских. К тому же он никогда не мог похвалиться тем, что умеет завоёвывать внимание людей и звать за собой. — Может быть, ты, Коннор? У тебя язык подвешен что надо. — Хэнк ни минуты не сомневался, что Коннор за пять минут сможет уболтать кого угодно делать что угодно. Но у Коннора на этот счёт было своё мнение: — Они не станут слушать андроида. И ты это прекрасно знаешь. Поэтому давай не будем испытывать их терпение. Не сомневаюсь, что ты будешь очень красноречивым и убедительным. — Коннор улыбнулся, а Хэнк состроил кислую мину. Однако он не мог отрицать, что в словах андроида есть разумное зерно. Да и к начальству всегда охотнее прислушиваются, чем к простым работягам. Коннор взял на себя миссию помочь Ричарду найти проклятого Рида, который как сквозь землю провалился. И Хэнк приступил к делу. Время было уже вечернее, и собрать жителей этого милого посёлка в здании местного туристического клуба было не слишком сложно. Но убедить людей в том, что они обязаны помочь спасательной операции, оказалось проблематично. Хэнк старался не горячиться, но вопросы с места, удивлённо-скептическое отношение к лейтенанту, общая атмосфера его просто выводили из себя. «Да что вы за люди такие?» — с неприятным изумлением думал он. Хотя совсем недавно он сам не особо заботился о судьбе Гэвина Рида. Но эти-то не знали, что Рид мудозвон и говно по жизни. Для них он был абстрактным полицейским, который приехал по вызову и попал в такую передрягу. Никакой особой жалости этот факт в жителях милого пряничного городишки не вызывал. Хэнк взялся за лоб, услышав очередную тираду о «налогоплательщиках» и «бездействии полиции». Он решил зайти с другой стороны, потому что эти умники здорово его задели за живое. Он начал так: — Пока вы здесь пытаетесь понять, стоит ли вам потерять один выходной день, прогуливаясь по лесу, ваши андроиды без лишнего трёпа уже вышли на поиски. Да, да, — обратился он к одному из тех, кто немедленно вытащил телефон, чтобы проверить правдивость слов лейтенанта. — Да, всё верно, ваши жестяные друзья думают о благополучии ваших детей больше, чем вы сами. — Он обвёл взглядом зал. Ему уже вовсе не казалось, что ради Рида он пытается кого-то обмануть. Ему действительно стало противно. Он догадывался, что нужно быть тактичнее, двигать какие-нибудь красивые лозунги и ловко, искромётно убеждать этих людей помочь полиции, но у него не было никакого желания. Он сказал, как думал: — Вы хотите, чтобы мы делали за вас всю грязную работу? Мы её делаем. И не жалуемся. Иногда приходится дохнуть на этой работёнке. И прямо сейчас где-то находится офицер полиции, который точно знает, кто снабжает весь ваш блядский Диснейлэнд отравой. Или вы думаете, что один барыга, который поселился на отшибе, — это не проблема? Что он продаёт только туристам, которые приезжают сюда погулять, поебаться и оторваться? А вы вроде как и не при делах? Открою секрет: ему похер, кому продавать. И если завтра чья-нибудь милая кудряшка Мэри или розовощёкий шалунишка Стьюи занюхают первую дозу, то вы даже не смейте удивляться. Это произойдёт потому, что сейчас вы даже жопу поднять... Возмущённые возгласы, раздававшиеся во время этой речи, стали громче, но Хэнк повысил голос, перейдя на раскатистый рык, и он был таким угрожающим, что его послушались и притихли: — Да вы даже жопу поднять не хотите. Каждый день я вижу таких, как вы. И они тоже думали, что их это никогда не коснётся, а когда их дети попали в беду, они обвинили полицию. Так что я не буду тратить своё драгоценное время на то, чтобы кого-то здесь переубеждать, уговаривать или умолять. Хотя, видит бог, мне стоило бы умолять. Не буду больше тратить ваше драгоценное время, граждане Пинкни. Последние слова были произнесены с гневом и горечью, и Хэнк спустился со сцены почти что в полной тишине, он шёл на выход, ища глазами Коннора, но его окликнули: — А куда нужно идти? Где собираться? И у меня есть пёс, овчарка, можно его взять с собой? Он обернулся и увидел молодого черноглазого парня, тот, наверное, ещё в школе учился, и он ответил ему: — У парка дежурит патруль, офицеры рады будут сообщить, какие квадраты не охвачены поиском... И пса бери с собой, может, он поможет больше, чем люди. — Парнишка кивнул ему, и Хэнк вышел прочь, сдерживая ругательства. «Прямо Джордж Вашингтон! Повёл за собой целую армию спасателей, старый мудила...» Но Хэнк расстраивался совершенно напрасно. Примерно через час помимо черноглазого паренька на поиски офицера выдвинулись около пятидесяти человек. Почти все, кто был в зале, исключая полуглухого, скрюченного старичка, который с трудом передвигался, опираясь на свою трость, и румяную беременную красотку, рыдавшую от избытка чувств и тревоги за своего нерождённого ребёнка. Ей казалось, что стоит малютке появиться на свет, как злодеи проберутся в ясли и начнут впаривать ему метамфетамин и крэк. Грубый старый лейтенант напугал бедняжку до икоты.❖
Гэвин очнулся от чувствительного удара о землю. Открыл глаза и попытался сфокусироваться на каком-то тёмном большом пятне прямо перед ним. Оказалось, что это колесо автомобиля. Приятно пахло влажной землей, мхом и хвойным лесом. Но его этот умиротворяющий аромат совсем не радовал. Он мгновенно вспомнил Шона, лежащего в луже собственной крови, и затосковал. Этот парень никогда бы не зашёл на чужую территорию, если бы его туда не потащил придурочный Рид. — Ти зивой? — очень странный, басовитый, но с полудетскими интонациями голос раздался где-то наверху. Отрицать тот факт, что он ещё на этом свете, Рид не стал. — Живой, живой... — прошептал он и попытался повернуться на спину, чтобы рассмотреть говорившего. — Плёхо... — расстроенно ответили ему. Рид живо возразил этому непонятному существу, которого он всё никак не мог увидеть: — Почему плохо? Хорошо! — Сид сказал холонить. Сказал плятать. А ти зивой. Почему зивой? — Гэвин обернулся назад и наконец поймал в поле своего зрения крупную фигуру, очертаниями больше напоминающую медвежью. Теперь стало понятно, как его смогли так быстро скрутить, а он даже охнуть не успел. Оставалось только удивляться на пару с этим чудиком, почему Рид до сих пор живой. Прояснившееся зрение мгновенно дало Риду фору: он выхватил цепким взглядом все мыслимые подробности: грязный комбинезон в пятнах машинного масла, грубые рабочие ботинки, уродливые кулачищи размером с голову Гэвина, но главное — лицо. Здесь двух мнений быть не могло: такая странная манера речи вместе с этим несимметричным лицом, приоткрытым ртом и удивлённо-обиженной гримасой однозначно говорили, что перед Гэвином умственно отсталый. Это был его шанс. — Вот такая незадача, солнышко, — сказал Гэвин, пытаясь приподняться, и, когда, грозно нахмурившись, идиот шагнул к нему, он быстро затараторил, — я просто сяду, ничего больше. Мне же можно посидеть? Я вижу, ты парень добрый. И Сид не будет против, точно тебе говорю. Вот видишь, я уже сижу, а ничего плохого не случилось. Как тебя зовут? Меня Гэвин. Здоровяк надул слюнявые губы, заморгал на Гэвина, но тот смотрел с неподдельным интересом и, кажется, не пытался бежать. — Да-стин, — произнёс он своё имя по слогам. — И что же мы будем делать дальше, Дастин? — вкрадчиво спросил Гэвин. — Сид сказал холонить... — повторил приказ Дастин, — надо холонить. — Живых не хоронят, — напомнил Гэвин, хотя кому, как не ему, было знать, что хоронят. Ещё как хоронят. И ему сейчас светила эта радужная перспективка. Но озадаченность Дастина этой дилеммой немного его успокаивала. Он хоть и был идиот, но, судя по всему, не агрессивный. Даже странно было то, что он набросился на Шона и... — Ты не хочешь меня убивать, да, Дастин? — Не... — неохотно признался детина. — А Шона зачем убил? Он был хороший парнишка, вы бы могли подружиться. — Дастин аж задохнулся от обвинения, замотал головой, жмурясь, и затопал ногами. — Не-не-не-не!!! Не убиваль, не убиваль! — Значит, это Сид? — Гэвину показалось, что он нащупал верное направление, но дальше он поторопился и совершил роковую ошибку: — Сид плохой человек, Дастин. Убийца. Он тебя заставляет заниматься нехорошими делами... Дастин завыл, да так страшно, что Гэвин осёкся. Он попытался вскочить на ноги, но слабость ему помешала сделать это быстро. Дастин подлетел к нему вихрем и, схватив детектива за шкирку, потащил куда-то в сторону от фургона. Гэвин успел заметить потёки почти чёрной крови, оставшиеся на бортике. Крови Шона. Он не видел, куда его тащат, хотя и извивался как змей, но, когда понял, его пробрала дрожь. Дыра в земле чернела, глазея на Гэвина, как жуткий зрачок чудовища. Дастин подтолкнул его ближе, и на Гэвина пахнуло погребом, он попытался упереться руками в осыпающиеся края, но Дастин пообещал уже без всякого сомнения в голосе: — Я буду дусыть и ти умлёшь, — такой незавидный выбор предоставила Гэвину судьба: лечь в могилу мёртвым и успокоенным либо лечь в неё живым и ещё немного помучиться на этом свете. Дастин угрожающе сжал свои клешни на его шее, Гэвин вцепился в руку и, пока хватало воздуха, просипел: — Я сам, сам спущусь. — Вздрагивая всем телом от накатившего ужаса, он опустил ноги вниз и, когда сообразил, что они всё ещё не касаются земли, почувствовал лёгкий толчок в спину, сорвался и приземлился на какой-то мешок. С краёв ямы осыпалась земля, поэтому Гэвину пришлось зажмуриться. Сверху донёсся осуждающий голос идиота: — Сид холёсый. — И свет померк, заслонённый плетёной крышкой. Рид с ужасом прислушивался к тому, как Дастин со старанием маскирует эту поганую яму, забрасывая её землёй и ветками. Только после того, как возня наверху стихла, он сообразил, что приземлился прямо на тело Шона. Он дёрнулся, потерял равновесие и, не найдя никакой опоры, рухнул на мягкую взрыхлённую землю. Его трясло, и сердце едва не разрывалось, бешено перекачивая кровь. — Тихо, тихо, спокойно, Гэвин, — уговаривал он сам себя. Но успокаиваться пришлось долго, натужно заставляя себя дышать глубоко и равномерно. Когда пульс перестал отдаваться в висках, он принял решение исследовать пространство вокруг себя. Двигаться пришлось на четвереньках. Погреб оказался довольно обширным, наверняка его хотели использовать не как могилу для незадачливых полицейских. Возможно, здесь планировалось устроить схрон или убежище. В любом случае Гэвину не грозило задохнуться от нехватки кислорода в ближайшее время. А Шону кислород и подавно был не нужен. Вернувшись к телу, Гэвин осторожно ощупал его. Робкая надежда на то, что идиот не заметил при обыске какое-нибудь средство связи и ещё какую-нибудь полезную вещь, которая могла бы его выручить. — Извини, парень, но придётся мне тебя обшмонать. Не обижайся. — Он проверил карманы мертвеца, надеясь найти хоть что-то интересное. Больше всего он бы обрадовался фляжке с водой, но кто же носит с собой воду? Жажда ещё не сильно мучила Гэвина, но он знал, что это ненадолго. Прощупав все карманы, он проверил свою добычу: карманный нож, ключи, пара банкнот непонятного номинала, которые можно было поджечь, чтобы немного посветить себе в случае острой нужды. Еды или питья у Шона не нашлось. — Да, друг, если бы на твоём месте был Коллинз, то я бы тут неделю жить мог, как король, — сказал Гэвин и, сняв с Шона его форменную куртку, аккуратно замотал в неё разбитую голову несчастного паренька. Отполз подальше. Горько усмехнулся, чувствуя, что смех, почти истерический, рвётся из него наружу. — Я бы предпочёл раздельные номера, друг, — задыхаясь, сказал он. Сунул руку в карман в поисках своих сигарет. Нащупал только упаковку фруктовых конфет, подброшенных Ричардом. Ричард. Упёртый андроид, который всегда его находил. Куда бы Гэвин ни прятался, как бы ни старался ускользнуть, его всегда хватали эти цепкие руки. И сейчас в руках Ричарда была его жизнь. Он сжал конфеты в кулаке и прошептал: — Найди меня, найди, пожалуйста, умоляю. Найди...❖
Ричард искал. Он искал грёбаного Сида Олсона, как алчные испанцы искали золото инков. Пока он рыскал по окрестностям и расспрашивал всех, кто мог видеть подозреваемого, ему приходили аккуратные отчёты от Коннора, который без лишних слов взялся ему помогать. RK900 не тратил время на благодарности. Это было преждевременно. Он всё прокручивал и прокручивал запись последнего сеанса связи с Гэвином, и его ужасно беспокоило то, что Рид молчит. RK900 не обнаружил крови детектива в доме Олсона, но ведь его могли убить другим способом... Однако фразу «Тащи эту падаль и второго в фургон» он расценивал как доказательство того, что этот самый «второй» жив. — Ричард? — звонил Гаррет, и RK900 услышал первую хорошую новость с начала поисков. Олсона нашли у одного из местных озёр. Он уверял, что рыбачил там с самого утра и никаких полицейских у своего дома не видел. — Вези сюда, — Ричард категорически отказался от предложения Коннора увезти задержанного в Детройт и там обстоятельно его допросить. А ещё он впервые не видел никакого практического смысла в конвенции о правах человека. Он подумал, что время поисков будет сокращено, если его оставят наедине с Олсоном минут на десять. Но Коннор, кажется, предвидел такой вариант развития событий и предложил «ассистировать» на допросе. То есть, как сказал бы Гэвин, предложить «постоять над душой». Ричард мрачно согласился. Сид Олсон оказался тонкокостным мужчиной лет шестидесяти. Моложавый, поджарый, с пронзительными голубыми глазами на бронзовом от загара лице. Внешность у него была располагающая к себе. Но приятнее всего был его голос: высокий, переливчатый фальцет с ласковыми, певучими нотками, будто он не говорил, а нараспев читал какое-то стихотворение. — Значит, вы были на рыбалке? — уточнил Ричард, оглядывая подозреваемого. — Так точно, сэр, — весело отозвался Сид, поблескивая белыми зубами. — Вы знаете, почему вас задержали? — Сид пожал плечами и повторил то, что ему сообщили полицейские, заставшие его за ловлей форели. И всё это с таким видом, будто произошло какое-то забавное недоразумение. Ричард внимательно дослушал трёп Сида и спросил: — Вас не смущает тот факт, что в вашем гараже обнаружены следы крови пропавшего полицейского? — Мало ли, — Сид немного посерьёзнел, — кто-то мог зайти туда, когда меня не было. Ворот я не запираю, у нас ведь спокойный городишко. — А кто такой Дастин? — Повисло молчание. Ричард схватился за эту паузу, как бульдог: — Мистер Олсон, сообщите нам о местоположении офицеров Маккормика и Рида, и это будет учтено... — Хочу адвоката. — Но Ричард проигнорировал его требование. Включил аудиозапись, в которой Олсон приказывал некоему Дастину грузить в автомобиль тела. — Это ваш голос, и экспертиза это подтвердит. Ни один адвокат не поможет вам избежать тюрьмы, и для вас этот срок будет равен пожизненному заключению. Я предлагаю вам сотрудничество... — Ты, наверное, оглох, андроид, — ответил Сид, скрещивая руки на груди и недобро ухмыляясь, — я требую адвоката, и немедленно. Коннор заметил, что Ричард несколько выведен из состояния равновесия этим ответом. RK800 ловко вклинился в разговор, уверяя Олсона, что он уже отправил запрос на предоставление адвоката. Он включил дружелюбие на максимум, чтобы снизить градус напряжённости в комнате. Участливо предложил принести кофе подозреваемому. Оставив Олсона под присмотром вооружённого дежурного офицера, оба андроида вышли из комнаты, которую они превратили в допросную. — Это не выход, — сказал Коннор, точно зная, что Ричард поймёт, о чём речь. Хотя мысленно он воображал сходную ситуацию с Хэнком и знал, что пошёл бы на многое, чтобы выбить нужную информацию. Но это был не Хэнк, и Коннор ни за что не дал бы сейчас пытать подозреваемого. Холодный, проницательный взгляд RK900 остановился на Конноре, но неожиданно он согласился: — Да, верно. Скорее всего, Сид и сам не знает, куда их отвезли. Иначе ты бы меня не остановил, Коннор. Мне нужен этот второй. Исполнитель, заметающий следы.❖
Идея прорыть в грунте путь наверх была из разряда бредовых. Однако сидеть и ждать смерти было страшно и стыдно. К тому же работа хоть и расходовала силы, но могла отвлечь его от гнетущих мыслей. Гэвин перетащил Шона к дальней стенке, и, вернувшись обратно, он на пробу воткнул короткий ножик в грунт. Лезвие вошло легко, это не могло не радовать. Последующие несколько часов Рид, словно слепой крот, рыл тоннель под углом вверх. Когда он прокопал «вход», то понял, что дальше работа пойдёт тяжелее. В углублении было тяжело дышать и приходилось постоянно вылезать, чтобы глотнуть затхлого воздуха подземелья. Гэвин работал с закрытыми глазами, вяло, но упорно вонзая острие лезвия в грунт, раскачивая из стороны в сторону и отгребая осыпающиеся комья земли пальцами. Саднило кожу, содранную в кровь о камни, часто попадающие под руку; сильно болели пальцы и ногти, которыми он усиленно работал; а углубление в стенке всё ещё было совсем незначительным. По прикидке прокопать нужно было около десяти футов, да ещё вверх, но лучше об этом не задумываться... Просто методично и тупо ковырять землю, отгребать её в сторону, чувствуя, как накатывают волны дурноты, норовящие опрокинуть его в беспамятство: — На том свете отосплюсь, — упрямо сказал он себе, когда желание лечь и свернуться на земляном полу погреба усилилось. В первое время это глупое ковыряние в земле его действительно отвлекало. Но работа была монотонная, и он невольно думал о матери, которой он, кажется, преподнёс ещё один неприятный сюрприз. На этот раз последний. Всегда одни разочарования. Вечно разбитая рожа, плохие оценки, жалобы учителей и соседей. Но сегодня он превзошёл самого себя. Ему вспомнился последний их разговор. Глупый, короткий, смазанный. Гэвин понял, что он хотел бы сейчас вдоволь с ней наговориться. О чём угодно. Рассказать обо всём, что думает. Попросить прощения за то, каким он был. Сказать, чтобы не плакала. Вспомнил, какие у неё были глаза, когда давным-давно, в детстве, он получил первую уродливую метку на своём лице. Всё из-за неуёмного характера и глупости. — Ты только не плачь из-за меня, мам, — умоляюще прошептал он, зная, что сдохнуть в этой яме — значит предать её, — не плачь и прости меня.2013
Белее, чем подушка под его кудрявой головой, Грэгори Лим что-то пытался сказать, но звуки, которые он издавал, никак не хотели складываться в слова. Светлые глаза сейчас казались почти чёрными от неестественно расширенных зрачков. Глядя в эти обезумевшие глаза, Гэвин рассмеялся. Коварный противник, безжалостный враг, корчился сейчас под ним, скулил, вызывая только брезгливость и ещё... Гэвин почувствовал на внутренней стороне бедра что-то горячее и отдёрнулся. Увидел растекающееся по поверхности белой простыни тёмное влажное пятно. Он громко фыркнул от смеха. Уселся на пол и, поглядывая на оцепеневшего от ужаса Грэгори, обулся. Зашнуровал свои кеды. Поднявшись, он спрятал нож, сунув его за пояс, и, выходя из спальни, остановился на пороге. — До завтра, Грэгори. Увидимся в школе, — весело сказал он на прощание. Он вышел из дома Лима уже не таясь. Погладил кошку, которая возвращалась с ночной охоты и вопросительно мяукнула при виде незнакомого человека. Но когда он шёл по газону к дороге, он вдруг вспомнил, как мистер Хант бросил свой гадкий окурок на траву перед его домом, а потом сказал ему это поганое словечко. «Выродок». Гэвин отлично знал, что за ночные прогулки по чужим домам с ножом ему бы не поздоровилось. Никто не поверит, что таким образом Гэвин отстаивал своё священное право ходить в школу без страха превратиться в мальчика для битья до самого выпускного класса. Взрослым такое объяснять бесполезно. Так что в их глазах он действительно был выродком. Он снова ссутулился и припомнил слова самого́ Грэгори, сказанные сегодня в обед, на школьном стадионе, перед тем как Лесли сбил его с ног своими кулачищами: — Ты стрёмный, Рид. Стрёмный и нищий. Такие, как ты, никому не нужны. Никто тебе не поможет, слышишь? У тебя никогда не будет друзей, выродок. Никогда. Гэвин подобрал горсть гравия с дорожки и со всей накопившейся за его маленькую жизнь злостью швырнул его в окно спальни Грэгори. Послышался звон разбитого и осыпающегося стекла. — Да пошёл ты, Грэгори, — сказал он вслух. И он направился домой, не прячась в тени заборов и кустов. С гордо поднятой головой. Но щёки у него горели, а в ушах продолжало звучать это мрачное пророчество: «У тебя никогда не будет друзей, Гэвин Рид. Никогда».